Сильфиада 25. Продолжение

Анита проснулась оттого, что один из алмазных узоров на костюме Зеда особо зловредно врезался ей в щеку, и стало больно. С минуту она смотрела на серый вечерний свет, окрасивший небо, мерно покачивающийся горизонт, видный ей из-под плаща, накинутого ей на голову и плечи, и не могла понять, где она. Морозная свежесть проникла в её башмачки – остро пахло снегом, хотя его самого не видно было. Под плащом, подбитым мехом, в который завернул её Зед, было тепло и пахло, как ни странно, не лошадиным потом и сбруей, как полагалось бы, а свежей холодной водой.

- Ага! – Зед приподнял полу плаща и глянул в её разрумянившееся от тепла и сна лицо. – Проснулась? Смотри, куда заехали! Мы уже близки к цели.

Анита выглянула – и тут же спрятала уколотое холодным обжигающим ветром лицо обратно; из глаз брызнули слезы, высеченные ледяным дыханием этого ветра.

Кругом, оказывается, все замерзло. На звонких окоченевших дорожных камнях, на застывшей почве густо намерз иней, холодно и богато сверкая. Одинокое дерево у дороги оказалось щедро припорошенным снегом – и земля вокруг него, и его ветки были покрыты рыхлой белой массой и казалось, что там, под деревом, намного теплее, чем здесь, на обледенелой сухой дороге. Где-то наверху собирались снеговые тучи – холодный ветер приносил чуть слышный запах теплой уютной влаги, липкого мокрого снега, - и небо цвело странноватым серо-розовым цветом.

Тишина стояла такая, что казалось – было слышно, как торопливо намерзает иней, звеня миллиардами своих тонких маленьких острых пластинок. Грохот подков о камни странным образом гас, заглушался в этой холодной пустыне и больше походил на одинокие удары где-то вдалеке.

- Тебе бы переодеться, - миролюбиво предложил Зед; сам он уже приоделся – на нем помимо его костюма был уже упомянутый плащ, подбитый мехом, с меховым же воротником, тяжелый и душный. На голове – маленькая остроконечная меховая шапочка, на руках  смешные и неуклюжие толстые перчатки, из которых торчали пучки светлых волос; даже на лошади, частично, кстати, укрытой толстым жарким плащом Зеда, была попона из подобранных по цвету волчьих шкур. Анита слышала бряканье железных застежек, закрепляющих попону на шее лошади; тепло от мощного тела, укрытого до колен, поднималось вверх и окутывало Аниту.

- Где ты это взял? – удивилась Анита.

- Там же, где беру все остальное, - ответил Зед, натягивая поводья. – Я же герой древности, почитаемый фанатичными поклонниками, забыла? В мою честь устраивают всяческие поминальные обряды (все-таки я относился к знати), а особо рьяные почитатели, подняв рыльца к небу, фанатично кричат: «Прими, о, Великий Зед!» и приносят дары. Ну, слазь; я помогу тебе одеться…

В одно время в мо честь был придуман целый культ; тайное общество магов – а на мой взгляд желторотых восторженных обормотов, фанатично желающих острых ощущений, аж слюни пускающих от осознания собственной причастности к некому Таинству, ха! – в общем, повадились они вызывать мой дух, хотя я и не думал тогда умирать. Просто жил… в другом месте. Так вот эти идиоты повадились тайком, на полном серьезе, у подножия моей статуи варить человеческие останки – они, видишь ли, полагали, что это мои останки; сколько могил разрыли – одному богу известно. Найдут заброшенное тайное захоронение – и роют, и роют! Короче, вырыли по частям кое-чего, варят, а вечерами лазают на эту статую и трут ей губы тряпочкой, смоченной в отваре мертвечинки. Они таким образом пытались заставить меня (то есть мой дух, вселившийся посредством этих манипуляций в эту статую) рассказать им страшный секрет мирового господства или отдать талисман Всевластия; или уж, на худой конец, указать где я спрятал Айясу – меч свой. Он будто бы тоже обладает волшебными качествами, весь такой непобедимый…

- Правда?

