Оцепенение

Уставшие глаза чертили в воздухе замкнутую линию бесконечности. Толи на улице сегодня было жарче обычного, толи воспалилось моё сознание от всего пережитого за последние дни. Лето только начиналось, а мне уже казалось, что пахнет осенью, и что яркие листья деревьев вот-вот утратят свою былую свежесть. На терассе пахло свеже-выстроганой доской и крепким травяным чаем. Лёгкий южный ветер выдувал из щелей остатки стружек и строительную пыль. Все уехали, потому что выходные давно закончились, а сейчас, наверное, была уже среда, а может, четверг. Здесь даже время приобретает какое-то абстрактное значение. Остались только запах новизны, травяного чая и мы вдвоём.
Вдвоём – это только звучит красиво. На самом деле мы были одни. Каждый сам для себя. С того дня, как мы стали так близки прошло чуть больше суток, а между нами уже успела вырасти эта стена из вдумчивых взглядов и двусмысленных фраз.
Я налила ещё чаю и села на соседнее кресло. Кончики наших пальцев чуть соприкасались, как-то нерешительно замерев на подлокотнике. И прикосновение это обжигало, наверное, больше, чем свежий горячий чай. Когда это стало невыносимо, он убрал руку. А я всё сидела, словно в оцепенении. Он закурил. Я краем глаза смотрела на него. Как он ужасно красив, когда курит: затягиваясь, он чуть прищуривает свои тёплые карие глаза, обхватывая сигарету пухлыми большими губами. А потом медленно выдыхает, расслабляя их. Я могла бы смотреть на него вечно, но от затянувшегося повисшего молчания и нарастающей внутри неловкости всё тяжелее было произнести хоть слово, обращённое к нему. Я встала, и пройдя мимо него на цыпочках. Словно боялась нарушить эту повисшую тишину, налила ещё одну чашку чая. Для него. «Кто-то должен с этим покончить» - говорила я себе, размешивая сахар. Я повернулась. Он сидел в всё той же позе, но взгляд был направлен не куда-то вдаль, а на мои загорелые длинные ноги в коротеньких шортиках. Я взяла чай и направилась в его сторону. Наверное, мой взгляд был настолько напористым, а шаги столь быстрыми, что он даже чуть приподнялся в кресле и в упор смотрел на меня. Я поставила чашку рядом и села прямо на него. Колени трясло от этого будоражащего вида его подо мной, но я изо всех сил пыталась этого не показывать. Он положил руку мне на талию и притянул к себе. Я тут же почувствовала аромат его сигарет, он прикоснулся губами к моей шее. Я уже буквально растворялась в нём, и лишь неловкое дыхание и всё то же молчание сбивало меня с мыслей об этом. Я хотела поцеловать его, впиться в его пухлые губы изо всех сил, но что-то внутри говорило «нет», словно осуждая каждую мою подобную мысль. Наверное, с ним происходило тоже самое, и он медленно, словно сомневаясь, убрал руку. Но я не отступала, прижавшись к нему всем своим телом. Во рту пересохло и, казалось, я не могла больше дышать, а слова застряли в горле так, что захотелось запить их принесённым мной чаем. Но руки тоже, словно онемевшие, замерли, обернувшись вокруг его шеи. И самое страшное, что вдруг озарило меня в поисках нужных слов, что мне совершенно нечего ему сказать, но при этом сказать что-то всё-таки нужно. Я набрала полную грудь воздуха и выдавила из себя его имя. Он поднял голову и посмотрел мне прямо в глаза. Клянусь, больше всего на свете мне хотелось тогда поцеловать его, но я лишь заворожённым взглядом смотрела насквозь, утопая в собственной нерешительности.
Он, наверное, думал, что я влюблённая до потери пульса дурочка, пусть и очень красивая, а я пыталась понять, хочет ли он, чтобы я сейчас коснулась его пряных от сигарет губ. Ещё мгновение и я вскочила на ноги:
- Я принесла тебе чаю! – сказала я, объяснив своё обращение.
- Спасибо! – то ли с лёгкой иронией, толи с облегчением, что этот мой жест закончился такой простой, ни к чему не обязывающей фразой. А я снова села на соседнее кресло и глотнула свой, уже подостывший, чай. На этот раз он уже не показался мне таким вкусным. Скорее, наоборот, его прохлада и горечь противно обволокла горло так, что становилось тошно. Хотелось встать и уйти, было противно от одной только мысли, что в очередной раз я не могу ничего, даже тупо просто быть с ним, ни о чём не думая, пока он тут, со мной.
- Завтра я уеду… - как-то отстранённо произнёс он, словно говорил не мне, а зелёному чайнику на столе перед ним. А меня чуть не стошнило от этой фразы. Такая она была фальшиво-безразличная, что глаза больно заломили от подступающих слёз, которые я, к счастью, сумела сдержать.
- Хорошо – ещё безразличнее сказала я, не видя в этом ничего хорошего. Просто «хорошо» и всё. И если бы не тяжесть во всём теле и не тошнота, застрявшая в горле, я бы прижалась к нему щекой, как когда-то давно, и теребя его красивые длинные пальцы, срывая дыхание, прошептала бы: «Я буду скучать…! Очень-очень!» А он бы сжал меня изо всех сил, так, что нельзя было бы даже вздохнуть, и прошептал ещё тише: «Я тоже…»
Так было бы когда-то давно, но не сейчас. А сейчас я молчала, а он, закуривая очередную сигарету, медленно спускался вниз по скрипучим ступенькам, оставляя за собой терпкий сигаретный дым. Он уходил. А я продолжала молча сидеть в старом кресле, устремив взгляд в одну точку, в которую слилось ещё не прожитое, но такое ненужное лето.

(с) июль 2007