Заповедник

Мой разбитый и закаленный дальней дорогой «Хаммер» захрипел и пару раз «выстрелил» из трубы клубами черного выхлопного газа. Он остановился гораздо дальше, чем я планировал. Во-первых, машина старая и тормоза уже не те, а во-вторых, покрытие, тут же кругом пески. О, цивилизация в дальние уголки нашей планеты приходит постепенно: сперва радио и телевизоры, потом пиво и микроволновки, а уж потом высококачественное асфальтовое покрытие. Это был типичный милый и до простоты душевный и близкий сердцу поселок, служащий перевалочным пунктом для таких же охотников, как я и Френсис. Уже стемнело. Я видел, как загорались огоньки редких причудливых домов. Это и в диковинку, я ведь первый раз в Африке.

Мы купили машину и двинулись в путь, от одного поселения до другого мы приобретали провизию и все, что нужно. Я не знал, куда мы мчались по бескрайним засушливым саваннам и потрескавшимся землям, оплавившимся под вечно жарящим солнцем, но Френсис знал. Он уверенно сжимал колесо руля и лишь улыбался в ответ на вопрос: «Куда мы едем?». Он смеялся и тыкал пальцем в надпись на капоте. «The car up to Kilimanjaro» - «Машина до Килиманджаро». Прошло много дней с того момента, как мы покинули аэропорт в Найроби и двинулись на запад. Дорога и наш «Хаммер» гнали нас далеко-далеко от цивилизованных центров в миры вечно горячих и вечно оранжево-желтых пустынь, где человеку не было места. Мы ехали навстречу закату и спиной к восходам. Когда Френсис хотел спать, я садился за руль. А он ложился в кузов и засыпал, обнимая свою охотничью винтовку.

И вот последний пункт, последняя веха. Деревня Адооа. Отсюда уже был виден остывший кратер вулкана, к которому так стремился Френсис. Это его нереализованная юношеская мечта, его сон, которым он бредил по ночам. Он сидел в кузове, усталыми полуприкрытыми глазами глядя на возвышающуюся вдалеке черную громаду базальта и трахидолерита.

- Наконец-то…

- До нее сутки езды. Но сейчас мне не помешает кружка чего-нибудь крепкого, ванна и кровать без насекомых. Интересно, вон то заведение – бар?

Я верно угадал. Это был бар, вернее, то подобие, что тут называется баром. Тихое местечко, где любят собираться охотники и местные. Вся мебель сделана вручную, я сразу это заметил, может быть, Франсис тоже. Самодельные резные не лишенные изящества стулья, плетеные столики, стойка, глиняные тумбы и тростниковые шкафчики. Сперва никто не заметил нашего появления, но вскоре я услышал голоса, они говорили о нас, насколько я мог догадываться.

Хозяин налил что-то мутное и темное в кружку стареющему европейцу. Он один тут был белым, остальные – негры или метисы. Он прошел мимо нас, казалось, не замечая, и сел за соседним столиком спиной ко мне. Мне показалось странным, что он был в куртке на редкость «раздутой» и, наверное, теплой для этих мест. И какие-то странные сапоги с необычной формой подъема и изгиба задника. Я оперся на спинку стула и сел в полуразвороте к нему.

- Вы говорите по-английски или по-немецки?

Он молчал, будто эти слова я обращал не к нему, а кому-то другому…

- Habla Espanol?

- Иди ты к черту, говорю я по-английски,… а тебе-то что?

- Френсис, закажи чего-нибудь…. Вы знаете, редко встретишь в этих краях европейца. Вы откуда? – продолжил я.

- Меня зовут Варвел Шаменку. Я из Швейцарии. Стессенбург. Славное место, десять лет там не был, все тут прозябаю. А ты кто?

- Я – Антон Мороканов, это – Френсис Додсон. Мы охотимся, приехали на осенний сезон до периода дождей подстрелить что-нибудь. Вы же знаете, скучно жить дома, хотелось отдохнуть, поохотиться, пожить походной жизнью. А Френсис просто фанатик, он любит охотиться на животных, он в Африке пятый или шестой раз, в отличие от меня, а у подножья Килиманджаро ни разу не был. Вот и сходит с ума. Так что наш путь лежит к ней. Во всяком случае, к завтрашнему вечеру мы будем там, переночуем, день поохотимся и поедем дальше. А вы что, вот так все эти десять лет и охотитесь?

