Зимний рисунок, или чехарда на морозе

ПОЛУКОМЕДИЯ В 4-Х АКТАХ И 21 ОКНЕ
(окна отделены друг от друга простыми линиями) 
=====================================
ПОСВЯЩАЕТСЯ ОЛЕГУ, ЛИЗЕ И ОЛЕ
(однако просьба не проводить прямой аналогии между ними и героями пьесы!)

При создании пьесы были учтены и использованы материалы из книги «Олег Даль» за 1998-й год и за год 2001-й, а также из жизни

======================================

ДЕЙСТВУЮЩИЕ   ЛИЦА :


РОМА, – 42 года

КАТЕРИНА, МЛАДШАЯ – его жена, 38 лет

МАМА, или СТАРШАЯ – его мать, 63 года

БОРИС – его друг и ровесник

ДРУЗЬЯ – общим числом до двенадцати человек

ОЛЕГ ДАЛЬ – так или иначе должен присутствовать 

На протяжении почти всей пьесы действие разворачивается в одной и той же комнате



                ============================

                A K T     I




Темно. В луче света появляется мужчина-конферансье и объявляет: «Конец двадцатого века… (сверяется с бумагой) Декабрь». Уходит; появляется свет.
Комната. Слева – окна, справа – прихожая, почти не отделённая от комнаты. Слева направо: письменный стол, торцом; над ним – цветные полки. На столе – торшер, между полками и столом – домашняя стенгазета, оформленная с юмором и фантазией. Дальше – кушетка, над ней висят на фоне гобелена (лес, олени) бра и хорошая, но не новая гитара (возможно, старинная, нестандартная, цыганская). Затем – сервант с узкой полочкой во всю длину, между нижней и верхней частями. На полочке, сбоку от барного отделения и чуть в глубь за стекло, стоит старый дисковой телефон. За сервантом – дверь в кухню, прямо до неё вдоль всей стены висят книжные полки. На полках, спереди, стоят, лежат и висят разные самодельные безделушки, вязаные салфеточки и т.п.
В центре комнаты стоит большой овальный стол, вокруг него стулья,
на нём – большой многорожковый канделябр, всё в стиле зажиточной интеллигенции, но в остальной комнате чувствуется знакомая «совковая» простота. Всё очень чисто, но не холодно, а уютно.
В прихожей, помимо обычной «тройки» с вешалкой, обувницей и зеркалом, имеется большой хозяйственный шкаф, заменяющий чулан и стоящий торцом к зрителю, у него на протяжении всего действия постоянно открываются дверцы и из него при этом обязательно что-нибудь вываливается. В присутствии всех жильцов убирать эти вещи первым и с готовностью вызывается РОМА, в его же отсутствие – КАТЕРИНА старается быть первой и делает всё очень спокойно, МАМА же иногда специально её опережает с особым назидательным видом.

Сейчас КАТЕРИНА у ближнего окна поливает на подоконнике цветы. И тёмные шторы, и полупрозрачные белые занавеси на окнах раздвинуты. На подоконнике у дальнего окна цветов нет, но само окно приоткрыто на узкую щель и закреплено на цепочке. Доносятся шумы улицы и обычного городского дома.
Наступает вечер, лучи из окон падают косо к зрителям. Слышно, как на лестничной площадке приходит лифт, открываются его двери, появляются негромкие шаги за входной дверью. Дверь скрипя открывается, она не была заперта, входит СТАРШАЯ в домашней одежде, неся в руке тарелку с печеньем, видимо, она ходила в гости к соседям.
 
СТАРШАЯ (с ходу). Ромочка! (Идёт на кухню, возвращается.) Катерина, Катерина! Где наш Ромочка?

МЛАДШАЯ. Успокойтесь, мама. Всё хорошо.

СТАРШАЯ (волнуясь). Но где наш Ромочка? Куда он пропал?

МЛАДШАЯ. Мама, он просто ушёл, ненадолго. С ним всё будет хорошо.

СТАРШАЯ. Ах! Ах! Ах!

МЛАДШАЯ. Просто так было надо.

СТАРШАЯ. Но зачем, зачем? Ну скажи, милая, куда он мог пойти?

МЛАДШАЯ. По делам, мама.

СТАРШАЯ (устало садится за стол, качает головой). Ну, что ему надо? Что ему ещё надо? Я ведь работаю, и ты работаешь… Нам и так очень неплохо, совсем неплохо, ему б посмотреть, что вокруг делается!

МЛАДШАЯ. Ах, мама! (Тоже садится.)

СТАРШАЯ. Ну что, Катенька, что? Его же опять обманут! Прошлый раз его как выставили, так ни тебе двух недель заранее, ни даже заработанного не отдали! Ну, что же теперь поделаешь, не вешаться же, чтобы всему миру неизвестно что доказать!

МЛАДШАЯ. А он и не вешается, мама. Он просто пытается снова найти работу.

СТАРШАЯ. Но Катенька, Катенька, как вы не понимаете! Его ведь всегда, всегда обманывают! Ему же нельзя, Катенька, как вы не понимаете, ему же нельзя!

МЛАДШАЯ. Помилуйте, мама, чего же?

СТАРШАЯ (всплескивая руками). Ну не может же он работать как все, Катенька, вы же его жена, вы же должны понимать! Никогда, никогда не понимала,  почему  это  вы  ничего  не  понимаете!!   Ромочка  –  талант,  ему нельзя, ох, нельзя себя растрачивать… Вот, вот… (идёт к полкам, достаёт Библию, открывает на закладке) вот здесь, девочка… Суета сует! Суета сует!

МЛАДШАЯ. Но, мама, Рома всего лишь хочет найти работу. Какая ж тут суета?  И потом, он просто не может сидеть без дела, как  вы  не понимаете? Он же мужчина, наконец!

СТАРШАЯ (размахивая Библией и чуть не плача). Суета сует! Суета сует!! Суета сует!!! Да, ему нужна работа! Ему очень нужна работа! Он должен творить! Он творческий человек, творческий, вы никогда, никогда этого не понимали! (Младшая встаёт и хочет уйти.) Да-да, Катенька! Да, вы никогда его не понимали! Ромочка должен творить, а вы хотите, чтобы он деньги приносил, да-да, я всё знаю! Я очень хорошо всё знаю… (Младшая уходит; сверху доносится плохая попса; Старшая смотрит наверх, показывает кулаки.) Изверги! Изверги! Радуйтесь, что сейчас вы ему не мешаете!

Свет потихоньку гаснет вместе со всеми звуками.   

                -----------------------------
               
Темно. Сквозь открытые окна видны зажигающиеся окна дома напротив. Синий вечер.
Слышен лифт, слышны шаги, скрипит замок, открывается дверь. Входит РОМА, красивой размашистой походкой. Раздевается прямо в темноте, подходит к окну, стоит, долго смотрит. Зажигает сигарету, та ярко светится. Вдруг, по её огоньку, становится видно, что рука с нею резко остановилась; РОМА сгибается и беззвучно хохочет. Снова стоит, потом зашторивает все окна и только тогда включает в комнате свет.
Садится за стол. Руки на столе, глаза закрыты, он очень устал. Сидит так долго, будто погружён в медитацию.
Опять слышен лифт, постук сапожков, двойной, топтанье. РОМА срочно скрывается на кухне, нарочно оставляя дверь открытой; слышно, как моет руки, бормочет про кипяток; потом сквозь дверь видно, как он подходит к холодильнику, открывает его. Скрипит замок, в прихожую входят МЛАДШАЯ и СТАРШАЯ. РОМА делает вид, что очень внимательно изучает содержимое холодильника. Женщины охают, они замёрзли. Осматриваются, видят Ромину одежду, заглядывают в кухню. МЛАДШАЯ идёт раздеваться, задевает Ромино пальто, щупает его с подозрением.
СТАРШАЯ (раздеваясь прямо у кухонной двери). Ромочка, ты дома! Как хорошо! (Рома закрывает холодильник, выходит в комнату, помога-       ет  маме.)   Ничего, ничего,  ещё  увидишь,  что  мы  тебе  принесли!  Сегодня Катеньке  дали  зарплату,  вот она  за мной  и  зашла. (Наконец,  все  раздеты, Рома и Катерина подходят друг к другу, целуются.) Чего только мы не накупили, ах-ах-ах, и так недорого! (Посмеивается.) Уж мы с Катериной такие-то местечки знаем!

РОМА (иронично кивает; Катерина тем временем щупает ему руки). Ну да, ездили на рынок, потому и вернулись так поздно.

МЛАДШАЯ (снисходительно). А я вижу, и ты не рано пришёл. Руки, небось, специально грел? Лучше б уж душ принял, или хоть до плеча постарался! Не успел, видно? Пальто-то, совсем ледяное!

РОМА виновато отворачивается, СТАРШАЯ спешно оставляет покупки на столе, бежит проверять пальто, возвращается, щупает МУЖЧИНЕ лоб и руки, причитает.

СТАРШАЯ. Господи Боже мой! Да где ж ты так долго был!

РОМА. Да отогрелся я уже, отогрелся… Это пальто слишком толстое, вот и не отошло до сих пор… А я и не замёрз даже… почти!

СТАРШАЯ (Катерине). Это всё ты! Это всё ты! (Роме.) Работу опять искал, да? Опять? Ты же обещал! Ты же обещал, что будешь сидеть дома! (Хлопочет вокруг него, суетится; Младшая аккуратно раскладывает покупки; Роме явно неуютно, но он терпит.) Да что же это такое? Да когда же это всё кончится? Катерина, немедленно согрей чаю! (Усаживает Рому за стол.) Ну, и чего же ты добиваешься? Чего добиваешься, я тебя спрашиваю? Хочешь опять пневмонию получить, да?! Где ж это видано, чтобы такой артист, такой умница, такая знаменитость…

РОМА (отмахивается). Ну уж, мама!

СТАРШАЯ (настаивает). Такая знаменитость!!! Чтобы по улицам по ночам шатался! Ты что, может, ночным сторожем на овощебазу наниматься собираешься?!

РОМА (вертится на стуле). Ну, мам! Ну, вовсе нет!

СТАРШАЯ. А кем же тогда? Кем же, хочу я знать, да ещё в такое-то время-то, а?

РОМА.  Да  не  сторожем  как  раз,  не  сторожем,  и уж тем более не ночным!

Пауза. СТАРШАЯ смотрит на РОМУ с подозрением; МЛАДШАЯ, последнее время находившаяся на кухне, возвращается с полным подносом, начинает разливать чай.

СТАРШАЯ. Ты что же это хочешь сказать? Ты всё-таки нашёл какую-то там работу? Уж не в театре ли, а?
 
  РОМА. Мама, ты же знаешь, какое сейчас время! Пожалуйста!

