Чашка Петри

                К

             Каждая новая любовь начинается с чистого листа, перечеркивая прошлые связи.
             Но в этот раз у него хватило мозгов не выпускать свои чувства с контролируемой территории в анархию секса. Не то что бы он убил желание, но держал его на поводке.
             Не мечтал.
             Не видел эротических снов.
             Даже не признавался.   
             И наградой ему стало – дружеское похлопывание по плечу.
             Потому что их ангелы подружились и стали оберегать с удвоенной силой, твердо зная, что отпускать страсть на самотек нельзя.
             Так что это рассказ о тотальном одиночестве.

                В
      
             В юности он выражал свое восхищение поразившей его воображение барышней, фразой – вы так прекрасны, но так одиноки.
             Как правило, это вызывало благосклонное внимание.
             За редким исключением.
             Но сейчас он изменил лексикон и звонил очередной пассии, объясняя окружающим:
-- Она меня хочет, точнее она хочет быть уверенной, что я ее хочу.
             А я опять вспоминал Чингиза и его завет – убей врага, забери его коня и женщину.
             Просто так вспомнил, ни к чему.
             Но он переживал этот момент остро.
             Момент не владения.
             Он говорил:
-- Ты знаешь, она его зажмет в коридоре и целует три раза, приговаривая – я в ответе за тебя, я в ответе за тебя.
             Все в ответе за всех.
             И приходя домой вечером после работы, он замирал с сигаретой у окна. Так банально замирал и смотрел в темноту, представляя ее на такой же кухне, с такой же сигаретой. Сколько бы ни были они вместе, сколько бы любовных встреч ни произошло, одиночество не уменьшалось.
             В этом бесконечном одиночестве человеческого существа нет большой загадки.
             Бродя по коричневым полям своего предназначения, души, обреченные на взаимность, часто принимают за нее первую встреченную ласку. И откликнувшись, делают круг, возвращаясь обманутыми.
             И он знал об этом, вернее догадывался, и поэтому замирал с сигаретой. А что еще оставалось делать.
             Напиваться было глупее, чем сидеть в темноте на четырехметровой кухне.
             Старого советского дома.

                А

             А еще он размышлял о категориях счастья.               
             И о причинах его отсутствия. Постепенно приходя к мысли, что – счастлив своим несчастьем. Да и какое это несчастье? Все живы? Здоровы? А те, кто должны были умереть – умерли в свой срок. И даже те, кто, казалось бы, так рано ушли – ушли вовремя.
             Мысли о неспособности увидеть божий промысел согревали своим сослагательным наклонением и возможностью ничего не делать. Все уже решено. И можно спокойно искать блох автобиографии в своих поступках.
             Не совершённых.
             Почему в девяносто девятом году не улыбнулся той встречной девушке? Может быть, судьба пошла бы иначе. У судьбы, в среднем, шестьдесят миллионов вариантов каждую секунду. Почему, сука, не улыбнулся? Ты ее помнишь? Да?
             Но.
             И еще раз – но.
             Пусть все идет, как идет
             Курение у темного окна, это же так романтично. И одиночество, о как можно пестовать свое одиночество, пока не зависнешь от тоски.
             Подняться до уровня. Создать себе искусственный рай ожидания счастья. Корректировать свои действия, довести до автоматизма процедуру заваривания чая. Устаканить быт до совершенства. Сделать вынос мусора актом точности и сопричастности гринвичскому меридиану.
             Защититься от хаоса любви и ответственности.
             Он же ходит и действует как программа. Прога ненужной жизни. Проснулся, умылся, почистил зубы, попил чаю, ушел на работу. Это любовь? Я еще раз повторю – где она? Что ты молчишь, чего ты сидишь, а сигарета тлеет и пепел падает на пол. Там уже неврастеническое пятно от этого пепла. Это же клеймо.

                Н

             Ну и что.
             Он мне говорит – ну и что? люди одиноки по сути. Люди обречены на одиночество как птица на счастье (или на полет – не помню). Вот это избегание ответственности и выполнения долга одинокого человека, оно почетно? Оно красиво? Нет, красиво быть самураем самого себя.
             И строже, ей богу, строже к себе и к людям.
             Он знакомится только на работе, только с коллегами. Удобно – уровень примерно один, зарплата та же, возможности согласованы. Среда диктует выбор, глупо, когда олигарх жениться на уборщице. Олигарх должен женится на профессиональной красотке. Нет, на олигархине. Плевать, что она разбогатела к пятидесяти семи годам.
             У моего героя нет имени. Нет и не надо, его зовут – никак.
             Это одинокий теннис навязчивых мыслей.
             А как? А как мы будем жить?
             Вы сначала начните, а потом мы объясним как. Все равно ничего не выйдет.

