8. Чем всё закончилось. Озеро огня

Доклад. – Зигмунд и Лоретта встретились. – Рождение наследника маркиза. – Эпидемия. – Чем всё закончилось. – Чудовищный поступок Лоретты. – Донесение Хангера.

Гофмейстер Тёмного Сообщества, вампир Хангер, вошёл в кабинет и доложил:
- Тёмной ночи, господин Правитель. Имею честь изложить последние известия.
- Излагайте, - сказал господин Гедион, откладывая книгу. – Как обстоят дела у маркизы Либертины?
- Значительно лучше, господин Правитель. Я там кое-кому позолотил колья и перья, так что опасность миновала. Маркизу уже подсыпают в питьё дурман, как Вы велели. Волков в лес я тоже выпустил, четырнадцать штук.
- Помогло?
- О да, господин Правитель, лучше, чем я надеялся. Ночью все сидят по домам, никто больше не болтается под ногами. Мы пристроили в служанки к маркизе вдову Маль, бывшую парижскую блудницу, воровку, отравительницу. Уж она-то сможет надуть челядь, когда придёт пора разыграть разрешение от бремени. Маркизе она понравилась, господин Правитель.
- Как бы эта блудница не распустила язык, Хангер!
- Это едва ли: ей грозит виселица, если проговорится. О нашей тёмной природе она не знает, а обманывать мужей ей не впервой. Так что с родовосприёмницей вопрос улажен, осталось только подыскать дитя.
- Время пока терпит… Очень хорошо, Хангер, вы вновь меня восхищаете… (Гофмейстер отвесил поклон). Лондон? Что за пещерные ритуалы проводит этот голландский доктор?
- Вот туда я не успел, - Хангер сокрушённо развёл руками. – Дракула, правда, вовремя смылся, а вот Люси не повезло. Вставили кол по первое число.
- Нашли повод острить, Хангер! Негодяя Найта вызвать сюда! В изгнание, и пытать на Солнечной площади. Ни за чем не может уследить, уже который раз…
- Она жива, господин Гедион, - замахал руками Хангер, - ей попали в желудок. С почтой летучих мышей сообщили, что сам Десмонд Троттл делал ей операцию: изуродована страшно, но опасности нет.
- Негодяя Найта оштрафовать, - сказал господин Гедион немного спокойнее. – Да побольше впишите сумму, деньги как раз кончаются… Чтоб неповадно было… В Ирландии опять беспорядки?
- Да как сказать, господин Правитель, – когда беспорядки продолжаются постоянно, то это, скорее, уже порядки. Но ничьё бессмертие не пострадало. Вот вампир Мартин Крюконос из Шведского королевства в пьяном виде ввалился в кабак и начал кусать смертных за горло, украшая сие действо неприличной бранью. Я, впрочем, не понял из донесения, что было целью бесчинства: удальство, похвальба силой или обычное желание усугубить опьянение. Смертные остались живы, Мартин тоже, ибо его приняли за жертву делириум тременс, облили водой и выгнали вон.
- Экий осёл, - сказал господин Гедион. – Какая жалость, что телесные наказания отменены. Наложу я на него штраф, и что? Пробудит это в негодяе святое чувство вины? Он его не заплатит, и всё. Тем не менее, выпишите ему пеню. Кто знает… Палка, вот что нужно остолопу, хорошая добрая палка и позорное покаяние у столба! А, да что там… Вернёмся на юг. Что в Италии? Что молчите? Правда, что Вендеммья казнили?
- Ничего нельзя было сделать, - сказал Хангер, опуская голову.
- Канул, стало быть, - произнёс господин Гедион. – Мир пеплу его.
Помолчав, сколько требовал сей печальный факт, гофмейстер продолжил отчёт.