МЛАДШАЯ (торопливо, радостно). Ромочка, ты нашёл работу? Это правда?

РОМА (с облегчением, гордо). Да, и весьма неплохую, я очень доволен.

СТАРШАЯ возмущена, но молчит.

МЛАДШАЯ (бросается мужу на шею, целует). Ах, Ромочка! Как я за тебя рада!

СТАРШАЯ демонстративно пьёт чай.

МЛАДШАЯ. А люди? Какие там люди, хорошие? Знаешь, ведь с кем работаешь – это самое главное!

РОМА (улыбается). Просто великолепные! Хотя это… (смеётся) и не совсем люди… То есть люди там, конечно, есть, но они далеко не главное!

МЛАДШАЯ (изумлённо). Как это?

РОМА (весело). Котята. Щенки. (Пьёт чай, подмигивает.) Ну, в основном будут щенки… Вот так!

СТАРШАЯ (теряя напускную невозмутимость). Какие ещё котята?!
Какие ещё щенки?! Катерина, да что такое он говорит? Какие щенки и какие ещё котята?!!!
               
МЛАДШАЯ (волнуясь, но выказывая интерес). Я бы тоже очень хотела знать! Наверное, это так весело!

СТАРШАЯ.   Весело!   Весело!   Видала  я  тут,  как  про  одних  там собачников рассказывали! Прям новые русские, уж некуда! Уж таке-енных собачечек держат! Аж по нескольку тыщ стоят! Не рублей, между прочим, не рублей! У них там их штук двадцать в одной квартире… и квартира эта вся…………… провоняла!!! Даром, что евроремонт! Да я вот что об этом думаю, и я уж скажу! Его небось за этим……… и наняли убираться! Вот что я думаю! Какой ужас! Какой ужас!! Какой артист!!! Я запрещаю тебе это, слышишь?! Я запрещаю тебе эту работу!!!

РОМА пытается что-то возразить, но та уходит.

КАТЕРИНА. Ты не волнуйся, Ром, она ведь всё выдумала. Ты же знаешь, мечта всей её жизни – чтобы ты служил в театре… Ну, или снимался в кино.

РОМА. Знаю, знаю… А знаешь, работа ведь действительно неплохая… Не совсем то, конечно, что говорит мама, хотя очень похоже. Но ты в одном точно права: это совсем не скучно. И, знаешь, я думаю, что это совсем неплохо для артиста.

КАТЕРИНА. Даже так? Как интересно! Ну, расскажи мне скорее, рассказывай! (Наливает ещё чаю и себе, и мужу.)

РОМА. Есть одна дамочка, она как раз собак разводит, ну, и немного – кошек. И действительно, такие дорогущие! Ну, ухаживать за ними я вовсе не должен, мама тут зря волнуется, хотя… не знаю, работа как работа, по-моему, почему нет? Это раньше у нас человека за метлу могли презирать, хотя и трубили повсюду наоборот, а теперь… (отмахивается) и потом, они такие милейшие! Так и хочется что-нибудь для них сделать. (Ест бутерброды.) Это правда, ужасно забавно! Так вот… дело в том, что живёт она одна, здоровье у неё не очень хорошее, а все животные, так она мне объяснила, лучше всего как раз зимой и продаются, ну, ещё немного – осенью и весной… А осени-зимы у нас, сама знаешь, какие. Раньше она на Птичку ездила, по выходным, и на ВДНХ – по будням…

КАТЕРИНА (переспрашивает). ВВЦ?..

МУЖЧИНА (снова отмахивается). Да ну!.. В общем, в этом году у неё с ногами совсем плохо стало, ну, и она не может больше туда ездить, особенно теперь, на морозе…

КАТЕРИНА (перебивает). Погоди, погоди, Рома… Так она что же, продавать их тебя наняла? Чтобы ты на морозе стоял?

РОМА пожимает плечами, кивает; КАТЕРИНА расстроена.

РОМА. Кать, да что это ты? Да ты знаешь, какие она деньги предлагает! За такую-то ерунду!

КАТЕРИНА. Я понимаю… я понимаю… Ну, а как же ты? А твои лёгкие? Может, она и больна, но и ты тоже… не очень-то…

РОМА. Да брось, Кать! Я только потеплее укутаюсь, вот и всё! Стоять-то я могу, это главное! И потом, не каждый же день… Ну (хитро улыбается), и ты ведь тоже не забудешь мне кофе погорячее варить… и термос у нас… не маленький! (встаёт, подходит к пальто, достаёт из внутреннего кармана деньги) Вот, смотри. Сегодня у меня пробный шар был… Правда, из всего выводка я только одного котёнка продал, но ты хоть представляешь, сколько он стоит? Двести долларов! Веришь, какая сумма?! Да сейчас у нас инженер высшей квалификации не больше пятидесяти  зарабатывает… А мне… двадцать процентов полагается!

КАТЕРИНА (растерянно). Двадцать процентов? Это что, сорок долларов?

РОМА. Вот именно! Понимаешь? А для неё это выгодно – на перекупщиках, я-то их ви-идел, она бы вдвое потеряла бы, если не втрое! Правда, она одна такая, во всей Москве, ну, то есть первая, бизнес-то растёт… Всё равно сейчас не больше десятка таких наберётся… Но сечёшь?!

РОМА демонстративно ссыпает на стол рубли, он деньги уже обменял, кривляется. КАТЕРИНА улыбается, обнимает его. Включают музыку, танцуют, потом начинают шутя вытаскивать из шкафа тёплые вещи; так же шутя примеряют всё подряд на РОМУ, веселятся, снова танцуют, гоняются друг за другом по комнате. Постепенно и свет, и музыка гаснут.


                -----------------------------


Возникают звуки большого веселья. Громкие разговоры, потом затишье – и хохот. Откуда-то, как раньше, слышится плохая попса.
Шаги, скрипит замок, дверь открывается, появляется свет. Комната ярко освещена, окна плотно зашторены. Вокруг стола небольшая, но буйная компания. Стол заставлен едой и напитками,  на  заднем плане  РОМА делает                выразительные жесты, требуя внимания; все подходят, склоняются к нему, он шёпотом что-то рассказывает, все снова хохочут.
Тем временем КАТЕРИНА, уже войдя в прихожую, оставила свои вещи и начала раздеваться; РОМА замечает её, подходит, помогает, целует.

РОМА. Давай, Катюш, присоединяйся! Ой, ребята, я сейчас такой анекдот расскажу… Тебе, Кать, понравится. (Отводит её в сторону.) А где мама?

КАТЕРИНА. Пошла к Марии Фёдоровне. Жалуется, наверное.

РОМА (сначала грустит, потом отмахивается). Ну, ладно! Пускай жалуется. Зато смотри, какой у нас праздник! (Снова её целует, на этот раз весело.)

КАТЕРИНА (то ли шутя, то ли всерьёз). Да-а, только бы она не увидела! А то смотри, наскочишь опять на строгого бухгалтера.

Смеются.

РОМА (снова машет рукой). Ай, без разницы! Отобьёмся! Всё равно сильней она уже не расстроится, а мы ещё как повеселимся! Ты хоть помнишь, как давно мы собирались последний раз?! (Качает пальчиком.) Но тепе-ерь! Мы ещё наверстаем упущенное!

Направляются к остальным. РОМА берёт гитару, голосом и с манерами ОЛЕГА ДАЛЯ поёт романс из фильма «Земля Санникова» «И солнце всходило, и радуга цвела…»

РОМА (сразу после песни). Э-эй! А теперь слушайте! (демонстративно всех успокаивает) Итак… (выразительная пауза; играет сценку) Представьте себе май… (Гости хихикают.) Глубокая ночь… Темнотишш-ща… глаз выколи! Ни зги! Выходит мужик на балкон. Луна-а светит!..

ГОСТИ (перебивая). Ты же говорил, что ни зги! А темнотища как?

РОМА (отмахивается). Думаешь, при луне много видно? И потом, не на улице же, а дома…  Так  вот.  Стоит  этот  мужик  на  балконе,  настроение… ну, дальше некуда романтическое. Воздух свежайший, тишина мертвецкая… Ну, в общем, стоит он и видит… а у него, как у меня – дома стенка  на  стенку,  всё   насквозь   видно. Так  вот,  видит  он  вдруг,  как  раз
напротив, прямо перед ним, на точно таком же балконе какая-то девчонка танцует! Ну-у-у-у! Представляете, как ему хорошо? Облизывается… уже слюни пустил! Красиво-о! А девчонка всё танцует, танцует, как заводная, и не понять, под какую музыку. Странно так танцует, только красная блузка мелькает. Что говорится, то ли вальс, то ли джаз. Ну, мужик стоит, всё понять пытается, что же за музыка там… В раж аж вошёл, даже злится. А ему-то, издалека, ну ничегошеньки не слыхать, хотя и тишина мёртвая. Ну, и решает он тогда, что отгадает во что бы то ни стало. Стоит, внимательно так приглядывается! Десять минут проходит, пятнадцать, двадцать…

ГОСТИ. Ну, эта твоя девчонка просто монстр какой-то… Гигант! Она что, балерина, что ли? Может, она у тебя механическая? А, бегунья, наверное!

РОМА. В этом весь фокус! В общем, через полчаса он наконец понимает, в чём же дело. Разочаро-ован… страшно! Ну, а теперь вы. Как думаете, что же он угадал?

ГОСТИ (наперебой). Что-нибудь нестандартное, классическое, например… А ты что, нам не скажешь?.. «Лунную сонату»!.. Нет, тогда уж «Реквием», ему ведь не понравилось… Да это целую вечность можно гадать!.. Ладно тебе, Ром!.. Может, Бах? Наверняка классика!.. Да ладно, давай, рассказывай! Это ж нельзя угадать, ясно ведь…

РОМА. Эх, ребята… Убогая же у вас фантазия! Нет, чтобы лебедь, рак да щука хотя бы… а то все в одну сторону, да всё равно не в ту!

ГОСТИ. Да ладно, Ром, давай, выкладывай! Не тяни! В чём фишка-то? Что там было-то?..

РОМА. А ничего!

Пауза.

ГОСТИ. Как это – ничего? Ничего не угадал, что ли? (Спорят.) Да нет, он же говорил… разочаровался же! Да в чём дело? Что это – ничего? Тут какой-то подвох! Тихо!

РОМА. А – ничего – и не было!

Снова пауза. КАТЕРИНА слегка посмеивается.

ГОСТИ. Как – не было?

РОМА. Не было музыки! И девчонки никакой тоже не было! Просто кто-то повесил блузку сушить. А на улице-то был ветер!

