Нло и колхозница

        Любовь – это всегда немножко больно,
        даже если ты настроен на хэппи-энд…

   Обычно как-то неловко писать о любви, тем более о любви собственной. Сразу  вспоминаются неловкие ахи-вздохи, по телефону ли, в подъезде ли у двери квартиры  любимого (любимой) или опять же у себя дома на диване с фотокарточкой «Его» или «Ее» или  попытки связаться с объектом обожания на каком-нибудь популярном народном сайте.  Чего проще – чем гадать, любят тебя или нет – признаться в любви первому?

   Как это было еще в школе, в пору золотого детства. Помню, мы в старших классах как-то все учили письма Татьяны Онегину и его ответ ей. Как водится, мальчики-старшеклассники чинно вставали напротив девочек (обычно это были их соседки по парте) и, стараясь не смотреть девочкам в глаза, монотонно декламировали выученный стих. А девочки отвечали, так же монотонно и чинно. Если вы улыбнулись, прочитав эти строки, значит в современной системе образования принципиально ничего не изменилось.

   У меня в школе было несколько любовей. Был мальчик Игорь, который влюбился в меня в 3 классе и в знак любви регулярно рисовал мне на полях своей тетрадки магнитофоны; помню, я тогда впервые почувствовала, что люблю его… Потом в 6 классе к нам пришел новенький, Давид, как две капли воды похожий на актера Майкла Дугласа (я как раз тогда посмотрела фильм с его участием «основной инстинкт»), в которого я немедленно влюбилась (в Давида, то есть, а не в киноэкранного Дугласа); ему очень нравились мои сережки, а мне очень нравилось, что они нравятся ему. Но серьезная любовь у меня была параллельно с этими легкими влюбленностями: мне очень нравился Ванька Никульшин, рыженький парень с веснушками даже на руках! Он сидел за четвертой партой среднего ряда, и мне стоило немалых усилий, свернув шею, как уснувший попугай, почти на 180 градусов, украдкой смотреть на его веснушки во время контрольных. Особых усилий мне стоило решиться как-то раз признаться ему в любви - я написала записку с приглашением его на свидание; надо же было случиться так, что в тот самый день наш классный балагур Евгений К. вдруг повернулся к моей парте (он сидел впереди меня) и вытащил без спроса линейку из моего пенала – вместе с линейкой на пол вылетела и злополучная записка… Евгений без зазрения совести прочитал ее, хитро улыбнулся и прочитал всему классу; все улыбались. О случае школа забыла уже на следующий день, а у меня эта любовь длилась с 5 по 8 класс! А потом я влюбилась в Сережку, брата моей одноклассницы; это уже был, по нашим представлениям, взрослый парень (старше Ленки, моей одноклассницы, и меня самой на 2 года), музыкант, даже играл в каком-то ансамбле. Я любовалась его длинными волосами, впервые, казалось, я нашла свой смысл жизни – музыка, любовь и бесконечная весна в душе, то есть невозможное единение со всем миром!.. Хорошо было мечтать в небольшом городе Буденновске на юге нашей страны, где я провела свое любопытное детство. Еще были небольшие лямуры с Женькой и Олегом, с которыми мы решили создать рок-группу, но это не в счет. Потом Сережка закончил школу и уехал в Ставрополь учиться в консерватории; я получила золотую медаль и уехала учиться в Питер, в педагогический.

   Странно все! Первые годы учебы: студенческое общежитие-знакомство с Петербургом-нудное изучение всяческих методик преподавания занимали почти все свободное время, так что…личная жизнь оставалась за кадром, исключения составляли случайные свиданки с различными «кренделями», с которыми мы, девчонки, наша дружная компания, проживающая в одной комнате, знакомилась накануне при разных обстоятельствах – на дискотеках, в общественном транспорте или в музеях. Пока не появился Гриша, с которым мы случайно познакомились на летнем концерте. Она казался положительным парнем, хотя, оглядываясь назад с сегодняшнего момента, я, пожалуй, не назову никаких его отличительных черт – просто положительные качества – отучился, работает инженером, живет с родителями, не особенно разговорчив, спокоен… Как шутит мой папа «ну очень положительный человек – как его положишь, так он и лежит». Словом, не стыдно показать родственникам и друзьям, но…совершенно не мой человек. Почему мы встречались? Сейчас трудно ответить на этот вопрос. Во-первых, у меня не было достаточного опыта, у него тоже. Во-вторых, я явно запоздалого развития, и посчитала, что в 23 года пора бы уже с кем-то стабильно встречаться. В-третьих, он действительно красиво за мной ухаживал – встречал после работы и провожал в общагу почти каждый день, водил в разные кафешки и угощал всякими сладостями – прознал, что я сладкоежка. Теперь я понимаю, что он действительно был неплохой человек, но…не мой. Именно поэтому, когда мы приехали к моим родителям знакомиться (назревала свадьба), мы почему-то стали с ним ругаться больше обычного и неожиданно для многих наших общих знакомых, считавших нас хорошей парой, разбежались, при этом – мимоходом! – поженив наших общих друзей, его друга и мою коллегу по работе (инициатором их знакомства была я).

