Вечные любовники

ОЛЬГА ВЕЛЕЙКО - ТРЕТЬЕ МЕСТО В ТЕМАТИЧЕСКОМ КОНКУРСЕ "ЗДРАВСТВУЙ, ОСЕНЬ" ФОНДА ВЕЛИКИЙ СТРАННИК МОЛОДЫМ


Они снова встретились ночью, на последней неделе августа.

Он сидел на плоской крыше самого высокого в городе здания и с легкой грустью и странной тревогой наблюдал звездопад.

Жизнь проходит… Нет-нет, он еще не стар!  Он еще чувствует тайное движение соков, а жаркие недра его естества полны сил, и днем он весь в движении, бодр и энергичен, но… По ночам он ощущает усталость, грусть и смутную тревогу, которые сегодня, на последней неделе августа, привели его на плоскую крышу самого высокого в городе здания.

Она подошла сзади мягко и неслышно. Ее присутствие он угадал только по легкому холодку в затылке. Она постояла, ожидая, видимо, что он обернется, но он остался неподвижен, поэтому она, чуть колыхнув пышным подолом зеленого платья, просто и молча присела рядом и стала смотреть на него.

- Ты совсем не изменился за этот год, - наконец произнесла она после долгой паузы.

Он проследил взглядом за очередной звездой, сорвавшейся со своего места и ринувшейся вниз, вздохнул и посмотрел на нее: рыжие волосы потоком в землю и зеленые серьезные глаза.

- И ты… Такая же, как прежде…

- Да… В мире мало что по-настоящему меняется, - отозвалась она и стала смотреть вниз, на сонно двигающийся в ночи город.

Он украдкой разглядывал ее профиль – знакомо отстраненный, слабо проступающий сквозь вуаль темноты на фоне мерцающего неба – и чувствовал, как просыпается и растекается по телу прежняя страсть – непреодолимая и неутолимая. Он знал все, что будет дальше, знал наперед. Она уже приходила к нему вот так,  мягко и неслышно, и брала его за сердце душистыми, чуть влажными пальцами. Он уже путался в золотых сетях ее волос и бился судорогой побежденного. Теперь она пришла снова, чтобы подарить ему краткое призрачное счастье, а потом забрать его душу. Она была его судьбой, его возмездием, его погибелью. Он знал это.

Но кроме знания уже росла в нем безрассудная извечная тяга всех, привыкших побеждать – хотя бы раз в жизни отдать себя целиком другому, подчиниться чужой воле, пережить самосожжение, поражение и умереть. Поэтому он сказал, не дожидаясь, пока эти слова произнесет она:

- Начнем все сначала?..

- Да, - кратко и тихо отозвалась она, даже не повернувшись.

Как и тогда, год назад, поначалу их встречи были краткими. Она приходила глубокой ночью, когда кошачий лунный глаз светил с самой макушки неба, прохладно принимала его жаркие ласки и уходила с первыми лучами солнца, оставляя после себя призрачный, терпкий аромат.

Как и тогда, год назад, она быстро увлеклась, почувствовав свою власть над ним, стала приходить раньше и оставаться дольше. И хотя днем она по-прежнему жила отдельно от него, своей тайной, неведомой ему жизнью, он постоянно о ней думал и иногда, в разгар полдня, внезапно ощущал ее прохладно-влажное дыхание где-то в сокровенном, уединенном уголке своего сердца.

Она стала прихорашиваться и наряжаться все ярче – в золото, в какие-то немыслимые платья – солнечно-желтые, багряно-красные, пятнистые. И приходила уже днем, не стесняясь, и уже не принимала его нехотя, а властно брала, даря взамен себя – губами со вкусом яблок и молодого вина, дыханием с туманным флером умирающих трав, глазами, изменчивыми, как хамелеон, телом, мокрым и холодным, каким-то ундинным. Он чувствовал, что теряет себя, угасает в ее объятиях, но с глухим упрямством самоубийцы жаждал испить свою чашу до дна.

Однажды утром, на последней неделе сентября, она глубоко заглянула в его глаза и, покусывая черешок опавшего кленового листа, предложила:

- Прогуляемся по городу?

И он понял, что сегодня они расстанутся.

Они шли по улицам, мимо прохожих, которые зябко передергивали плечами, приближаясь к ним. Нет, не к ним, а к ней – от нее веяло уже нескрываемым холодом.

- Может быть, еще денек? – безнадежно попросил он.

- Нет, - качнула она рыжими прядями. – Пора…

- Ты жестока…

- Ты тоже был жесток. Помнишь, на последней неделе мая ты пришел к цветущей и поющей по утрам девочке и взял ее душу?

- Я любил ее…

- Это она тебя любила, а ты просто принимал ее любовь. Поэтому она увяла и умерла.

- Но я вырастил ее детей, выкормил их и поставил на крыло!

- Ваших детей…

- Да… наших… И они придали смысл моей жизни и искупили мою вину. А ты просто мстишь!

- Нет. В моей жизни тоже есть смысл и искупление, но ты вряд ли поймешь.

Они уже шли по парковой аллее, вокруг туманились облака, а единственным свидетелем их разговора был ветер, усевшийся, покачиваясь, на багряные верхушки деревьев.

Наконец они остановились, и она снова заглянула в его глаза, шепнув:

- Пора…

- Да…

- Тебе страшно?

- Да…

- Не бойся…

Она подошла близко-близко, обняла холодными руками его тело, и оно стыло, немело, становилось бесчувственным, отчуждалось от него, оседало на землю, плыло, угасало.

- Смотри, - шепнула она.

В ее руках появился кусочек ледяно-голубого неба, и она графитовым пунктиром прочертила на нем курлычущий журавлиный клин.

- Видишь? Твои дети улетают, но они вернутся! И ты вернешься!

- Я знаю… Спасибо… - едва шевельнул он губами, и  его глаза застыли.

Она поцеловала его в затекающий белизной лоб и сказала:

- Прощай, Бог Лета… Увидимся через год…

Повелительно взмахнула пестрым рукавом, и ветер яростно закачал ветви деревьев, стряхивая с них листву. Богиня Осени забросала ворохом этой листвы тело своего любовника, постояла молча и, не оборачиваясь, быстро пошла по аллее прочь, неся в чреве плоды своей краткой любви – строчки для поэтов, ноты для музыкантов и краски для художников.