1-10

                Когда поднимается камень, куда следует рука?


...Под ногами оказалась наклонившаяся табуретка, застывшая между двух точек покоя в третьей, по диагонали, кричащая в вопрошании о сути происходящего.

– И как долго думаешь стоять? – возник тихий голос.

«Надо оглядеться», – пронеслось в его голове.

– Попробуй…

Повернув голову, он сообразил, что находится в своей квартире. Или… Скорее в её копии... Все предметы и обстановка казались искусно выполненными декорациями, которым не хватало чего-то самого главного – того, что могло заставить не сомневаться в их реальности…

Покачнувшись, табурет продолжил падение. Судорожно хватаясь за воздух, человек запрокинул голову и, словно ведомый чьим-то приказом, устремился куда-то вниз, испытывая лёгкие вибрации...

...Пальцы чувствовали что-то холодное и мягкое... Открыв глаза, он увидел зелёные листья подорожника в своей руке, а за ней – небольшой луг, обрывающийся у ветхих избушек, уткнувшихся в лес на туманном холме.

– Хорошо набрался вчера? Чего уставился? Нет у меня ничего, – откуда-то сзади появилась сгорбившаяся старушка в синей фуфайке и длинных резиновых сапогах, ведущая на цепи чёрную корову. – В гости к кому приехал или так... бомжуешь? Что молчишь? Замёрзнешь на сырой земле.

Не проронив ни слова, мужчина вскочил на ноги и побежал к домам.

– Ненормальный... – донеслось до него...

...Заходя во двор, мужчина встретился взглядом с крупной собакой серой окраски. Та лежала в конуре и, зевая, почёсывала лапой за ухом. Не доверяя показному равнодушию, человек, остановившись, позвал:

– Михалыч!

Собака, повертев головой, глухо тявкнула и замерла в ожидании действий гостя.

– Ты поел уже? – возникшая впереди фигура невысокого роста, медленно покачиваясь, шла навстречу. Хозяин был лысым и полноватым, чуть старше пятидесяти лет, а выцветшая зелёная майка довольно органично сочеталась с красным трико и его синими глазами.

– Ещё нет. Ты когда домой вернулся?

– Поешь сначала, Рома. А то вчера назадавал вопросов... – Михалыч улыбнулся.

– Нет. Я не голоден. А что вчера было?

– А ты не помнишь? – улыбка переросла в громкий смех. – Амнезия?! Я же говорю: поешь, – крепко сжав плечо Романа, Михалыч потащил его в избу, потирая левой рукой своё ухо и продол­жая смеяться.

Внутри стояла железная койка, застланная оранжевым верблюжьим одеялом времён холод­ной войны, старый сервант, два стула и круглый кухонный стол. Аскетичность обстановки нарушала лишь новая газовая печь из ближнего зарубежья и висевшая на бревенчатой стене картина с русалкой, забравшейся на берёзу. Неизвестно почему, но Роману показалось, что она смотрит на них с ехидством.

На столе парила сковородка с жареной картошкой, и Михалыч заставил гостя разделить с ним столь плотный завтрак.

Принявшись за трапезу, мужчина почувствовал, что действительно голоден, и процесс насыщения несколько отодвинул всё происшедшее на задний план.

– Чаю? – предложил хозяин.

– Нет, спасибо... Лучше воды... – залпом осушив поданный стакан, Роман расслабился на спинке стула. – Расскажешь?

Не сходящая с лица Михалыча улыбка заметно расширилась:

– Может, лучше ты? Фамилию свою помнишь?

– Помню, – бросил гость. – Помню, как за ключом приехал к тебе, как говорили с тобой о погоде и небесной канцелярии... Потом... Ты вернул мне ключ... И ушёл куда-то... А дальше... Не помню... Проснулся на лугу... Почему она на берёзе? – указал он рукой на картину.

– Потому что до того, как попасть на дуб, она обитала только на берёзах, – усмехнулся хозяин. – Не замёрз?

– Слушай, Михалыч, перестань издеваться... – не выдержал Роман. – Ты меня чем-то напоил вчера? Подшутить решил?

– Там нет памяти! – продолжал смеяться мужчина. – Ключ на месте?!

Пошарив в кармане куртки, Роман вытащил ржавый ключик и показал его Михалычу:

– Вот...