Тёмным вечером Лоретта шла – позабыла, куда – потому что в страшнейшем, грязном переулке она увидела Сигмондо. Её возлюбленный крепко сжимал в руках прохожего и пил кровь из его горла.
Лоретта оцепенела. Она не могла ни крикнуть, ни двинуться с места, пока Сигмондо не довершил своё чёрное дело и не бросил труп в канаву. Плеск грязи вывел Лоретту из забытья.
- Так вот кто ты такой! – воскликнула она. – Вот почему сбежал!
Теперь настала очередь Зигмунда изумляться. Он и не заметил, поглощённый питьём, девицы за углом. Будь это кто другой, Зигмунд утолил бы им свою жажду, в придачу к первому блюду. Но появление Долорес (Лоретты!) повергло его в ужас.
- Что ты здесь делаешь? – зашипел он.
- Ищу тебя, - сказала Лоретта. – Я прошла тридцать три города, чтобы узнать, кто ты, и вот теперь я знаю – проклятое Богом существо, пьющее кровь живых!
Зигмунд ответил:
- Я сбежал не от тебя – я сбежал от твоей ненависти, от твоего страха. Ведь меня нельзя не ужасаться, правда, Лоретта? Я и сам себя ненавижу! А ещё я сбежал от своей проклятой жажды – потому что я полюбил тебя, Лоретта, как ни одна тёмная тварь не может полюбить ангела. А любовь вампира – это смерть, и поцелуй его – глоток крови из горла!
Зигмунд шагнул к Лоретте, полный решимости покончить со своей одержимостью, и схватил её. Он мог бы одним движением сломать ей кости. Но пальцы его не слушались – получилось скорее слабое объятие, чем хватка вампира.
Лоретта выхватила нож и с пронзительным криком ударила Зигмунда по тыльной стороне ладони. Теперь закричал Зигмунд. Он отдёрнул руку, обливаясь кровью, и прижал к губам.
- Разве вампиры чувствуют боль? – поинтересовалась Лоретта.
- Ещё как, - сказал Зигмунд.
- Очень хорошо, - сказала Лоретта. – Очень хорошо!
Несколько минут оба молчали. Лоретта прижалась спиной к стене, держа окровавленный нож впереди себя. Её глаза ярко блестели в свете масляной лампы. Зигмунд, состроив страдальческую физиономию, занимался своей рукой, то прижимая её к губам, то рассматривая, всем своим видом показывая, как страшна его рана.
- Я не виновата, что хочу жить! – воскликнула наконец уязвлённая Лоретта.
- Разумеется, - ответил Зигмунд рассерженно. – А я не виноват, что хочу убивать. У нас не говорят «я люблю тебя», у нас говорят «я хочу твою кровь».
- Понимаю, - сказала Лоретта. – Стой, где стоишь! – крикнула она, едва Зигмунд сделал единственный шаг по направлению к ней, и взмахнула ножом.
- Да я же не делаю ничего плохого.
- Ещё бы ты осмелился! – с угрозой произнесла Лоретта.
- Чтоб я сгорел, если причиню тебе вред, - сказал Зигмунд заискивающе.
- Знаю я ваши вампирские клятвы…
Кончилось всё тем, что Лоретта последовала за Зигмундом в гостиницу, где тот жил. Там она уснула на кровати, всё ещё сжимая в руке нож, предварительно осыпав своего возлюбленного множеством самых жутких устрашений и ультиматумов, а Зигмунд полез в сундук.
  Венера, дочь моря и крови,
  Жестока бывает порой.
  Не знает ни вер, ни сословий
  И смерть называет игрой.

Горячим вечером на закате весны, когда и трава, и деревья, и камни, и дома – всё точно спеклось и плавилось от непереносимого золотого зноя, звонкого от мошкары, и даже полузадохшиеся звёзды еле блистали сквозь марево, – ступая с хрустом по сухой траве, через лес двигался некий человек. Волки отогнали отсюда вилланов, а грязь и некрасивость претили знати, так что путник оставался в течение всей дороги совершенно один.
Найдя в глуши нужное место, он много времени ждал. Когда же глаз перестал различать какие-либо краски – если только то не был совиный либо волчий глаз – из кустов возникла вторая тень. Мы не можем видеть их лица, ибо мы не волки и не совы; но подслушать их разговор нетрудно, ибо кусты – прекрасная заслонка для такого рода предприятий.
Новоприбывший тащил продолговатый свёрток. Свёрток попискивал, но тихо, так как в рот ему сунули бутылку с молоком. Пришедший обратился к ожидавшему с такими словами:
- Рад тебя видеть, брат во тьме. Я писал тебе, что должен передать подарок госпоже Либертине от её отца по крови, в честь ночи её превращения. Думаю, подарок хорош!
- Привет тебе, Хангер! Я рад тебе, как крови! Господин Гедион, да мрачнеет имя его, велик во всём, несравненен он и в поздравлениях, - отвечал его собеседник. – Как он мог предвидеть наши нужды?
- Не спрашивай и бери, - сказал Хангер, вручая свёрток. – Обращайся аккуратно, это существо очень нежное. Держи.
Они пошептались ещё немного, а затем разошлись.