Я так и не поспал в эту ночь. Варвел рассказал нам массу историй, раньше он был удачливым охотником и точным стрелком. Он приехал в Африку за заработком, он и заработал.… Но потом что-то случилось. Он не говорил что, но я знал, я сразу почувствовал, он что-то пережил. Френсис почти не участвовал в разговоре, предпочитая рассматривать безоблачное экваториальное небо с его бесчисленными мириадами звезд, где черная пелена бесконечной вселенной снимала с глаз усталость, приобретенную в ярких красках африканского дня. А мы говорили обо всем и, одновременно, ни о чем. Когда-то у Варвела была напарница. Африканка. Он не говорил, что с ней стало, а я не интересовался. В конец опьяневший собеседник уже к утру начал рассказывать какие-то странные вещи. Я думал, это алкоголь, но потом стал прислушиваться…

За последний год пропали пять африканцев. Это происходит постоянно. Никто не знает, почему это происходит. С его слов, кроме него. Так же пропала Мгваменк, эго напарница. Охотник не говорил, откуда знает и что, но знает точно. Я расспрашивал его, но он уклонялся от ответа разными общими фразами. Часам к семи, лишь только на востоке забрезжил рассвет, я налил ему еще той мутной выпивки, и он продолжил.

- Я видел ИХ. Они пришли издалека, чтобы охотится на нас по лицензии. Как вы на животных… и я тоже, раньше. Сейчас я не охочусь, я многое осмыслил. Я вижу в твоих глазах недоверие, а напрасно! Год назад, перед сезоном дождей, я отдыхал в саване, развел костер, зажарил тушкана. Я сидел и слушал, как вечерние птицы поют гимны солнцу. Но тут появился звук, который я слышал впервые в жизни. Он шел из-за спины. Нет, хищники так не крадутся, и это поступь не антилопы. Даже человек так не ходит. Птицы смолкли, шаги их вспугнул. Я ждал, когда они приблизятся, и повернулся. Это был Он! Я слышал много местных легенд, но такого увидеть! Одни перепуганные негры говорили мне, что Эти выходят из-под земли, другие – в истерическом припадке доказывали, что Они пришли с небес. Но я-то знал: Килиманджаро – вот ключ! Неудачное место вы выбрали. Килиманджаро поглощает местных…

- А что же власти?

- Кения не самая развитая и не самая богатая страна в мире. Цивилизация тянется в города, а когда выйдешь в прерии и саванны – то уж сам за собой следи. Выхода почти нету.

Несмотря на отвращение при виде этой маслянистой жидкости, что плавала у него в стакане, я тоже заказал, зажал нос и выпил одним залпом. Я оглянулся, но Френсиса не нашел. Может, он вышел на улицу, а может, давно уж снял комнатку и спит там. Пришлось заказать еще выпивки. И уже не слышал истории, которую рассказывал мне бывший охотник. Я полулежал на столе, прокручивая в голове последние дни своего пребывания в Кении. А Варвел все вещал.

- Я кинулся на него! У меня не было ничего под рукой, кроме ножа. Хорошего отточенного до качества бритвы тяжелого стального армейского ножа со страшными зазубринами. Он вскинул свое оружие – тонкую сиреневую спираль, но для него все уже было кончено: я со звериным ревом разорвал его на части. Его хрупкое тело не имело костей. Таких костей, какие мы привыкли видеть до сих пор. Я просто разорвал его натрое. Между нами был какой-то контакт, как между охотником и зверем. Ужасное чувство. Как будто так и надо было, будто все это правильно. Я подобрал его оружие. Ничего общего с черными железными человеческими болванками. Это было что-то воздушное, легкое. Мои грубые лапы не могли заставить его функционировать, работать, служить единой цели, что и мой старый карабин «Смит & Вессон» пятидесятых годов. Отличное ружье. Такие стволы удачно собирали в Америке. Никаких дефектов…. Я принес Их оружие домой и никому не говорил и не показывал его до сих пор. Да мне бы и не поверили бы. Оно мне не нужно. Я подарю его вам, можете заехать и забрать его на обратном пути. Ты и Френсис – люди из Большого Мира. Можете показать его кому-нибудь. В ваших странах есть люди, которые работают над такими странными находками. А мне оно ни к чему: я не умею с ним обращаться, я горький пьяница. Так вот, вернетесь, найдете мой дом на окраине. Любой подскажет где – я тут на всю округу известен. Если меня не будет, найдете оружие в шкафу. Мне местные сплели отличный шкафчик. Он справа от входа. Эх, Килиманджаро, Килиманджаро…. Она забрала мою Мгваменк. Я, наверное, любил её…. Хотя, как вспомню того негра в Найробийском аэропорту, так понимаю, что был ей безразличен…. А с другой стороны, она бы не поехала бы со мной в Африку…