ГОСТИ хохочут; РОМА снова берёт гитару и с ещё большим задором поёт прежнюю песню, устраивая целый спектакль. Веселье продолжается; постепенно гаснет свет, вместе с ним утихают все звуки.


                -----------------------------


Появляется свет. ГОСТИ ушли, РОМА и КАТЕРИНА убирают со стола, ходят между комнатой и кухней.

КАТЕРИНА. Нет-нет, погоди… Это я возьму… Ты лучше вот это выброси…

РОМА. Ну, понравился анекдот?

КАТЕРИНА. Очень красиво. (Улыбается.) Только разве это был анекдот? По-моему, просто очень милая история. Ты ведь сам это видел, так ведь, правда?

РОМА (тянет). Ну-у-у… почти это. На днях случайно вспомнилось.

К плохой попсе, несущейся сверху, присоединяется нестройный хор.

КАТЕРИНА. Удивительно, до какой степени можно любить подобное.

РОМА. Удивительно, до чего часто можно сочинять подобное… (Смеётся.) Смахивает на ав-то-пла-ги-ат… (Заинтригованно.) Знаешь, я, наверное, никогда бы не сумел списать у самого себя. Наверное, безумно сложно следить за тем, чтобы, не дай Бог, не запутаться!

КАТЕРИНА. Ну, я не знаю… Конечно, путаешься иногда, но настоящий автор ведь должен быть узнаваем… (Рома отворачивается.) Мне и эта песенка вроде бы нравится… Но, конечно, невозможно  всё  время одно и то же! Какая бы хорошая музыка ни была… Так и от Моцарта можно с ума сойти!

РОМА. Ну, моцарта`ми нас пока ещё никто не балует. А кстати, а как там наш офицер? Что-то я давненько его не видел… и детёныша его не слыхал!

КАТЕРИНА. Так он же в отпуске… был.

РОМА (с надеждой). В отпуске?.. (Боязливо.) Погоди… как это – был? (Разочарованно.) Что, значит, уже нет? (Мирно.) Что ж ты раньше мне не сказала?!

КАТЕРИНА. Ну да. Я его как раз сегодня видела.

РОМА. Где?

КАТЕРИНА (с сомнением). Как где – на площадке, конечно… Он всё семейство своё выгуливал. Поздновато, правда… может, только сегодня вернулись?
 
РОМА (кивает). Ну, ясно… Теперь отпуска` не будет! Э-эх!

Неожиданно музыка смолкает. Слышен топот, громкие разговоры, потом громкое захлопывание двери; теперь – приглушённый топот на лестнице, разговорное эхо.

КАТЕРИНА. Уходят?

РОМА. Как видишь.

КАТЕРИНА. Может, они просто так вышли… Может, встречают кого…

Слышно гудение лифта.

РОМА. Нет-нет, уходят. (Явно весело.) И горланили… на прощанье!

Лифт останавливается, гомон стихает, лифт снова гудит и стихает тоже. Наступает полная тишина.

КАТЕРИНА. Господи, как хорошо! Неужели на весь вечер?

РОМА (подхватывая). И на всю ночь! (Добавляет с добродушной иронией.) Но погоди, тебе ещё наш офицер даст прикурить.

КАТЕРИНА. Ну, будем надеяться…

Так как стол уже чист, они оба садятся за него; РОМА внимательно смотрит на КАТЕРИНУ.

КАТЕРИНА. Ну, что? Что ты так на меня смотришь? Давай уж, признавайся, что ты ещё припас?

РОМА идёт к полкам, достаёт какую-то книгу, из книги – какой-то листок. Возвращается, хлопает листок на стол перед КАТЕРИНОЙ.

РОМА. Вот! Гляди!

КАТЕРИНА (бережно берёт листок, читает). Рома… боже, как красиво! (Встаёт, обнимает Рому.) Тебе когда-нибудь обязательно надо издать небольшой томик… Вот погоди, тебя ещё увенчают лаврами… Милый, а что, если ты мне их сам прочитаешь?

РОМА счастлив, включает бра над кушеткой, выключает верхний свет, ставит пластинку с тихой мягкой музыкой. Начинает читать, делая из стихотворения серьёзную, размеренно поставленную сцену, будто всё, что описано в стихотворении, происходит прямо сейчас и сильно отображается у него в душе. Изображает, как наблюдает ночь, как что-то видит в окне, к чему-то прислушивается, следит за пейзажем, любуется на что-то далёкое, а потом долго мечтает и в конце концов испытывает душевное потрясение, боль.

(стихотворение Олега Даля)

Ночь весенняя лунная лунная
Никого
И холодная тишина
А под арками семиструнными
Шёпот
Шёпот и запах вина
Вот и чёрный забор
Извернулся змеёй
Притаился как вор
Как туман над землёй
А напротив
В далёком доме
На решётчато-лунном балконе
Девушка танцевала
В красной как краска
Блузке
Ах как ей узко узко
Словно в железной
Маске
Я музыку смутно гадал
Ту что её кружила
И страшно и страшно
Я вдруг увидал
На плечиках блузка сушилась
И ветер её трепал.


Тишина. РОМА включает верхний свет, выключает бра, садится снова за стол. Раздаётся резкий, продолжительный крик младенца. РОМА и КАТЕРИНА заразительно смеются. Свет гаснет, звуки уходят.


                -----------------------------


Появляется свет, открывается входная дверь, входит МАМА, пристально оглядывая комнату. Видит листок, оставленный на столе, берёт его, читает и одновременно, одной рукой, раздевается. На половине застывает, полураздетая, перечитывает, размышляет, мечтает. Потом рука резко опускается и одновременно с её лица исчезает мечтательность. МАМА хмурится, откладывает листок в сторону, раздевается до конца. Подходит к кухонной двери, прислушивается к звукам за ней. Относит листок обратно, садится за стол.

МАМА. Ромочка! Рома! Дорогой, мне хочется тебе что-то сказать!

За дверью – шевеление, голоса.

РОМА (из-за двери). Да, мама, я сейчас!

Снова шевеление и голоса, наконец, РОМА выходит.

РОМА (подходя, обнимая). Здравствуй, мама! Как ты сегодня? Ходила к Марии Фёдоровне?

МАМА. Доложили!

РОМА. Ну, что ты! Я всегда так рад, когда ты к ней ходишь… Вы же лучшие подруги, она мне как родная… Ты же знаешь!

МАМА. Сам бы хоть раз-то зашёл.

РОМА. Да-да, знаю, нехорошо, что я так давно у неё не был. Но ты же знаешь, работа…

МАМА. Вот-вот!

РОМА не отвечает, идёт к окну, выглядывает наружу через щёлочку между портьерами.

РОМА (оборачиваясь). Ты хотела о чём-то поговорить?

МАМА. Ты знаешь, о чём я хочу с тобой поговорить. И не делай вид, что не понял!

РОМА (опуская голову). Если ты о работе… она хорошая, мама, правда!

МАМА. Хорошая? Хорошая? Думаешь, я ничего не знаю? Думаешь, я ушла и поэтому ничего не знаю?

РОМА. Да нет… Катя, наверное, тебе всё рассказала.

МАМА (саркастично). Катя! Катя!

ГОЛОС КАТЕРИНЫ (из-за двери). Вы меня звали?

МАМА (отзываясь, резко и громко). Нет! (Роме.) Не хватало ещё, чтобы она что-то от меня скрывала! (Рома снова опускает голову.) Да-да, вот именно! И нечего в пол-то глядеть, лучше ты на меня погляди! (Рома пытается.) Сядь!

РОМА садится.

МАМА. Ну, и правда это? Правда, что ты теперь торгашом станешь?

РОМА (защищаясь). Мама!

МАМА. Нет, ты мне ответь! Торгашом, да? (Берёт, слегка поправляет на столе листок.)

РОМА. Уже стал.

МАМА. Уже! Да уж, слыхала! (Смягчается, берёт РОМУ за руку.) Ромочка, миленький ты мой, ну я же всё понимаю… Я понимаю, ты глава семьи… (Отпускает руку.) Но, Ромочка. Ты же артист! Тебя вся страна в лицо знает… (Подозрительно оглядывается.) Хорошо ещё, если приставать не станут. Такого, как ты, может, ещё уважут, не так ты прост. Но что будут говорить! Что люди-то скажут!

РОМА. Мама, ты же знаешь! Мне это всегда было всё равно!

МАМА. Ну хорошо, ну хорошо! Да-да, я знаю, ты – личность, ты сам по себе. Но торговать! РОМОЧКА, тор-го-вать!! Ты!!!

РОМА (резко встаёт, ходит по комнате). Да что такого особенного во мне, мама?! А Головины, а Стоцкие?..

МАМА (возражающе тряся руками). О-о-о!

РОМА. Не надо, мама, не надо! Они, между прочим, только первые ласточки! И то только потому, что у них есть дети, семьи большие. А кино… сама же знаешь, что никакого кино сейчас нет! Про театр вообще можно не говорить…

МАМА (ласково возражая). Ромочка!

РОМА. Нет, нет! Ты меня послушай! Стоцкие, между прочим, на обыкновенном рынке торгуют… Обыкновенным ширпотребом… Но что же делать, что делать? И не кичатся они, между прочим, что артисты… И того, что делают, тоже не стыдятся!

МАМА. Рома, дорогой…

РОМА. Это работа, мама! Работа! Да, такая же, как у всех. Такая же уважаемая! Это всё, всё, мам. Я нашёл работу, и я счастлив, да, счастлив этим. Работа прекрасная, отличная работа, мама!

Пауза.

МАМА (робко). Особенно на морозе.

РОМА (вздыхает, садится, берёт Маму за руку). Ну, мам… Это ведь дело житейское. Мы с Катей уже всё решили, даже несколько сменок мне подготовили. Всё будет отлично, мам! Просто я буду одеваться потеплее… Да, мне уже кое-что посоветовали! Картонки буду искать, под ноги класть, чтобы не мёрзли. Так что всё обойдётся, мам (похлопывает её по плечу), обойдётся. Люди там хорошие, отзывчивые… тоже ведь днями стоят, и ничего… И всё больше женщины, между прочим, и пенсионеры… Что ж я, хуже пенсионера, что ли? Да и кофе горячий у меня теперь всегда при себе будет!

МАМА тихонько плачет.

РОМА (успокаивая, подбадривая, заставляя улыбнуться). Ну, ну! Ну, что ты! Лучше посмотри, какое я стихотворение сочинил! Мне самому ужасно понравилось…

МАМА (строго кивая). Уж читала, читала… Да поэтому я и переживаю… Ты ж у меня такой талант, сыночек, такой талант! (Гладит Рому по лицу.) Такой красавец! Сыночек, миленький… (Робко.) Ну, может, какое-нибудь кино? Ну, хоть какое-нибудь!

РОМА (устало). Мама! (Качает головой.)

