Черная роза-подруга смерти

Евгений Князев


Черная Роза – подруга  смерти

-рассказ-


В сентябре 1974 года на одном из пляжей небольшого латвийского городка Лиепая прошел  первый в Советском Союзе международный Рок-фестиваль, а в декабре того же года должна была состояться встреча на высшем уровне лидеров двух сверх держав во Владивостоке между генсеком СССР Леонидом Ильичем Брежневым и президентом США Джеральдом Фордом. Это были первые «ласточки демократии», положившие начало развалу «Великого и нерушимого Советского Союза».

«Ибо, когда вы были рабами греха, тогда и были свободны от праведности…»
Новый завет. Послание к Римлянам Святого Апостола Павла.

В десять часов вечера, когда тусклое, остывшее за день солнце, последний раз сверкнув медным заревом над притихшей землей, медленно погрузилось в темную холодную бездну Балтийского моря, на лиепайском пляже наступило временное затишье. Вступил в свои права, так называемый комендантский час, когда по белоснежному, влажному от тумана песку, словно динозавр медленно прополз желтый грейдер, волоча за собой огромную борону с сотней отполированных железных шипов, загребая гигантской клешней, остатки полуденного шабаша, оставленного отроками человечества,   а вслед за пыхтящим монстром из темноты выплыли сгорбленные, молчаливые силуэты угрюмых  пограничников с низкорослыми овчарками на длинных поводках.
С этой минуты балтийское побережье со стороны моря становится не доступным ни латышам, ни русским, ни всяким прочим норманнам и шведам. Тихой осенней ночью, эти безмолвные, словно призраки, фигуры в зеленых фуражках и автоматами Калашникова на груди, прозрачной и, казалось, непробиваемой стеной отгородила шестую часть земли от «беснующейся в агонии и погрязшей в разврате и хаосе Европы».
Еще, каких - то два часа тому назад, здесь ревела и бушевала  музыка, несущаяся раскатами грома и визгом, подобным при лобовом столкновении двух железнодорожных локомотивов, рвущаяся неудержимой лавиной расплавленных мажоров, из установленных прямо на песчаных дюнах мощных звуковых колонок и полураздетые, разукрашенные цветными татуировками длинноволосые музыканты, слетевшиеся сюда со всех концов света, что есть мочи, выжимали из своих электрогитар и сотен барабанов высокие и низкие частоты, затмевающие ураганом децибел, рев взлетающего семьсот семьдесят седьмого Боинга.
 Тут же, рядом, извиваясь в ритме  виртуозных  металлических аранжировок музыкантов, показывая всему миру свою независимость и свободу, при помощи непристойных, но таких значимых и откровенных жестов, визгом возгласами и дикими воплями дополняя весь кайф происходящего, распалялась многотысячная толпа совсем еще юных поклонников рок- музыки, таких же обнаженных и гибких как лианы, юнцов и еще вчера целомудренных девочек, подогретых и возбужденных обилием кокаина и экстази, разметая в пыль и прах устои прогнивших государств по ту и другую сторону песчаного пляжа. Музыка и наркотики, возбуждая в еще несформировавшимся мозгу нервные центры своего далекого, первобытного прошлого, быстро делали свое дело, заставляя молодых людей сливаться в единое целое и прямо здесь на теплом, мягком песке со стонами выплескивая в космос, свои инстинктивные, в греховных порывах и пороках, страсти.
Спустя какое то время, только легкий пенистый прибой нашептывал, низко склонившимся от бремени ярко желтых листьев, деревьям, раскрашенных холодным ветром, набегающего порывами со стороны ледяной Гренландии, о невиданном музыкальном рок-фестивале, что как буря пронесся по прибалтийскому побережью и затих постепенно в уснувших парках и старинных, мощенных гранитом, узких улочках, оттененных крестами и шпилями многочисленных костелов и храмов, небольшого латышского городка   Лиепая.
Тишину пляжа иногда нарушал скрип песка, из-под кованых каблуков армейских сапог русских солдат, неусыпно охраняющих покой латвийских граждан от нападок недобитых капиталистических ястребов и их прихвостней, да изредка вскрикивала запоздалая к ужину чайка, или в густой колючей траве мелькала едва заметная тень ночного охотника - барсука или лисицы. Теперь, нарастающий отдаленными раскатами грома, приближающейся грозы, гул можно было слышать из центра городка со стороны еврейского кладбища, куда переместилась часть, разогретой дневными оргиями и возлияниями, молодежи, чтобы сегодня в полночь устроить на гранитных могильных плитах усопших сынов Израиля очередной сатанинский шабаш.

