Просто ты умела ждать. Глава 2

                «Просто ты умела ждать…»

                Часть 1

                Глава вторая

                1
    Невысокая кареглазая медсестричка приоткрыла  дверь в десятую палату  и проговорила скороговоркой:

- Всем оставаться на местах, сейчас будет обход начальника отделения, он вернулся из отпуска, хочет лично всех осмотреть.

   Дверь захлопнулась, удаляющийся стук каблучков  двинулся далее по коридору.
 
- Смешнее и не может быть указания. В этой палате все лежачие, за исключением меня.  Ну, разве это она мне лично передала указание.

    Коренастый, среднего роста  лейтенант Корбут Василий  поправил висящую на перевязи загипсованную левую руку  и весело рассмеялся,  тряхнув шапкой огненно рыжих волос и  обводя  при этом взглядом своих соседей по палате.

-Рыжий, ты что-то путаешь. Забыл, что я тоже уже стал ходячим, вчера даже прошёлся по коридору.  Так что Оленька правильно предупредила. А вдруг я уйду на танцы в соседнее отделение.

-Ага, товарищ подполковник, «прошёлся», а потом жена  вас еле живого в палату затаскивала. Если бы не Евгения Константиновна, то сами бы  не справились.

-Цыц, молодой ещё подполковника учить. Будешь так «трындеть», я лишу тебя сладкого, так и скажу своей дражайшей супруге, чтобы не давала ничего вкусного. Лучше вон Саньке отдадим, а-то он исхудал, пока лежал в тринадцатой палате.
 
-Да я не против. Пусть поправляется.

-Геннадий Семёнович, в следующий раз поднимитесь, задайте этому летёхе подзатыльников. Очень он нас своей болтовней достаёт. Подумаешь, обе ноги у него на месте, можно подумать, что и голова у него справно варит, - отозвался  с соседней кровати безногий капитан.

- Сделаю, Игорь. Исключительно из уважения  к тебе.  Я давно «зуб точу» на Ваську.

-Да-да, все на одного. Будете так говорить, я вообще от вас попрошусь в другую палату, мол, обижают молодого лейтенанта. Кто тогда ваши утки выносить станет?

   Они могли ещё долго «чесать» языками, но тут дверь распахнулась и в палату дружно вошла группа медиков в белых халатах. Первым шёл начальник травматологического отделения. Это был человек маленького роста, худенький  в невероятно  высокой белой шапочке, напоминающей поварской колпак. Видимо, таким образом  он хоть как-то пытался компенсировать свой рост.
 
-Здравствуйте. Я начальник отделения полковник Максимчик Михаил Викторович. Что называется,  «прошу любить и жаловать». Какие ко мне есть общие вопросы?

  Обитатели палаты, молча, смотрели на начальника.

-Хорошо. Раз вопросов нет, приступим к знакомству с вами.

   Начальник не спеша прошёл к дальней кровати, уместившейся   между двух окон. Лейтенант Корбут поднялся ему навстречу.

   Лечащий врач подполковник Челомей стал докладывать:
- Лейтенант Корбут Василий Иванович, командир мотострелкового взвода. Получил  15 февраля пулевое ранение левого предплечья с переломом локтевой и лучевой кости. Хирургическая обработка раны произведена в медроте Джелалабада по месту службы. Лечился в Кабуле, к нам поступил первого марта.  Наложена гипсовая повязка,  на контрольном рентгеновском снимке  просматривается костная мозоль. Получает общеукрепляющее лечение.

- А ну, пошевели пальчиками, - попросил начальник отделения. – По-моему, всё просто чудненько. Хорошо, Игорь Петрович, давайте следующего больного.

    Полковник Максимчик развернулся всем корпусом на высоких каблуках и приблизился к кровати, стоявшей у стены.

- Старший лейтенант Лисицын Алексей Павлович, замполит мотострелковой роты. Получил минно-взрывное ранение 20 января.   Контузия головного мозга, потеря правого глаза, обширное ранение лица, ранение мягких тканей правой стопы и голени, перелом большеберцовой кости.   Не приходил в сознание двадцать пять суток. Лечился в госпитале Шинданда,  затем Кабула. К нам переведён 25  февраля. 

