Чёрный Моцарт

         
                Загадочный герой

           Год Моцарта не закончился! Таким удивительным сообщением давно уже не баловали знатоков календарей. Как это не закончился? Ведь годом Моцарта  был объявлен год уже давно прошедший, 2006? «А вот и не закончился!» - ответили ещё большие знатоки. И объявили год 2009 тоже годом Моцарта. Только другого - чёрного. И год седьмой вдруг оказался родственником года шестого, восьмой подружился с девятым, и Моцарт - бессмертный Моцарт!- снова явился  озадаченным меломанам, как будто бы и не уходил. Снова на плакатах и вездесущих стендах  появилась загадочная маска, надетая на бесчисленных персонажей в разнообразных костюмах, снова прыгнула в руки красочная программа праздничных концертов - в том же самом твёрдом переплёте, так запомнившимся любителям музыки  за последние благословенные годы. Но кто же он, загадочный герой, кого послала судьба на смену зальцбургскому волшебнику? И какова связь между самозванцем из года девятого и почтенными оригиналами из недавнего прошлого? 

          Шевалье де Сент-Джордж
         


         Шевалье де Сент-Джордж при своей жизни никак не мог предполагать, что в  веке двадцать первом его возьмут и назовут «Чёрным Моцартом». Во-первых, он никакого Моцарта не знал. Вполне возможно, что и не захотел бы знать, как человек самолюбивый и весьма завистливый. Во-вторых, о столь отдалённых временах никогда не думал. Простите, великий Моцарт!
            
Сын французского дворянина и чернокожей рабыни, Йозеф де Болон родился на острове Гваделупа, в далёкой колонии, под солнцем, совсем не похожим на солнце Франции. В возрасте восьми лет родители привезли его в Париж. Мальчик скоро нашёл себе занятие, которому отдался со всем пылом незаконнорожденного, только это была не музыка - шевалье увлёкся фехтованием.  Искусство «наносить удары, не получая их», тренируя точность движений и скорость руки, всецело захватило честолюбивого мулата. В этом, самом благородном из дворянских занятий, он видел свой шанс быть, если не любимым, то хотя бы признанным в обществе, где к бастардам относились с нескрываемой неприязнью.
      
Годы шли, и в своих занятиях Йозеф достиг выдающихся успехов: он победил на четырёх крупных турнирах и прославился на всю Европу. Начало  же музыкальных занятий молодого дворянина теряется в никем не отражённых минутах тишины, вдали от фехтовальных залов. Музыкальные способности он, в отличие от другого Моцарта, разглядел в себе сам - и постарался развить без всякого внешнего влияния. Кто знает, как повлияли на влечение к музыке бесчисленные упражнения фехтовальных поединков, когда в напряжении ближнего боя можно было доверять только чутью и твёрдости духа? Сосредоточенность и интуиция так же свойственны фехтовальщику, как и композитору, а то, что дано при рождении, может долго спать, дожидаясь своего часа.  Людовик Шестнадцатый был превосходным краснодеревщиком и кузнецом, так почему же  фехтовальщику Сент-Джорджу не оказаться музыкантом?
               
В 1772 году, в возрасте 27 лет, шевалье даёт концерты в Париже: со своими собственными сочинениями для виолончели.   Вилончель - один из самых сложных и богатых инструментов как в соло, так и в оркестре, и владение ею уже тогда считалось признаком и таланта, и мастерства.  Три с половиной октавы – огромное пространство для прогулки по всем музыкальным угодьям,  и шевалье с успехом этим воспользовался. Настрой на одну октаву ниже альта дал ему «путёвку в жизнь», создав известность в придворных кругах.
               
