Непостриженная монашка

(преддверие романа - зарисовка)

На душе скребли кошки. Я находилась в чужой стране, куда приехала по приглашению работать. Но время шло, босс явно был мною не доволен, а я ничего не могла сделать, чтоб оправдать его доверие. Да еще хозяин квартиры, которую я снимала, собирался повысить арендную плату, и я могла остаться на улице. Здесь впору собакой выть.

А усугубляло всю ситуацию полное отсутствие друзей и знакомых, с кем бы можно было перекинуться словечком. Всю боль разочарования приходилось выдерживать молча, а сомнениями можно было поделиться лишь с небесами. Зимними вечерами я выходила на берег моря и брела по прибрежной полосе, уводящей меня все дальше от города. Впервые в жизни я любовалась замершими глыбами, торчащими из заледенелого моря, и пыталась понять, не мираж ли движется на горизонте в елово-розовом тумане,  или по настоящему морское судно.
Штормовой ветер проник под мой пуховик, и холодными иглами разрумянивал лицо.

От берега я поднялась к проезжей части и шла по небольшому мостику, перекинутому через шумную речку.  Хлопья пушистого снега запорошили дорогу. Сквозь занавес снегопада лишь изредка проносятся машины, освещая фарами ночную непогоду. Они тормозят и, заведя мотор, уносят за собой белый шлейф.

После очередного визга тормозов вновь послышался мужской голос

- Вам куда?

- Господи, достали, - едва слышно пробубнила я и добавила: - До смерти...

Я, не останавливаясь шла дальше, словно убегая от приставучего водителя.

- Куда-куда? - поинтересовался мужчина, когда машина вновь поравнялась со мной.

- До смерти.

Мужчина внимательно посмотрел на меня.

- Пешком далековато будет.

Он вышел из машины и открыл дверцу прямо передо мной. Опустошенными глазами я посмотрела ему в лицо, и, не задумываясь, села в машину.

Преодолевая заносы, машина понеслась сквозь пургу.

- Вот так просто? - поинтересовался, наконец, водитель.

- А как еще?... - я пожала плечами.

Меня клонила ко сну, и это видел мой новый знакомый. Он лишь потрогал раскрасневшие руки, похлопал по ним, и как-то спокойно сказал:

- Спи, спи.. Тебе еще пригодятся силы.


Проснулась я под утро от боя колокола. В темноте огляделась. Над кроватью бра, рядом тумбочка, телефон. Я зажгла свет. Рядом с бра висит крест с распятием Христа, на противоположной стене - панно с изображением библейских героев.  Вся комната обставлена строго, но со вкусом в бело-голубых тонах.

- Где это я? - удивленно спросила сама себя и смутно припомнила, события вчерашнего вечера.


Когда я впервые очнулась, машина уже стояла, и водитель чистил лобовое стекло. Впереди было пустое поле и пурга.

- Проснулась? - поинтересовался мужчина и добавил, - Мы прибыли...Вон там...

Он показал направо, где в поземке виднелись кресты кладбища.

-  Здесь пройти метров сто...

Плутая между заснеженных крестов, я останавливалась у могил. Все они были равны для меня. Хотя для кого-то эти маленькие клочки земли, безусловно, самые священные, как для меня участок, где похоронены мои родители.

Меня начало трясти. Озноб овладевал моим телом, и я услышала стук собственных зубов.

Сколько еще я просидела у незнакомой могилы? Помню только, мужчина прервал мое молчание, озабоченно склонился и мягко спросил, где я живу. Не знаю почему, я соврала незнакомцу, что мне некуда ехать, и он повел меня к машине.

Укутавшись в шерстяной плед, я свернулась комочком на заднем сидение. Машина развернулась и поехала.

Во время следующего пробуждения, меня ввели в просторный  холл, где тихо потрескивал камин. Вероятно, у меня был жар, ибо ломота в костях, озноб и бессилие нашептывали мне о полном безразличий к окружающему. Одно лишь желание - заснуть. Я присела в кресло и в полусознательном состоянии разглядела подошедшую ко мне женщину. На ней было серое платье и... Не помню, разглядела ли я лицо подошедшей.  Вместе с водителем они подхватили меня, и повели в неизвестность.


