Гехерд, первые страницы дневника

«Старший Дознаватель, проходите!» - крикнул страж у входа в просторную светлую комнату, место обитания Церковника Кемера. Я вытянулся, немного отодвинул плащ назад и сделал уверенный шаг в эту, всеми молодыми монахами проклятую, комнату. Кемер сидел за столом перед несколькими стопками бумаг и c пером в руке, взглянуть на меня он, похоже, не счел нужным. Пройдя еще пару шагов я остановился, еще сильнее вытянулся, втянул живот до такой степени, что если бы я прикоснулся к пупку, то нащупал бы позвоночник. Церковник все смотрел в бумаги, его рука сделал непонятное Па в воздухе, и я принял это за разрешение говорить. Следующие слова я отчеканил  молотом по наковальне сознания рядового инквизитора, но на Кемера это воздействия имело меньше, чем утренние завывания священников на Бога.
— Старший Дознавательный Гехерд прибыл!
   Церковник оторвал таки взгляд от, похоже, не очень важной бумаги (оторвал ведь!) и искривил свой рот, он называл это «дружественной улыбкой»:
— Ох, я вас давно ждал! Прошу, присаживайтесь, и откиньте наконец эти ваши манеры, уже лет пять как можно!
— Благодарю.
   Я сел на стул, идеально подогнанный под человека, которому сидеть в жутко неудобной позе доставляет удовольствие. Немного поерзал и постарался принять хоть мало-мальски достойное местоположение в пространстве. Все это время Кемер глядел на меня так, будто собирался вынести смертельный приговор, но потом его лицо немного расслабилось, он откинулся на спинку стула и стал глядеть уже скорее с интересом.
— Вы знаете, зачем я вас вызвал?
— Нет, Церковник.
— Как обычно.
— Да, Церковник.
   Мне хотелось как можно быстрее закончить этот разговор и выйти на не очень свежий воздух городских улиц. Многие подозревали, что умение раздражать вас и не давать мыслям в вашей голове хоть немного связаться Церковник тренировал многие годы и отточил его до совершенства.
— Дознаватель, скажите, что сейчас происходит на площади в Верхнем Городе?
— Насколько мне известно, казнят Графа Йеронского.
— За что же казнят такого умного человека?
— За публичное выступление, на нем Граф рассказывал о мировоззрениях, альтернативных нашему, он сказал, что Бог — духовная потребность людей, и люди сами создают себе Богов.
— Ты считаешь, его нужно было казнить за столь безобидные слова, разве они принесли кому-то вред?
— Несомненно, казнить было необходимо, — сказал я, всем своим лицом стараясь изобразить тупость, свойственную только офицерам Стражи Нижнего квартала. Для меня до сих пор загадка, как можно изобразить выражение лица горилы, видеть себя в зеркало и не рассмеяться, или, хотя бы, не смутиться, из-за этого у меня и не получилось сие действие. — Граф говорил вещи, которые обычный люд мог трактовать, как выступление против Церкви, а некоторые могли прислушаться, что вызвало бы бунты и прочее, что никак не способствовало бы нашей ситуации.
— И вы, Старший Дознаватель, считаете это достаточным поводом для убийства?
   Честно говоря, меня немного разозли слова Церковника. Конечно я не считаю! Но кого это, черт побери, волнует, поэтому накинув на свое лицо каменную сетку преданности отчеканил:
— Так точно, Церковник Кемер! Именно так я и считаю! Это достаточный повод для казни!
— Хорошо, хорошо... Вы —  молодой, и еще мало чего понимающий инквизитор, вы вряд ли вообще удерживаете в голове более четырех позиций: поесть, поспать, помолится и рубануть кого-нибудь. Но вот что я вам скажу, Дознаватель, знаете почему мы казним Графа Йеронского? В общем-то вы сами ответили на мой вопрос, но я кое-что поясню. Видите ли, Граф Йеронский — очень умный, молодой, подающий большие надежды человек, но, как всегда, это чертово «но»... Он ничем плохим не занимался, а то что он говорил — сущая правда, и, насколько вы знаете, наша Религия проповедует добро и любовь, так с чего бы нам его казнить? А вот с чего! Если вы еще не поняли Инквизитор, мы стоим на гране вымирания, и Церковь взяла на себя бремя, которое мало кто брал вообще, -- вести свой народ сквозь мрак Варварских огней! Мы — единственная надежда этих людей, что сейчас ликуют на площади, мы — Спасители! И в такое суровое время по сознанию людей не должна идти рябь, будь она хоть научной, хоть псевдонаучной! А этот Граф вызывал маленькие цунами в головах этих людей! Нам это ни к чему, лучше выжить, а потом получить просвящение, чем получить топором в голову во время познания. — Церковник стоял около окна, уперев руки в стены, и взором, полным плавящегося метала, сжигал Шестой Рубеж. У меня же был шок, зачем он все это мне говорит? Я не только все это знал, но и обсудил это с другими, и нашел единомышленников. Цервоник перевел взгляд на меня и прибил им меня к стулу. — Думаешь, зачем я тебе это говорю? Думаешь, сам дошел до этого своей пустой головой и жалкими четырьмя позициями? Зря. Лучше задайся вопросом к чему я это сказал.
  Церковник замолчал, но его глаза буравили мои и норовили их выбурить. Я немного посидел, потом встал и отчеканил своим рабочим голосом:
— Так точно, Церковник Кемер! Разрешите удалится!
— Мальчик мой... конечно иди. Надеюсь ты сделал правильные выводы из нашего разговора. А пока ты свободен.
   Я развернулся и, отбивая по лакированному полу музыку солдата, отправился к заветной двери, ведущей на свободу. На пороге Церковник меня окликнул, и от его тона сердце решило проверить сколько оно может не биться:
— Завтра ты отправишься на Шестой Рубеж, там возглавишь следующую вылазку к Восьмому, тебе ясно?
    Я оглянулся на Церковника, скорее всего, мы больше не встретимся, а если и встретимся, то уже в лучшем мире.