Больше я ничего не помнил, а проснулся только в машине от тряски. Френсис перетащил меня в неё, и вот мы уже ехали к Килиманджаро, а впереди перед нами, обгоняя нас, тянулись длинные тени – за нами гнался рассвет.



Френсис прибавил скорость. Где-то далеко-далеко поднимались облака пыли. Это бежали бизоны, мне так казалось. От тряски и от выпивки голова разболелась. Я вспоминал куплеты придуманной накануне песни, а потом запел:
 
Я жить не спешил,
Но бежал от проблем.
И увидел виденье,
Как на небе крест.

Я ушел от друзей,
Я ушел от родных.
И купил я свою
Машину
  До Килиманджаро!

И в дороге меня
Воспевали дожди,
Или лучше, пески
Догоняли меня.

Но иссяк мой бензин,
Словно молот с небес.
И я бросил свою
Машину
  До Килиманджаро!

И я блуждал по пескам,
Слепо веря мечте
Беззаветная блажь
Обреченных надежд.

Я не знал куда шел.
А где-то там за холмом
Развалилась моя
Машина
  До Килиманджаро!


- Ну что, проснулся, пропойца?

- Издеваешься, засранец! – возмутился я.

Но Френсис лишь улыбнулся в ответ.

- Что это там за пыль столбом?

- Бизоны, я думаю! – ответил Френсис. – Ты можешь посмотреть в прицел. Да не сейчас! При такой тряске ты не только бизонов не увидишь, но и оптику разобьешь. Сейчас я остановлю машину. Кроме того, мне нужно сверить карты.

Тормоза скрипнули и зашипели, но автомобиль проехал еще пять метров, прежде чем остановиться. Я поднялся на ноги и вскинул винтовку. Действительно, километрах в двух бежали бизоны. Что их вспугнуло? Куда они бегут? Зачем? Долго ли будут бежать? Мне опротивело смотреть на их грязные серые туши раньше, чем Франсис успел достать из рюкзака карты. Додсон поправил свои солнцезащитные очки, кепку с гербом Гибралтара (а я ведь и не знал, что страна такая есть!), развернул карты и принялся отсчитывать что-то в уме, тыкая пальцем то тут, то там в плотную картежную бумагу. Я отложил в сторону его карабин и вынул из рюкзака свою винтовку, разобранную и сложенную в специальный чемоданчик.

- Что ты делаешь?

- Френсис, у меня оптика мощнее, - ответил я ему. Он почему-то обиделся.

- Зато у меня карабин самовзводный, а у тебя надо затвор после каждого выстрела передергивать.

- У тебя карабин, а у меня винтовка! Я могу стрелять на триста метров дальше тебя!

- У меня магазин на десять патронов, а у тебя на пять… - не сдавался Френсис.

- У меня в ящик складывается, а у тебя – нет, повредить можно, и возить неудобно.

- Карабин легче винтовки, и когда стреляешь, руки почти не дрожат. А я тебя либо упор надо делать, либо так стрелять. А когда так стреляешь, руки дрожат, как у пьяного. Промахнуться – делать нечего!

Я в ответ просто злобно сплюнул и под злорадные раскаты смеха принялся собирать свою винтовку. Через оптику я увидел приближенный прекрасный мир саванн. Там вдалеке что-то росло, а вон там что-то пенилось, грязь какая-то. Как завороженный, я любовался далеким горизонтом, который благодаря прицелу становился ближе для меня в шесть раз, но все так же далеко, неизменно недосягаем. Я видел птиц, я видел переливы красок, когда капли воды небольшого ручья разбивались о камни, разбросанные кучками по всей саванне, я видел…

И убитый как все
Пресловутых мирах,
Там где воздух горит,
И горят зеркала.