- Хорошо, на перевязке мне его покажите,- Михаил Викторович кивнул на забинтованную голову офицера.  Потом откинул одеяло в сторону. - А что это у него вся гипсовая повязка разорвана?

-Виноват, товарищ полковник,- глухо произнес Лисицын.- Это я из плена бежать хотел. Ночью проснулся, показалось, что в плен попал, связан лежу. Начал непослушными руками рвать под одеялом этот гипс. Но сил едва хватило, чтобы разорвать гипс от середины бедра до колена.
 
-Однако, силён же ты батенька. Не переживай, не будем высчитывать за порчу имущества, - полковник улыбнулся и похлопал Алексея по плечу. Тут же повернулся к лечащему врачу. - Гипсовую повязку поправить.  А родным сообщили?

- Да, его мама уже вторую неделю к нему почти  каждый день приходит. Вроде бы и жене он тоже написал. Так, Алексей?

   Лисицын, молча, кивнул головой.

                2
   Полковник продиктовал старшей сестре новые назначения для раненого офицера. Та старательно  записала.

-Да, Зульфия Рашидовна, добавьте ему ещё переливание одногруппной крови. Надо подкормить парня кровушкой.

   Он посмотрел на лечащего врача:

- Ладно, Игорь Петрович,  после перевязки ещё обсудим его план лечения. Следующий.

   Начальник отделения вновь лихо развернулся на каблуках  к другой кровати у стены напротив. Не спеша обошёл стол, приблизился к новому раненому.

-Капитан Колодяжный Игорь Сергеевич, командир танковой роты. Подрыв 10 января  на фугасе. Левую ногу ампутировали сразу в Газни,  другая была первоначально сохранена.  Позднее в Кабуле, спасая его от  развившейся гангрены, пришлось ампутировать и правую, тоже на уровне средней трети бедра.  Буквально, вытащили его с того света.  К нам тоже, как и Лисицын, перевёден 25 февраля.  Планируется перевод в Москву в госпиталь Бурденко. К нему приехала тоже мама, несколько дней уже здесь, а пару-тройку  дней назад приходила и жена.  Я заказал для переезда в Москву три билета на них. Игорь, ты предупредил мать и жену?

- Да.

-Ладно, я всё понял. Кто тут у нас? – Максимчик перешёл ближе к выходу остановился у следующей кровати. – А,  Дунай Геннадий Семёнович! Не узнал вас сразу, товарищ подполковник,  богатым будете. Мы ведь ещё до моего отпуска общались. Я даже помню, что вы поступили 15 января, это был день моего рождения. Значит, ровно два месяца у нас уже.  Помню, с какой тяжелейшей травмой позвоночника вы к нам поступили.  Напомните обстоятельства.
- Хоть я и лётчик, несостоявшийся космонавт, но и нам приходится прыгать с парашютом.  Около двух сотен прыжков на счету, всё было нормально. А в последний раз не повезло: из-за схождения двух парашютов купол моего угас метрах в пятнадцати от земли. Очнулся я только в вашем госпитале.

-А вы и в отряде космонавтов были? Вы мне не рассказывали.

- А нечем хвастать. Пробыл семь лет в отряде, вот-вот должен был полететь в космос, но   по нелепой случайности сломал правую ключицу, очень сложный перелом. После лечения и списали меня под чистую - по состоянию здоровья оказался не годен. Вернулся к лётной работе. Объездил, облетал большую часть ТуркВО (Туркестанский Военный Округ).  А тут этот парашют. Не повезло.

- Геннадий Семёнович у нас настоящий герой. Победил свой недуг. Применяет  свою систему тренировок. Невероятным усилием воли, преодолевая боль,  разрабатывает руки, ноги, позвоночник.  Каждый день.  По многу часов. Вы же помните, Михаил Викторович, что он лежал у нас пластом. А сейчас. Любо-дорого посмотреть. Он уже, между прочим, по коридору ходит.  Евгения Константиновна при нем неотлучно, святая женщина!

   Подполковник Челомей  даже размахивал руками, рассказывая о своём больном.

-Да, с женой вам явно повезло, - кивнул и начальник отделения.

-Ещё бы! Сам ведь выбирал,- подполковник Дунай весело улыбнулся.

   Полковник Максимчик вновь лихо развернулся на каблуках и подошёл к последней кровати.