-ХХХ-

«Да не прикасайся ты ко мне» - прошептала девушка, сидевшая на корточках, укрывшись в тени огромной липы и коряжистого дуба,  что помнил еще на своем веку и ливонских рыцарей и немецких солдат третьего рейха, а теперь с усмешкой на поредевшей кроне, наблюдавший, как парочка влюбленных затевают какую-то новую, неизвестную для  мудреца затею.
-Да отстань ты от меня, Арик, убери руки, - повторила девушка, какой ты ненасытный, целый день только этим и занимались, как тебе не надоело.
-Плюнь ты на этих вояк, Розочка, давай еще раз, а потом оторвемся с пацанами на жидовском кладбище, раскумаримся, я кропаль заначил, - он еще раз нежно провел теплой ладонью по груди и бархатному животу своей новой подружки, - какая ты гладкая и горячая, меня аж всего колотит.
-Не сейчас,- девушка встряхнула черными кудрями, легко отстранила юношу и показала ему в сторону приближающегося конвоя. – Смотри, я засекла, проходят по одному и тому же месту ровно через каждые пятнадцать минут, значит, у нас есть хороший запас времени установить вот эту штуковину у них на пути, - девушка сунула в бок парню чем-то холодным.
-Что это?
-Не твоего ума дело, хочешь быть со мной, выполняй, что говорят, а нет, проваливай, сама справлюсь.
-Да ведь это пехотная мина- «лягушка», - Арик осветил зажигалкой холодный пакет и отпрянул в сторону - нам на военной подготовке в школе такую показывали.
-А ты думал, что я этим русским торт с вишней приготовила, пусть поквакают сегодня на луну, а я посмеюсь – девушка съежилась, дрожа от холода и страха.
-За что ты их так ненавидишь?
-А кто их любит, ты что ли, только у вас мужчин не хватает смелости, а мне терять нечего. Помнишь, на прошлой неделе в военном городке Кара Оста взорвался склад с торпедами, а полгода тому назад их комендатура на въезде в город сгорела дотла, сколько тогда трупов обугленных в морг по ночам таскали, грузовиками, кто-нибудь считал…? Нет, А я считала, потому что это мое дело, ради него я месяц валялась в вонючей казарме с мичманом Сучковым Васей, пила с ним ворованный спирт и делала все, что он хотел только для того, чтобы получить в подарок пару вот таких мин и ящик тротила, на котором, кстати, улетел на небеса и завсклад боевых торпед Вася Сучков, якобы заснув с горящей сигаретой в гнилых зубах.
-Так это ты? Брось, Розик, не сочиняй, хватит меня разыгрывать, говорят, то были несчастные случаи, да и твоя эта «лягушка» я думаю маскарадная выдумка.
-А давай посмотрим, - давай бегом, пока время не ушло, и собаки не почуяли, закапай, а мы посмотрим на фейерверк.
-Нет, розочка, не могу.
-Ах, не можешь, а трахать меня на халяву слабо, не ты ли мне говорил, что ненавидишь красных и жидов, так ты, братишка, фраерок слабовольный оказывается.
-Роза, но ты же сама еврейка, - Арик весь сжался от этих слов и закрыл глаза, ожидая пощечины. Но ничего не произошло, девушка только тихо рассмеялась и потрепала парня по длинным, цвета спелого ячменя, давно немытым волосам.
-А что ж ты с еврейкой спишь, латыш бессовестный? И не Розой меня зовут, а Вардой, что на иврите означает - «Черная роза», дорогой мой, Арик, Это отец у меня был Моня Полис, а мать чистокровная латышка, так, что по кровной материнской линии – я тоже латышка и после того, как поиграемся с лягушатниками, рванем громить могилы на старом еврейском кладбище.
-А почему тебя назвали «черной розой»?, что-то странное имя, - Арик легко прикоснулся пальцами к жестким кудрям своей подружки.
-У нас все в роду выращивали этот удивительный цветок – и, кстати, зарабатывали на этом хорошие настоящие серебряные латы.- Девушка на минуту стихла, как бы вспоминая счастливое давно забытое время, а затем продолжила,- Знаешь, когда зажимаешь серебряную монету между большим и указательным пальцем, затем резко дунешь, а она звенит таким нежным перезвоном – господи, какой это божественный звук. Но пришли русские, и все наши плантации вырубили под корень. «Красные» любят гвоздички, особенно на гробах соплеменников, а черные розы им внушают страх.
 Теперь ты понимаешь, почему я их ненавижу. А мой отец, продажный жид, им в этом помогал и все деньги, что заработала наша семья за десятки лет, чертов мордыхаевский сынок где-то закопал. Мама жила в полной нищете, а Моня гарцевал со своей новой подружкой Сарой Зейрах, что опять же на иврите означает «сияние», пока в июне сорок первого не пришли немцы и всех их не расстреляли на Ливском кладбище. Правда, Моня умудрился спрятаться у нас в сарае, приполз к матери на коленях, ну, и после войны родили меня. А подружку свою бросил, оставил немцам на растерзание, потом шлюху расстреляли. Взгляни на небо, может одна из сияющих звезд и есть та самая Зейрах.
-Никогда бы не подумал, что ты можешь быть такой озлобленной и романтической натурой одновременно. – Арик снова попытался пролезть своей мягкой, но крепкой рукой девушке под легкую футболку, но та уж со злобой оттолкнула его.
-Ты что кроме этого ни на что не способен, - Варда чуть было не заплакала от бессилия, но затем сама крепко обхватила юношу за плечи, мягко прижав к прохладному, пахнущему морской травой, песку. Это спасло молодых людей.
Буквально в двадцати метрах от них появились молчаливые тени пограничников, и если бы один из наряда не закурил, блеснув в темноте на секунду светлячком сигареты, пришлось бы нашей парочке отсиживаться не одну ночь в комендатуре. Опытная, натасканная овчарка, почуяв чужих, натянула брезентовый повод, и тихонько заскулила, но старшина Горбунов, прошедший по этой тропе не одну сотню миль успокоил пса. «Тихо Рекс, это опять, какой нибудь бурундук» И дозорная троица бесшумно зашагала дальше.
-А куда делся твой отец?- что опять нашел себе сучку молодую,-прошептал Арик..
-Не успел, хотя пытался, - Варда тихо рассмеялась, - сердечко не выдержало у старого плута, когда я подсыпала ему в водку снотворное, сейчас гниет в центре еврейского кладбища. Сегодня, я думаю, мы с ним встретимся, там его могила и на мраморной плите выбита черная роза - таково было его последнее желание. Так что найдем его усыпальницу без проблем.
-И тебе совсем не жалко отца, - прошептал Арик, и с ужасом, даже в чернильной темноте осенней ночи разглядел, как искривилось лицо Варды от зловещей улыбки.
-Жалко! Ха! Да я бы его своими руками задушила, только силенок у меня в то время маловато было. Мать умерла от голода, а он, сволочь, все фамильное серебро передал какому-то приюту, где его по ложечкам, вилочкам и подстаканникам растащили красные голодранцы.
-Арик, да ты ведь тоже не святой, я слышала твой дед Афайс, ну тот, который местных евреев во время войны пытал, грабил, а затем хладнокровно расстреливал, тебе тоже завещание оставил. Было дело? Ладно, малыш, не дрожи, никому не скажу. Я только с тобой, мой мальчик, из-за твоего прошлого и связалась, считала тебя будущим героем нации,…а ты…сопляк,  тьфу!
-Ладно, Роза, давай свой взрывпакет, - Арик сунул мину в просторный карман до белизны вытертой джинсовой куртки и  ползком, словно песчаный уж, проскользнул между сухих камышей. Он быстро закопал коробочку в песок на тропе, снял с предохранителя и также юрко вернулся обратно.
-Ну что, «Черная роза» с сарказмом и иронией прошептал он девушке в маленькое теплое ушко, а  теперь пора ноги делать, иначе оккупанты спустят собак, не уйдем,- голос его дрожал, и Варда почувствовала у юноши страх, и от этого у нее закружилась голова.
-Вот уж нет, я хочу своими глазами увидеть, как у русских отрываются ноги, руки и прочие конечности, хочу услышать их стоны и крики о помощи.
-Ну и дура, садистка ненормальная, поймают, могут вышак нарисовать, эти красные зверюги похлеще моего деда будут. Короче ты как хочешь, а я сваливаю. Арик попытался приподняться, но Варда нежно положила на узкое колено дрожащему патриоту -  нацисту свою маленькую горячую ручку и крепко сжала пальцы рук.
-Сидеть, красавчик, все равно не успеешь через парк до города бегом не меньше десяти минут, но неужели ты думаешь, мальчик, что я не подготовила путь к отступлению, дурачок.
-Да что же ты за ненормальная, девка, куда же мы тогда денемся,  - Арик забился в молчаливой истерике, его трясло и подташнивало.
-Смотри, неполноценный, справа крыши коттеджей виднеются, заберемся на один из чердаков, и будем наслаждаться игрой смерти, как в амфитеатре, у меня уже кровь в жилах закипает от предчувствия очередного свидания со своей подругой.