Я обитель нашел –
Крест стоит навека
Где расплавилась моя
Машина
  До Килиманджаро…

Френсис вынул карандаш и провел несколько векторов на карте. Потом почесал плечо, где в четырнадцать или пятнадцать лет вывел презабавную татуировку, отложил карту и взобрался на «Хаммера».

- Ну-ка, что ты там увидел?

Он поднял свой карабин и внимательно вгляделся туда, куда смотрел я.

- Килиманджаро разглядываешь? Ничего, часов через семь будем там.

- Ты видишь обгоревший куст на вершине?

- Рядом с расколотым валуном?

- Точно. Теперь посмотри ниже метров на двести и вправо. Видишь что-нибудь? Нет, ты не туда смотришь. Вон там, у базальтовых кромок. Ниже, ниже… Ага, там… сейчас… вот! Видел? Смотри… смотри.… Еще!

- Что-то блестит.

- Что это может быть, по-твоему? – спросил я.

Франсис оторвал глаз от прицела. Вглядываясь туда, где видел проблески синего огня. Быть может, он просто хотел убедиться, что это не обман зрения и не блики окуляра.

- Может, кварц?

- Может…

- Поехали. Если будем философствовать, до вечера не доедем. А так на месте разберемся.

И мы тронулись дальше. Резкий скрип шины о песок и камень, запах опаленной шины, кубы песка, поднятого колесами – и вот мы уже мчались дальше, забыв бизонов и карты. Тени становились короче, а вскоре совсем исчезли. Становилось жарко, очень жарко, очень…. Мы проехали еще три или четыре часа. Навстречу проносились редкие деревья, заросли чего-то, животные. А там вдалеке…. Да, это был щит. «Территория заповедника. Охота только по лицензии. Помните, альбиносы охраняются государством, не истребляйте их, феноменов природы. Счастливого пути!» Но у нас была лицензия, а поэтому мы даже не обратили внимания на этот щит. Мы ехали дальше навстречу оранжево-белой горе. Пока не встретили закат.



- Наверное, неплохо бы было организовать некоторый привал… - Френсис, вконец измотанный дорогой, ударил по тормозам, и машина послушно остановилась. – Я поищу воду и подстрелю что-нибудь мелкое на ужин. А ты разведи костер и разбей палатку. Не забудь расправить противомоскитную сетку – зажрут – слова сказать не успеешь.

- По рукам.

И он ушел. Надолго. Достаточно долго его не было, чтобы я начал волноваться. Пришлось по новой доставать винтовку, снимать защитные крышки с оптического прицела и вглядываться в горизонт в надежде увидеть человеческий силуэт. Это долго продолжалось. Я повернул линзу и включил тем самым подсветку сетки прицела – никого…. Холмистая местность, он мог быть в низине. Ну, где же можно так долго пропадать! Я повернул винтовку назад, не отрывая глаза от прицела, как вдруг что-то появилось прямо передо мной. Слишком близко чтобы оптика могла достаточно четко показать мне картинку.

- У-у-у-у-у-у…

- Да пошел ты в задницу!!!

- Извини, не хотел напугать. Просто ты так вдохновенно наблюдал за окрестностями, что не заметил, как я подошел. Вот и хотелось над тобой подшутить. Я пристрелил каких-то животных. Смотри, наверное, это местные зайцы.

- Тушканы! Говорят, хорошая вещь. Я о них слышал.

- Кто это «говорят»? Тот спившийся охотник? Местные сказали мне, что он видел Сибоко – вымершее племя людоедов. Это правда?

- Да, он что-то видел. Он сказал мне, что они приходят из Килиманджаро. Что… он такие вещи рассказывал.

- Он просто пьяный истерик. Говорят, он задушил и съел собственную напарницу по охоте. С виду, конечно, не скажешь, что он людоед, но что сумасшедший – точно! Ты видел его ботинки. Да он их от дерьма лет пять не мыл. И эта армейская куртка. Очень странно, что в такую жару он ходит в зимней куртки с утеплением. Он говорил, что из Швейцарии? А почему на нем ботинки спецвойск Палестинской армии? Почему, когда городок спит, он сидит на полу своей комнаты и держит навесу нож, как будто готов напасть и ударить кого-то?