– Ага... Ты открыл, что хотел? – улыбка исчезла с губ, но осталась в глазах.

– Не помню...

– А ты попробуй ещё... Заходи, если что, – предложил Михалыч уже выбегавшему Роману...

...Знакомый с детства двор был покрыт густой высокой травой. Стройные ряды зарослей не говорили о следах недавнего посещения. От обильной росы штаны быстро потемнели.
Вставив ключ в замочную скважину, Роман осмотрелся вокруг. Нахлынувший поток детских воспоминаний расшевелил ворох горьких чувств... Подумав о старости, он толкнул дверь.

Два окна. Три кровати. Застывшие стрелки часов на двенадцати без пяти минут. Стол. Шкафчики. Стулья. Пыль, всё покрывшая... Вибрация мобильного заставила взять трубку. Номер был скрыт.

– Да.

– Ты куда пропал? – спросил хриплый мужской голос.

– С кем я говорю? – недоумённо ответил Роман, и звонок прервался...

                ***
...За тёмным окном мелькали грязные своды, опутанные пыльным кабелем. Скользящие фо­нари отбивали особый ритм...

– Выходите?

Кивнув седой головой, старик беззвучно зашевелил губами, поднял серую затёртую сумку и несколько раз топнул правой ногой. Обводя внимательным взором окружающих, он улыбнулся и, склонив голову, продолжил что-то шептать.

– Шаман выбрался на прогулку, – промолвил молодой человек на ухо своему ровеснику.

– И встретился с подземными тараканами, – ответил тот, еле сдерживая смех.

– Он в сумке своих привёз, а здесь – толпа конкурентов.

Беззвучно смеясь, они выскочили из замершего вагона. Поворачивая за колонну зала, юноши застыли, оторопев. Седой старик шёл прямо на них, широко раскинув руки. Он похлопал каждого по плечу, заглянул в глаза и, громко засмеявшись, побрёл прочь...

– Таких психов ещё не встречал! – пробормотал первый, с усиками, когда старик исчез из виду.

– Сам про тараканов вспомнил! – шутливо ответил второй, в жёлтой куртке с надписью «Sniper». – Как бы он к нам своих не запустил...

– Чаще убираться надо.

– Уборка – это, конечно, хорошо. Но они ко всему адаптируются...

– Всегда есть выход...

– Стать психом???

– Или шаманом.

– Глазища почти чёрные...

– Наверное, от света их прячет...
               
                ***
...На чёрном столе лежал пожелтевший листок бумаги: «Частота». Перевернув его, пальцы не открыли ничего существенного для глаз. Слово было выведено аккуратным чертёжным шрифтом с помощью механического карандаша. Поэтому, когда Роман, присев на ветхий диван, задумался над тем, кто это мог написать, ответ – Михалыч – вызывал у него сильные сомнения, хотя других кандидатур не было. «На почерк врача не похоже... На нормального врача... Или он лишь принёс?.. Почему в кавычках?..»

Взгляд снова скользнул по столу и замер на его поверхности. Слой пыли не был равномер­ным. Справа от прямоугольника, оставленного лаконичным листком, кто-то прочертил восклицательный знак, слева – вопросительный...

Резкий звук в окне заставил Романа отвлечься от догадок. Довольно упитанный воробей пытался разбить стекло. Мужчина подошел к проёму и взмахнул рукой в надежде, что вспугнет птицу, но пернатый всего лишь втянул свою голову и долго рассматривал человека, скользя по отливу окна.

– Что скажешь? – обратился к нему Роман.

Воробей что-то чирикнул и, взмахнув крыльями, исчез...

Вернувшись к столу и проведя по нему рукой, мужчина понял, что анонимные знаки были оставлены недавно...

                ***
– Здравствуйте, Алексей Владимирович! – протянул ладонь зрелый мужчина атлетического телосложения.

Седой старик лишь кивнул в ответ и пожал плечами.

– Как добрались? Без происшествий?

– Старался не пугать... Музыка только странная у вас... Красно-зелёная...

– Вы еще коричневой не слышали... Давайте сумку. Помогу донести.

– Вымажетесь, – улыбнулся старик.

– Она же у вас чистая. Давайте помогу...

Старик категорично покачал головой:

– Это только снаружи.

– Ну, как хотите. Что-то ценное везёте?

– Секреты, которые каждый привык прятать от чужого носа...