И вот теперь я встала на мягкий голубой коврик. Вся комната в светлых тонах: пол, стены и мебель... Все закружилось перед глазами, ноги подкосились, и я вновь села на кровать. Меня по-прежнему знобило.

Вдруг в комнате появилась мулатка в монашеском одеянии. Она сверкнула глазами, радостно улыбнулась и что-то спросила по-английски. С языком я не дружна, поэтому мне пришлось переспросить. Но в ответ моя собеседница беспрерывно затараторила на иностранной смеси, так что уловить на каком языке она предпочитает общаться, было не просто. Наконец, удалось понять один из задаваемых вопросов: "Как тебя зовут?"

Я представилась и добавила:

- Я говорю по-русски и совсем немножко по-английски.

Монашка сказала, что она не знает русского, и вновь что-то спросила. Я лишь пожала плечами. Не сводя с меня глаз, монашка подошла к окну, раздвинула голубые шторы. В снежной дали виднелись руины средневекового монастыря в Пирита.

- Так значит я...

Только сейчас я поняла, что нахожусь в монастыре. Я взглянула на настенный крест, потом на монашку, на пейзаж в окне.

Монашка дружелюбно погладила меня по плечу и подошла к телефону. Она набрала номер и быстро пропела несколько слов, которые больше походили на какую-то мелодию. Разговор по телефону она завершила фразой "ОК" и положила трубку.

Погладив меня по щеке, она вышла из комнаты.

- Господи, только этого не хватало, попасть в монастырь, - размышляла я, оставшись в комнате одна. Какие тут нравы, какие порядки... Бежать бы, но ноги не держат, они предательски подкашиваются.

Я вновь опустила голову на подушку и вдруг поразилась тонкому графическому рисунку, который, словно по замыслу художника, уместился в раме окна. Всего лишь раскинувшаяся крона дерева с облетевшими листьями на фоне голубого неба. Но как точно оно передает состояние покоя, царившего в комнате.

Когда в дверь постучали, я заметила, как мигнула красная лампочка под потолком противоположной стены.

Уже знакомая монашка принесла завтрак, поставила поднос на письменный стол. Она совершила небольшую перестановку в комнате, и я заметила продолжительное загорание зеленого огонька.

Неужто скрытая камера, - подумалось мне.  - Мало им, что за ними наблюдает Господь, еще слежку устанавливают. Подслушивающее устройство, объектив... Хорошо хоть в открытую, во всяком случае, честно.

Монашка не долго беспокоила меня своим присутствием. И я принялась успокаивать себя:

- Отлежусь сегодня, завтра и дерну отсюда...

До ланча никто не появлялся. Я даже успела вздремнуть и пробудилась вновь от боя колокола. Вскоре в комнате появилась незнакомая монашка. Ее лицо словно белый снег поразило меня своей чистотой и прозрачностью.

- Ну как живем? - спросила она по-русски.

Я удивленно посмотрела на нее.

- Я в монастыре?

Монашка улыбнулась.

- У сестер Бригитты... Ты можешь пойти на обед сама.

Я попробовала встать. Пока собиралась с силами, узнала, что белолицую зовут Эсмеральда. Она единственная из восьми сестер обители эстонка и знает русский. Сами же сестры общаются на итальянском, многие знают английский, да приплетают выражения родных языков.
Вдвоем мы вышли в длинный светлый коридор, прошли через несколько стеклянных дверей и оказались в просторном холле. За компьютером сидела пожилая монашка, но увидев нас она встала и с раскинутыми руками подошла и обняла меня.

- Это Мадре Патриция, - объяснила Эсмеральда.

На непонятные слова Мадре я улыбнулась.


В просторной столовой Эсмеральда подвела меня к накрытому столу.

Вскоре появился пожилой мужчина в спортивном костюме. Аккуратная седая бородка не может спрятать его улыбки. Он поприветствовал меня по-эстонски, перешел на английский. Я вновь призналась, что говорю только по-русски.

- Ничего, мы можем и по-русски, - без труда незнакомец перешел на язык понятный мне и сел за соседний столик. - А вы та самая ночная гостя?