- Ну ты че, смеешься, что ли? Меч как меч, обыкновенное оружие! Но суть не в том. Вся страна с замиранием сердца наблюдала за действиями этих идиотиков, а они с умным видом говорили: «Звезды благоприятствуют сегодня! Дух Зеда обещал на днях раскрыть свою тайну, когда Один станет в позицию позади Торна и передаст ему свою энергию». Шли паломники, несли этим шарлатанам дары и умоляли узнать у Зеда – так, между делом! – а кто же спер их козу, выйдет ли девка-дочь замуж этим летом, покупать ли новые штаны или все-таки настанет конец света? Вот откуда я должен был все это знать?! Я че, Пушкин?! В конце концов мой хороший друг Торн – ты и о нем слышала, я думаю, - великий любитель гадких шуток, подбил меня на весьма забавную вещь… Мы с ним выбрали день, когда статую полировал самый тупой, самый фанатичный типок, - Зед даже прищурился от удовольствия. – Он усерднее всех молил о милости, и просил больше всех, лентяй этакий! Нет чтоб идти работать – так он днем и ночью варил ногу какого-то бедолаги, даже в две смены варил, даже подменял занемогших магов - варил! При любом удобном случае – варил! И все просил открыть, где я зарыл свои сокровища… Словом, спускается в один прекрасный день этот разочарованный товарищ со статуи со своей смердящей мертвечиной тряпкой, а внизу его поджидаю я, - Зед зловредно потер ручки, - весь такой злой! Бедняга чуть свою тряпку не сожрал – от радости ли, с перепугу ли… не знаю, не разобрал. «Твою мать, - говорю, - тебя, паршивца, кто учил людей приличных мертвечиной кормить? Ты её, засранец, сам жри! Сокровищ, гад, захотел? Ага, как же! Ты же мне мясца свеженького пожалел, и даже колбаски не пожарил; дохляка выкопал – дешево и сердито… и думаешь, я тебе за протухшую ляжку подарю пещеру, полную алмазов? Щаз!»
 
Короче с тех пор они жарят колбасу у подножия статуи.

Анита, позабыв о стуже и не до конца натянув на ногу меховой сапожок, ухватилась за лошадиную попону и захохотала так, что Красавец нервно заплясал, прядая ушами и опасливо косясь на веселящуюся девчонку.

- Но это еще не все, - Зед, ловко опустившись на колено, помог натянуть хохочущей Аните сапожок и одернул подол длинного желтого платья из толстой дорогой материи. – Он же после такой удачи стал главным среди этих типов! Зажрался и заврался – страсть! Каждую неделю он объявлял, что я ему являлся и вещал что-то (подобрел от колбасы); и таким образом он обрел всеобщий почет и огреб немалые деньги.

Одежда, которую дал ей Зед – сапоги с вышивкой, длинное теплое платье с рукавами до самых кончиков пальцев, но с открытыми плечами (последняя пакефидская мода), шапка и плащ промерзли, пока ехали в дорожном мешке, прицепленном к седлу, и Анита, торопливо натягивая их, приплясывала и тряслась от холода, страстно желая, чтоб вещи скорее согрелись, а пуговицы на платье, идущие спереди от самого веха и до самого низа, перестали быть такими обжигающе-ледяными.

Зед критически оглядел её, сморщив нос.

- Тебе идет, - сказал он, глядя на Аниту, притопывающую и дующую в кулачок. – Только зря ты надела платье поверх старой одежды. Твоя блузка… довольно странно смотрится.

- А что я должна была  делать? Раздеться догола? – Анита топала, выбивая холодный воздух из гладенького блестящего меха сапожек. – Ух, какие холодные пуговицы!

- Скажи спасибо, они не алмазные, - ответил Зед. – Они ни в жизнь бы не согрелись.  А как на тебе хорошо! Ну, сними ты эту блузку! И юбку – она… мешает.

- Да как я её сниму?! – разозлилась Анита. – а в юбке теплее. Ты же не дал мне штаны.

- Извини, но дамы в Пакефиде  штанов не носили, - резонно заметил Зед. – Это имеет огромное практическое значение.

- Какое?

- Их снимать не надо; достаточно просто задрать юбку, - серьезно ответил Зед. – Если ты понимаешь, о чем я.

Анита густо покраснела; а Зед все рассматривал её, лелея планы, как избавиться от ненавистной блузки.

- Сними!

- Вот пристал! Как?

- Да порви к свиньям!