Мужчина побагровел и что-то пробормотал...

                ***
– Роман Петрович?

– Здравствуйте, Андрей Сергеевич.

– Как ваши дела?

– В порядке. Домик осмотрел. Кое-что требует мелкого ремонта, а в общем – вполне сносное состояние. Надеюсь, вам подойдет.

– Замечательно. Пыль не вытирали?

– Нет-нет... Я помню... Но... Здесь кто-то был недавно... Оставил странную записку и паль­цами провел по столу...

– Записку?! И что в ней?

– Одно слово: частота, в кавычках. Наверное, сумасшедший сосед... Ключи от дома находились у него.

– Зачем же вы отдали ключи сумасшедшему, Роман Петрович?

– Если бы я знал, как изменится душевное состояние этого человека, то, естественно, не совершил бы подобной ошибки пять лет назад... Но никто не застрахован...

– Ладно... Только вы, пожалуйста, ничего не трогайте до моего приезда. Буду у вас часа через три.

– Разумеется, Андрей Сергеевич...

                ***
...Фиолетовый снег колол ступни ног. Шквалистый ветер сжимал веки. Низкие чёрные облака несли странную надежду... Надо было успеть... Он не ведал – куда, зачем и что успеть... Но это было сейчас самой важной задачей... Бежать, не пуская в свое внимание холод, и лишь изредка открывать глаза... Неожиданно вместо снега ноги стали ощущать мелкие углубления, наполненные теплой вязкой жидкостью, довольно сильно замедлившие его движение. Испугавшись неминуемого опоздания и невозможности свернуть со странной тропы, человек открыл глаза... Кажется, он повторял чей-то след, уходящий тёмными пятнами за горизонт.

Попытка отклониться от него, продолжая при этом бег, почти порадовала положительным результатом, но... Уже предвкушая иглы нетронутого снега, он вдруг перевернулся через голову и с размаху воткнулся правой ногой в тёмную жидкость.
Вытерев на ходу колено, он поднёс к лицу ладонь. Мелькнувшая мысль остановила его: «Кровь!» Потеряв опору, он начал быстро погружаться куда-то. Замельтешили снег, небо, земля... Стало трудно дышать... Потом всё исчезло. Остались только он и темнота...

...Ощущая входящий в ноздри холодный воздух, он проснулся. Постепенно стали появляться звуки. У соседей сверху играл русский шансон. Слова было сложно разобрать... Где-то кричал ребёнок...

– Кирилл, – появилась мама. – Не спишь?

– Уже проснулся. Что-то хотела?

– Поговорить... Ты не заболел? У тебя не совсем здоровый вид.

– Нет, мам, всё хорошо. Какой-то кошмар приснился...

– Расскажешь?

– Не помню уже. Куда-то падал... Бежал...

– Ты бы сходил погулять... Проветриться... Нельзя же одной учёбой жить...

– Не волнуйся. У меня всё хорошо.

– Да? – она пристально посмотрела в его глаза. – Твоя апатия говорит о том, что всё хорошо?

– Это не апатия... Наверное, задумчивость...

– Задумчивость... – женщина подошла к окну и одёрнула штору. Её плечи затряслись...
Кирилл вскочил.

– Мам, ты чего? Не плачь... Всё же хорошо!

– Почему ты стал таким замкнутым? – прошептала она, не оборачиваясь, и, не дождавшись ответа, повторила: – Почему?

– Я пытаюсь понять себя и мир... – долго собираясь с мыслями, вымолвил Кирилл. – Как понять, не слушая?

– А себя?

– Что?

– Как ты поймешь себя, если не услышишь собственный голос?

– Я слышу... – возразил Кирилл.

– Мысли?

– Не только...

                ***
...«Странный он всё же... Пыль не вытирать!.. Хотя вряд ли бы стал заниматься благотворительностью... Какой лес...» – за окном электрички проносились зелёные сосны и редкие березы...

На остановке вошла пожилая полная женщина с большими сумками. Кивнув Роману, освобождающему кресло от рюкзака, она грузно опустилась на сидение, слегка толкнув мужчину в бок. Ему показалось, что она сделала это нарочно, но не стал выяснять их кратковременные отношения, а лишь отодвинулся, насколько позволила конструкция кресла.