Я пожала плечами.

- Я не знаю, как здесь очутилась.

- Вас привез наш друг.

- Друг... Ну да, я помню я села в машину и заснула.

- Очень устала, наверное... Ничего, это первые десять лет трудно, потом легче будет... Поверь мне, старому и больному, - он ойкнул и улыбнулся, словно поймал сам себя на крамольной фразе.

- А ничего, что я в брюках?

- Ты ж не монашка... Гостям разрешается ходить в чем угодно.

- И даже в коротенькой юбке?

- Хоть в сарафане на бретельках.

В кухне послышался звон бьющейся посуды.

- Браво, - выкрикнул мужчина, и словно эхо на его комплимент раздался женский смех.

Из кухни вышла Мадре Патриция.

- Бонджиорно, Падре, - приветствовала она мужчину.

Поговорив с ним, она задала вопрос, который Падре перевел мне.

- Мама Патриция спрашивает, не хочешь ли ты остаться в монастыре,

- пожить здесь?

- Как? Постричься в монашки?

Падре засмеялся.

- Ух ты, шустрая! Кто ж тебя так сразу примет... Тебе предлагают просто несколько дней побыть здесь. Можешь позвонить своим родным, сообщить где ты. Телефон у тебя в комнате, решай сама...  А чтоб скучно не было будешь помогать сестрам, по кухн, по дому...
Падре говорил со мной, переводил Настоятельнице, говорил с ней.


После обеда мне дали ключ от комнаты и сказали, что я могу выходить в город в любое время и возвращаться по собственному желанию. Но мне еще предстояло оправиться. Пока же простуда не отпускала меня.

Я позвонила боссу, сообщила о своем состоянии. И через несколько дней окончательно обосновалась в одноместной келье, которая напоминает уютный номер добротной гостиницы. Как выяснилось, католический орден святой Бригиты действительно существует за счет доходного бизнеса. Что в Италии, где находится центр, что в Мексике, что на Филиппинах  сестры-монашки Бригитты содержат гостиницы. Вот и в Эстонии они обитают в прекрасном здании, построенном специально для них два года назад.

Это потом, уже выходя на улицу, я обнаружила, что монастырь напоминает белоснежную птицу, раскинувшую крылья на окраине соснового бора с одной стороны и берега реки с другой.

А пока сюда привезли мои вещи, и я потихоньку пошла на поправку.  Все дни моего вынужденного затворничества сестры внимательно ухаживали за мной.
Я познакомилась с ними и подружилась.

Мулатку с озорными глазами, которая одна из первых вошла в мою келью, звали Вимала. Она из Керала, что в Южной Индии. Так получилось, что Вимала стала моей учительницей английского. Она объясняла мне грамматику, проверяла, чтоб я говорила правильно, и учила новые слова. Если я не понимала ее, она открывала словарик и объясняла, что значит то или другое понятие.

За моим английским также следили сестры Кришенция и Климентина.

Обе они также из Индии, и признаюсь, в первые дни я их постоянно путала. Не скажу, что они напоминают близняшек, однако что-то общее помимо одежды и роста присутствует в их облике. Может одинаковое стремление к серьезности? Нет, пожалуй нет. Они совершенно разные.

О сестре Климентине я совершенно ничего не знаю, кроме возраста. После Мадре Патриции она самая старшая среди сестер. Должно быть ни одну ночь проплакала эта монашка, думала я, глядя на ее глаза. В ее взгляде я видела какую-то боль. Одну из причин поняла лишь позднее, ее слабое здоровье.

В первые дни своего пребывания в монастыре  мне она казалась самой закрытой. Однако лишь позже я поняла ее приветливость и душевность. Стоило Климентине заметить меня, она дружелюбно махала мне рукой и улыбалась. А по вечерам, когда я задерживалась в городе, именно она ждала меня с ужином у камина, как добрая родная бабушка.

Сестра Кришенция оказалась моей ровесницей. Ей 34.

В прошлом она окончила университет в Дели и была учителем танцев. Однако десять лет назад ушла в монастырь, куда подались еще две ее родные сестры. Кришенция самая эмоциональная из монашек. Ее взгляд и движения говорят о том, что под строгим монашеским одеянием находится все же чувственная женщина.