- Это был  сначала мой больной, старший лейтенант Невский, наш коллега, врач-хирург. Был ранен 26 января во время рейда, когда  был сделан выстрел из гранатомёта, и  в кабину автоперевязочной влетела граната, практически разворотила ему всю правую половину тела. Оперировали в госпитале Кандагара, там как раз был ведущий хирург кабульского госпиталя и два специалиста из Ленинграда. Можно сказать, собрали его по частям.  Металлоостеосинтез правого бедра, костей правого локтевого сустава. Потом лечился в Кабуле. К нам переведён восьмого марта.   Перед эвакуацией наложена  транспортная гипсовая повязка на правую ногу с захватом нижней части живота, одним словом, «панцирь», правая рука тоже загипсована. Лежал сначала в моей  тринадцатой палате, - майор Выдрин выдвинулся вперёд из группы врачей.

- А кто это додумался боевого офицера, нашего коллегу, положить в палату с гражданскими, с этими «раздолбаями»? И почему до сих пор не снят этот чудовищный гипс?  Его ведь только на время перелёта на всякий случай наложили. Он же у вас даже пошевелится не может.  Короче, Антон Антонович, зайдёшь ко мне после обхода в кабинет.  Я ещё вчера утром, будучи в отпуске,  звонил по телефону в отделение, узнал об этом офицере и сразу распорядился перевести его в офицерскую палату.  Теперь он переходит к доктору Челомею. Вы, Игорь Петрович, уже посмотрели его «Историю болезни»?

-Да-да, конечно. Тут мы имеем дело с уникальным случаем. Наши коллеги в Афганистане совершили настоящее чудо.

- Вот и обращайтесь с этим случаем, как положено. Мы с вами тоже ещё обсудим лечение Невского. Кстати, на него пришёл запрос из 354 окружного госпиталя, так что будем готовить его к эвакуации в Свердловск. Родственникам сообщили?

- Александр говорит, что письмо жене написал.

-Хорошо. И пригласите сюда бабу Зину, пусть раненых приведёт в порядок. Им всем не мешает подстричься. Вон рыжий лейтенант один чего стоит, похож на клоуна в цирке с этой причёской. Ладно, мне всё ясно в этой палате. Идём дальше.

  Старшая сестра кивнула головой и сделала пометку в своей тетради.

  Люди в белых халатах друг за другом вышли за дверь.

                3
      После ухода медиков в палате наступила тишина, даже неугомонный Василий притих на своей кровати. Каждый погрузился в свои думы, в свои воспоминания.  Нет-нет, да раздавался приглушенный глубокий вздох.  Офицеры пытались заглянуть в своё будущее, размышляли, как сложатся их взаимоотношения с жёнами.

    Игорь Колодяжный вдруг ясно и отчётливо вспомнил, как он очнулся в госпитале в Кабуле.  В голове всё перемешалось. Какой сейчас месяц? Январь, февраль?  Он прекрасно помнил, как сам вызвался провести танк через этот крутой холм, занял место механика-водителя.   И провёл его. А через несколько метров на укатанном месте, почти у ворот городка, после того как по этому мосту прошли десятки машин, он подорвался на своей боевой машине. Фугас. Кто-то невидимый соединил проводки и обеспечил контакт.  Сначала он ничего не понял, даже не услышал взрыва. А потом тряхнуло ещё раз. Сам себе он крикнул: «Стоп!» Но танк продолжал ползти, и уже почудилось, что он вот-вот рухнет вниз.
 
    Бронированная махина остановилась. Игорь попытался подняться, и тут боль пронзила ноги, руку, голову.  Заметил, что к танку бегут бойцы его роты.  Его  извлекли из  водительского люка.  Шёл дождь, линовал вкосую свет фар, направленный с той стороны реки.
 
-Экипаж – все целы, командир, - доложил ему лейтенант Сергей Дрёмов.
 
    Потом его несли через мост на руках до БМП (боевой машины пехоты),  на ней и отвезли к медикам. А сейчас ведь он уже в Кабуле. Да-да. Он помнит, что сохранить  левую ногу не удалось, зато правая была на месте.  Тогда его разбудил солнечный луч, упавший на лицо. Сначала показалось, что в палате никого нет. Потом заметил стриженого санитара. Да и не санитар это, видимо, был – дневальный из выздоравливающей команды. В чистой нательной рубашке вместо халата и тощий, как весенний грач, он сидел, привалившись к подоконнику, и читал книгу.