   Потом был период долгого переливания из пустого в порожнее одной мысли «семья – это не для меня», а затем…

   Однажды мы – небольшая компания прозаиков-сумасбродов – возвращалась с очередного любительского собрания, на котором обсуждались рассказы новых авторов. Это были Женя, Сергей и Витя. Женька был женат, Сергей, похоже, не собирался вообще никогда обзаводится семьей и тем более потомством, так как его интересовали другие ценности (смеюсь), ну а Виктор вообще был несколько странный тип, о нем особо. Для меня это был тип человека «НЛО» - Непонятный Ломающий-дурака Объект; для него нормально было, например, опоздать на наше собрание часика эдак на полтора-два, когда, собственно, собрание уже подходило к концу, причем это было без всяких объяснений и даже формальной ссылки на уважительную причину с его стороны; в другой раз он, когда мы все вместе возвращались с собрания, вдруг неожиданно для всех буркал своим грудным голосом «Ну, пока!» и резко шагал прочь в неизвестном направлении – отнюдь не к метро (может, у него, как и у меня, была своего рода аллергия на этот вид транспорта?); в третий раз он, когда мы в пылу спора по поводу очередного представленного нам на обсуждение опуса, забывали о приличиях и почти нелитературно ругались друг на друга, он, поворачиваясь к присутствующим спиной, фигурно садился на подоконник пятого этажа – при том, что окно было открыто, и довольно свесив ноги на улицу, любовался вечерним освещением Большой Конюшенной улицы (там мы тогда занимались). Я была в недоумении – ну и детство! Кто поймет такого чудака? Он представлял собой довольно странный, хотя и любопытный, типаж человека. В какой-то момент я ловила себя на мысли, что без этой длинной нескладной фигуры в черт-знает-каких одеяниях наши собрания были бы мне менее интересны. Интересно другое – так вот, в тот самый день, когда наша небольшая компания возвращалась с литературного обсуждения, прощаясь у метро, Витя вдруг при всех скептически мне сказал: (он опять куда-то засобирался):

   - Пока, колхозница!

   Народ радостно заржал, а я про себя взорвалась (накопилась злость за неделю), и только собиралась было ему ответить что-нибудь подходящее случаю, как он, по обычной своей привычке, мгновенно исчез. Я осталась стоять и смотреть, как, заигрывая друг с другом, снежинки попарно ложатся мне на губы, щеки и мешающие прядки волос.

   - Ты идешь? – Окликнули меня Женя и Сергей.

   - Да, - Покорно отозвалась я.

   Мы поплелись в метро. Ребята отпочковались на Техноложке, а я поехала в Купчино. Там я вышла и долго ехала на трамвае; вагон трясло даже по прямому пути, а не только на поворотах, и кондукторша постоянно падала на пассажиров, припадая к их щекам, как будто хотела поцеловать каждого пассажира 25 маршрута, при этом она краснела и постоянно извинялась. «Ничего-ничего!» - понимающе говорили пассажиры. Я ехала, и мысли путались в моей голове. «Почему он сказал это МНЕ? Нет, ну почему он сказал ЭТО мне? Почему ОН?» - как карты в колоде, тасовала я слова в такой насмешливой фразе, оброненной им по прощании. Я хотела поднять перчатку, я жаждала отмщения; я вовремя не нашлась, что ответить насмешнику, и теперь мне хотелось ответить ему так же едко при следующей встрече, как и он мне этим вечером. Откровенно говоря, я психовала. Ответный вызов, о котором обидчик, наверное, и не подозревал, намечался при встрече через две недели, на следующем нашем собрании.

    На следующее утро я проснулась в прескверном настроении. «За что?» - привычной занозой пронеслась вчерашняя обида. Колхозница? Сравнение-то какое выдумал… Я взглянула на себя в зеркало. Передо мной привычно появилось изображение двадцативосьмилетней девицы с устало-вымученной улыбкой под названием «на всякий случай», в надоевшем коричневом костюме; я собиралась на работу, тогда я преподавала в школе. А какого черта? – вдруг подумалось мне, и я с остервенением сняла все, что было на мне (было еще полчаса до выхода) и натянула джинсовый костюм. Конечно, педагогическая общественность меня не поймет, но мне на нее наплевать; к тому же, я все равно давно собиралась пригласить свою детвору в настоящий поход – вот и сделаю это сегодня, с перспективой на выходные.