Рвать свою вещь Анита наотрез отказалась, но снять её все же пришлось – ругаясь и трясясь от ветра, покусывающего теплую кожу острыми колкими холодными зубами- снежинками. Юбочка последовала за ней и через некоторое время Анита согрелась и даже порадовалась, что сняла свои вещи – платье, обнимая тело плотными тяжелыми складками, было очень теплым, а меховой воротник плаща, плотно прилегая к обнаженной шее, не пускал ни струйки ледяного воздуха, и не было шелковой ткани, холодной и скользкой, за которую тепло не цеплялось. Зед усадил её в седло и начал складывать вещи Аниты.

Казалось, потеплел и сам воздух – все сильнее пахло влагой, и Зед, торопливо запихивая вещи Аниты в мешок, тревожно прислушался.

- Слышишь? Впрочем, откуда… За нами погоня. Скорее едем!

- Погоня? – пискнула Анита. Зед взлетел в седло и ухватил поводья, Красавец призывно задолбил копытом морозную землю.- Кто? Кто это может быть?

- А ш-шут его знает, - процедил Зед, вертясь во все стороны и стараясь определить, откуда наступают враги. – Но идут за нами с собаками по следу. Едем! Если успеем добраться до моста Мстящих – спасемся.

- А если нет? – похолодев, произнесла Анита. Зед легкомысленно, по-мальчишески, усмехнулся:

- Тогда повеселимся, - ответил он.

Они мчались по дороге; но погоня настигала их – пустыня уже не была такой уж неживой. Ожил даже стук копыт – уже не глухие ленивые удары, а тревожная звонкая дробь, и искры из-под железных подков целыми снопами!

Исчезли снег и иней; казалось, из темноты к ним приближается нечто, все ближе и ближе, и горячее дыхание погони, рыщущей во тьме среди камней, растопило лед на дороге и снег в облаках – закапал дождь, затекая зашиворот, превращал мягкий уютный мех в гладкую мокрую колючую гадость.

- Ну и темнота это твое средневековье,- утирая мокрую шею, произнесла Анита. – Как можно жить в таких условиях?! Хорошо, хоть плащ не промокает…

- О, милая! Это всего лишь дождь! А есть еще и грязь, и блохи, не щадящие даже знать, - поучительно покричал Зед, яря коня. – Н-но, скорее!

Где-то в темноте залаяли собаки – это был жуткий, громовой, яростный лай, срывающийся на еще более страшный вой кровожадных ночных охотников, справляющих поминки по своей еще живой жертве.

- Обходят справа! – прокричал Зед; собачий брех слышался, казалось, отовсюду; и еще какие-то страшные звуки – тяжкое злобное сопение и тяжеловесные гулкие шаги, словно огромный монстр догонял их.

- Плохо дело, - тоном знатока заметил Зед, осадив храпящего коня – впереди загорелись красные, налитые кровью собачьи глаза и во влажном воздухе, пронизанном шелестящими нитями дождя, резко запахло псиной. – Нас догнал кто-то Живой. Живой враг – это дурно.

Из темноты, оскаля жуткие клыки, выбирались собаки – поджарые черные доберманы. Наклоняя головы почти к земле, они крались на своих длинных мощных лапах, дрожа от ярости всей своей лоснистой черной шкурой, и каждая складочка на их мордах, каждая морщинка, каждая волосинка усов дышала невероятной злобой.

- Господи боже, - сказал Зед, привычно хватаясь за рукоять меча. – А зубы-то! Это не собаки, а саблезубые тигры какие-то! Фью, фью, собачки!

Ответом ему было еще более грозное, сдерживаемое из последних собачьих сил рычание – дрожали встопорщенные собачьи усы, дрожали черные, сморщенные в оскале над длинными, как лезвия ножей, клыками собачьи губы, а из темноты, пыхтя, объятый серой мокрой пеленой, выползал огромный темный враг…

- А-а, здравствуйте-пожалуйте! – туша-гора, шумно сопя, встала, и стало слышно, как дождь колотит по толстой морщинистой грубой шкуре. Завоняло животным – его потом, навозом, кожаной сбруей и ржавеющими железками. – Звездный Странник на боевом единороге – я бы сказал, на боевом носороге, так будет правильнее.  А я-то думаю – ну кто же это Живой у нас, да сунулся на тот свет?