Я представляю, какая внутренняя борьба иногда одолевает Кришенцию. Не об этом ли говорят ее волнующие движения, не об этом ли писала Святая Тереза Авильская, говоря о тайном желании монашки нравится, все же оставаясь верной постригу.


Спрашивать у монашек о причине ухода в монастырь не полагается, ибо идут сюда по велению сердца. Во всяком случае, так принято считать. Это один из путей, выбранный Господом для человека. Поэтому не будем раскрывать их тайн. Быть может, кто-то из них принял постриг из-за несбывшейся любви, кто-то из-за непринятия миром человека с небольшим изъяном, недостатком, который отличает его от других.

Знаю по себе, женщине не легко смириться с этим. И если на тебя напрямую не тычут пальцем, то оборачиваются и оглядывают, ты, мол, не подходишь под средние стандарты. А кто их установил, и есть ли люди вообще без единого недостатка?

Одна лишь Вимала призналась, что она никогда и не видела для себя иного пути, как пойти в монастырь. Недалеко от дома ее родителей находилась женская обитель, и маленькая девочка, в миру, естественно, имевшая иное имя, постоянно находилась под опекой монашек. Сегодня хохотушке Вимале 29. Не стань она монашкой, судьба уготовила бы ей быть звездой экрана. Она очень фотогенична и артистична, может изобразить любого со всеми характерными привычками. Ее глаза шаловливо блестят, как у нашкодившей школьницы, и как мне кажется, она выдумывает различные приключения для своих сестер.

Однажды на кухне она уселась на раздаточную тележку-поднос, шаловливо поигрывая ногами. Я приняла правила игры Вималы и, толкнув тележку вперед, покатила ее. Хоть Вимала подыграла, дескать испугалась моей выходке, она что-то защебетала на итальянском и все сестры засмеялись.

В другой раз она украдкой подкралась к сестре Кришенции, отстегнула от цепочки, болтающейся у нее на поясе, ключи, и с визгом побежала с кухни, напоминая маленькую обезьянку.

И тем не менее, Вимала одна из самых трудолюбивых монашек. За любое дело она берется основательно и шустро. Хотя излюбленное слово сестер "слоули" - медленней, не однажды выводила меня из себя.


Вскоре я стала помогать сестрам по хозяйству.

Впервые мне предложили вытирать посуду, которая с паром выходила из под купола моечной машины. Помню, на кухню слетелись все сестры. Они, словно птицы, щебетали на разных языках и заливисто хохотали. И я вновь и вновь ловила себя на мысли, что никогда бы не подумала, что монашки такие веселые.

Лишь белолицая Эсмеральда оказалась застенчивой и молчаливой.

Она казалось, сторонилась меня. Может лишь потому, что она самая молодая и по возрасту, и по монашескому сану. Остальные сестры уже все невесты Христа, они обручены с ним. Об этом говорят небольшие золотые колечки.

Но удивительно, что став невестами Христа, католические монашки не превращаются в смурных, как это часто бывает в православии. Они светятся улыбками, работая, подтрунивают друг над другом и забывают о шутках лишь в капелле во время молитвы. Тогда они полностью поглощены общением с Всевышним. Существует лишь Он, молитва и красивое песнопение.

А потом снова будни. Монашки встречают гостей, убирают и создают уют. Здесь, в монастыре, часто проходят всевозможные концерты, конференции, встречи, празднества, участники которых арендуют помещения.

В монастыре отлично отработана система дежурств. Одни кашеварят на кухне, другие в прачечной. Недельная вахта по столовой для гостей, в трапезной для самих сестер, в капелле и в холле монастыря. И лишь гостиничные номера монашки убирают всем миром, приходя друг другу на помощь.

Зимой гостей было не много. Лишь изредка заезжали два-три человека. После их отъезда сестры приглашали меня убирать номера: застилать кровати, вытирать пыль, пылесосить.
Признаюсь, иногда я пылесосила спустя рукава, спеша покончить с работой, наспех проходилась по маленьким коврикам. И тогда монашки делали мне замечание, возвращались к прикроватным коврикам и тщательно показывали, как нужно их пылесосить с обоих сторон и по долгу выбирать пыль с краев.