Маркиза корчилась на кровати, раскорячив ноги и испуская громкие крики.
- Громче, госпожа, - шёпотом просила её спальная дама, мадам Маль. Больше в будуаре никого не было. – Умоляю Вас.
Либертина испустила новую серию стонов.
- Громче, госпожа! Пронзительней! Вы не представляете себе, какая эта мука! Представьте, что кишки Ваши вынимают раскалёнными клещами.
- Ох, что за пытка! Ах! Ох!
- Помяните святое имя.
- О, Господи Боже мой! Пресвятая Дева! Боже мой!
- Отлично, хорошо!
- Я больше не могу! – искренне простонала Либертина. – Я, кажется, разодрала себе глотку до крови этими воплями. Почему только люди так любят скулить?
- Вы можете всё, и в том числе очень многое, - наставительно произнесла мадам Маль. – Ещё!
- Боже мой!!! Помогите!!!
Отпихивая служанок, в спальню влетел Джанмария.
- Принёс! – шепнул он.
- Вот и наш аист, - сказала мадам Маль. – Поднатужьтесь, сударыня! Уже вышла голова маленького маркиза!
Либертина взвыла. И в этот миг обнявший её Джанмария под покрывалом вытащил пропитанный молоком кляп изо рта ребёнка. Следующее стенание Либертина и младенец исполнили дуэтом.
- Слава тебе, Господи! – сказал Джанмария. – Получилось!
Мадам Маль подняла дитя, заранее измазанное кровью, и щёлкнула ножницами между ним и Либертиной. Младенец издал новый вопль. Постановка обманула всех. Джанмария превзошёл самого себя в театральном ремесле.
Либертина сквозь слёзы радости прошептала окровавленному комочку:
- Ах ты мой маленький! Какой страшненький!
- Ерунда, вырастим – подправим, - сказал её бессмертный братец.
Несмотря на все опасности, какие бы то ни были: слежку, солнце, слухи, заботу маркиза и зависть дам, ночные тени и дневной свет, вилланов и викариев, служанок и лакеев, и многое другое – брат и сестра ди Мариэмонти довели дело до конца.

Сын родился немножко недоношенным, но на удивление толстым, здоровым и добродушным. Мальчик редко кричал, только пучил яркие чёрные глаза, а ещё чаще беспробудно спал. Его в этой жизни всё устраивало; выброшенный родной матерью на паперть и обречённый стать собачьей пищей в первую же ночь своего существования, мальчик, видимо, не слишком придирался к приёмным родителям, будь то вампиры или маркизы или рогатые черти.
Ребёнка назвали Альфонсом, в честь юридического отца. Все признали, что он очень похож на маркиза, и это казалось странным, но, в общем, младенцы и старики и вправду во многом сходны. Либертина его любила – то ли потому, что сильно страдала, ожидая это дитя, то ли по какой иной причине. Грудного молока у неё, разумеется, не было (не считая простокваши, которой она мазала сосцы перед врачебным осмотром), но оно и не понадобилось: человеческие дамы, оказывается, от млекотечения избавляются и поручают воспитание кормилице.
Джанмария и Либертина немало посмеялись: вампир куда больше подходил на роль аристократки, чем обычная девица, и словно бы создан был для этого высшего света – высшей тьмы, правильнее было бы сказать.