Женщина достала из кармана сумки пластмассовую бутылку со странной шипящей жидкостью серого цвета и совершила несколько громких глотков. К горлу Романа подступил колючий ком. Он не мог понять, почему, но ему стало невыносимо противно. Заслезились глаза, появилась тошнота. Закрыв рот рукой, мужчина повернулся к соседке, намереваясь встать. Та, наверняка, уже давно следила за ним. Взор её неторопливых голубых глаз был направлен куда-то сквозь Романа. У него даже возникло ощущение, что она изучает его затылок. Неожиданное тепло и спокойствие наполнили Романа изнутри, точно так, как часто бывало в детстве, летом, на рыбалке, когда он наблюдал за восходящим солнцем так долго, сколько мог, а потом закрывал глаза, и пропускал свет через веки...

Встреча взглядов продолжалась некоторое время. Не выдержал Роман. Подбирая фразы на спинке кресла впереди и возвращаясь к лицу женщины, он так и не смог найти ничего подходя­щего.

Соседка нагнулась за сумками и, поднимаясь, произнесла низким голосом, вернувшись к его затылку:

– Не разбивайте зеркало.

Когда она скрылась за дверью, Роман почти сразу заснул...

                ***
...Закат окончился очередным противостоянием. Уклоняясь вместе со своими героями от виртуальных снарядов, он сыпал проклятия на головы противника. Возле развороченной взрывом станции метро на него напал огромный волк и сильно искусал. После чего животное отправилось на тот свет, орошая всё вокруг оранжевой кровью.

– Алло.

– Чем занимаешься, Шурик?

– Монстров крушу.

– Шаманом становишься?

– Нет, Кирилл. Снайпером. А ты что делаешь?

– Ничего. Подремал немного... Я у тебя хотел спросить, что ты в лабораторной по социаль­ной психологии писал?

– Ещё ничего. А ты?

– Тоже. А когда думаешь начать?

– Пока не знаю. Может, завтра. А что там вообще надо написать?

– Про когнитивный диссонанс вроде бы.

– А-а... – выразительно протянул Шурик.

– Ладно. Тогда до понедельника.

– Пока.

Положив трубку на аппарат, он прошёл на кухню, где крупные капли стучались в стекло,
отражавшее бледное лицо. Было необычно тихо. Родители отправились в деревню на выходные. Он бы тоже поехал, но решил заняться учёбой

Впрочем, юноше и не очень хотелось. Отсутствие водопровода перечеркивало десятиминутное восхищение природой и прочими прелестями деревни и оставалось единственным значимым воспоминанием, заставлявшим его по возвращении в город буквально поселиться в ванной комнате...

Редкие прохожие внизу куда-то спешили от своих теней, которые почти всегда обгоняли их, что наводило на размышления о принадлежности главенствующей роли в их паре: «Человек отбрасывает тень или тень человека? Превратится ли человек без тени в тень? А тень? Без чего она станет человеком? Или с чем? Свет? Без света тень тускнеет, человек – слепнет... Или она тускнеет из-за слепоты?..»

Задумавшись, Кирилл не сразу обратил внимание на свист кипящей в чайнике воды...

                ***
...Смуглый воздух разрезали длинные ветви. Молодые кустарники жадно впитывали пробивавшиеся лучи светила. Шёл дождь из жёлтых игл, различных семян, обломков сухих веток и другой органики. Звенящая тишина постепенно заполнила всё вокруг...
Кому-то могло показаться, что природа готовится к встрече какого-то события, но не было видно того, в ком могли зародиться подобные мысли. А думает ли природа о себе самой и думает ли вообще – вопрос, ответ на который вряд ли волнует саму природу...

Вернувшиеся порывы ветра были впущены тишиной в верхушки деревьев. Качающиеся кроны заиграли со светом. Дождь усилился.

Летящий ворон заметил человека и опустился на сломанную сосну. Девушка в синих джинсах и чёрной майке несла красный полиэтиленовый пакет. Остановившись около покрытого мхом пня, она провела бледной ладонью по тёмным коротким волосам, смахивая с них мусор, и положила ношу в траву. Осмотревшись, девушка присела на землю и начала руками рыть почву.

Возможно, она опасалась чьего-то появления, так как продолжала озираться по сторонам, зарыдав вскоре от боли, причиняемой сломанным ногтем безымянного пальца.