Я разрезал тушкана вдоль брюха и выпотрошил. Если правильно сварить, то можно насытиться тремя штучками. А я знал, как правильно сварить! А еще лучше – зажарить! Если зажарить, получиться рай гурмана. Только вот Френсис не любил жареное. Все оправдывался больным желудком…

А потом мы разлеглись у костра, разговаривая о разных вещах: о судьбе, об охоте, о пиве, о женщинах, о машинах и винтовках, об искусстве и дорожных покрытиях. Я по обыкновению достал из «Хаммера» какую-то хворостинку и принялся копошиться в костре, пододвигая к центру нетронутые огнем деревяшки. Мы привезли их с собой из Найроби – тут редко где встретишь солидное дерево. Мы беседовали часа два или три, и даже не услышали шагов и не заметили, как смолкли ночные птицы.



Свет ударил прямо мне в лицо. Я не мог пошевелить головой, но было впечатление, что свет идет отовсюду. В белой слепящей тьме я видел силуэт Френсиса. Он привстал и судорожно искал карабин. Я тоже что-то искал, но обрывки памяти… я терял все, что помнил, наверное, от страха. Я бы закричал, но не мог и не смог бы еще очень долго, если б этот кошмар кончился. Я не самый суеверный человек, но…. А зачем причитать! Из ниоткуда, издалека, из пелены светового тумана появились три черные фигуры. Они были ярче Френсиса и что-то держали в руках. Я слеп прямо на глазах, как каламбурно это ни звучит. Это были высокие двух с половиной метровые люди. Люди, ведь были же две руки и две ноги, если эти конечности можно назвать таковыми. И такие головы… Что-то несуразно. Становиться жарко. Хочется пить. Френсис упал на колени, что-то происходит! Немного ветрено. Отчего это все? Что я сделал? Жарко. Где я? Они уходят. Ветер. Свет. Где. А я. Мы. Аааа. Уууу. Аы-ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы….

Отходящий стонущий яркий свет оставлял оранжевые отзвуки в глубине воспаленных глазниц. Еле различимые отблики становились предметами, местами заросшими тенями и светлыми пятнами угасающего разбросанного по всей земле костра. Обожженный песок покрылся копотью уходящих неведомых доселе охотникам огней. И, казалось, рассвет начинался раньше и быстрее обычного. Раньше и быстрее обычного пели птицы, обращая свои крики навстречу заре. В предрассветной дымке, где тлели крики ужасных событий, рождался новый день.

Франсис медленно, не подчиняясь логике гравитации, упал на колени, тупо глядя вперед и что-то шепча немыми губами. Этому не было оправдания: ни галлюцинация, ни здравый смысл не могли ответить на неудержимые витающие кругом вопросы, подвешенные кем-то в воздухе. Я вздрогнул от истеричного крика, пробудившего меня к жизни и приведшего меня «в себя». Френсис разглядывал свои руки – от кистей до локтей. Он просто стоял на коленях и внутри него просыпался нездоровый безудержный смех! Он убивал меня сильнее, чем все, что я видел ночью или продумывал, доосмысливал или дочувствовал после происшествия. А Додсон продолжал смеяться, вызывая тем самым во мне недвусмысленное чувство нужды в квалифицированной помощи.

- Френс, да что с тобой!

- Альбиносы…

- Где?

- Вернее было бы спросить не где, а кто. Сколько в жизни ты убил альбиносов? Таких существ, у которых нарушена пигментация… это наследственное…

- Да знаю я, кто они такие. Ни одного, если не считать таракана на моей кухне. Он был абсолютно белый, как призрак…

Френсис снова обратился к своим рукам. И засмеялся еще громче, настолько громко, насколько ему позволяли голосовые связки. Я заткнул уши и повалился набок от потери координации – настолько был силен его смех. От души и из самых глубин рассудка начали появляться неясные образы того, что он хотел этим сказать, но так и не договорил. И на секунду мне показалось, что я его понял.

- Они тоже не стреляют в альбиносов, ведь мы для них альбиносы! На фоне-то негров. Самые настоящие. Надо беречь альбиносов, это феномен природы. Нам повезло, чертовски повезло! О, я не забуду этого дня.

- Глупость какая-то…

- Зато ты жив, и я… мы живы. А могли быть плюсом к тем пяти неграм, что пропали в этом году.