- На что это похоже? – спросил Зигмунд, наблюдая, как Лоретта с наслаждением поглощает кусок жаркого.
- Откуда мне знать, что ты чувствуешь? – удивилась Лоретта. – Думаю, на кровь. Это мясо. Живое существо, убитое для пропитания. Так же, как ты… то, что ты делаешь ради крови.
- А это? – спросил Зигмунд, указывая на стакан белого вина.
- На лунный свет.
- А это?
- Это хлеб. Самая простая пища. На что похож хлеб!
- Должно быть, на кроликов и крыс, - сказал Зигмунд.
- Ты что, совсем не помнишь, какие они на вкус?
Зигмунд помотал головой.
- Смешно, - заметила Лоретта. – Я словно объясняю слепому, что такое цвета.
В этот раз они вышли ночью вдвоём.

Хороший художник знает прекрасно:
Красный и чёрный – ярчайшие краски.
Чуточку крови, мазок грязью –
Получится не картина, а сказка!

Зигмунд Силенциус сказал:
- Возвращайся к людям, Лоретта. Я отвезу тебя в любое место, на твой выбор, оставлю тебе вдоволь денег, ты будешь жить, как домашняя кошка – знай себе вылизывай шёрстку да лакай молоко. Я буду счастлив знать, что у тебя всё хорошо.
- Зачем ты выгоняешь меня? Что я сделала не так?
«Вот и поговори, чёрт бы их подрал, с дамами» - подумал Зигмунд.
- Я могу навещать тебя, - ответил он, и прибавил. – Хочу я этого или нет, хочешь ты этого или – мы не сможем быть вместе. Либо вода погасит огонь, либо пламя выпарит жидкость. Я не человек, Лоретта. Твои нежные глаза не выдержат ужасов, которые я совершаю. Лоретта, я не маленький Сигмондо, поющий смешные песенки. Я убийца, грабитель, изверг, замучивший до смерти тысячи людей. Сам не знаю, как ты ещё жива! Ты живёшь с бешеной собакой, Лоретта, которая вот-вот разорвёт тебя.
«Не боится» - подумал Зигмунд с досадой и продолжал.
- Лоретта! Как ты можешь терпеть рядом с собой существо, которое без жалости уничтожает твоих собратьев, нарушая все законы без исключения? Разве ты не человек? Или ты потеряла рассудок, Лоретта? Я лишал жизни даже маленьких детей! Дикие звери разбегаются, увидев меня вдали. Или ты выкована из серебра, о Лоретта? Если ты живое существо, рано или поздно тебе придётся остановить меня: убить или предать церковному суду. Это не будет изменой, это поступок естественный как дыхание. Ты можешь погрузить голову в воду на минуту, на две минуты, ты можешь претерпевать муку пять, шесть, семь минут – но потом ты либо умрёшь, либо вдохнёшь воздух.
- Замолчи, - сказала Лоретта.
- Чёрт возьми, я буду молчать, - сказал Зигмунд и, имея в виду значение своего второго имени, «Силенциус», добавил: – моё имя – молчание! Отлично! Посмотрим, кто из нас первый убьёт другого.
Лоретта только улыбнулась.

Кровь на руках –
Неважно.
Что есть страх
Перед жаждой?
Любовь и жестокость –
Друзья-соседи.
Твоя жалость –
Кинжал милосердия.