МАМА. Бог с ним, с театром-то… Там всё равно не платят… Но форма, сыночек – форму-то нельзя терять… А тебе ведь только захотеть…

РОМА. Ах, мама! Ну, чего ты хочешь? Чтобы я… во всякое… ……… лез?

МАМА. Фу ты, фу ты!

РОМА. А так ничего другого пока и нету! Нету кина, мам, понимаешь? (Берёт её за плечи.) Да ты не беспокойся, мам, насчёт формы-то! Её я точно не потеряю, на такой-то работе!  Веришь  ли,  чего  только  там  не бывает! О-го-го, как фантазировать приходится. Да чтоб покупателя привлечь, знаешь, каким актёром надо быть? Вот то-то же. Это не рубашку какую продать – её сунул в шкаф, и забыл… Это звери, понимаешь? Животные! За ними ухаживать надо, как за детьми! Кто на Птичку ходит, просто так ничего не покупает…

Сидят вдвоём, РОМА всё что-то то говорит, то шепчет, МАМА ему кивает. Постепенно темнеет.


                -----------------------------


Появляется свет. На кушетке сидит МАМА, читает книгу. Откуда-то слышится, как капризничает маленький ребёнок.
Звонит телефон. МАМА встаёт, берёт трубку.

МАМА. Алло? Кто? Боже мой, какая радость! Я так рада, что ты позвонил! (Зовёт.) Ромочка! Ромочка! Это тебя, подойди!

РОМА выходит из кухни, берёт у МАМЫ трубку, кивает ей.

РОМА. Алло! О-о, Какие люди! (Машет Маме рукой, просит уйти; прикрывает трубку рукой, обращается к ней.) Извини, ладно? (Мама уходит.) Ну, привет. Какие новости? (Слушает.) А-а-а! (Слушает.) Серьёзно? (Насмешливо.) И за что же такие деньги? (Долгая пауза, Рома хмурится, потом иронично смеётся.) Ну, в общем, ясно! Как всегда, да? (Короткая пауза, потом – возмущённо.) Ну да ты что! Да какая разница! Слушай, между прочим, деньги у меня есть… Что? Ну, нет, конечно, но жить можно. И совсем неплохо. (Сухо.) Нет. Да. Я по стопам Головиных… Ну всё, хватит! Мне тебя ещё не хватало! Знаешь, когда меня мать пилит… (Долгая пауза; хохочет.) Слушай, Борь, ты серьёзно? Ты думаешь, это – лучше?! Брось! Кино – разное, театры – разные, даже режиссёры, и то… (Вздыхает.) Нет, Борь, извини. Деньги, конечно, несравнимые… И я, конечно, не знаю, что там на самом деле… (Средняя пауза.) Ну, да! Знаю я тебя, Борь… Знаю, что ты мне предлагаешь… Да! Знаю!.. Да потому, что если б было иначе, ты б тоже иначе со мной разговаривал. Нет. Я же сказал – нет. Ну, извини меня, ладно? (Тяжело вздыхает, долго молчит, слушает.) Вот и правильно. Молодец. Ты меня тоже знаешь. (Пауза.) Да, я понимаю… ты уж прости меня, пожалуйста… Я не очень тебя подвёл? Ну, хочешь, я тебе анекдот расскажу? Ну, как знаешь. (Шутливо.) Больше я не буду извиняться, не жди! Ты лучше скажи, жена-то как? Дети?.. А-а-а… Ага… Ого!..  Не может быть… А-а-а-а-а! Да, знаю… Хм!.. Не-а… Да, ясно… (Смеётся.) Ну, это неплохо… Угу. Да.   Не-е… Точно. Не знаю. Ещё как! Я не стал бы спешить… Ну, да. Ну, конечно. Пока! До скорого! (Кладёт трубку, мрачнеет, стоит.) Какой человек, а!.. (Вздыхает.) Что же ты с нами делаешь, жизнь-матушка… (Убирает руки в карманы, стоит, понурив голову.)

Осторожно открывается дверь. Появляется МАМА. Младенец начинает плакать.

МАМА. Я тут слышу – голоса стихли… (Внимательно смотрит на Рому.) Что такое? Что-то случилось?

 РОМА (улыбается как можно ярче). Нет, мам, что ты! Во мнениях разошлись, да и только!

МАМА. Ну вот, нашёл, с кем ссориться. Вы ж с Борисом сто лет не виделись!

РОМА. Да мы не ссорились, мама, что ты! Я же говорю – просто разошлись.

МАМА. А зачем он звонил? Куда пропадал-то?

РОМА. А! Снимался он, оказывается.

МАМА (заинтересованно). Да? Надо же! Как интересно! Ну, расскажи, расскажи, что за кино? Хорошее, наверное, да? Он за плохое-то не возьмётся!

РОМА (ему немного не по себе, но он старается это скрыть). Да ну, мам… Какое сейчас кино…

МАМА. Но не всё же плохое! (нервничает) Ну, не всё!

РОМА отмалчивается. Долгая пауза.

МАМА (страшно расстроена). Не может Боря в плохом кино сниматься. Не может. Всё ты врёшь! (Рома вздрагивает, будто его ударили по лицу.) Да, да! (Чуть не плачет.) Ты врёшь! (Рома бледнеет.) Можешь что угодно обо мне думать, а я слышала! Да, слышала! Я подслушивала! (Достаёт платок, подносит к лицу.) Я всё слышала, всё! Он работу тебе предлагал!

РОМА (холодно). Но, мама!

МАМА. И нечего мамкать мне! Нечего мамкать!..
               
Спешно из кухни выходит КАТЕРИНА. Слышно, как на фоне крика ребёнка начинается громкий спор.

КАТЕРИНА. Что у вас тут происходит?

МАМА. Это всё ты! Это всё ты, я знаю! Это твоё влияние! Ты только посмотри, до чего он дошёл! Два года уже! Два года он   совсем   не   играл!   Всё из-за тебя, да! Из-за тебя!

РОМА (загораживает Катерину). Мама, не смей!

МАМА. А я смею! Я смею! Я всё знаю! Ей всегда не нравилось, когда ты пропадал в театре до ночи! И на съёмках тоже! Всегда!

КАТЕРИНА (стараясь выйти вперёд). Мама, да что вы такое…

МАМА (вскипая). А ты мне не мамкай! Не мамкай! Ты-то!

РОМА (жёстко). Мама, перестань! Прекрати немедленно!

МАМА. Она всегда хотела, чтобы ты из театра ушёл… (Катерина уходит, Рома делает ей вослед успокоительный жест.) Ей всегда не нравилось с таким артистом жить! Большого артиста ещё терпеть надо!

РОМА (строго, желая остановить). Мама…

МАМА. О-о-о, я несчастная! А ведь потом сам всё поймёшь, сам! Только поздно тогда будет… (Рома поворачивается и уходит, Мама продолжает взывать к нему через закрытую дверь.) поздно!.. (Плачет.) Он работу тебе предлагал, я знаю… А тебе она не понравилась, да-да… Как и всегда! Как и всегда так было! (Всхлипывает.) Это ж какая работа тебе нужна-то… Да такой-то и не бывает… А эта ж, эта ж тебе чем плоха оказалась-то? Чем плоха?! Он же плохого не посоветует… Боря-то, плохого не посоветует!.. (Садится обратно на кушетку, рыдает.)

Стихают доносившиеся споры, потом умолкает и ребёнок, всё темнеет.   

                К О Н Е Ц   П Е Р В О Г О   А К Т А.


                ================================
 
                A K T     II
               
               


Появляется мужчина-конферансье и объявляет: «Январь. Третья… (сверяется с бумагой) четверть».
В комнате раздвинуты все шторы. Из окон падает яркий солнечный свет. Очень светло, радостно. За окнами слышно чириканье и воркованье. Теперь видно: одно из окон, центральное – балконная дверь. Вокруг окон – ёловые ветки, все в «дождике».
Слышен лифт. Шаги, отпирается дверь, входят РОМА и БОРИС. В тяжёлой зимней одежде, в меховых шапках; РОМА сильно укутан, БОРИС одет неплотно. У БОРИСА вся одежда в снегу, у РОМЫ – чистая.
Сверху доносится попса.


РОМА (толкая Бориса обратно). Э-э! Э-э! Ну-ка, иди обратно, там отряхивайся!

БОРИС (не понимая). Чего?

РОМА. На площадке отряхивайся, говорю! Ты что, никогда за порогом не отряхивался, что ли?

БОРИС выходит, слышно, как сбивает с себя снег, возвращается почти чистый.

БОРИС. Это ты меня с толку сбил разговорами своими… вот я и забыл… Так что сам виноват!

РОМА. Ну-ну, а кто мне своего зятька взахлёб расписывал, покуда я, ещё на улице, между прочим, чистился? (Достаёт из шкафа тряпку, выходит с ней за дверь, сразу возвращается, уже без неё.) Через полчаса надо будет убрать. Я, между прочим, всё и вовремя сделал, и как следует!

БОРИС (тычет пальцем в небольшие кусочки снега, чудом оставшиеся на одежде Ромы). А вот это что! А это… А это… (Начинает якобы сбивать с него снег.) Вот! Вот тебе! Вот!

РОМА смеётся, отвечает БОРИСУ тем же. БОРИС срывает с него шапку, забрасывает на полочку над зеркалом, снимает с себя, тоже забрасывает.

РОМА (забирая шапку обратно и вновь её одевая). Эге, не торопись! Мне ещё голубей кормить надо, не голышом же… (Проходит в кухню, слышно, как достаёт банку, отвинчивает ей крышку, что-то куда-то ссыпает, потом хлопает деревянной крышкой и ставит что-то на полку.)

БОРИС (тем временем раздеваясь). Голубей, говоришь? Погоди, а разве это не у тебя какая-то старуха скандалы устраивала, запрещала голубей кормить?

ГОЛОС РОМЫ (из-за стены). У меня… Да только это летом было… Я ей цветочки выращивать мешал!

БОРИС. А-а, цветочки… А сейчас она, значит, не против их творчества?

РОМА (выходя и направляясь к балкону; в одной руке у него стакан с зерном, в другой – кусок хлеба). А чего ей сейчас-то мучаться? Снег кругом… Они даже и этим навредить ей не могут!

РОМА уходит на балкон, прикрыв, но не плотно, за собой балконную дверь; крики птиц усиливаются, появляется даже теньканье синиц.
БОРИС ходит по комнате, осматривается. Смотрит в зеркало в прихожей, щупает свою щетину, качает головой. Снова ходит. Видит за стеклом серванта листок. Достаёт, читает.
РОМА возвращается с пустым стаканом, видит БОРИСА с листком.

РОМА. Нашёл?