-ХХХ-

Взрыв прогремел чуть слышно, его погасил шум морского прибоя, запахло порохом. Послышались страшные крики, затем предсмертные стоны, взвизгнула и затихла овчарка. На сторожевой вышке в парке вспыхнули  сразу три мощных прожектора, и их лучи начали лихорадочно метаться яркими снопами света по кронам лип, елей, по белой полосе прибоя….
Варда схватила юношу за руку и потащила в сторону темневших коттеджей, в которых тоже начали зажигаться, словно маяки, одинокие окна. Парочка за считанные секунды пересекла сосновый лес, и молодые люди, словно зайцы, напуганные неожиданным появлением охотников, проскочили до первого домика, сооруженного по финской конструкции с высокой крутой крышей и боковой лестницей на чердак. Но здесь их ждала та неожиданность, которую невозможно предусмотреть в жизни.
 Опытные хозяева натянули тонкие стальные цепочки, чтобы огородить свой участок за десяток метров до высокого волнообразного забора и, конечно же, в кромешной тьме ни Варда, ни Арик их не заметили и, запнувшись о предательское препятствие, они словно две подбитые куропатки, легко перелетели через ограждение и со стонами приземлились на бетонное покрытие, где стояли две припаркованные русские машины типа «Волга» черного цвета.
Варда ударилась головой о мощный никелированный бампер одной из легковушек, больше схожей с легкой армейской танкеткой и потеряла сознание, ее молодой любовник  залетел прямехонько под саму машину, и его заклинило в районе непробиваемой защиты картера, вырвав из молодого тела крик ужаса от нестерпимой боли и беспомощности.
 Тут же из дома с фонарем и двустволкой в руках вышел маленький лысый человек. Он медленно провел лучом  фонаря, разрезая темноту, словно лазером и выхватил из мрака ночи  две скорчившиеся, стонущие на земле, фигуры.
-Эй, вы, там, поднимайтесь, только медленно и руки за голову, - в этой команде чувствовались начальственные, военные нотки, которые не выводятся ни какими лекарствами.
Варда, словно во сне поднялась и медленно поплелась навстречу к лысому человеку с ружьем.
-Я сказал руки за голову, и стоять на месте, - маленький лысый человек приподнял черный ствол ружья до уровня груди девушки и направил сноп света ей в глаза. Варда зажмурилась и отвернулась, сбоку к ней подошел Арик. У него была рассечена бровь, и кровь как из поливочного шланга обильно струилась на майку и на дорожку посыпанную белым мрамором.
-Алевтина, - крикнул лысый человек, чуть обернувшись в сторону своего каменного убежища, - срочно звони в милицию, кажется, я поймал террористов.
В просвете дверей дома показался быкообразный силуэт, напоминающий наполненный водой огромный презерватив.
-Я уже позвонила,- пробасил раскачивающийся желеобразный монстр, который почти полностью перекрыл дверной проем, и потому теперь Варда смогла рассмотреть человечка с ружьем, который уже по - ковбойски закинув дробовик на плечо, осматривал свои машины. Он легко постукивал лакированным прикладом сначала по колесам, затем проверил лобовые стекла, подфарники и габариты. Не украли ли эти латышские гниды колпаки с колес или щетки с лобового стекла. «Фу, вроде все на месте!»
 Ведь ради этих самых машин и белого кирпичного домика с красной крышей на балтийском берегу, он три года «отпахал» гидроинженером  на строительстве Асуанской плотины в Египте. Его уже не беспокоили два убогих подростка в потертых джинсах с разбитыми носами - эти отходы, отбросы общества его уже не интересовали. Хотя в действительности в Египте он выполнял совершенно другие функции, ну, немного отслеживал личную жизнь настоящих работяг, и писал на них правильные доносы. Что ж, у каждого своя работа!
Но сегодня, ох, как он ненавидел всех этих худосочных «хиппи», что три дня бесновались на пляже, рядом с его благополучным домом. «И куда только партийные органы смотрят, кто мог допустить, чтобы устроить этот чертов фестиваль, разве, что сами - латышские власти, все рвутся отделится от великого Союза. А на - те выкусите!»
 И даже то, что девчонка, похожая на плешивую дворняжку, оторвав кусок материи от черной майки, которая болталась на ее щуплом теле как на вешалке, пыталась остановить кровь у своего дружка – его тоже не интересовало. Маленький человек обошел вокруг своих лакированных монстров, проверил цепочку, клумбу, на которой пышно разрослись алые розы, заглянул в гараж, где хранилась его особая гордость - американский «Бьюик» покрытый изумрудно-перламутровым металликом и медленно пошел к воротам, чтобы впустить подъезжающую с мигалками желтый милицейский «УАЗИК» и, конечно же, в этом расслабленном состоянии он оказался хорошей мишенью для зорких глаз Варды, которая ни на секунду не спускала с него пристально-злого взгляда.
-У меня в левом кармане джинс толовая шашка, - шепнула Роза Арику, промакивая набухшей от крови тряпкой распухшую надбровную дугу и сломанный нос несчастного юноши.- Осторожно вытащи, поджигай бикфордов шнур и бросай «наш подарок» в открытое окно этой конюшни. Когда домик запылает, этим  бульдогам будет не до нас, они кинуться спасать свое «добро» - ух ненавижу рабов, и сразу же беги, дорогой, в сторону парка там, в сосновом лесу, нам будет легче затеряться, встретимся на еврейском кладбище. Варда осторожно развернула парня, так, чтобы лысый человек не заметил ничего подозрительно, и указала жестом на свой оттопыренный карман.