Злобный носорог затряс волосатыми ушами так, что зазвенели все кольца на его узде, и с его спины, расправив драные крылья, сполз полуголый зеленоватый человекообразный урод – в темноте еле видно было изможденное скрюченное костлявое тело да светящиеся глаза. Кажется, он стоял прямо в луже, его замусоленные облезлые меховые сапоги, схваченные на лодыжках потертыми старыми ремнями, были насквозь мокрые, как и драная тряпка (набедренная повязка), но ему и дела не было до того. Жадные страшные глаза его уставились на Аниту, и та и думать забыла о влаге, проникающей на грудь.

- Ты мне не нужен, - равнодушно сказал Звездный Странник. – Отдай мне Сильфа, и разойдемся по-мирному.

- Как с Белым или еще более мирно? – издевательски спросил Зед, мечом указав на шрамы, пересекающие грудь и бок Странника. Тот прикрыл неправильно сросшиеся ребра крылом.

- Дело прошлое, -  ответил он хрипящим голосом. – Прекрати паясничать и отдай мне Сильфиду.

- А ты заставь меня прекратить паясничать, - весело ответил Зед, ощущая, как знакомо загорается в нем злость перед схваткой. – Вообще вы там с ума посходили с Тавинатой, чтоли, раз предлагаете мне, Зеду Черному Алмазу, добровольно отдать человека, находящегося под моей защитой?!

Странник уныло и спокойно кивнул головой и со звоном вытащил из темноты секиру.

- Значит, будем драться, - буднично сказал он, сжав поудобнее мокрое древко. На руке его не хватало двух пальцев – мизинца и верхней фаланги безымянного, - и Зед, соскользнув с лошади и встав  в стойку, хохотнул:

- Ногти тебе тоже Белый стриг? Ну-ну. Не против, если я тебя побрею?

И, размахнувшись, он… ударил плашмя мечом лошадь по крупу.

- Пошел! – заорал он, рубя кинувшихся на него псов. – Пошел!!!

С визгом Анита неслась ск5возь ночь и дождь, вцепившись в мех и поводья как клещ, а позади слышались звон, визг и рев – казалось, сражалась небольшая армия.

«Пока шум – живой, пока шум – живой!» - билось в голове Аниты. Куда она несется – она не знала; как найдет её Зед потом – тоже… и найдет ли?! Лошадь мчалась вперед с бешеной скоростью; кажется, одна из собак пристала к ней, но догнать не смогла – избавившись от второго седока, Красавец несся так, словно на ногах у него выросли крылья, и скоро преследователь отстал.

 Впереди замаячили какие-то огни; в ночи неясно наметились контуры какого-то громоздкого сооружения, словно бы замка, и чуть слышно пропел рог.

- Помогите! – пронзительно прокричала Анита, и эхо разнесло её голос по плоской равнине далеко вперед. – Помогите!

Дождь поутих, но лишь на краткое время – Анита едва успела увидеть  черный пустой ров, вдоль которого летела, и надвигающуюся каменную громаду через него, с толстой решеткой на воротах, с бойницами на стене… « Мост! Мост Мстящих! – вспомнила она. – Там помощь!»

Дождь снова припустил, размывая свет в два желтых пятна, и она снова закричала, держась в седле из последних сил.

- Помогите! Зед в беде! – ей ничего умнее не пришло в голову, но это сработало; загрохотали, забренчали цепи, поднимающие решетку, и на дорогу из темной пасти странной крепости высыпала небольшая армия с факелами или фонарями, горящими так ярко, что Анита разглядела каждый камешек в кладке вокруг входа, каждую заклепочку, влажно блестящую на обитых железом воротах.
Безмолвно и почти бесшумно, что было весьма странно для вооруженных людей, как ночные светляки или блуждающие огни на болоте, люди бежали по дороге мимо Аниты, которую конь нес в крепость.

«Что же я делаю, господи?! А вдруг это враги?! Вдруг это не Мост – да и не похож он на мост… Вдруг они убьют Зеда?!» - мелькнуло в её голове, и она резко натянув поводья, осадила Красавца.

- Стой! – в отчаянье крикнула она, неумело дергая поводом. – А ну, обратно к Зеду!