Посчитав глубину достаточной, девушка достала из красного пакета старую толстую книгу, застыла на мгновение, но, передумав, положила её обратно и, аккуратно свернув пакет, бросила в готовую яму. Она долго топталась по нему ногами, после чего засыпала всё землей.

Прятавшийся ворон каркнул, взлетая. Девушка испуганно обернулась и отрицательно покачала головой. Утрамбовав всё ещё раз, она побежала на север...

                ***
...Андрей Сергеевич, высокий худощавый мужчина старше сорока лет с длинным крючковатым носом и редкими волосами, потушил очередную сигарету и ответил собеседнику:

– Не знаю, Владимирович. Лучше сам объясни.

– Объясни... – протянул старик. – Как я объясню страусу, что такое полёт? А такому, который уверен, что умеет летать, и совершает это каждый день? Есть ещё и полагающие, что имеют некоторые представления о сопротивлении воздуха, чувстве высоты и прочем... Но всем не переведёшь, а некоторых можно завести не отлучив... Долго ли ты будешь желать полета, когда лишишься ног?

– Навсегда?

– Сами они уже не вырастут. Встанешь на протезы – упадёшь на песок.

– Какой песок?

– Как повезет. Жёлтый. Белый. Красный. Тебе какой нравится?

– Не знаю.

– Желание летать чаще приводит к инвалидности, чем к оправданию надежд... Лучше лишний раз подумать, прежде чем терять ноги. Или голову...

– В песке?

– На пляже. Виски любишь?..

– Не очень. Какой ещё пляж?

– Без воды.

– Пустыня?

– Без жары.

Андрей Сергеевич вспомнил о тараканах, которые смогут выжить после ядерной войны, и решил сменить тему разговора:

– Тебе дом понравился?

– Уютный, – улыбнулся Алексей Владимирович. – Большего и не надо. Всё рядом. Надо только пыль стереть. Скоро гости пожалуют...

– Гости?

– Может быть, увидишь как-нибудь...

– Что ж... Мы домой поедем. Поздно уже, и Потапа заждались. На днях наведаюсь. Располагайся, обживай. Если всё-таки понадобится что-то, сообщи, – Андрей Сергеевич вытащил телефон и протянул старику.

– Не надо, – качнув головой, старик встал со стула. – Езжайте...

Поглядывая на полную луну, Андрей Сергеевич подошел к машине. Алексей Владимирович стоял на крыльце, держась за дверную ручку. Помахав в ответ севшему в автомобиль, он отправился в лес...

                ***
– Ты где была, Машка? Господи, что у тебя с руками?

– Всё в порядке, – не дав опомниться матери, она пробежала в ванную и заперла дверь.

От холодной воды боль постепенно стихла. Смазав рану зелёнкой и замотав бинтом, де­вушка присела на край ванны и спрятала лицо в ладони.

Хлопнула парадная дверь. Мать что-то оживлённо обсуждала с вернувшимся с работы отцом. Из их разговора Марии удалось различить только своё имя.

К ней постучали.

– Маша, ты скоро? – голос отца не казался пьяным.

– А что?

– Поговорить нужно.

– Успеем ещё... Или ты опаздываешь?

– Нет. Но ты долго не сиди там... Скоро будем ужинать...

Мария ничего не ответила, засмотревшись на серого мотылька, обречённого на неуспех в попытках разбить горячую стеклянную преграду на пути к свету. «Даже если разобьёт – свет исчезнет... Хотя... Может, ему слишком светло...»

Небритый отец разрезал вяленого леща. Мать чистила картошку, сваренную в мундире.

– Что с рукой? – спросил мужчина, подняв глаза на вошедшую дочь.

– Ничего страшного. Всего лишь ноготь сломала. В луже коряга была, а я оступилась и упала туда.

– Сильно сломала? – присоединилась мать.

– Не очень. Заживёт.

– Аккуратнее надо... Почему сразу не сказала? Пронеслась молчком... А нам остаётся гадать, что там у тебя стряслось...

– Ладно, мать... – прервал её отец. – Давайте есть, – и, подумав, добавил, обращаясь к дочери: – В больницу точно не надо?

– Не надо. Всё же в порядке.

– А откуда ты шла? – спросила мать.

– У Кати была.

– Провожать не стала?

– Проводила, но это уже недалеко от нас было, – какое-то странное чувство вдруг нахлынуло на неё. Мария рассматривала своих родителей так, как если бы видела их в первый или последний раз.