- Но тут же полно охотников, почему они ничего не видели и не слышали, и нет каких-либо историй и упоминаний о свете-приходящим-убивать или о тех трех нечеловеческих фигурах? В чем же дело?

- Свидетели либо мертвы, либо боятся, что им не поверят или более того – направят куда надо. А может быть все гораздо проще – наш приезд совпал с редким периодом охотничьего сезона. Я не знаю, что вернее, но обе теории выглядят достоверными. И еще, этот свет, что мы видели днем на горе в оптику. Это фототаксис. Ну, когда животное или рыбу привлекают светом. И мы попались…. Вот где глупость.

Из мрака на свет костра вышел высокий человек, отдаленно напоминавший европейца. Сквозь грязь и копоть на лице я узнал Варвела. Господи, что он делал так далеко от Адооа без машины, как попал сюда? Пешком? «Бегите! Они придут снова!!!» Треснула земля, открывая светящуюся щель в преисподнюю. Это было красиво, но я знал – я просто болен рассудком. Это как игра с моим мозгом, где все неправда. Я глянул на «Хаммер», может, и его тоже просто не существует. Есть только бесконечность и то, что за её пределом. Варвел шагнул в свечение и исчез. «Антон, тут черти что твориться, уходим! Или будет поздно!» - кричал мне Додсон, когда щель в горе затворилась.

Мы больше не стали ждать полуночных гостей, приходящих без спросу к нашему костру. Я собрал вещи, Френсис свернул палатку и завел наш старый добрый «Хаммер». Промедление, как и бегство от Них было верхом абсурда, и все же стоило попытаться. Мотор пару раз фыркнул и понес нас, увозя все дальше и дальше от проклятой громады одинокой горы. Рассвет исчез, исчезли птицы, как плоды больного воображения. Нас окутывала ночь. Такой темной я еще не видел. Френсис всю дорогу ругался, а я лишь молча глядел вдаль, ища взглядом долгожданную деревню Адооа, свет, еду и кровать на ночь. Потом обратно, на восток, в Найроби, аэропорт, гуд бай Кения, самолет Пулковских авиалиний и та красивая стюардесса из первого салона. Френсис гнал, как и подобает ученику Шумахера: дальний свет фар вырывал из темноты одинокие фигуры редких деревьев, кустарник, песок и пыль неухоженных саванн. Трясло. Я ударился спиной о борт кузова, и в глазах потемнело. Это был последний день, когда я доверил Френсису управлять машиной. Когда, казалось, мы уже навсегда ушли от Них, от моих полночных кошмаров, пришедших к костру навестить нас, я вдруг понял, насколько я ошибался…

Додсон гнал машину навстречу луне. Её прекрасный ровный полнолунный диск оставлял позади «Хаммера» резкую четкую тень. Я видел такую тень впервые в жизни. Она светлела, усиливалась контрастность. Я повернулся. Да, так и было. Луна увеличивалась в размерах, приобретая одноцветность. Моря и кратеры исчезли, им и нечего было там делать. Френсис даже не смотрел вверх. Он был просто ослеплен дорогой. Как ужасно, что он и правда был ослеплен ею. А Луна все росла, она вскоре заняла полнебосвода, потом весь небосвод, она была везде, повсюду, повсеместно, насколько хватало глаза. Я бы закричал, да не смог. Все, на что я был сейчас способен – пнуть Додсона, приведя его в чувство, принуждая собрать во едино мысли и ждать, что будет теперь, за пределами бесконечности.

Машина остановилась сама собою. Френсис снова нажал на газ, но «Хаммер» даже не фыркнул. Он тоже был во власти кого-то. Две тени скользнули вдоль бортов автомобиля, предлагая смотреть и верить в свое счастье, удачу и очерченную на небе харизму. Это был как паралич. Я все осознавал, кроме того, почему не могу двигаться. И почему-то я не мог задуматься над этим вопросом. Хозяева теней, две высокие человекоподобные фигуры подошли к машине. Я не видел лиц – свет падал из-за их спин, медленно слепя меня. Я даже прищуриться не мог, удивительная беспомощность. Да и стоило ли? Фигуры переглянулись, молча, молча повернули и пошли прочь от нас так же молча.