-Боец! – позвал его капитан.

  Тот поднял голову, слабо улыбнулся и сказал:

- Сестру кликну.

-Не надо. Помоги лучше приподняться. Спина затекла.
  Дневальный подошёл. Игорь с минуту сидел, отдыхая. Потом откинул рукой одеяло. Сначала ничего не мог сообразить, тупо и недоумённо уставившись на белые бугры бинтов ниже паха.  А где же вторая нога? И тут же всё вспыхнуло в голове вместе с пронзительным пониманием случившегося. В виски ударила горячая волна, сотни иголок воткнулись в ноги, которых у него уже не было.

   Наверное, лицо его стало страшным, наверное, он застонал, не ощутив этого, лишь услыхал, будто из-за окна, испуганный голос дневального:

-Товарищ капитан, вы что?! Товарищ капитан, не надо! Сестра! Доктор!

   Когда вбежала сестра, лицо у Колодяжного было пепельно-серым, он чувствовал этот цвет всей кожей.  Дневальный растерянно оправдывался:

- Я же не знал! Он сидел нормально, потом закричал, и голова откинулась.

   Он никому не писал о том, что с ним произошло. Собирался с духом, как перед прыжком через пропасть. Больше всего боялся причинить таким известием боль своим ближним. Мать, конечно, заплачет, загорюет, но постарается не показать виду. Окружит заботой, даже с избытком будет  той заботы на мужской характер.

  А вот как поведёт себя жена, старался не думать, потому, что не представлял. Не получалось.

  Они поженились в Омске, когда  он оканчивал военное училище.  Хотя, планируя будущую офицерскую жизнь, Игорь отодвигал женитьбу «на потом». Когда пообвыкнет в новой жизненной роли, наберётся житейского ума-разума. Но последняя училищная весна всё смешала, любовь пришла, как обвал, и без оглядки потянула в загс. Узнавание друг друга началось потом, и шло негладко. Он вдруг открыл для себя, что служба и семья нередко вступают в противоречие.  Что жена не хочет понять, что такое подчинённые – целый взвод, требующие гораздо больше времени, чем нормальный рабочий день.  И жена для себя сделала открытие, что она не свет в окне для своего лейтенанта, что казарма светит ему чаще и сильнее. Да и денег за такую работу, как у него, платят не густо.

   Как бы то ни было, а потихоньку притирались, клепали семейную ладью. Когда родилась дочка Анечка, и вовсе жизнь вошла в стабильную гарнизонную колею.

   И всё же  капитан не знал, как она теперь отнесётся к нему, безногому.  К тому, что он сам написал рапорт с просьбой направить служить в Афганистан, она отнеслась безразлично.  И провожала спокойно. Писала на полевую почту не то чтобы часто, но аккуратно – один раз в месяц. Всё больше о дочери: как растёт, как готовится к школе. Вкладывала в конверт рисунки дочери, которые он бережно хранил в нагрудном кармане. Они и теперь с ним, лежат в прикроватной тумбочке в целлофановом пакете.

   И ещё одна дума не давала покоя капитану: кем теперь ему быть? Освоить сапожническое ремесло? Пойти на бухгалтерские курсы?
 
    Игорь мечтал после возвращения из Афганистана учиться в академии. Даже возил с собой учебники. Записывал свои мысли о том, чего, на его взгляд, не хватало в наставлениях, особенно при боевых действиях в горно-пустынной местности.

   Нет для него, бывшего командира танковой роты, академии! Нет даже армии, с которой, как до конца понял в Афганистане, сжился, слился и сросся.

    И всё же где-то в уголке сознания теплилось: а вдруг? Были же такие случаи. И раньше – в  Великую Отечественную, и сейчас.  Служит же бывший командир  танкового полка подполковник Иванов на протезе, преподаёт в академии… И тут Игорь сам себе возразил: успел  в своё время закончить академию, потому и преподаёт. И на одном маленьком протезике, а не двух больших.