Арик, уже ничего не понимая, залез в узкий карман джинс, где его рука отчетливо ощутила, как  бьется горячая бедренная артерия Черной розы. Он медленно вытащил липкую, похожую на кусок мыла, толовую шашку. Чиркнула зажигалка, и шипящая петарда с веселым посвистом и треском полетела в темное окно.
Маленький лысый человек зыркнул в сторону подростков, которые неожиданно попадали на землю, затем глаза его осветила яркая вспышка, и оглушительный взрыв, что вмиг разворотил в дым, пыль и прах все, что было нажито за долгую, нелегкую жизнь, бывшего партийного номенклатурщика Яна Гипслиса.
 Взрыв его ослепил, а мощная взрывная волна отбросила маленького человечка метров на пять к воротам, которые со скрежетом завалились, перегородив путь милицейской машине. Дом вспыхнул, словно был нашпигован горючими материалами, через секунду раздался еще более оглушительный взрыв - это сдетонировал огромный синий баллон со сжиженным газом, что совсем недавно так тщательно установил и заправил хозяйственный Гипслис. Заполыхал сарай с перламутровым «бьюиком» и еще, через несколько секунд, рухнули стены и крыша дома, в а в звездное небо взметнулся сноп пламени, искр и черного дыма. Из-под обломков поднялось объятое пламенем огромное звероподобное существо, оно что-то зарычало, захрипело и рухнуло в пламя догорающего строения. Ян Гипслис лежал бес сознания еще несколько минут, и потому ему не суждено было увидеть, какую ужасную смерть приняла его любимая Алевтина Петровна, и как от случайного, прилетевшего с мерзким свистом осколка от разорвавшегося газового баллона, вспыхнул милицейский УАЗИК, а два милиционера в дымящихся шинелях, кинулись в разные стороны и исчезли в темноте леса.
В этом переполохе Варда приподняла голову, огляделась и кинулась вслед за  убегающим в  непроглядный мрак лиепайского парка, Ариком. Она почувствовала запах горелых волос и поняла, что это вспыхнули ее великолепные, блестящие антрацитом, кудри. Добежав до небольшого озерца, она кинулась в воду и несколько секунд не выныривала, затем, задыхаясь, мокрая и дрожащая выбралась на берег. «Надо бежать, иначе поймают, убьют». Варда когда-то в русской школе неплохо освоила азы легкой атлетики и потому шесть километров до кладбища она преодолела за какие-то десять-пятнадцать минут.
 Здесь за кладбищенской оградой она увидела разведенный костер, в отблесках которого мелькали тени подростков. Гремела музыка, юноши и девушки расположились на мраморных, поваленных плитах. Кто-то распевал песни, пытаясь перекричать мощный стереомагнитофон, кто-то танцевал на черных блестящих плитах, но большинство лежали в разных позах между оградками и на могилах, досматривая виртуальные цветные сны, запущенные в мозгу таблетками ЛСД и порошком Кокаина. Какой-то накачанный, абсолютно голый атлет – натурал, с железным ошейником унизанный острыми шипами и распущенными по плечам рыжими кудрями, подобно древнему викингу, с огромной кувалдой в жилистых руках, ходил между могил и, найдя нужную, начинал с остервенением колотить по ней, пока та не валились на землю, трескалась и распадалась на мелкие кусочки.
Варда молча подошла к костру, бросила в пламя очередную автомобильную покрышку и подставили руки живительному теплу. От едко чадящего огня повеяло жизнью, а от ее прогоревшей в нескольких местах майки  с надписью Санта-Круз-Де Тенерифье и джинс «Монтана», купленных неделю назад у русских моряков, пришедших в Лиепаю из Лас – Пальмаса, повалил пар. Сидевшая совсем рядом на могиле парочка молодых латышей попадали от смеха на спину и так закатывались, пока Варда не сняла пробитую, словно  шрапнелью, майку и рваные на коленях джинсы развесила их тут же, рядом на оградку, оставшись в одних едва прикрывающих бедра, розовых прозрачных стрингах и, нагло выпятив высокую грудь, повернулась спиной к огню. Парни разом замолкли, с интересом рассматривая красивую фигуру молодой девушки.
-Ты кто такая, - спросил конопатый латыш в черной кожаной куртке, раскрашенной разноцветными масляными красками, одетой прямо на голое тело. – Вот я Улдис, это мой друг Зельд, а вон там, на могилах танцуют наши девчонки дикая Занда, потому что в сексе ей нет равных и ее подруга большая Нания – видишь, как она своим громадным задом трясет и сиськами размером с хорошую дыню размахивает, за это мы ее называем своей национальной гордостью.
- А я – Черная Роза, разве не видно, - парень, не отрывая от девушки глаз, кивнул головой и расплылся в улыбке, - ты прекрасная Роза, иди ко мне, девочка, я тебя согрею. А потом рванем в кабак, в «Кайю»  или «Юру» , что на центральной площади. А пока пивком сушняк после травы сбиваем – у нас два ящика «Сэнче» на, держи, – юноша протянул Черной Розе открытую бутылку с радостным и румяным Санта-Клаусом на этикетке.
-Лучше в «Кайю», там фирма зажигает «Лед Зэппелин» и «Дип Перпл» - ввязался в разговор второй юнец, с красивым девичьим лицом, которое портило худоба и длинный шрам от опасной бритвы на щеке, - а в «Юре» обычно русские козлы собираются при галстуках, - ввязался в разговор  Зельд, - и лабухи там такую бредятину гонят, типа от ихнего нудного пропивохи Антонова или сумасшедшей жидовки  Пугачевой.
Варда усмехнулась и отвернулась к огню.