Также они проверяли любую другую заданную мне работу, так что вскоре я поняла, что здесь стремятся к стерильности. И вновь меня уговаривали: "Слоули, слоули..."

Заправляя кровати, сестры подкидывали мне название постельных принадлежностей на разных языках, и  не в силах все это запомнить, я без стеснений признавалась: "Я - куриная голова".

Они потешаются надо мной. Кто за щечку меня потрепит, кто погладит по головке... Почти все они не старше меня, и среди них я ощущаю себя ребенком, ведь посмеиваются они по доброму, как взрослые над детьми.


Вскоре сестры прозвали меня Мария. Также у меня появились прозвища "Пиколо" и "Чикен". Пиколо - от того, что я не большого роста. А Чикен - курица с моего собственного признания что я"Куриная голова".

Сестра Амелия постоянно подначивала меня обнять Мадре Патрицую и изподтишка подкладывала в карман моего платья яблоки и конфеты.

Отменный кулинар Хендрика угощала своей выпечкой.

Толстушка Ингеборг ежедневно дарила мне маленькую горошину серебристого цвета, как видно что-то из заморских приправ. Она преданно смотрела мне в глаза и что-то дружелюбно говорила. Она, как и Амелия, из Мексики, ни слова не знает по-английски, но желание общаться позволяло нам понимать друг друга на языке жестов и улыбок.


Возвращаясь в свой номер, я принимала душ и сев за компьютер, окуналась в свою работу. Иногда я пробовала описать жизнь в монастыре и удивлялась, за что судьба подарила мне сказку, о которой я не смела и мечтать.

Иногда я думала, не иначе, как в небесах что-то перепуталось. Разве к такой жизни готовилась я?

Я стремилась быть послушной дочерью, стать хорошей хозяйкой, могущей сохранить и приумножить домашний уют. Но разве хоть одно мое умение понадобилось в жизни. Я уже не пеку пирогов, не стою у плиты в ожидании веселой компании друзей, и не трачу часы у стиральной машины.

Меня не окружают зеленые растения, которые я любила поливать, опрыскивать, пересаживать. Меня уже некому назвать дочерью, плохой ли, хорошей.

Я веду замкнутый образ жизни и, удивительно, совсем не скучаю о прошлом.

Даже то, что монастырь в Пирита католически, меня приводит в изумление. Ведь из всех мировых религий, я изучала ислам. А тут...

Все, что скопилось у меня на душе, я выговаривала красному огоньку под потолком моей кельи, свято веря, что я нахожусь под постоянным наблюдением хозяев дома. Только потом я поняла, что это всего лишь пожарная сигнализация, и нет в гостинице никакого подслушивающего устройства.

Я взглянула в окно. Сквозь руйны средневековой обители пробивались лучи зимнего солнца. Зазвонил телефон и чувственный голос Кришенции пригласил меня на ланч.

В столовой теперь мы сидели за одним столом с Падре Велло. Он часто по-доброму подтрунивал надо мной и добавлял свою любимую присказку: "Ничего, ничего, первые десять лет всегда трудно бывает..." 

Иногда к нам присоединялся друг монастыря, которого я прозвала просто "Волшебник" за то он привез меня в эту обитель. С ними было легко.

После обеда я вновь буду помогать сестрам. На кухне всегда работы хватает, а потом меня ждут персональные уроки сестры Кришенции. Она учит меня пластике движения индийских танцев.

 
Уже третий месяц я жила среди монашек, находясь в раю.

Я наблюдала за жизнью сестер, за их беззаботностью. Со временем я подмечала, кто из сестер отлынивает от работы, кто делает ее спустя рукава, а кто не покладая рук трудится, словно пчелка. И все больше приходила к выводу: "Я не смогла бы так отречься от жизни и всецело быть зависимой от устава монастыря. Когда не имеешь право на принятие собственного решения или отдаться простому желанию пройтись по берегу моря, хотя оно здесь рядом, в двухстах метрах от забора.

От того самого забора, войдя за который,  я оказалась под куполом, который скрывает меня от реальности.

17.04.03