БОРИС. Я вижу, голуби тебя любят. Но и музы не забывают! (Оба смеются.) Слушай, а неплохой стишочек. Очень даже неплохой! Я его перепишу, ладно? (Садится за стол, оборачивается, снова осматривается.)

РОМА (ухмыляясь и уходя на кухню). Переписывай.

Пока РОМЫ нет, БОРИС рыщет по серванту во всех отделениях,  а потом и у себя по карманам. РОМА возвращается без стакана, начинает раздеваться.

БОРИС (оборачиваясь к РОМЕ). Слушай, ты что, бумаги в доме совсем не держишь? Я даже ручки не нашёл. Как же ты тогда стихи пишешь?

РОМА (продолжая раздеваться, показывает рукой). Вон там, на полке, прямо над столом, там, где мелочи всякие.

БОРИС (идёт к полке, ищет, находит, берёт и бумагу, и ручку, возвращается к столу, садится и начинает переписывать). Было б у тебя стихов побольше… вот таких… можно было бы целый спектакль поставить. Очень уж они у тебя образные получаются… Представляешь: ты – и режиссёр, и актёр… полная независимость! (Продолжает переписывать.) Делай, что хошь! Интересно, что вышло бы… (Проверяет написанное, перечитывает; Рома задумчив.) Между прочим, на тебя бы народ пошёл.

РОМА. Никогда об этом не думал. У меня этих стихов целая куча… только сомневаюсь я что-то, что кому-то нужен такой спектакль… Раньше бы – другое дело, а теперь…

БОРИС. Ну и что, по-твоему, теперь? Люди что, по-твоему, заново родились? Переродились, так сказать, с ног до головы, и причём сразу всем скопом? Нет, объясни, почему раньше им такой спектакль нужен был бы, а теперь – нет? Куда твои-то поклонники подевались?

РОМА (вздыхает). Не в поклонниках дело, Борь, сам не знаешь? У моих зрителей и на полбилета денег не хватит. А тем, кто нынче по театрам ходит, только твои боевики и подавай.

БОРИС (недоумённо). Э-э-э… Ром… при чём тут… боевики? В театре?

РОМА (думает о чём-то своём). Зрелище им нужно, зрелище, а не искусство... А чем, по-твоему, боевики в кино отличаются от всяко-разных экспериментов в театре? Ладно, если эксперимент искренен, по наболевшему, так сказать. Если он в душе рос, вырос, и из души родился. Но где ты это сегодня видал?!!!!! Где ты видал, чтоб кто сам с собой не торговался, и всем этим цепным и бронированным торгашам это нравилось?!
Все только изгаляются, кто как может, и чем попошлее, тем круче. Ладно, если просто втупую изобретают, всего-то… и… (с неприязнью к самому слову) гадят… не слишком сильно. Но душа… Они только делают вид, что им душа нужна. И те, и другие. Одни – чтобы их не только за цепи уважали, они  хоть…  настоящего  уважения  алчут.  А  вот  другие…  с  этими  похуже будет. Они ведь даже не скальпелем, нет, душу режут… скальпель иногда бывает полезен… Они её просто по тарелке размазывают, как кашу, так, что если и было что внутри, то теперь уж точно ничего не увидишь, и перчиком приправляют, чтоб поострее было... Вот и весь рецепт. Размазать – да размешать. Желательно, что попало и как попало, для разнообразия… чтобы ковыряться интереснее было… Только вот разнообразие… мусорное получается. Но, поверь мне, они виноваты меньше, хотя и… гадят… больше. (Разводит руками.) Какой спрос, такое и предложение. А другого спроса ещё долго,  о-очень долго не будет! Нет, не тот нынче зритель, Борис, не тот!  И уж не мой, это точно. (Вздыхает.) Другого ждать надо!

БОРИС. Да неужто, Ром, а? Неужто всё так уж плохо? А, может, просто никто сейчас и не умеет хорошие спектакли ставить и хорошее кино снимать? Или, может, боится? Или, под конец, денег выбивать не умеют? Или им не дают? Потому что, ты прав, да, ты прав – зрителю клубнички хочется или ещё чего-нибудь поинтереснее. А знаешь, что я тебе скажу? А теперь вообще по-другому не будет! (Мелкая пауза.)  Или, что же ты хочешь, чтобы зритель под твою дудочку танцевал? Да когда это было, по-настояще-му-то? (Мелкая пауза.) Да никогда. И теперь не будет, тем более. Теперь ведь у нас свобода… капитализм… рынок, так сказать. Теперь люди только о деньгах думать будут… подавляющее большинство. И, уж поверь мне, даже интеллигенция… (Та же пауза.) А, может, всё так и должно быть, Ром, а? Может, всё так и надо? Может, не такой дурак этот зритель, а, Ром? Может, зрелище – это не так уж и плохо? Может, просто переключаться надо на другое кино? А всякая там душа… её и в классике предостаточно. Для любителей. Нам одного Достоевского… и Чехова… ещё триста лет разби-рать  надо! Живых классиков теперь уже принимать не станут. Люди не любят, когда их учат. Теперь ведь свобода, забыл? Свобода, мой дорогой, та самая свобода, которой ты так хотел… когда-то! И ты имеешь право ставить что хочешь, и зрители имеют право смотреть что хотят. И на тебя тоже пойдут, пойдут как на знаменитость, и ещё больше оттого, что сами считают, что ты – для избранных. Души, может, и не разглядят, с тоски, может, и помрут, но деньги заплатят, и ещё хвастаться будут, что всё поняли, чтоб можно было своё пузо выпятить!

РОМА (расстроен, размышляет). Может, и так. Может, свобода и в самом деле прививает лишь легкомыслие... Но, с другой стороны… ответст-венность ведь тоже появляется. А то, что сейчас творится… это так, депрес-сия... Как в Америке было. Или даже гораздо проще – обыкновенная наша лень. Нового времени дождались, а жить по новым правилам не умеем. Я кучу народу знаю, что работать хочет,  но  только по-старому. Так что всё это одно незнание да неопытность.  Всего-навсего!  А,  значит,  со  временем  всё придёт… (Встаёт, подходит к серванту, достаёт из барного отделения графин с водкой и две стопки, садится обратно, наливает и себе, и Борису.)

БОРИС. Но народ-то прежний уже не появится! Иначе бы твоя Америка уже давно бы… такой одухотворённой была! Только что-то одухотворённости в ней так никто ни разу до сих пор и не замечал (выпивает, оставляет рюмку в руке).

РОМА. Ну, во-первых, мы не знаем Америку, Борис. Не нам судить. И, потом, здесь не Америка, здесь – Россия (тоже пьёт).

БОРИС. И что?! (Очень резко ставит рюмку на стол.) Ха! Да это всё чушь, что Россия особенная! Такая же она, как и все, только дисциплины ей не хватает! Дисциплины, самой обыкновенной! (Наливает себе вторую.) А ты на что надеешься? Что всё образуется года через два-три? Люди разбогатеют…(пьёт)… у них для души время появится… Знаешь, что (ставит на стол), Ром? Время у них, может, и появится… да только не место. И не через два-три года, уж точно!

РОМА молчит, снова думает, наливает себе капельку, БОРИСУ – целую, выпивает. Уходит на кухню, приносит закуску и тарелку, прямо на столе раскладывает, стоя.

РОМА. Нет, Боря. Нет. (Смотрит на него.) Россия всегда славилась тем, что у неё даже богатые люди были духовны. А иногда даже больше, чем бедные. (Садится.) Нет, Боря. России даже свобода пошлости не принесёт. Переболеет немного… а потом всё встанет на свои места. (Ест.) Знаешь, слишком уж она неповоротливая. Но именно поэтому она везде и выживет. Даже в богатстве.

Теперь молчит БОРИС. Пьёт, но не закусывает. Наверху кто-то снова включает плохую попсу.

БОРИС (после паузы). Значит, ты согласен, на тебя всё-таки пойдут?

РОМА. Сейчас людям не до изысков, Борис. Может, и пошли бы… Только спектакль… он сейчас и здесь должен быть, не кино… На полочку не положишь. А сейчас он нигде не нужен. Даже если понравится.

БОРИС. А хочешь, я этот спектакль пробью? (Наливает обоим.) Ну, давай, давай на спор (поднимает рюмку) – на спор, что я сумею! (Пьёт.)

РОМА (смеётся, потом задумывается, потом мечтает, потом долго смотрит на Бориса). Неплохо бы.

БОРИС. Думаешь, выйдет?

РОМА. Ну-у, у тебя… у тебя в любом случае шансов… на два порядка больше, чем у меня! (Оба смеются.)

БОРИС. По рукам! Я – твой директор, ты – мой артист… Только стихи не забудь мне отдать! А то я всё гадаю… как это ты до сих пор на таком морозище не замёрз! А-а? (Ухмыляется.) Вот погоди, дай мне только волю, Ром… Я тебя выведу… «на чистую воду». Я тебе такой контракт достану… что ты у меня три года потом работать не будешь!

РОМА (смеётся). Ну, спасибо! Ты что же, меня совсем от работы избавить хочешь? Эх, ты, чудила… (Пьёт.) Знаю я тебя. Тебе бы самому – на печке лежать и ничего не делать. Такой контракт мне не нужен.

БОРИС. Ничего! Не помешает! Это не то, что на таком морозе кошками торговать! Бросил бы ты это дело, слушай… К добру-то не приведёт. Чай, если б мы с тобой сейчас водки не пили бы… ты б уже завтра микстуру глотал! (Наливает обоим, пьёт.) Давай, не жадничай! Зато завтра как стёклышко будешь, не сомневайся… Пей, нечего на меня таращиться! Думаешь, я не видал, как ты всю дорогу трясся, даром, что так закутался? Даже в лифте… (Рома пьёт, закусывает.) Э-эх! (Разваливается на стуле.) Хорошо, что я наконец приехал… А то бы ты тут совсем загнулся.

РОМА (смеётся). Это когда же ты уже успел меня спасти?!

БОРИС. А вот, успел! Сколько ты сегодня на морозе стоял, а? Что, не я тебя, что ли, вытащил? И ещё, помяни моё слово, я тебя за уши оттуда насовсем вытащу! Нечего тебе там пневмонию зарабатывать, уже было. А спектакль мы сделаем… Сделаем! (Он уже пьян.) Это я тебе обещаю!

РОМА (берёт с тарелки кусочек красной капусты, протягивает Борису). Борь, ты хоть один взял? Закусывал бы, что ли! Мечтатель! Это ты с помощью этого спектакля меня с рынка вытащить хочешь? Хотел бы я увидеть, сколько ты на нём заработаешь, даже если у тебя что и выйдет… А мне семью кормить надо. Или хочешь, чтобы я у баб на шее висел? У тебя… дельное что-нибудь имеется, а? Хоть одно реальное предложение… Ну, и стоящее, разумеется.