Поредевшие каштановые волосы отца вокруг растущей плеши на макушке, прямой нос, длинные ресницы, подчёркивающие тусклые карие глаза, складки морщин на лбу, толстые губы, тёмная от загара кожа с кровавыми прожилками... Почему-то он напоминал ей тощего волка. Быть может, такая ассоциация имела свои корни в детстве, когда подаренный отцом резиновый волчонок частыми долгими вечерами заменял его самого.

Мамой была большая говорящая кукла с синими глазами. Мария долго пыталась научить её слову «я» перед «мама». Но однажды она совсем замолчала. Хотя отец и объяснял, что внутри неё какой-то механизм вышел из строя, дочь полагала, что кукла просто-напросто обиделась. Мария всячески старалась вымолить у неё прощение, предлагала конфеты и апельсины, но всё оказалось напрасным.

Мать сильно изменилась с годами. Стала полной, постарела. Сходство с бабушкой лишь усиливалось. Частым спутником её настроения теперь было недовольство...

– Завтра с утра надо к родителям на кладбище, помнишь? – обратилась мать к отцу.

– Не забыл...

                ***
...Шагнув в разъехавшиеся двери, он подвернул ногу на платформе и, пошатнувшись, едва не упал. Патрульный милиционер долго разглядывал его, но, видимо, не обнаружив более ничего примечательного, отвернулся в противоположную сторону.

Белая луна, с некоторой стыдливостью открывающая себя каменным высоткам, меркла в свете электрических огней уставшего города.

Навстречу шла компания подростков, возбужденно обсуждавших что-то. Сокращающееся между ними расстояние сжимало его кулаки и вдавливало голову в плечи.

– Я ему давно предлагал куда-нибудь уйти на пару недель. Предки перебесятся – может, всё нормально станет.

– Такие вряд ли перебесятся. Скорее, убьют совсем, когда вернётся...

– Чего-то народу сегодня мало, мужики.

– А тебе кто нужен, Паштет? Глянь вперёд.

Поравнявшись с подростками, Роман старался смотреть вдаль, мимо них. Один из парней что-то тихо произнёс, и вся толпа громко засмеялась дикими голосами, будто каждый старался доказать, что его смех – самый жуткий.

Электрический разряд осветил сиреневое небо, возмутившееся громкими раскатами грома. Первые капли упали на асфальт, и Роман ускорил шаг.

Около своего дома он закинул голову вверх, влекомый странным ощущением, что за ним наблюдают. У окна высотки напротив стоял ребёнок. Он махал рукой Роману и на что-то указывал. Мужчина обернулся и заметил покачивающегося бомжа. Тот шёл к Роману, держа в руке какой-то свёрток, и что-то шептал. Роман вернулся к ребёнку, но малыш уже успел исчезнуть в глубине квартиры. Решив не обращать внимания на неприятную ему личность, Роман быстро зашагал к подъезду.

Уже у двери своей квартиры он позволил себе перевести дух, пока искал ключи, и подумал, что, скорее всего, он и не очень нужен был бомжу, так как тот даже не окликнул его...

                ***
– Как дела, Катюш?

– Привет! Не очень. Скучно. Хорошо, ты позвонила. У тебя что новенького?

– Ноготь сломала.

– Где? Очень больно?

– Терпимо. В лесу...

– Ходила?

– Ходила... Видела бы ты меня, когда я домой возвращалась. Вся в грязи, смешанной с кровью. У мамы чуть глаза на лоб не вылезли, – усмехнулась Мария.

– Представляю... А отец что сказал?

– Он сегодня трезвый. Особо не расспрашивал. Если тебя вдруг спросят, то я заходила к тебе после школы.

– Конечно. Не волнуйся. Ноготь-то как?

– Как, как... Не самые приятные ощущения... Я его не рассматривала во всех подробностях. Новый вырастет.

– А в лесу что было? Расскажи!

– Обошлось без приключений. Только огромная ворона напугала, когда взлетала.

– Думаешь, не случайно?

– Не знаю... Ладно, Кать, пойду отдыхать. Вставать рано.

– Ну, давай. Спокойной ночи!

Из зала доносились звуки работающего телевизора. В закрытые глаза стучалась полная луна. Лёгкий озноб, начавшийся с раненного пальца, постепенно охватил всё её тело. Спрятав голову под одеяло, Мария медленно погрузилась в укромную пустоту...