Вампир Зигмунд Силенциус и Долорес вдвоём совершали свой страшный обход ночных улиц. И, словно нарочно, чтобы подтвердить ужасные признания Зигмунда, первой навстречу им попалась юная девица, едва ли лет двенадцати, только ступившая одной ногой на порог жизни. Она была облачена в лохмотья, и, видно, осталась без родительского призора.
Зигмунд не испытывал к ней злобы и хотел уже повернуть назад. Но несчастливое создание само подбежало к ним с мольбой о милостыне, вцепилось в его платье, плакало и испускало жалостные стоны.
Дерзость маленькой нищенки раздразнила змею в сердце Зигмунда. Ещё больше его преступные наклонности подстегнуло присутствие Лоретты. Он решил, что явит её глазам самое кровавое злодеяние, на какое только способен, даже страшнее, чем он способен: такое зверское варварство, чтобы душа в ней содрогнулась, возненавидела и вернулась под длань добродетели.
С этой надеждой он взялся за дитя, умело и ловко заткнул ему рот заранее припасённой тряпицей и вывернул руки за спину, но тут Лоретта решительно пресекла все его планы.
Она нагнулась к девице, обняла её и сжала зубами шею. Но человеческие челюсти были чересчур слабы. Лоретта вынула нож, и ножом вскрыла вену. Злосчастная девица, перепуганная и мнившая себя в руках ночной нечисти, ослабела от страха, покорилась и даже не пыталась бежать. Лоретта приникла к ране, отпила глоток, затем другой, чуть сдвинув брови, но без явного отвращения.
- Не намного хуже, чем крепкое вино, - заметила она, поднимаясь с колен. – Возьми же её. Не нужно доставлять ей лишние мучения.
Зигмунд повиновался, плохо сознавая, что делает – настолько дикое поведение Лоретты потрясло его, а она, наблюдая, как вампир насыщается, сказала ещё:
- Теперь мы оба преступники. И оба подлежим суду и смерти. Теперь ты мне веришь?

Джанмария ди Мариэмонти провозгласил:
- А теперь, дамы и господа, вы увидите зрелище, достойное Господней субботы – Озеро огня!
Гробовая тишина была ему ответом.
Джанмария склонился к «озеру» (собственно, то был бассейн футов тридцать в поперечнике, в богатом замковом саду), поднёс факел к самой воде…
Громкий вопль ужаса и изумления приветствовал вспыхнувшее пламя.
Странный синий огонь быстро разлился по всей поверхности, бросая на лица мертвенный отсвет.
- Подходите, - кричал Джанмария. – Пейте! Это всего лишь пунш! Английский хмельной напиток! Целое озеро пунша дарит вам маркиз, чтобы вы вволю повеселились в эту ночь!
Язычки пламени выплясывали на ветру.

О прекрасная земля А., сколь недолгим и мимолётным было твоё счастье!
Кто-то уронил чернильницу на пасторальную пастель. Чёрная краска растеклась по зелёным долинам, и ясному небу, и тонко выписанному сепией замку: на поместье обрушилась тяжкая утрата.
Маркиз, уже многие дни страдавший неведомой и мучительной болезнью, перед самым утром испустил дух. Молодая его жена пребывала в таком горе, что не могла встать с постели, и брат её неотлучно находился при ней, опасаясь, как бы она не совершила над собою смертного греха. Поэтому погребение пришлось проводить без их высокородного присутствия. Погода выдалась прегадкой: дождь лил, как слёзы Господни, дорогу развезло, двор покрылся лужами. Прощавшиеся мечтали об очаге, пледе и кружке перчёного вина; по окончании церемонии все разошлись едва ли не с радостью.
Маркиза Либертина медленно оправлялась. Она даже изыскала в себе силы посетить склеп на другой вечер после похорон. Большим утешением оказался для неё сын: она часто просила принести его, целовала и ласкала младенца, а потом плакала. Но любая потеря врачуется временем. Утихли рыдания маркизы, уста её вновь украсились улыбкой. Она, её брат и дитя прожили в тишине и затворничестве полгода.
Через полгода потянулись наследники д’А. Джанмария сражался за права сестры насмерть, как лютый лев, как дуэлянт за красоту своей дамы. Размахивая вместо меча брачным контрактом и вместо щита – свидетельством о крещении новорождённого маркиза, Джанмария бросался без оглядки в бой. Французский закон он знал лучше своего имени: каждую букву мог повторить назубок. Мастер карточной игры, Джанмария то выкладывал статью, то ходил с постановления, то крыл всех королевским указом.
Маркиза, вопреки тёмной природе своей, ухитрилась являться в суд среди дня, в наглухо затемнённых носилках, которые заносили внутрь помещения. Она также разыграла все возможные карты: от последней шестёрки до короля. Поистине, девица, отлитая по форме дьявола!
Известно, что это дело обрело такую популярность среди тёмных тварей, что даже господин Ламберт Лисица, глава всех французских носферату, лично хлопотал за него. В течение четырёх лет многие бессмертные умы с волнением следили за перипетиями и пертурбациями процесса Либертины. Когда же победа была обретена, в замок д’А. съехалось невиданное множество адовых отродий со всех концов тьмы, и празднество это вошло в легенды подлунного мира.
Маркиза д’А. прожила безбедно тридцать лет и три года. А что случилось потом, каждый может посчитать с помощью простой арифметики, но это уже совсем другая история.
Так окончилась сказка про Адама и Лилит.