Но одной виолончелью его успехи не ограничились: судьба звала его дальше.  От виолончели он перешёл к скрипке, благо родственные связи этих двух инструментов значительно облегчали путешествие в новую тональность. Дальше - больше. Шевалье освоил также искусство дирижёра - и уверенно занял место в плеяде самых талантливых музыкантов своего времени.  Знатоки музыки  знают, что искусство дирижёра - искусство открывать новое в хорошо знакомом, и  Сент-Джордж, с его чутьём музыканта и  интуицией фехтовальщика владел этим искусством в полной мере.  На протяжении почти 15 лет его имя гремело в Париже, а сонаты его сочинения пользовались заслуженным успехом среди знатоков.
               
Соната конца восемнадцатого века, состоящая из нескольких частей в контрастных темпах, как нельзя лучше подходила порывистому характеру южанина де Болона. 14 концертов для виолончели, симфонии и скрипичные концерты дали ему славу, которую не смогли разрушить придворные интриги его недоброжелателей. В 1785 году, на вершине известности, в расцвете таланта, шевалье возглавил лучший из парижских оркестров. С этим оркестром он ввёл в музыкальную жизнь Европы   симфонии Йозефа Гайдна, ставшие знаменитыми именно после его исполнения. Никто не понимал тогда лучше Гайдна тонкости сочетания инструментов в оркестре, и никто, наверное, не смог бы лучше  впечатлительного Сент-Джорджа их передать. Но талант музыканта совсем не похож на таланты буржуа - и несмотря на славу, несмотря на неслыханные гонорары, шевалье, увы!, оказался весь в долгах - точь-в-точь, как Вольфганг-Амадей.
             
Зато, в отличие от Моцарта из Зальцбурга, Сент-Джордж имел ещё одну профессию, и вот она-то его и выручила. Чтобы расплатиться с долгами, знаменитый дирижёр вспомнил о другом искусстве - искусстве фехтования, и в 1787 году отправился в Лондон: сражаться на крупном турнире с загадочным трансвеститом - шевалье де Еоном. Шпион, солдат и масон, половину своей жизни проживший мужчиной, а половину женщиной, де Еон был опасным соперником для любого фехтовальщика. Его движения были неуловимы, а стиль  ведения боя так же непредсказуем, как и его характер.  Но судьба оказалась на удивление дружелюбной к выходцу из Гваделупы - и де Еон был повержен!
          
 Революция, Гваделупа

            Казалось, времена благополучия для Сент-Джорджа снова вернулись, но тут уже загремели грозы совсем другой эпохи, предложившей  Франции забыть о музыке, как, собственно, и о многом другом - грянула Революция. Но что за диво - и тут не потерялся шевалье! То ли всколыхнулись в нём старые обиды, то ли пришлось подчиниться воле событий, но в году 1792 мы вдруг обнаруживаем его в Лилле, музыкантом Национальной гвардии. В рядах частей, сформированных из выходцев из южных колоний, он отправляется драться с австрийцами, как будто бы и не было ни славы, ни уважения, ни имени прошедших  лет, как рядовой офицер - во главе эскадрона, с  флейтой в походном ранце, рядом с порохом и пулями в кожаных мешках.      

               
Он уцелел при этом и в боях, и во времена якобинского террора, расплатившись, правда, за южный пыл 18 месяцами тюрьмы. Казалось бы, заключение должно было вернуть шевалье в мир музыки, в мир сосредоточенной тишины и волшебных звуков, но нет!, оказавшись на свободе, неугомонный офицер теперь уже Северной армии тут же отплыл на родину: освобождать островитян от англичан и рабовладельцев. 
      
Два человека: комиссар Конвента Виктор Юг и шевалье Болон – превратили остров в арену кровопролитных боёв. Они вооружили негритянское население и объявили на Гваделупе республику наподобие той, что послала их в это далёкое путешествие.  И лишь победа в этой, второй и последней для него гражданской войне, бушевавшей несколько лет под другим, родным ему солнцем, погасили наконец в мулате Сент-Джордже  стремление отомстить за насмешки и унижения прошлых лет. В 1797 году шевалье возвращается  в Париж, и не только в Париж, но и к дирижёрскому пульту. 
               