-У меня уже есть свой герой, мне другого не надо, а моя подруга где-то рядом гуляет, поэтому со мной лучше не связываться.
-Кто же она такая страшная твоя подруга, - латыши снова по-детски захихикали.
-А скоро узнаете, вот согреюсь немного, и начнем сэбат, ведь сегодня суббота, евреи не работают, а у нас самый сенокос. Кстати, пацаны, а где вы столько «дури» понабрали?
-Это Ван Хален со своей группой из Голландии через таможню больше ста кило марихуаны протащил в своих звуковых стерео колонках. У них там, в Голландии наркота в законе. В первый день фестиваля бесплатно раздавал, вот мы и подогрелись на шару. – Улдис запустил пятерню в нагрудный карман своей куртки и вытащил жменю перетертой марихуаны и маленькую бутылочку с черной смолянистой жидкостью. – Это опийное масло - хватит раскумарить всю Лиепаю.  А еще после полуночи сюда должны музыканты из рок-группы «Блэк Сэбат» подкатить, вот тогда начнется самое веселье. Вот и «хануккальный светильник» из восьми автопокрышек иудеям распалили, пускай радуются. Да тут до тебя старый жид - кладбищенский смотритель с седыми пейсами да плеч к нашим девкам приставал, мол, что вы гои проклятые творите, бог вас покарает, вы оскверняете шабаш…, так мы его силком русской водярой напоили, сейчас ползает или отсыпается  где-то между могил. А мне на память свою шапочку оставил, - Улдис напялил себе на макушку черную Кипу и от души рассмеялся.
В это время с соседней могилы поднялась шатающаяся тень и медленно пошла в сторону костра, когда ее полностью осветили языки пламени, Варда поняла, что это девушка, причем азиатской наружности. И если бы не желтое, мертвецкое лицо и красные круги под потухшими черными раскосыми глазами, она вполне могла бы претендовать на мисс рок-фестиваля.
-Привет, Алхия, как там, на марсе и вообще в космосе жизнь продолжается, - Улдис цинично рассмеялся и, ухватив девушку за пояс джинсовых шорт, усадил рядом с собой. В следующий момент, латыш волосатой рукой  обхватил Алхию за талию, другой - сгреб в кулак ее жесткие маслянистые волосы на макушке, и «по-братски» впился долгим, сдаострастным поцелуем в тонкие, фиолетового цвета, губы азиатки.
-Знакомься, Варда, - выдохнул юноша, едва отдышавшись, после затяжного поцелуя, - она у нас мусульманка, приехала на фестиваль из своего сраного Татарстана девственницей, а сегодня на ее счету как минимум с десяток пацанов со всего мира. Скажи правду, красотка международная, тебе нравится это дело, ну чтобы несколько мужиков сразу.
Бледное лицо девушки озарила глуповатая улыбка, она закрыла глаза руками и начала смеяться, затем упала на плиту и расплакалась. Но через минуту она приподнялась и, как ни в чем не бывало, достала из кармана горсть желтых таблеток спокойно засыпала их в рот, запила пепси-колой и словно окаменела, стала похожа на одну из мраморных дев, что сейчас с отбитыми руками и головами валялись между могилами.
 Латыш встал и стянул с девушки зеленую, в жирных масляных пятнах, майку, оголив белоснежную кожу на  животе и груди с торчащими, словно у молодой козы сосками, что придавало  телу азиатской красавицы своеобразный колорит. Алхия не сопротивлялась, она закинула руки за голову и со стоном закрыла глаза, приготовившись к очередной оргии, но парни почему-то рассмеялись и, уже не обращая на Алхию внимания, начали раскуривать очередную забитую марихуаной папиросу.
Конопатый сделал две затяжки и передал папиросу своему дружку, тот глубоко затянулся ароматным дымком и жестом предложил Розе.
-Дерни пяточку, это самый кайф, - но Варда отрицательно покачала головой.
Черная Роза молча наблюдала за этой сценой, скривив губы от ненависти к молодым придуркам, но сейчас ее волновало совсем другое. Она внимательно рассматривала надписи на могильных плитах в пределах видимости от яркого света костра. Где-то здесь должна быть могила ее продажного предка с черной розой выбитой на мраморной плите и о чудо…! На серой, блестящей черным антрацитом  плите, весом не менее трехсот килограммов, на которой распластались в кайфе два подростка - латыша и юная мусульманка, она увидела, выбитую золотом, фамилию: «Михаил Исаакович Полис».
Варда огляделась кругом, ища глазами Арика и, не найдя в толпах расторможенных обкуренных юнцов, знакомое лицо вытащила из заднего кармана своих уже подсохших джинс промокшую тротиловую шашку и поднесла ее ближе к огню. - «Неужели не сработает?» - девушка потрогала руками, торчащий из основания желтого куска тротила, бикфордов шнур. «Еще не просох, да и черт с ним брошу в костер, взрыв разворотит все могилы в радиусе десяти метров».
-Эй, вы там, - обратилась она к компании, что развалились на плите, с выбитой черной розой у основания, - проваливайте отсюда, а то в натуре всех в космос отправлю, - она покрутила перед глазами ничего непонимающих латышей толовой шашкой, - сейчас шикарный фейерверк будет, разбегайтесь подальше.  Парни неохотно поднялись, один из них покрутил пальцем у виска, и подростки медленно, шатаясь, словно зомби, побрели по узкой песчаной дорожке кладбища на выход.
Алхия подскочила, будто к ее белоснежному тугому животику прикоснулись оголенными электропроводами под напряжением. Она с бешеными округлившимися глазами и открытым ртом бросилась вслед за своими дружками.