- Осмелюсь доложить Вам, Ваше тёмное превосходительство, - сказал гофмейстер Хангер господину Гедиону, когда сотворил весь положенный ритуал приветствий. – Вот тут Вам письмо от английской общины вампиров с докладом о делах. Разрешите прочесть?
Господин Правитель кивком разрешил.
«Его темнейшеству в-ру Гедиону,
Главе Сообщества,
3-му Бессмертному,
Сангвисорберу в 1-й крови,
Учредителю Кодекса и Коалиции.
Приветствую Вас на коленях и вложив свои ладони в Ваши руки, и приношу Вам уверения в моей величайшей преданности и наилучшие пожелания от всей британской общины.
За последнее время в Англии, хвала тёмному богу нашему, не случилось ни смертей, ни преступлений. Мы, к сожалению, всё ещё вынуждены жить в бедности и разрозненно, так как судебный процесс относительно восстановления наших прав на землю затянулся – настолько, что мой неизменный нестареющий облик уже начинает вызывать в суде удивление. Поэтому, если дело не будет выиграно скоро, придётся, по всей видимости, отказаться от иска и смириться с тем, что есть.
Община же наша расселена следующим образом. Джентли Ред, Варни и Люси Литтл обосновались в Лондоне. Десмонд Троттл находится в Йорке, Джон и Пауль – в Ливерпуле, Файнфрост – в Ворвике, Спайдер – в Ланкашире, Гарфильд где-то в Миддлсексе. … О Хангере Вам должно быть известно более моего, последняя же весть о Зигмунде пришла из Парижа, но то было давно.
Новости из Ирландии не слишком хорошие, так как там часты войны и волнения, произрастающие на религиозной почве, сдобренной горючим торфом патриотизма. Клан Мак-Ангус удалился в горы и непроходимые леса, и известно о них мало.
Всегда на Вашей службе,
Г-н в-р Найджел Найт,
Глава Северной общины,
Лондон, ВБ».
- Последняя весть о Зигмунде! – добавил гофмейстер Хангер с ледяной улыбкой. – Этот вампир гораздо более известен в Провансе, нежели в своей родной Англии!
- И чем же он прославился? – поинтересовался господин Гедион.
- Господин Правитель! Его поведение переходит всякие границы. Он сожительствует со смертной, что ещё простительно; но он обучил её пить кровь людей, посвятил в наш тайный язык, секретные знаки и показал ей места наших сходок!
- Но правда ли это? – ответствовал господин Гедион, который знал обо всём этом раньше, и всё же разыграл удивление.
- Клянусь тьмой, моё сердце этому не верит, но и глаза не лгут, - сказал Хангер. – А я, как и следует, сам убедился в правдивости молвы.
- Весьма безобразно со стороны этого нерадивого вампира вести себя подобным образом! – заметил господин Гедион и сделал вид, что задумался.
- Прикажете поступить с ним по всей строгости Закона?
Господин Гедион вздохнул, но так, точно вдыхал ароматнейший запах.
- Что поделаешь, Хангер, Закон не терпит жалости. Его добродетель в том, что он равно жесток ко всем…
- Я Вас правильно понял? – спросил гофмейстер Хангер. – Пункт двенадцатый, со всеми вытекающими из нарушителей последствиями?
- Знание Закона и почтение к нему – одна из лучших ваших черт, Хангер.
Гофмейстер отвесил поклон.