...Проносившиеся мимо тусклые силуэты поднимали со дна памяти обрывки каких-то воспоминаний.

Перебежав распаханное поле, она пристроилась в конце длинной процессии. Из бредущей куда-то вперёд толпы возникла высокая фигура в бордовом плаще и протянула бледную ладонь, кивая головой в чёрном капюшоне. Понимая, что у неё ничего нет, и не зная, что следует делать в таком случае, девушка упала на колени и прижалась щекой к горячей земле, которая вдруг разверзлась с сильным грохотом, и она оказалась среди рыжих стен небольшого подвала, завешенных густой паутиной.

Иногда по ним пробегала искрящаяся рябь, а воздух был настолько тяжёл, что Марии казалось, будто она может видеть его или, по крайней мере, схватить руками, что девушка и попыталась сделать, но появившаяся прямо перед ней бабушка заставила вскрикнуть от неожиданности.

Печально вздыхая, женщина направилась в другой конец подвала, где, вероятно, находилась дверь. Она взглянула на внучку, и исчезла в тёмном углу.

Мария почувствовала жуткий холод и страх от повторяющейся мысли: «Выход закрыт». Она поднесла руку к щеке и поняла, что плачет. Отчего и проснулась...

За окном было ещё темно. Саднило палец...

                ***
– Я?

– Нет?

– Когда?

– Нет...

– Пропуски не выдают за чистоту листа.

– А за грамотность?

– За приставки.

– Так можно и солнце рисовать...

– Пальцы всё умеют.

– У черепахи их нет...

– Не стоит искать.

– Косу дашь?

– Дам. Пойдем, – два пожилых человека зашли в покосившийся сарай. – Давно держал её в руках?

– Я был в городе не больше часа.

– Издалека? Надолго? – улыбнулся лысый и полный.

– Не очень. Как скошу – вернусь, – ответил седовласый.

– Бегом занимаешься?

– В зависимости от препятствий. Иногда лучше проползти.

– Может быть. А если перекладину зацепишь?

– Чем?

– Чем угодно, – усмехнулся лысый.

– Дело в панцире...

– Жарко же летом...

– Зимой холодно...

– Всякое бывает.

– Спасибо за косу...

                ***
...Позавтракав, Роман спустился на улицу. На автобусной остановке уже начали собираться пассажиры. Некоторым приходилось перепрыгивать через грязные потоки ночного дождя, стремившиеся к решеткам городской канализации. С очищенных листьев березы стекали задержавшиеся капли. В воздухе витала свежесть, спускающаяся с низких облаков целебным бальзамом на голову, шумящую после череды происшедших событий. Он даже несколько привык к «неадекватности» реальности и был готов принять новые дары судьбы. Странности наполнили его дни давно забытым интересом. Он ждал их, как ребёнок – предстоящее шоу у телевизора...

Вид мокрого воробья, купающегося в широкой луже под деревом, вызывал улыбку. «Лететь будет тяжело»...

Заполнившийся автобус покатился по тёмному асфальту. Кашляющий мужчина периодиче­ски толкал его локтем в спину, когда закрывал ладонью рот. Роман попытался отстраниться насколько возможно, но другие пассажиры не позволили преуспеть ему в этом. Отгородившаяся от всех книжкой и наушниками, невысокая девушка кинула на Романа, нарушающего её дистанцию, недобрый выразительный взгляд. Он раздражённо ответил:

– Выходите?

...Поздоровавшись с коллегами, Роман направился за своей сумкой. Екатерина Ивановна выложила на стол его корреспонденцию.

– До обеда успеешь?

– Почему до обеда? – удивился Роман.

– Собрание будет в 14:00.

– Собрание?! По какому поводу?

– Алиса Матвеевна не уточняла. Просила, чтобы все присутствовали.

– Почему в такое время? С утра было бы не удобнее?

– Не знаю, Ром... Что-то серьёзное, по-моему...

– Хорошо. Постараюсь не опоздать, – перекинув через плечо свою сумку, он устремился к выходу и остановился около большого фикуса. – Екатерина Ивановна, Вы не знаете, сколько ему лет?

– Кому?

– Фикусу.

– Нет. А что?

– Да, так...

– Ты о чём это, Роман?

– Всего лишь о фикусе. Ладно, побегу я...