Сент- Джордж возглавляет оркестр Директории и даёт в Пале- Рояль один концерт за другим.  Всё вернулось, хотя, к сожалению, и ненадолго. Жить ему оставалось только два года, но зато они прошли в занятиях куда более достойных его таланта.  Сыну рабыни не пришлось увидеть, как в 1803 году войска, посланные Наполеоном, уничтожают негритянскую республику на Гваделупе и восстанавливают рабство.
    
         А нужен ли Сент-Джорджу Моцарт?

          Судьба шевалье де Болона более, чем достойна приключенческого романа, но вот только одно неясно: при чём здесь Моцарт ?  Между тем ответ на первый вопрос сразу же даёт ответ и на второй.  Париж - не Вена!- был в 18 веке центром музыкальной жизни Европы. Сент-Джордж во многом определял в своё время стилистические искания  своей эпохи - и в орбите его влияния, по мнению знатоков, оказались и Моцарт, и Гайдн. 
               
Так это или не так, решать не нам, тут составлена конструкция такой хитроумной логики, что лучше и не спорить. Ну да, конечно, не обойтись и без фактов, но факты  всегда пляшут рядом с красивой выдумкой, совсем как рассказ доброй няни о былых временах. Был, был великий Моцарт в 1778 году в Париже, приобрёл там  (судя по его письмам)  немало достойных друзей, и, конечно, слушал музыку везде, где успевал, и, конечно, не мог не заметить   славного шевалье, да кто бы его и не заметил? 
          
Правда, «Парижские симфонии»  Гайдна, на которые так часто ссылаются знатоки  Моцарта, были впервые исполнены в 1786 году, лет через восемь после визита Вольфганга Моцарта, но что это меняет? Во времена своего парижского сидения «белый» Моцарт даром времени не терял, сочинил, повинуясь вдохновению и духу эпохи, концерты для флейты и арфы, и внёс в свою музыку ощутимые приметы галантного стиля французской культуры - всё это верно. Неторопливый, качающийся ритм медленно плывущей музыки, полной очарования и аристократического, изысканного и медленного впитывания впечатлений, проник, проник тогда в музыку Моцарта, и задержался в ней на многие годы.  Возвращаясь из Парижа,  он закончит, посвящая  эту серию пфальцскому графу, группу сонат, близких по строению и духу виолончельным  концертам, столь любимым другим, «чёрным Моцартом». И , наверное, элегантность и меланхолия в одном ряду свойственны и многим сочинениям Моцарта, и духу музыки времён Людовика  Шестнадцатого. Правда, произведения, близкие парижской музыке, Моцарт начал писать ещё по дороге из Маннхайма в Париж - и возникшее там искусство диалога инструментов  никак не обязано своим возникновением дирижёрскому мастерству шевалье де Болона. 
            
Влияние Гайдна на Моцарта сказалось гораздо раньше, чем Моцарт услышал парижские оркестры, и было намного сильнее. Скорее Моцарт внёс в парижский дух искусство венской школы, чем наоборот, да и был он в Париже лишь один раз, и относительно недолго. Но не в этом, конечно, дело, а в том, что год Моцарта, по замыслу руководителей культурной жизни Европы, вообще не должен кончаться. Мы живём впечатлениями, и искусство их выдумывать и есть главное из искусств, иначе в мире культуры и не бывает.  В волне воспоминаний о том, что было, кто будет помнить о  сухом остатке фактов, не вяжущихся с легендой? Праздник должен продолжаться и, конечно, в году 2010 найдётся ещё один то ли предшественник, то ли союзник великого Моцарта: во славу музыки и праздника. Чтобы мы всегда помнили о музыке, а дух Моцарта радовался, глядя на нас из бесконечного пространства и вспоминая шевалье Сент-Джорджа,  честно говоря, вряд ли  особо запомнившегося ему при жизни.