Недовольно фыркая, раздувая красные ноздри, умное животное к большому удивлению Аниты повернуло назад, словно поняло ее слова. Болотные огни бежали где-то впереди, так далеко… Если бы был день, на ровной как стол земле она увидела бы сражающегося Зеда, но ночью, в дождь…

- Посох! Я беру тебя!

Это был почти крик отчаянья, но ответ пришел тут же: миг – и просто луч застыл в руке, обретая плотность, и вот уже древко, мокрое от дождя.

- Свет, - нерешительно и неумело произнесла Анита, поднимая над головой символ жизни, и он послушно вспыхнул ровным светом, освещая каменистую равнину. – Освети мне путь!

Яркий луч ударил вперед, разрывая непроглядную тьму, выхватывая из её чернильных объятий фигуры. Вот подоспела помощь – ага, все-таки помощь! – расшвыривают визжащих псов; вот дерется Зед – его плащ разорван, истрепан, и развевается грязными уродливыми лохмотьями, и лишь по богатому блеску на груди его можно отличить от Звездного Странника, так оба умелы и сильны в бою.
А вот боевой единорог – на него набрасывают веревки, на шею, на рог, на ноги, даже за щетинистые шипастые латы пытаются его поймать, а он ревет и брыкается, топает толстыми ногами, и гром стоит над полем, словно целый табун диких лошадей несется сквозь ночь.

- Я иду к тебе, Зед! – все так же неумело, странно, похоже на рыцаря, нацеливающего копье на неприятеля, Анита протянула вперед свой Посох и, пришпорив жеребца пятками, ринулась вперед. Красавец, недовольный такой черной неблагодарностью со стороны спасенной им Аниты – а он считал, что спас её, вынеся из гущи событий, - раздраженно пофыркивая, как-то боком, боком, неторопясь затрусил к сражающимся, несмотря на все понукания и нетерпеливое ерзание на его спине. В результате к месту событий Анита прибыла неторопливым галопом, бултыхаясь в седле, отчего боевой пыл её поутих, зато серьезно разыгралось раздражение от невыносимой тряски.

… Зед рывком освободился от разодранного на ленточки плаща – затрещали нитки, разлетелись поломанные пуговицы и пес, вцепившийся мертвой хваткой в останки меховой подбойки, жалобно завизжал, шмякнувшись о землю со всего размаха.

 - Что?! – Звездный Странник осклабился, показав крепкие желтоватые острые зубы. – Не получается побрить меня?

- Не готово – что ж такого, - в тон ему ответил Зед, очень внимательно отслеживая каждое движение противника. – Стрижка только начата.

- Ах ты, щенок! – прошипел зло Странник. Возможно, он сказал бы еще что-нибудь. Возможно, нанес бы сокрушительный удар – этого мы не знаем. Но прежде, чем он сделал что-либо, из тьмы вынырнула Анита, - раскрасневшаяся, сердитая и встрепанная, на нагловато-довольном жеребце, всем своим видом и своей вальяжной походочкой говорившего: «Вы гляньте на эту дуру. Думает, напугает кого-то. Думает, сможет помочь – прямо-таки рвется в бой. Я тут не причем. Я честно увез её отсюда, но она велела вернуться». Видимо, как бы ни колотила его пятками Анита, бежать бодрее он не захотел, и она потому была крайне раздражена. И раздражение требовало выхода.

- Вот тебе, гад! – сияющий символ жизни прочертил красивую дугу и треснул Странника по макушке; густой глубокий «бам-м-м!», словно звук колокола, разнесся по долине, и Анита пронеслась по инерции дальше как рыцарь, выигравший поединок на турнире. Если бы Красавец был человеком, он бы заржал.

От удара ноги Звездного Странника подкосились, он упал на дорогу – сначала на колени, глядя перед собой удивленным, отрешенным взглядом, а потом завалился на бок как куль с мукой.

На миг стало тихо – так тихо, что слышно было, как дождь остервенело лупит по каменным плитам и толстой шкуре боевого единорога. Затем раздался хохот – где-то в темноте кто-то заходился от смеха, глядя на удивленное лицо Странника. Потом еще один рассмеялся, и еще, и еще – и вот и Зед, упав на четвереньки возле своего поверженного противника, хохотал, колотя кулаком по луже.

- Блин, рыцарский поединок, - визжал он от восторга. – Накал страстей… доблесть и мастерство… жертвуя жизнью… играя со смертью… а она его – на по башке! Безо всяких реверансов.