БОРИС (хохочет, аж сгибаясь). Ну-у, Ром! Выдал! Узнаю трезвенника! Ха-ха-ха! Ой, мочи нет… Стоящее (наливает обоим), говоришь? И реальное? (Пьёт.)  И не в театре, я понимаю? Ха-ха-ха! В театре хоть твоя публика есть… ха-ха-ха… а от кино-то ты чего хочешь? Ха! Нет уж, дружок: либо – реальное, либо – стоящее! И никак!..

РОМА. Значит, нечего. (Уныло смотрит в рюмку.)

БОРИС. Чего-о?

РОМА. Нечего, значит, тебе предложить. (Стучит по рюмке пальцами.)

БОРИС. А-а! (Досадливо.) Ты же у нас тоже – мечтатель… Для тебя… куда ни кинь… всё фуфло! (Наливает и пьёт снова.)

РОМА. А я разве мечтаю, Борь? Я щенками и кошками торгую… И правда, на морозе, как ты сам говорил. (Вспоминает про рюмку, пьёт.) Только я думаю… если б разумные люди собрались, то они и сейчас могли бы шикарное кино сделать. Вот что пробивать надо! И ты бы сумел… А люди… если уж плёнка будет, то она и подождать сможет, пусть и на полке. До тех пор, пока люди такими загнанными не перестанут быть. Ведь кино им всё равно надо. И хорошее тоже. Жизнь, Борь, жизнь-то проходит!

БОРИС. Э-эх, Ром… Нет у нас Морозовых сейчас, нет. Может, ещё будут, а пока – одни богатеи неотёсанные… Где я отёсанных-то найду? (Смотрит, сколько водки осталось в графине.)

РОМА. Во-первых, очень уж богатеев и не надо искать. Слыхал про альтернативное кино, нет? Настоящие профессионалы и ради интереса согласятся работать. И почти из ничего могут шик создать. Главное, сценарий чтоб был подходящий. Нетребовательный. В любом случае, не за одни деньги работать будут! Я в том числе. И, может, я сам кого уговорю. Лишь бы хоть какие деньги были… Хоть какие, Борь… Зажмёмся, но сделаем! Может, попробуешь, а? Попытаешься? Идей-то хороших наверняка навалом…

БОРИС (совсем пьян, дразнится). А! Идей полно! Но ты мне… вот что скажи… ну-у… чем та-то роль… тебе не понравилась?!!.. (Будто с горя, хватает тарелку с капустой и начинает пожирать листок за листком.) Ну, что
такого ужасного… боевика сыграть?.. Межж прочим… боевик этот… персонаж  то  есть…  не  так  уж  неинтересен!..  Да тебя-то… только потому туда и позвали!!!.. Чтобы его интересный актёр играл… (Лезет к Роме вместе с тарелкой и капустой в руке.) Ну, что, ну, что тебе та-ак не понравилось?!..

БОРИС падает назад на стул, наливает и пьёт; тарелка ему мешает, он её отталкивает подальше.

РОМА (хорошо держится). Отлично… (Пытается разложить на тарелке капусту, упавшую на стол.) И что же в нём интересного?.. Ну… давай… расскажи!..

БОРИС. Ну, человек… Человек интересный! Ну, просто он попал на войну… Так вышло…

РОМА. М-м-м… попал? Он же боевик у тебя, я помню?.. Как же он… попал?.. Заставили, что ли?.. Кто… заставил?.. Разве у боевиков… так бывает?.. А?..

БОРИС. М-м-м!.. Ну, нет… не так… не так!.. Да какая тебе разница-то?!.. Попал, не попал.. сам пришёл… (Пытается махнуть рукой.) Не важно это… не важно!.. Интересный он человек, понятно?.. Просто интересный, и всё!...

РОМА. Как – не важно?!.. Погоди!.. Это же главное!.. Как же без этого… объяснить… откуда он… как… Наёмник – не интересен!..

БОРИС (перебивая и возмущаясь). М-м-м!!!

РОМА (продолжая). …Не интересен!.. Если он… просто… наёмник!!! Драма где?! Драма?!.. Вот бы… заставили бы его – интересно! Если б сам не хотел… Но кто?.. Как?.. Почему?!.. Где драма-то?!.. У наёмника – драма-то, где?!.. (Крутит головой.) Нету!.. Не-ету!.. Он за деньгами приехал!.. (Крутит перед собой рукой.) Может… может, потом изменилось всё?.. Что он делает-то?.. Воюет?.. Просто воюет – неинтересно!!!..

БОРИС (растерянно). М-м-м… Воюет. Просто. (Защищаясь.) Но он спец… Особенный!.. Не фанатик… Спец. Приехал. И всех… всех… всех… наших… и вообще… (Неожиданно.) Да не про него фильм!  Про войну! Понимаешь?!.. Про – вой – ну!..

РОМА. Да что я, не знаю, что ль, про войну?!.. Сто раз играл!!!.. А там-то, там-то играть-то – что?!!..  Объясни!..

БОРИС (отчаянно). Да войну и играть! Вой – ну – у!..

РОМА (отмахиваясь). Не кричи, Боря! Не кричи!.. Какую войну, Боря?.. Детишки тоже в войну играют… Работа где? Психология? Лич – ность?..

БОРИС (тоже отмахивается и хватает Рому за руки). Какая психология, ты чего?.. Люди воюют… убивают… Ну, там всякие истории случаются… Чего-то на войне не бывает-то!.. Правда там, между прочим, правда!..

РОМА. Какая правда-то, Боря, какая правда-то? У нас тоже… правду… показывали!.. Соцреализм!.. Что там за кино, Боря? Ре-пор-таж? Ведь в душе правда-то, в душе… Правда будет, только если душу показывать... А не трупами все улицы закидать... Если много трупов показывать, сердце перестанет болеть!..

БОРИС. Да достал ты совсем с душою этой… Там трагедии, тра-ге-дии… Сплошняком!.. Куча… И всё сразу… Хаос, понимаешь? Куча мала!..

РОМА (со скукой). Куча, значит… И куда куча эта? Что с ней… Что с ней сделано-то? (Указующе качает рукой.) Кучу… в два часа… не запихнёшь!.. А!.. И в четыреста серий тоже!.. Толком!.. Даже одну… одну историю… не всякий сумеет… Сделает! Одну!!.. Ты мне не играть предлагаешь… изображать только… пред-став-лять!.. (Саркастично.) Представление… цирковое…

БОРИС (размахивая руками во все стороны). Ты не прав! Ты не прав! Зато там ни минуты нету спокойной! (Поучительски.) Ни – одной!.. От первой… до последней… м-м-м… происходит… происходит… всё происходит!..

РОМА. А что происходит-то? Стрельба? Драки? Погони?..

БОРИС. Ну, разумеется! Ну, разумеется! А что ещё на войне происходит-то, по-твоему?.. А?!..

РОМА низко склоняется перед столом, как будто постепенно приходя в себя. БОРИС тоже прекращает пить, сидит, как будто из него все                мысли выбили, чурбаном. Потом потихоньку начинает снова тянуть капусту; РОМА поднимает голову, смотрит на тарелку пустым взглядом и тоже медленно начинает тянуть.

С паузами, будто споря, попса, что звучит сверху, сменяется металлом.

РОМА (после долгой паузы). Голливуд.

БОРИС (поднимая голову). Чего?..

РОМА (не поднимая головы). Ты мне предлагаешь Голливуд. Как я и думал!

БОРИС (совершенно ничего не понимая). М-м! М-м-м… Не знаю… А это что, плохо, что ли?!..

РОМА медленно доедает горсть капусты прямо из ладони. Когда она кончается, наливает, потом размышляет, и лишь затем всё-таки пьёт.

РОМА (берёт рюмку, показывает на столе). Ну вот, смотри. Идёт солдат на войну. Невеста ему изменяет. Его убивают… (Толкает рюмку, та катится по столу, скатывается, падает на пол.) Это – сюжет? (Мотает рукой.) Нет сюжета! Никакого здесь сюжета нет! Ничего здесь нет… А фильм – есть! (Резко ударяет ладонью по столу.) А теперь – по-другому… Смотри. Куча народу. На одном корабле. У каждого – своё… что-то… Истории там… ситуации… И всё… и всё – в одну кучу… Никаких отношений… Ну, если всерьёз… Ничегошеньки!.. пусто… Статистика одна… статистика… (Смеётся.) Для статистов! Сюжетов – море! Океан… Ледовитый!.. Куча… (Обвиняюще.) Мала!!!.. Даже любовь… схема!.. Фильм?! Кино?!.. Никакого кино!.. Сюжетщина!!.. Одна сюжетщина!!!.. (Глубоко вздыхает, пауза. Борис моргает, будто бы не в себе.) Ни один сюжет… не играет. (Вздыхает снова.) А можно… было… Двоих… троих взять… Да одного!.. И – всего один час… Один час до катастрофы! Всего! Сидит он там в каюте… один! Совершенно один! Сам с собою – наедине!.. Вот – кино!.. ЭТО!.. А если двое… трое… какие отношения (трясёт ладонями вверх, будто просит) показать можно!.. (Выпивает из рюмки Бориса и так резко ставит рюмку на стол, что та раскалывается, порезав ему пальцы.) Чёрт…

Долгое молчание. БОРИС крайне задумчив, РОМА недовольно глядит  себе  на  испачканные  руки.  Ищет  на  столе  (салфетку),   ничего не находит, пытается встать, но неудачно. Снова смотрит на руки, будто на неразрешимую задачу, и только затем начинает облизывать, так, как будто не умеет этого делать. Потом всё-таки встаёт, с огромным трудом, но прямо и не качаясь. Он из тех, кто даже в самом дурном состоянии умеет держать осанку.  Идёт на кухню  (с  ещё  большим  трудом, очень  медленно),  шурует там. Пока его нет, БОРИС смотрит на его опустевшее место с крайним недоумением, будто не заметил, как тот ушёл. РОМА возвращается с широко забинтованными пальцами, средним, безымянным и большим (теми, которыми держал рюмку), и с салфетками в левой руке.

РОМА (трезвее, чем раньше). Ну, надо же! (Встаёт у стола, опираясь и рассматривая руку.) Такая маленькая, а столько делов!.. (Садится, берёт разбитую рюмку.) Ха! А смотри… (Очень экспансивно показывает, то вскакивая, то садясь снова.) Стоит себе рюмка… на полочке… никому не мешает… И тут вдруг берут её… заливают чем-то… потом выливают это куда-то… Много раз заливают и выливают… И с каждым разом – всё оригинальнее. А потом ставят – вот так! Что она разбивается… И!.. И… – в неё кровь попадает… И переливается… внутри… как вино… играет!.. А?!.. Сюжет?!.. Нет сюжета!.. Кино!.. Театр, понимаешь?.. У мимов учиться надо, у мимов… (Успокаивается.)

