Из записок господина N Как я воевал

Мгновение.. оно может счастливым, а может и нет. Столько всего было, а воспоминания о войне снятся до сих пор. Не могу забыть я это, да и хотел бы, но не могу. Чечня - оплот России на Кавказе, слава казацкой силы и непобедимости русского духа, земля, которую мы защищали в декабре 94-го, выполняя свой священный долг, брошенные и обманутые, но несломленные и жадно хотящие жить.
Помню, как дымился город, валялись трупы мирных жителей и животных, горела брошенная техника, и уже сложно было понять, где свои, где чужие. Наш взвод пробивался к своим. У рынка мы случайно наткнулись на "чехов". Сорок хорошо вооруженных боевиков. Нас встретили шквальным огнем и загнали в полуподвал. Мы заняли круговую оборону. Рация глушилась. В перерывах мы слышали чеченскую и арабскую речь, но чаще всего звучал русский мат.
Когда убили первого из нас, был шок. С этим несчастным я ел из одного котелка, и он называл меня по имени... Сейчас он лежал в неестественной позе с перебитой головою и широко открытыми от удивления глазами. Смерть застала его внезапно. Офицер приказал каждому из нас перешагнуть через убитого товарища. Так он хотел, чтобы мы победили в себе страх и продолжили бой. И бой продолжался.
Враг наступал и отходил. И с каждой такой атакой мы несли потери. Двух ребят завалило у входа. И они еще живые долгое время стонали во тьме. Я слышал, как один из них просил пить и звал маму....
- Займи позицию, солдат! – приказал офицер, когда я пытался откапывать их. И тогда я понял, что война - это страшная вещь, самое ужасное, что может вынести человек.
Я сел у окна и палил по противнику, потому что он палил по мне. Я не жалел патронов и слышал как кто-то чужой  выл от боли и потом все затихало.
Когда рассвело, атаки стали отчаянными. Враг предпринимал все попытки выкурить нас оттуда. Постоянно орал в рупор с кавказским акцентом: Русский Иван, иди домой! Нам нужен только офицер...
Среди нас был чеченец Ахмед. Его родители из Грозного, а отца, депутата горсовета Чеченской Республики избили и выбросили из окна Горсовета "дудаевцы" еще три года назад.
- Вы не мусульмане, - кричал Ахмед им в ответ, - вы шайтаны! продавшие душу дьяволу за деньги арабов и коррупционеров Кремля.
Ахмед умер. Осколком гранаты ему распороло живот. Никогда я не думал, что такое возможно. Вот так просто перерезать человека как ножом кусок масла. Вместе с одеждой, вместе с амуницией. Пар клубился над его внутренностями. Ахмед, бедный мой друг. Я плачу сейчас вспоминая твое красивое лицо, твои глаза, в которых я видел себя..испуганного восемнадцатилетнего мальчика, который вдруг встал взрослым.
Второй день подходил к концу. Почти все мы были ранены. Нас оставалось четверо. Офицера убили снайперы, когда он пытался перевязать солдата. Наш дух сломлен. Мы бросили жребий, кому оставаться. Жребий выпал мне. Я прикрывал, а другие пошли на прорыв. Я в глубине души завидовал им, но они не пробежали и несколько метров... Им отрезали головы еще живым.
Мне не нравился толстый араб. Он был рыжий как лиса и носил бороду. Он был отважен, абсолютно фанатичен и под кайфом. Несколько раз я пытался достать его, но Аллах хранил его на мою погибель. Помню, как я сжимал автомат и молился, потому что оставалось не более двадцати патронов. На каждые автоматные очереди моих врагов, я отстреливал одиночные. Пока совсем замолчал.
- Что, Ваня, закончились патроны? - смеялись снаружи "чехи". Они подходили. Я чувствовал, как они готовы разорвать меня, пытать перед смертью, унизить, изнасиловать, оскопить, растоптать. Все свои угрозы они выкрикивали в окно, всматриваясь в темноту... И больше всех кричал этот рыжий бородач. Мне обещали, клянясь Аллахом, поочередное отрубание всех конечностей и поедание собственных органов. Это были не люди, а звери. В самом страшном сне я не представлял, что окажусь здесь.
Я крикнул им, обливаясь слезами. От страха я был мокрый...
- Твари, дайте мне умереть мужчиной! У меня остался штык…
Это было смешно. Кто не служил, тот не знает, что штык от автомата гнется при открывании консервной банки.
- Выходи, русский! – крикнул бородач. - Ты сдохнещь, как собака.
Я выбрался, бледный и измотанный... Их было шестеро. Все что осталось от их банды. Они стояли, опустив оружие, и скалились на меня, в предвкушении скорой расправы.
И я так хотел жить! И я нарушил слово... Я не стал идти в штыковую, а дал очередь оставшимися патронами, положив всю нечисть на грязный от копоти снег.