Тут произошло то, чего я меньше всего ожидал. Френсис знал, где я храню ключ для смены испорченных колес. Это такая тридцатисантиметровая железяка, которой я обычно ломаю крепкие деревяшки к костру. Он схватил её и кинулся навстречу свету. Я слышал шлепки и крики, человеческие крики. Я видел пульсацию света, его дифракцию и интерференцию, играющие с семью основными радужными цветами. И машина завелась. Я прыгнул на первое сиденье и ударил по тормозам. Я гнал, как гнал Френсис. Пропал свет. Это был час езды, когда я просто не мог остановиться. Примитивные инстинкты гнали меня далеко отсюда, исчезнуть и скрыться в сырой норе. Бег в никуда, никакой бег. В конце концов, усталость и разум обрели верх над эмоциями, как и должно было быть. Они заставили меня затормозить, но когда я повернул голову назад, то увидел лишь освежеванный человеческий труп. И я снова ударил по газу. Убивая в себе страх, я пробуждал что-то, что делало меня зверем. Я душил в себе крик, хоть и знал – он будет не громче шипения масла на сковородке, я душил в себе мысль, что больше не увижу завтрашнего дня. Единственную мысль, которая присуща ВСЕМ живым существам.

Теперь, способный лишь на глухие нечленораздельные крики, я гнал, словно потерял рассудок. Да так оно и было. Вот только как я приехал на то место, где еще вчера я пил это как-бы-пиво, нашел лишь пустошь без каких-либо признаков поселения кроме дымящегося в дневном мареве одинокого домика связанного наспех кое-как и неумело криво.

Я сразу понял, чей он! Варвела! Бегом я направился к нему чтобы в раз и навсегда разрушить мир иллюзорных проклятий. Оно в шкафчике? В шкафчике, рядом со входом. Так говорил мне Варвел, если вообще говорил. Но шкафчик был открыт. Огонь его почти не тронул, зато исчезло то, что было внутри!

- Собаки!!! Наше логово завалили землей, похоронив в них моих собратьев!

- Я сам бы убил любого альбиноса, если бы он накинулся на меня… - отвечал мне внутренний голос.

Я пригнулся, понюхал воздух и побежал. Бросил машину, винтовку, пищу, воду. И побежал…. Обгоняя меня, время замедляло ход, как тогда, у Килиманджаро. Я чувствовал, что свет, идущий по пятам, догонял меня. Он не только знал, где я, но и то, что я сделаю в будущем. Он снова ослепил меня. И я падал, потеряв счет времени. Я пребывал за пределами бесконечности…



Свет был частью меня, как я был частью света. Там, где я сейчас, свет везде. Он, как необходимая половина этого мира, окружал меня. Я мог прикоснуться к нему, потрогать или попробовать на вкус – он был так же реален, как все материальное. И так я до сих пор не понял куда попал, но в одном я прав точно – это был Их мир. Понятия не имею, зачем Богу понадобилось создавать настолько разнообразные и отличные миры с нулевой гравитацией и измененным восприятием цвета и формы. Я во многом ошибался, а сейчас понимаю, что ошибался еще больше. Я плохо соображаю, где нахожусь, но все же чувствую, что как зверь в клетке, а на меня смотрят сотни и тысячи чужеродных глаз тех, кого я никогда не увижу. Тем не менее, оставаясь для меня невидимыми, они научили меня разным идиотским вещам. Возможно, их приводит в нездоровый восторг, когда я поднимаю вверх руку или сажусь на свой зад. Но это их трудности. Мне иногда вспоминается Френсис, но я стараюсь о нем не думать. Ему больше повезло, он никогда не покинет свою землю, наш уютный домашний мир.

Своим правом я оставлял одиноко надеяться на возвращение, но кто знает. Да и вообще все это глупо. Со мной лишь мои мысли, бежевые легкие штаны и черная футболка, которую я по глупости одел на это роковое для нас сафари. Я никогда не проникну сквозь эту белую пелену света, как хотелось, но все напрасно. Тут нечем заняться, просто ходишь по ограниченному пространству и лишь дойдешь до края и хочешь ступить дальше, как вырастает невидимая стена надежнее и крепче бетона. Еды не было, но я не чувствовал голода. А зря – еда была бы для меня хоть каким-нибудь развлечением. А так, единственная радость – сон. Я спал иногда и видел свой дом как бы со стороны…


22 июня 2001 года.