Анита, удивленно хлопая глазами, глядела на стенающего от смеха Зеда. Красавец снисходительно косился на неё, прядая ушами.

- Он не ожидал такого подвоха, - кое-как выговорил Зед, объясняя свое веселье, поднимаясь с колен. – У нас, понимаешь ли, есть своеобразный кодекс чести и все такое. Но как он удивился, ты бы ви…

Его речь оборвал звериный разъяренный рев. Боевой единорог, унюхав поверженного хозяина,  озверел; миг – и он раскидал всех, кто до этого удерживал его, накинув веревки на его тело. Тяжкой рысью несся он, раскидывая врагов своим бронированным рылом, рогом, и тела шлепались об дорогу, как мокрые тряпки.

- Берегись! – юркий Зед как-то оказался впереди всех мечущихся теней; в руке его оказалась тускло сверкнувшая секира Странника – минуту назад она звякнула о каменные плиты, вывалившись из ослабевшей руки. Зверь, шумно втянув воздух, взревел еще раз – и встал на дыбы. Огромная туша зависла в воздухе над головой маленького на её фоне Зеда, толстые ноги с массивными окаменевшими ногтями, с окостеневшими бляшками на коленях, болтались над его головой. Единорог заорал еще раз – от этого жуткого яростного вопля испуганно взвился Красавец, перестав, наконец, смеяться, и Анита, не удержавшись, свалилась с его спины в темноту.

- Берегись! – зверь со всею яростью, вложив в свой удар всю силу своего огромного тела, рухнул вниз, на Зеда, стараясь своими столбообразными ногами размозжить ему голову. Но за миг до удара Зед коварно и быстро ткнул острым шипом, венчающим секиру, зверю под ребра и отпрыгнул. А потому удар, от которого содрогнулась земля, и Анита, едва поднявшаяся на ноги, снова упала, пришелся по пустому месту. Зато металл знал свое дело; разрывая толстую шкуру, ремни, стягивающие грудь зверя, круша ребра, секира всем своим лезвием вошла в тело единорога. От удара под мощными ногами треснули каменные плиты с предсказаниями Слепого Пророка, лопнуло древко оружия, и коварный шип, пробив лопатку, выскочил из спины единорога. Зверь упал на колени; в трещины на разбитых камнях потекла темная кровь, смешиваясь с водой. Зверь умер, даже не окончив свой бросок; его глаза гасли, и в следующий момент он уронил огромную голову с мощным темным рогом к ногам выбравшейся из придорожной грязи Аниты.

- Кончено, - произнес Зед, вытирая всей пятерней мокрое разгоряченное лицо. Шапку он потерял, и дождь превратил его короткие жесткие волосы в какие-то ежовые колючки. – Едем скорее отсюда. Тут полно трупов, и скоро здесь полно будет и падальщиков.

Аниту била крупная дрожь; платье намокло и облепило её как холодный компресс, но не это заставляло её дрожать.

- Я убила его? – шепотом произнесла она. Зед подчеркнуто пренебрежительно оглянулся на поверженного Странника:

- Ничего не сделается с твоим красавцем, - грубо ответил он. – Поваляется и очухается. Хотя, конечно, жаль.

- Ты… Ты не врешь? – Анита умоляюще глядела на Зеда. Тот раздраженно фыркнул.

- Тоже мне, сантименты, - он подошел к Страннику и ткнул его носком сапога. Послышался слабый стон. – Добить его?

Анита отрицательно затрясла головой.

- С ума сошла?! Он же от нас не отстанет!

- Нет, нет, так не честно! – горячо ответила она. Зед фыркнул, вкладывая меч в ножны.

- Ладно, - примирительно ответил он. – Авось оторвемся. Или потом его пришибу – собак у него больше нет, и единорог подох, - он поймал испуганного жеребца за узду, потрепал его по мокрой шее.

– Ну, ну, все кончилось. Не бойся. Сейчас поедем на Мост. Там тепло; там еда. Слушай, Анита, ты так больше Посохом не колоти – все-таки, это не дубинка. Не дай бог сломаешь! Где он, кстати?

- Растаял, - неуверенно ответила она. – Ой, Зед, я… я, кажется. ногу сломала!