                И

             Или выйдет. Выйдет и не вернется, он же ходит на предприятие, на котором трудится. Почему он должен возвращаться каждый день домой. Он же может потеряться, стать профессиональным бомжем. Или сесть в автобус, потом в электричку, следом в поезд и очутиться в незнакомом городе и начать новую несчастную жизнь.
             Но она будет ждать. Она всегда ждет. Они всегда ждут.
             Одиночество и есть любовь.
             Человек несчастен, но не обречен. Он согласен на двоих детей-подростков, он согласен ездить после работы в область, он согласен любить. Нужно сегодня к трем в школу? Он отпросится пораньше. В поликлинику? Не проблема, как сейчас говорят – говно вопрос. Вопрос не говно, вопрос – краеугольный.
             Если не можешь отпроситься сходить с детьми в поликлинику, одиночество не победить. Хотя его все равно не победить. Как можно победить дыхание? Или старение? Умирание?
             Но умирать-то он как раз и не собирался.
             Ведь смерти нет, как и нет спасения от нее. (Цитата).         
             Мы все на берегу морском стоим и выбираем сети когда идет бессмертье косяком. (Цитата). Мир соткан из цитат, да? Шит белыми нитками? Неоднократно использован до нас. Использование мира до нас, это как одежда из секонд хенда – удобная и чужая. Все равно брезгливость остается.
             Невыносимее то, что его будут использовать и после нас. Мир – секонд хенд.
             Мы же вольемся в мировой цифровой поток? Он говорит что вольется, а вы как знаете. Тебя раздражает это – как знаете? Меня – да.

                И

             Иди.
             Ну иди, что же ты. 
             Он не вернется, а мат – пошл, не матерись, не смешно. Ты же помнишь урок? Она не помнит урок. Что мечты сбываются, а иллюзии нет.
             Как ты всегда говорила? Чтоб душа охренела от счастья и случился оргазм? Он случился, а как ты думала это выглядит? Соитие, дорогая моя, соитие – выглядит, и от того, как оно выглядит, оно становится или нет – таинством.
             Я нашел его, меня всегда волновали причины резких перемен. Ты ведь помнишь? Человек выходит за дверь и исчезает, растворяется в лунном пейзаже бесснежной зимы. Или влажном мареве прошедшего лета.
             Он снова влюблен, у него семья. Это случайность, одна из тех, что переворачивают жизнь. То, что я нашел его. Он ездит в троллейбусе на работу, и я хочу узнать курит ли он в темноте на (какая там у него сейчас?) кухне. Заглядывает ли он в коляску новых детей. Новые дети, это ведь новая жизнь?
             Так?
            
                П

             Потому что ты победил.
             Рассеивая свое семя.
             Но оно догоняет тебя? Одиночество? Или ты хочешь откупиться? И забрать с собой материальные ценности? Брось, я узнавал, Харон не осуществляет грузовых перевозок. Драхм не хватит.
             Не хватит тишины вместить все вами заработанное, наворованное и принадлежащее по праву. Подожди.
             Жди всегда. Мы все ждем, сходим с ума от обиды нелюбви, ищем ответы и выходы, но ждем. Можно играть в карты, я обожаю бридж, но нет партнеров. Прекрасное времяпровождение долгими зимними вечерами. Ведь сейчас зима? Конечно зима, этот пейзаж может принадлежать только зиме, не тебе, неудачливому стяжателю чужого уюта, а – зиме. Сдавай. Ставки, ты знаешь ставки, они везде одинаковы – жизнь, счастье, спокойствие смерти. Не деньги же, ну скажи, не деньги? Не эта аккуратно нарезанная бумага, обеспеченная золотым запасом нашего отчаяния? Нет, не она. Но с ней слаще, мы же не альтруисты подержанных амбиций. Мы реалисты. Ты хочешь – инфинити или ягуар.
             Хочешь, чтобы вернуться.
             Было бы куда.