-ХХХ-

У ворот кладбища стоял милицейский «бобик» и сержант Сашка Яковец, только что по рации получил из центра сводку и взрывах на пляже. Менты вовсе не хотели связываться с разгулявшейся молодежью, но поступил приказ арестовать по возможности парня и девушку, приметы такие то…
Внезапно из-за ржавых покосившихся ворот кладбища, где какой-то умник неровно вывел белой краской на венце «Оne way» со стрелкой, указывающей в небо, выбежала девушка, она была в одних коротких шортах на голом теле и потому сержант Сашка Яковец – любитель ночного стриптиза плотоядно заржал, - «будет сегодня ночью в отделении с кем позабавиться». Двое рядовых ментов с автоматами на заднем сиденье в один голос поддержали своего командира и  нервно зашмыгали носами.
-Саня, давай шлюху в отделение заберем, - один из милиционеров уже приоткрыл дверцу машин.
-А кто сомневается, - она сама к нам в сети плывет, рыбка золотая.
Но когда стражи порядка внимательно рассмотрели девушку поближе, то их обуял тот самый ужас, что случается со смелыми вояками перед лицом смерти.
-Да она безумная какая-то, обкурилась сука, с ней хлопот не оберешься, – Сашка Яковец посигналил в клаксон и мигнул фарами, чтобы хоть как-то вывести из состояния сумасшествия  полураздетую, с растрепанными черными до пояса волосами, девицу.
-Там, там хотят взрывать могилы, - Алхия маленькими кулачками стала барабанить по стеклам закрытых дверей, - скорее идите туда, остановите ее, у нее граната.
-Да они все тут чокнутые, - сержант достал огромную черную рацию. -«Павлин» - я «Фиалка», - вы что-то говорили о взрывах на пляже, так вот мы сейчас стоим перед воротами старого еврейского кладбища, какая-то ненормальная «хиппи» сообщила, что на кладбище ходит девушка с гранатой, что делать?»
-Срочно найти обезвредить и доставить террористку в первое отделение, здесь уже создан штаб по поиску виновных во взрывах, одного побитого стилягу поймали в парке, по приметам схож с подозреваемым, но пока не колется, прикинулся больным, были вынуждены отправить его в больницу. Ну, все понятно, тогда действуй, сержант Яковец.
-За мной, братва,- Яковец вытащил из кобуры свой неразлучный «Макаров»,- показывай, девочка, где эта придурошная  с гранатой, да хоть накинь на себя что-нибудь. Цыбулькин, дай ей свою куртку на время.
Рядовой Цыбулькин нехотя снял свою любимую черную куртку с мутоновым воротником и накинул ее на плечи сумасшедшей Алхии.
-Обкурятся, суки, потом еще ухаживай за ними, - проворчал он себе под нос.
-Там, там, - опять взахлеб закричала Алхия и разрыдалась, усевшись прямо на холодную землю возле лысого переднего ската ментовского  «лунохода».
-Цыбулькин, присмотри за «хиппи», головой отвечаешь, - Яковец включил карманный фонарик и осветил темную дорожку, - Цыбулькин, а ну-ка зажги дальний свет, сейчас мы всех местных ведьм и чертей выявим на свет божий.
Вспыхнули фары дальнего света, прочертив дорожку между могилами едва не достав пучком в тысячу канделей до  едва видимого в непроглядной тьме кладбищенского парка огонек костра.
Сержант бросился бежать по освещенному коридору, приближая с каждой секундой свет в конце тоннеля. За несколько десятков метров до черного силуэта, чем-то напоминающим мраморную, леденящую душу, белым мрамором кладбищенскую статую ангела смерти, Сашка перешел на шаг, тяжело дыша и, стараясь не шуметь, он медленно приблизился к одинокой фигуре рядом с угасающим костром. Наметанным глазом он приметил чудь поодаль на могильных плитах еще двух девушек и нервно махнул им рукой, чтобы те быстро уходили, но девицы непонимающе развели руками и отрицательно замахали хорошенькими мордашками.
В это время Варда, почувствовав приближение со спины мощного энергетического потока, поежилась, как от легкого прикосновения к обнаженной спине пушистого перышка  и с непосредственной, почти детской улыбкой повернулась к запыхавшемуся менту.
-Она подняла вверх руку с толовой шашкой, помахала ею почти под самым носом у Яковца и бросила ее в жаркое пламя костра.
-Стой, дура, - только успел крикнуть сержант и бросился на девушку, пытаясь оттащить ее от места взрыва, но та легко выскользнула из его медвежьих объятий, и проскочила на другую сторону пепелища.
-Ложись, идиотка, щас рванет, - он попытался еще раз достать девчонку и в это время прозвучал взрыв. Яркая вспышка осветила всю центральную часть кладбища, взрывной волной весь костер поднялся десятиметровым столбом над освещенными могилами, увлекая за собой недогоревшую расплавленную резину автомобильных покрышек, куски мрамора от развороченной надгробной плиты, из-под которой со звоном и тихим нежным шелестом взвились в небо тысячи серебряных монет. Затем, искрясь в отблесках пламени, латы со свистом и стоном, словно серебряный  дождь,  посыпались на землю, устилая серебряным покрывалом удручающий кладбищенский пейзаж.
Яковца отбросило в темноту могил на несколько метров, но он не потерял сознания, а попытался подняться, и, вдруг понял, что не чувствует ног, он руками старался нащупать свои сапоги, но их не было на месте. Боли и страха тоже не было, Сашка просто беспомощно барахтался в луже собственной крови на тропинке между синими оградками.
Варда, ослепленная ярко-желтой вспышкой и оглушенная теплой и упругой взрывной волной, плавно перелетела через несколько могил и мягко приземлилась на холодной песчаной куче. Две непонятливые латышки Нания и Занда успели юркнуть за одно из двух мощных двухметровых надгробий на высокой могиле некого Ицыка Шалашибеса, где белой краской с подтеками было выведено  «Judden Die», а ниже непременный атрибут таких лозунгов – коловорот свастики, но, казалось, незыблемая плита, не выдержав мощного взрывного удара, с треском повалилась, выворачивая комья земли и с утробным выдохом придавила двух несчастных девушек, не оставляя им шанса даже крикнуть, даже пискнуть о помощи, настолько тяжела была мраморная глыба, принявшая в свои объятия две юные жизни.
-Я ничего не вижу, боже я, ослепла, - Варда на коленках ползала вокруг могилы какой-то Леи Шеренги, трагически погибшей еще в 1941 году, где еще несколько минут назад так зажигательно вытанцовывали рок – ин - ролл две латышки.  Она горстями собирала серебряные латы, сыпавшиеся с неба, и причитала.
- Это мои, мои деньги, – всхлипывала она, на ощупь пробираясь среди могил и стонов раненых, распихивая латы по карманам рваных джинс, за пазуху своей дырявой майки. Монеты тут же выскальзывали из переполненных карманов. Но она снова и снова подбирала их, вперемешку с грязью и песком, то в задние карманы джинс, то в свои узкие стринги. Наконец она со стоном завалилась в какую-то канаву, потеряла сознание и затихла.