   Дети восприняли мое предложение с радостью, даже чуть не сорвали урок своими криками. Выходя из учительской, я случайно поймала свое отражение в зеркале: довольная стильная рокерша кокетничала со мной – взглядом, макияжем, маникюром, походкой, поведением; вспомнилось мое привычное повседневное тускло-серое выражение лица… Самое обидное,  что Витя прав – колхозница я по жизни и есть; совершенно не умею радоваться жизни, кручусь как белка в колесе на двух работах, да еще и в аспирантуру зачем-то воткнулась как овощ на грядку, впрочем, от последнего хоть польза будет.

   В воскресенье я, хроническая сова, как штык, в 8 утра уже стояла на станции Площадь Восстания с по крайней мере восемью своими подопечными, четверо из которых (9 класс!) задумчиво курили. Остальных мы не добудились, хотя звонили им всем по очереди в течение добрых двадцати минут. Наконец подошла наша электричка, мы погрузили в нее наши тела и, полузадремав, прибыли-таки в долгожданные Саблинские пещеры, где нас ждали походники-спелеологи. Поход прошел образцово, никто не был потерян ни в одной из пещер, только у некоторых немного саднили стертые коленки – пришлось много ползать – и еще болели шишки на головах у тех, кто не слушал призыв проводников вовремя пригнуться, в пещерах часто были низкие потолки. Но в целом все были довольны. «Дети» (почти взрослые парни и девушки с пробивающейся щетиной у первых и пухленькими бюстами у последних) шли в обнимку, нежно шепча на ушко друг другу всякие нежности или пошлости. Я шла одна и думала, как бы  украдкой от милых воспитанников все-таки покурить. Покурить удалось, только когда меня об этом в лоб спросила одна девочка: «Зажигалки у Вас не будет? Я же вижу, и Вам тоже охота курнуть, давайте на пару?». У девочки, к слову сказать, по учебе было немало хвостов, и не только по моему предмету, была проблемная семья, где, по существу, эта девочка была не очень нужна. По моему опыту, моральные упреки о вреде курения здесь не пройдут. Так что я решила открыть карты; мы с ней достали «Гламур тройку» и закурили на пару, слегка отстав от основной группы. Разговорились. Оказалось, что в том году, когда я впервые пришла в эту школу работать, мой класс…меня испугался! (Знали бы они, как испугалась их я, особенно после «рекомендаций по обращению с этими недоумками», данных мне недалекой завучем). «Да ну?» - не поверила я. «Правда-правда!» - подтвердила Яна. «Ну ладно, теперь-то не боитесь?» - попробовала я пошутить. – «Нет, а можно я Вам кое-что скажу, только Вы  не обидитесь?» - заинтриговала меня она. – «Не обижусь» - «А знаете, Вам не хватает молодого человека, по Вам это видно» - «Что еще по мне видно (мысленно: сорванцы вы эдакие)?» - «Ну…что Вы открытая, доброжелательная, искренняя…» (а еще Колхозница, мысленно добавила я) «…Вам бы еще спутника жизни найти – и все будет хорошо!». Черт! Когда я, наконец, завяжу с этой педагогикой?

   …На следующее литературное собрание я пришла в «радикальном прикиде», выражаясь подростковым сленгом: в синем топике с вызывающим декольте (Колхозница бы не одобрила, - подумалось мне), с новым – оттенка бордо - цветом волос, а также в стильных желтых зимних сапожках (угробила треть зарплаты). Колхозницу, видимо, все же сильно задели, раз уж она решилась на такие подвиги. «Черт, нравится он мне, что ли?» - в первый раз осенило меня. На наше собрание Виктор, традиционно, опоздал; он пришел через полчаса, что в его измерении равносильно приходу заранее. Я старалась сидеть с подчеркнуто официальной мимикой лица, но у меня это тем более не получилось, когда при очередном высказывании по порядку мы неожиданно столкнулись…сплелись взглядами с НЛО. «Я по нему скучала» - открылось мне. А НЛО почему-то усмехнулся.

   Я не знаю, чем закончится эта история. Но жажда отмщения за сказанную тогда Витей колкость уступила место зарождающемуся чувству, способному раздвигать барьеры между людьми и спаивающему самые несочетаемые характеры. У черту науку соционику, согласно которой мы с НЛО никогда не сможем быть вместе – слишком уж мы похожи характерами!

   …Я-то лично убеждена в том, что НЛО и Колхозница – отличная пара.