                4
   Вот уже почти три недели Игорь  лежит в Ташкенте. И десять дней, как его навещает мама.  Она вошла в первый день в палату с улыбкой, будто ничего особенного не произошло. Наклонилась к нему, поцеловала, провела рукой по шраму на виске, по небритым щекам. Сказала:

-Похудел-то как… А я тебе вкусненького привезла.

   Игорь чувствовал,  что она сдерживается. Улыбалась, а в глазах слёзы.

-Теперь я рядом буду, - продолжала она, выставляя на тумбочку свёртки и банки. – А послезавтра жена прилетит.

    Капитан вздрогнул. Он не ждал этого.

- Откуда вы это узнали?

-Из госпиталя сообщили. И жене в Омск – тоже. Да ты, сынок не тревожься, всё будет хорошо. 

   Время до «послезавтра» то тянулось, то бежало.  Весна на улице давно уже полыхала зеленью, тёплое ташкентское солнце проникало сквозь окна.

   Жена Юля вошла в палату, сказала с порога:

-Здравствуй.

   Он глядел на неё неотрывно, пытаясь поймать взгляд. Она заскользила глазами по палате, заметила  стул, прошла к нему, села у стола на удалении от кровати.

-Ну, как ты тут?

   Он хотел ответить: «Сама видишь». Но промолчал. Всё разглядывал её. Она чуть похудела за то время, пока они не виделись, и в лице появилось что-то незнакомое. Это незнакомое было чужим. Он не хотел, чтобы ей было неуютно и тягостно. Спросил:

- Как  Аня?

- Я не взяла её с собой, -  оживилась она. – Сам понимаешь.

  И стала рассказывать, что дочь их уже знает буквы, любит, когда ей читают сказки. Рассказывала подробно, с заблудившейся на лице улыбкой, об одном, о другом, словно боялась остановиться. Он слушал внимательно, переспрашивал. И вдруг подумал: «Общее – только дочь». Подумал с украдкой от себя, отогнал эту мысль, и тут же снова: «Это  что – конец?»

-Через несколько  дней меня отправляют в Москву. В госпиталь Бурденко. Заказали три билета.

   Она согласно кивнула, и он решил, что никакой это не конец, что она просто растеряна. Наверное, нелегко привыкнуть к тому, что муж – калека. Для этого надо время и надо, чтобы рядом была дочь.
 
- Тебя покормить? – спросила она.

-Нет. Тут я сам управляюсь.

-Тебя демобилизуют?

- Комиссуют, - поправил он.

   Вошла медсестра со всем набором лекарств и медикаментов. Жена торопливо встала.

- Завтра приду в это же время,- наклонилась к нему, скользнула губами по щеке. Хотела что-то добавить, передумала, помахала пальцами.

  С тех пор мама приходила каждый день, а жена появилась лишь дважды, заглядывала «на минутку».  Решение у него уже созрело. Он даже несколько раз мысленно прорепетировал эту речь.  Он не хочет быть обузой для Юли, пусть устраивает свою жизнь  снова, она так красива и молода. А дочь? И для неё это будет лучшим выходом. Да и какой из него сейчас отец?! Игорь даже загадал, если она не поедет с ним в Москву, то он произнесет эти слова. Скорей бы она пришла снова.

   И дверь палаты отворилась. Действительно, вошла его Юля.  Юлия Андреевна. Высокая, неотразимо красивая, и такая желанная.

  Она прямо с порога произнесла:

- Я не могу, Игорь, ехать в Москву. Мне нужно в Омск.

-Хорошо, - согласился капитан, до боли сжав зубы, понимая, что хорошего в этом ничего нет.

  Жена сидела у стола и смотрела на него обеспокоенно и настороженно. Он заговорил хмуро, без запинки, не раз ведь прокрутил этот разговор мысленно. Чеканил слова в мучительной надежде, что она испуганно качнёт головой, всхлипнет, возразит, проглатывая слова, разрыдается, как это делают русские бабы, отбрасывая прочь все сомнения. Но она, видно, сама ждала этого разговора, маялась, не зная, как к нему приступить. Растерялась от неожиданности. И быстро, с облегчением ответила:

-Да, так будет лучше.

   И всё. И дождь с градом не пролился из облаков. Они застыли в небе, светлые и тонкие.

= Продолжение следует =