-ХХХ-

Рядовой Федя Бунчук не успел добежать до места трагедии всего каких-то двадцать-тридцать метров, когда раздался взрыв. Он автоматически кинулся за ближайшее укрытие и закрыл голову руками, затем ему на голову посыпались серебряные монеты. Все происходило, как в страшном сказочном сне, только звероподобный вой, стоны и крики раненых мгновенно отрезвили его помутневшее сознание. Совсем рядом, с собой он увидел лежащего на спине Сержанта, его ноги словно были зарыты по колени  в землю, но, приглядевшись и немного привыкнув к темноте, Федор все понял.
- Сашка, держись не закрывай глаза, - дрожащим голосом повторял Бунчук, перетягивая ремнями бедренную артерию на окровавленных с дрожащим розовым мясом на обрубках двух ног своему командиру - сержанту Яковцу. Рядом валялся острый, как хорошо отточенный морской щкерочный нож, похожий на оборвавшуюся гильотину, осколок надгробной плиты,  покрытый сгустками черной крови.
-Я уже скорую помощь вызвал из госпиталя военного городка Кара  Оста, врачи через десять минут будут здесь. - Милиционер из никелированной фляжки влил в рот своему другу несколько глотков спирта, и сержант приоткрыл мутные глаза.
-Что со мной, я не чувствую своего тела, - простонал Яковец.
-Да все нормально, Сашок, главное живой, - Бунчук похлопал сержанта по мертвенно бледным щекам, - ты полежи, братишка, здесь немного, я девчонкам помогу, их там придавило плитой малехо, а той, что толовую шашку в огонь шарахнула, по-моему,  выбило глаза. Доигралась, стерва.
Бунчук тенью проскользнул к тому месту, откуда разносились стоны и всхлипывания девушек зажатых огромной мраморной глыбой.
 -Потерпите, голубки, я сейчас вам подмогу, -  Федор достал из кобуры пистолет и подошел к группе парней, которые, очнувшись после взрыва, с радостными воплями и визгом  собирали, невесть откуда взявшиеся здесь, свалившиеся им на голову, монеты.
-А ну, прекратить мародерничать, - закричал Бунчук во всю свою луженую глотку, - считаю до трех, и буду расстреливать каждого, кто прикоснется к деньгам. Все это - достояние государства – В подтверждение свих слов он выстрелили несколько раз в воздух. Юнцы застыли в тех позах, что застыли их хлопки выстрелов.
-Эй, тщедушные, все сюда, схватились быстренько за плиту и осторожно поднимаем, - он первый ухватился за грай холодного камня и попытался приподнять, но плита даже не шелохнулась. Неожиданно с десяток волосатых парней и две смазливые, но неопрятно одетые в какие прозрачные, индийского покроя, марлевки. Девчонки и длинноволосые, истощенные юноши облепили гранит, который неохотно, со скрипом стал медленно подниматься, пока не встал на свое законное место.
-Мы поляки из Варшавы, - сказала на ломаном русском одна из девушек, - мы хотим оказать вам помощь.
-Только ради бога не прикасайтесь к раненым, у девчонок возможны тяжелые переломы и травмы, - предупредительно остановил своих новых помощников Бунчук, - скоро подъедут врачи, пусть сами разбираются, так, расходимся, пока я вас всех не отправил в КПЗ. Молодежь бросилась в рассыпную, по ходу дела нагибаясь и подбирая очередные, блестящие и искрящиеся всеми цветами радуги, в свете выплывшей, из-за низких волнистых облаков, желтой луны, увесистые серебряные латы.
Водитель скорой помощи Равиль Безызвестных не стал дожидаться, пока ему откроют заржавевшие  кладбищенские ворота. Его белый, с красным крестом на борту микроавтобус «Латвия» на полном ходу снес мощным стальным бампером, обвисшее, на гнилых петлях, загорождение, ворвавшись на нетронутую десятками лет кладбищенскую дорогу, и через пару секунд двое сутулых, с угрюмыми серыми лицами и печальными глазами санитара, которые еще полчаса назад вкололи себе по ампуле украденного из больничной аптечки морфия,  на носилках запихнули в пропахшее лекарствами стерильное нутро реанимационной помощи первую клиентку - молодую девушку с расплавленной от высокой температуры сетчаткой глаз и  опаленным лицом, цвета горького шоколада, на котором грязными коричневыми хлопьями свисали куски обгоревшей кожи, а пальцы рук мертвой хваткой сжимали горсть серебряных монет.
«Чего только не увидишь на белом свете» - вздохнул пожилой врач - реаниматор Петро Галушка, с трудом подсоединяя к тонкой исколотой вене Варды капельницу. Затем он густо смазал марлевый тампон спермацетом и положил его девчонке на лицо. Варда часто дышала, но была в сознании, она тихо повторяла: «Это мои деньги, не трогайте их они мои». Галушко попытался снять с девушки остатки майки, но та рассыпалась в руках, превращаясь в прах и оголяя, покрытое темно-коричневыми пятнами обожженное, тело.
Галушка, достал из кармана халата плоскую бутылочку «Скотч Виски», по-воровски огляделся и, отхлебнув из горлышка пару жарких глотков упоительной жидкости, с состраданием и жалостью наклонился к мечущейся в бреду девочке.
-Эх ты дурочка, - Петр осторожно прикрыл одеялом почти оголенное и обожженное, покрытое желтым пузырями во многих местах грудь и ноги несчастной, - тебе сейчас о своих глазах и жизни думать надо, а не о каких-то смешных латах.
Сашку Яковца принесли в одеяле четверо чумазых от дыма подростка и загрузили рядом с метавшейся в бреду Вардой. Занду и Нанию мент Цыбульников осторожно перенес и уложил на заднее сиденье своего УАЗика. Он медленно тронулся, пристроившись в кильватер скорой помощи, водитель которой включил сирену и проблесковый маячок на крыше, и, распугивая на своем пути запоздалых жителей маленького латвийского городка, помчалась по узким булыжным мостовым, по бульвару Атмодас в сторону подвесного моста, соединяющего  город с советской военно-морской базой подводных лодок на полуострове Кара Оста.