БОРИС (смотрит на РОМУ со смешанным чувством восхищения и отчаяния, трезвеет). Да, – гений!.. Вот ужо с чем спорить не стану!.. (Пауза, пытается что-то понять.) Где бы ещё… таких гениев… а?.. Хотя б… режиссёра бы!.. (Тычет в Рому рукой.) Сценарий ты сам писать будешь… (Назидательно качает пальчиком.) Только не-е-ет!.. Нет таких гениев! (Кулаком по столу.) Нетути!..

Привстаёт, иронично машет перед РОМОЙ пальцем. РОМА удивлённо смотрит на палец, а потом одним хлопком прижимает БОРИСУ и палец, и всю руку к столу.

БОРИС (обиженно вырывая руку, окончательно вставая и нависая прямо над Ромой). Нет – и не будет! Не будет никто… твою рюмку снимать, ясно тебе?!.. (Резкий жест.) Никто! Не нужна никому эта рюмка! (Возмущён, качается.) А кино… (пытается уйти) а кино хорошее всё-таки! Вот закончим… (тяжело дышит) сам увидишь! Его по всем каналам… (поворачивается, чтобы всё-таки уйти, направляется к двери) крутить будут! И народ его любить будет! (Снимает тёплую куртку.) Увидишь!

РОМА сидит; сначала растерянно следит за БОРИСОМ, потом рассеянно смотрит в тарелку. Музыка наверху резко кончается, слышатся споры.

РОМА. Сценарий бы!

БОРИС (уже взялся за шапку, но теперь отпустил). Чего?

РОМА. Сценарий-то принеси… Что толку так… разговаривать. Шкуру… медведя… неубитого… понимаешь?

БОРИС (радостно возвращаясь). Точно, принести?!

РОМА ему кивает.

БОРИС (недоверчиво). А ты… уверен, что его читать хочешь?

РОМА. Ну, я ж говорю… Что толку так разговаривать-то? Ма-ало ли, что ты мне тут наворотил… Может, и правда… не так уж всё худо. Читать надо! Читать надо… а то… как же я судить-то могу?.. Э-эй! (Машет рукой.) Даже если и… … … … там настоящая… не поздно, может, ещё… исправить-то!.. Может… (кулаком по столу) если как следует… доработать! Неплохо… будет… а?..

БОРИС. Ну-у… (чешет голову) загнул! Хотя… Наверно, прав ты… Только (снова чешет) кто же тебе дорабатывать-то даст? А? (Досадливо машет рукой.) А-а!..

РОМА (отрицательно качая и головой, и пальчиком). М-м-м! Не думаю… Может, дадут!.. Почему не дать-то?.. (Утвердительно, потом хлопая ладонью по столу.) У меня идеи всегда хорошие! Это все… давно знают! (Наклоняется к Борису и смотрит тому в глаза.) Если мы с тобой… вдвоём… (Кулаком по столу, но мирно.) наляжем! Не то время нынче! Не то! Никаких цензоров!.. Дожмём их, Боря, у-у-у, дожмём!.. Только… не забудь-то… сценарий!..

БОРИС (подхватывая). Дожмём! Дожмём, Рома! (Тоже вдаряет кулаком по столу, тоже заговорщицки.) Дожмём! Не такой он плохой, Рома! Не такой плохой! Мы всё сделаем! Я да ты! Уж ты мне-то поверь… Ты да я!..

РОМА (чуть погодя, весело). Хорошо бы!.. А то мне так до смерти с этими… птичками… и торчать!.. Уж точно…

БОРИС (перехватывая). Не-е! Не-е! Ты там, что, много заколачиваешь, что ли?.. Да не фига… видал я… твоих бедненьких пенсионериков!.. Скоро ты тоже… по двадцатке торговать будешь!.. (Оба хохочут, залихватски ещё пьют.) Не-е, ей-богу! Как тебя твоя-то хозяйка выволакивала, думаешь, я не понял?.. Да с такими связываться, а, Ром!.. Недолго вы ещё… друг дружку терпеть-то будете… Даже по этой твоей… хм,  мобиле… «казённой»… видно было!..  Ха-ха-ха!..  Бедненький ты мой!  С голодухи совсем отощал, наверное?!.. (Продолжают смеяться.)

РОМА (долго собираясь с мыслями и вертикально крутя пальцем над ухом). Теперь – мы – все – бедненькие!.. Один дырки… в карманах! Ха!.. (Оживляется, встаёт.) Ха!.. (Идёт к кушетке.) Погоди!.. (Берёт гитару, поёт голосом Олега Даля – использовать запись.)
               
                Плевать, что дырки в камзоле
                И вдрызг сапоги,
                Зато уцелела голова!..   

                (Шатаясь, одним пируэтом достигает стола, чуть в него не врезаясь, гитару приставляет к стулу Бориса, сам склоняется над ним в фигурнейшей позе и тычет себе в лоб двумя пальцами.) Голова, Боря! У нас с тобой всегда… голова была… преотличнейшая!.. Вот оно, что важно-то!.. Го-ло-ва-а!.. (Ударяет кулаком по столу снова, но теперь крепко. Почти кричит, повторяя песню, Борис подхватывает.) Плевать, что – дырки – в камзоле – И вдрызг – сапоги – Зато – уцелела – ГО-ЛО-ВА-А!.....


Свет гаснет. Коротко хнычет и замолкает ребёнок.


                К О Н Е Ц   В Т О Р О Г О    А К Т А.


                ===================================
               
                А К Т     III




Появляется мужчина-конферансье, объявляет: «Февраль. Вторая… (сверяется с бумагой) треть». Уходит, сцена постепенно освещается.
Всё та же комната. Доносятся шумы дома. Окна незашторены, на улице начинает темнеть. В самой комнате свет не горит, сумрачно.
РОМА лежит на кушетке, спит. Во сне вздыхает. Звонит телефон, РОМА просыпается, включает бра над кушеткой, не вставая берёт трубку.

РОМА (в трубку, хрипловато). Да? Спал. Ничего. Когда? А ты где? (Резко садится.) Ого! Нет-нет, нормально, давай. Да, один. Хорошо… жду.

Кладёт трубку, заспанно массирует глаза, гладит голову. Сидит, моргает, пытаясь прийти в себя. Тяжело дышит. Встаёт, слегка кашляет, как будто случайно. Потом, чуть погодя, уже сильнее. Ещё раз – так же. Ходит по комнате, будто сбит с толку, не знает, что делать. Вдруг разражается сильным, тяжёлым кашлем; бросается к серванту, из крайнего ящика достаёт платок, продолжает кашлять в него. Бежит на кухню. Слышно, как громко, видимо, неуклюже, орудует то ли посудой, то ли банками. Слышно, как набирает воду, выключает её, потом много других звуков, связанных с готовкой. Наконец, всё затихает. РОМА возвращается в комнату с какими-то пузырьками и со ступкой. Садится, продолжая тяжело кашлять. Он явно слаб, нездоров. Насыпает в ступку по щепотке каких-то смесей из каждой баночки, перемешивает, толчет. Иногда прерывается, хватаясь за платок и кашляя в него, иногда сидит достаточно долго, лишь слегка прикашливаясь, будто готовясь к очередному приступу.
Лифт, звонок в дверь. РОМА идёт, открывает. Вваливается БОРИС, чистый. РОМА тщательно запирает дверь.

БОРИС (раздеваясь). Ну, и холодрыгина! (Показывает свою одежду.) На, смотри! Ничегошеньки! Чистенькое!

РОМА кивает, улыбается, держит ладонь у рта.

БОРИС. Ты чего это… Нехорошо выглядишь!

РОМА закашливается, бежит за платком, оставленным на столе. БОРИС застывает на месте, смотрит. Когда кашель кончается, РОМА берёт ступку.

РОМА (уходя на кухню). Я сейчас, ладно? Кое-что приготовить надо…

БОРИС смотрит ему вослед, мрачнея и хмурясь. Откуда-то доносится грохот.

БОРИС (про себя). Н-нда-а… Дела. (Идёт к столу, изучает склянки.) Серьёзно, видать. А чегой-это Катерина-то мне ничего не сказала?

РОМА возвращается, уже без ступки.

РОМА. Извини. У меня там микстура варится…

БОРИС. Да уж заметно, что не борщ! Только ты уверен, что этого в аптеке нельзя купить?

РОМА собирает склянки, покашливает. Продолжает доноситься обычный шум.

РОМА. Нет, нельзя. Это особый рецепт… Одна бабулька дала… (Резко кашляет, успевает в платок.) Один стакан – и я несколько часов не кашляю, совсем. (Уносит склянки на кухню, сразу возвращается.) Ещё немного… на минимуме покипятить… и всё.

БОРИС. Несколько часов, говоришь? Бабулька дала?.. А она хоть лечит-то, микстура эта? Сам-то ты как считаешь?

РОМА виновато отводит глаза, садится. Покашливает постоянно. Шум стихает.

РОМА. Слушай, Борь… я… Я очень хочу тебя попросить… (Пауза.)

БОРИС (подозрительно). Чего? Чего, я что-то не так понял, что ли?

РОМА (смущённо). Видишь ли… (Пауза.)

БОРИС. Ну-ну, давай-ка, выкладывай! Что-то мне твои-то ужимочки-то не нравятся!

РОМА (повесив голову). Мои нечего не знают.

Наверху – ходьба.

БОРИС (ошеломлённо). Как это?.. Погоди, как это они могут об этом не знать? Ты ведь о болезни своей говоришь, я так понял? То есть – не о микстуре?

РОМА. Как раз в микстуре-то всё и дело. Она… если она всегда под рукой, так можно и вообще не кашлять… Так что… Они и вправду ничего не знают.

БОРИС (резко). То есть, что ты болен?!

РОМА. Ну, да. (Встаёт, подходит к Борису.) Послушай, Борь, ну ты ведь должен меня понять… Я просто не хочу их волновать, вот и всё!

БОРИС. Ты совсем идиот, или как?! Нет, ты совсем идиот, Рома, скажи мне?!!.. (Рома, видимо, от волнения, тяжело закашливается, аж сгибаясь, машет рукой. Ходьба наверху стихает.) Да тебе в больницу надо, насколько  я  понимаю!!! Да у тебя пневмония уже небось, та самая!!! Я надеюсь, (очень резко) хотя бы последнюю неделю ты на рынок не ездил?! (Рома становится совсем мрачен, уходит на кухню, возвращается. Слышен лифт, проходит мимо, но Рома резко вздрагивает.) Можешь не говорить. Можешь мне не говорить, я и так вижу!