-ХХХ-

Варда открыла глаза и зажмурилась от ярких лучей, ворвавшихся через немытое окно в больничную палату, одновременно с восходящим на востоке земли ярким солнцем.
«Боже, я вижу, вижу, какое это счастье» - Варда приподнялась на локтях и осмотрела свое обнаженное тело. Она  провела рукой по своей груди и животу. Как и прежде, кожа была гладкая, блестящая и напоминала своим  цветом свежее взбитые сливки.
-Неужели, я опять та же самая Черная Роза, - воскликнула девушка и рассмеялась. 
-Да, девочка, доктор Яков Шекель, обещал вернуть вам зрение и всю вашу красоту, и он сдержал свое слово, не смотря на то, что вы натворили со своими дружками националистами на еврейском кладбище, - эти слова принадлежали совсем юной, с белесыми ресницами и прозрачным тонким носом  санитарке в белом халате и косынке с красным крестом на голове, из - под которой выглядывали жидкие светлые волосы. Как она так тихо и незаметно вошла в палату Варда не знала.
-Простите меня, я была не в себе, - Роза закрыла лицо руками и зарыдала. Когда она успокоилась и открыла глаза, то увидела, что вместо молоденькой санитарки на стульчике рядом с ее койкой сидит дьявольски красивая девушка. Ее густые черные кудри блестящими волнами легли на голые цвета слоновой кости плечи. Большие черные глаза, с длинными махровыми ресницами, излучали любовь и радость встречи. На ней было надето белое, ниспадающее фалдами до пят открытое на груди платье, скрывавшее, по всей видимости, ее прекрасный стан и стройные длинные ноги.
-Кто ты, - тихо прошептала Варда,- мне кажется, я тебя где-то уже встречала.
-Я твоя давняя подруга, зовут меня Малхам Овэс , что на твоем родном языке иврите означает - ангел смерти, и сегодня я пришла за тобой, чтобы мы уже никогда не расставались, - девушка наклонилась и нежно прикоснулась к губам Варды в тихом ледяном поцелуе.- Пошли со мной в соседнюю палату, там нас ждут, не дождутся Занда и Нания, а несчастный Яковец уже молит о встрече со мной, чтобы я избавила его и всех остальных: пограничников с пляжа, Алевтину – жену маленького лысого человечка и других твоих жертв от страшных  предсмертных мук.
-Но ведь ты должна быть мерзкая, белая и худая, как смерть, с острой косой на плече, вместо лица у тебя из-под черного капюшона должен выглядывать череп с черными дырами вместо глаз, а ты такая красивая и нежная, - Варда прикоснулась рукой к белоснежно - матовой щеке своей подруги и в этот момент ощутила во всем своем теле вечное дыхание ледяного безмолвия  небес.
– Нет, нет, я хочу жить, я не пойду с тобой. И я не еврейка – я латышка.- Варда в ужасе отпрянула от своей подруги.
Малхам Овэс улыбнулась и тихо беззлобно рассмеялась.
- Ну-ну, девочка, успокойся, ты принадлежишь к высшей расе и должна этим гордиться, все остальные гои не стоят твоего мизинца. Даже если у тебя есть хоть капля еврейской крови, ты уже имеешь прямую родственную связь с великим народом Израиля. Не бойся меня, это глупые людишки изображают меня страшным демоном смерти, но я – ангел и не могу быть ужасной. Я приношу людям облегчения от страданий, болей и несчастий в их никчемной земной жизни, а за это они лишь проклинают меня. Но я не обижаюсь. Я - это ты, а ты это я, и нам уже ничего не изменить в вечном движении планет и галактик бесконечного космического пространства. Ты, Черная Роза, всегда была моей верной помощницей и подругой и потому ты сегодня так легко уходишь из той мерзкой земной жизни. Скоро все будет по-другому. Иди же, за мной!



В декабре 1974 года встреча во Владивостоке на высшем уровне между лидерами США и СССР все же состоялась. Вирус  демократии успешно был внедрен в еще здоровое и крепкое, но уже начавшее незаметно разлагаться, тело «нерушимого Союза». Тогда никто даже и подумать не мог, что через каких-то семнадцать лет – это мощнейшее государство мира развалится, словно песочный замок, и станет сырьевым придатком Европы, Китая и Америки, а саму Россию захлестнет волна преступлений, катастроф, болезней, голод и разруха. И только ангел смерти будет править бал над всем этим хаосом, пока не приберет к рукам все население этой никому не нужной и опустошенной части планеты земля.



КОНЕЦ