РОМА (стоит к Борису полубоком-полуспиной). Я не могу сейчас это обсуждать, Боря. Мне не до споров сейчас, разве не видишь! (Хрипло дышит, идёт к столу, тяжело садится.) Если ты мне друг, Боря… если ты мне друг, ты им ничего не скажешь!.. Ничего ты им не скажешь, понятно?!..

Закашливается надолго. У БОРИСА мрачная, недовольная, чуть не презрительная мина на лице. РОМА встаёт, уходит на кухню, пауза. Некоторое время слабо кашляет, потом кашель окончательно стихает. РОМА возвращается, прижимая одну ладонь к груди. Так и садится снова за стол.

БОРИС. И что ты намерен делать дальше?

РОМА молчит.

БОРИС. Ты мне всё-таки скажи, что ты намерен делать дальше?

РОМА делает знак, что не может говорить.

БОРИС. Вот-вот. Вот-вот! Вот именно про это я тебя и спрашиваю! (Садится за стол рядом.) Вот ты даже говорить сейчас не можешь… А в больницу ложиться, как я понимаю, не собираешься. Мало того, ты даже, наверное, и хозяйке своей ничего не сказал! И она, конечно, ещё как на тебя рассчитывает… Рома, объясни мне – и чего же ты, как думаешь, всем этим добьёшься?! (Долго смотрит на Рому, потом, вздыхая, отворачивается от него.) Эта микстура не лечит, я в этом как дважды два уверен. Тебе она только для конспирации-то и нужна… Хотя, уверен, придумывалась она вовсе не для этого! Ты хоть как-нибудь ещё лечишься, дорогой мой, кивни мне хотя бы! (Рома кивает. Опять слышен лифт, мимо, опять Рома вздрагивает.) Ну уж, слава богу!.. А то с тебя сталось бы!.. Ну вот что, милок (ударяет ладонью по столу)! Я, может, и не стану ничего твоим докладывать, но только на особых условиях, ясно?

РОМА кивает, извиняясь, уходит на кухню, возвращается.

РОМА (очень хрипло, очень тяжело, но совсем не кашляя). Готово, теперь только остыть.

БОРИС. На чём мы остановились, парень? На моих условиях. Так вот, слушай. Во-первых, ты, чего бы это тебе ни стоило, добудешь себе отпуск у этой своей хозяйки. И, желательно, чтоб ты так прямо ей всё и сказал, как есть. Тогда-то уж она не посмеет тебе отказать! Пусть другого осла себе ищет, или сама стоит! Нечего с тебя стружку чистить! Это первое. А теперь второе… Полный курс антибиотиков, ясно? Сидеть будешь дома и лечиться в точности, как полагается. И ещё. Чтобы у тебя в лёгких… озеро  не накапливалось, желательно, чтобы ты пореже бы эту свою микстуру глотал, ясно?
 
Всё это время РОМА кивает, соглашаясь, и теперь – особенно, будто подтверждая всё разом.

          Значит, договорились? (Рома кивает снова. Где-то плачет ребёнок.) И последнее… ничего, не бойся, ничего страшного я тебе предлагать не собираюсь! Так вот, Ромочка мой дорогой, давай уж договоримся: если всё это, о чём я только что тебе говорил, не слишком поможет, то ты как пить дать сам в больницу пойдёшь! И своим дамочкам всё как есть выложишь! «На стол»! Ну, вот и всё, пожалуй. Иди, гляди, как там хлёбово-то твоё, ещё не остыло?

РОМА кивает, уходит. Возвращается чуть позже обычного, улыбается. Плач ребёнка стихает.

РОМА. Ну,  теперь  мне  и  разговаривать  можно. Главное, мелкими глотками, аккуратно всё выпить. Теперь мне (потирает руки) аж до утра хватит!

БОРИС. Э-э, гляди! Не зарывайся!

РОМА. Да помню я, помню! (Звонит телефон, Рома подходит.) Только сейчас-то у меня всё равно выбора нет! (Берёт трубку.) Алло? Елизавета Николаевна? Здравствуйте, надо же, только что вас вспоминал… Да, конечно, помню… самая маленькая… А? Да так, простудился немного… (Резко меняется в лице.) Простите?!.. То есть… (Оскорблён, беспомощен, пытается вставить слово, потом просто мрачен и растерян.) Спасибо, постараюсь. Я только не понял… В каком смысле?.. То есть… (Сопротивляясь.) Простите, но… Нет, Лизавета Николавна, я не спорю… Просто мне хотелось бы знать, что же я сделал… (Ошеломлённо, в ужасе.) Что?!!.. (Расстроено.) О, боже… (Опять сопротивляется.) Но почему вы так говорите?!.. (Слушает.) Да, правда… Но-о… Но помилуйте, разве это возможно, это же щенок! С ней всё будет в порядке!.. Да. Простите. Ну да, конечно, я ведь не знал… Да. (Опускает голову.) Согласен. До свидания.

РОМА кладёт трубку, долго стоит. Возвращается к столу, снова садится. С этой минуты он постоянно как бы не в себе, не улыбается, разве что мрачно, чувствуются и боль, и вина, и просто растерянность.

БОРИС. Ну, что? Это ведь та мымра звонила, да? Чего ещё она тебе тут… навыливала на голову? Обвиняет тебя в чём-то, да? Ну, верно я говорю ведь! Ну, отвечай! Да на тебе лица нет! Хотя… и так не было.

РОМА. Она… она говорит, что один щенок… болен… тяжело… из-за меня!.. Я не знаю, я не знаю… может, я и вправду… заразил…

БОРИС. Да пошли ты её вместе со всеми её щенками! Да это она сама, небось, напортачила, а теперь с тебя деньги, небось, требовать будет! Да я тебя знаю! Ты бы сам бы подох бы, а щенку бы не дал! Да и как он заразиться-то мог?!.. Не человек ведь…

РОМА. Я отошёл… кофе… попить… А она описалась… продрогла маленько…  Я одёжку  ей  потом  поменял,  там  одеяло было…  Ну,  в него и
укутал… Но меня ведь десять минут не было!.. Она серьёзно замёрзла, наверное, на таком-то морозе… вот и заразу схватила!..

БОРИС (уже не так уверенно). Да выбрось ты всё это из головы! Тоже мне… Ты скажи лучше, деньги она с тебя требует?

РОМА. Нет. Она сказала… (мотает головой) В общем, я больше у неё не работаю.

БОРИС. Что-о-о?! Из-за какого-то паршивого щенка? Который даже не умер?!.. Да когда ещё не известно, что произошло! Когда всё ещё доказать надо!..

РОМА. Борь, боже мой, да ты о чём?! Я вот думаю, что я правда виноват… Я ведь и от неё скрывал, что я болен… Если б не скрывал, может быть… всё можно было предотвратить! Я ведь тоже думал, не человек…

БОРИС. Да всё равно! Да всё равно! Значит, она тебя не проинструктировала как следует! Или просто не подумала, что тебе-то тоже обедать надо! Пусть забирала бы тебя на обед, вот ничего бы и не вышло бы… А то что же получается… Да она не только тебя, она и самих щенков на морозе держала с утра до вечера! Нет уж, Ром… Ты – наёмный работник и исполняешь лишь то, что она говорит… Даже нелегалы на обед право имеют! Сколько, хотел бы я знать, она на тебе заработала уже… дома-то сидючи… Знаешь, что я тебе скажу? Довольно с неё того, что ты из-за этих её щенков вон до чего дошёл! Уж не знаю… То ли огорчаться, то ли радоваться… (Пауза.) А знаешь, скорее уж радоваться. Ха! Я даже чувствую, как у меня настроение поднимается… Правда, злюсь тоже… приличненько! Так она-то уж точно заслуживает! А тому, что она тебя выгнала, я рад. Да, всё-таки рад! Ты уж – как хочешь; извини. Просто не могу этому не радоваться!

Кричит ребёнок, сразу умолкает. Свет гаснет.


                -----------------------------


Свет снова появляется. Всё по-прежнему, но на столе выпивка и закуска, уже тронутые. БОРИС один. РОМА появляется из кухни, с подносом, на котором всё приготовлено для обычного ужина. За окнами уже стемнело, загораются окна напротив.  РОМА  начинает  расставлять  на столе
приборы для ужина. По ходу включает верхний свет.

РОМА (кивая на выпивку и закуску). Все эти причиндалы надо убрать. Скоро мои придут, напиться всё равно не успеем. (Убирает выпивку в сервант, закуску ставит на поднос.)

БОРИС. А ты что, до минуты знаешь, когда они приходят?

РОМА. Так ведь они всегда в одно время приходят… Только по пятницам на рынок ездят, да ещё мама может к Марии Фёдоровне заглянуть. Но на сегодня она вроде не договаривалась. (Считает тарелки.) Ты будешь?

БОРИС кивает, Рома ставит ещё одну. Уходит на кухню с закуской и грязными тарелками, слышно, как моет посуду. Тем временем БОРИС осматривается, видит что-то в окне, подходит к нему, взволнованно в него вглядывается. РОМА возвращается.

БОРИС. Ром, а чего это ты сегодня шторы-то не задвинул?

РОМА (испуганно). Что? (Недоумённо глядит на окна.) Не может быть! (Идёт, зашторивает все окна.) Ты не видел, на меня глазел кто-нибудь?

БОРИС. Не знаю, как насчёт тебя, но когда я к окну подошёл, кто-то точно на меня аж в бинокль смотрел.

РОМА. Чёрт! Они, наверное, весь этот час наблюдают за нами… (Садится за стол.) Как это я сегодня забыл… Совсем голова вырубилась!

БОРИС. И в прошлый раз тоже. Комната от солнца прям аж сияла!

РОМА (не понимая). Что? (Вспоминая.) А-а-а-а… Так это ж днём было. Днём не видно. Зеркальный эффект… (Задумчиво.) Лет пять уж не забывал… (Встаёт, снова подходит к окну, осторожно в него смотрит сквозь щёлку.)

БОРИС (весело). Да-а уж! Нам-то откуда знать… Мы не звёзды, мы – так, светлячочки крохотные… (смеётся) самые простенькие!.. На нас даже… натуралистам… любоваться неинтересно! (Слышен лифт, останавли-вается, уходит. Шаги, скрипит замок.) Ну, ты угадал! В точности!

РОМА уходит от окна, начинает раскладывать еду по тарелкам. Входят МАМА и КАТЕРИНА. Закрывают дверь, раздеваются.  МАМА очень
тихая, очень непривычно скромная, и КАТЕРИНА, наоборот, держится более открыто и уверенно. По взглядам, по мелочам чувствуется, что сейчас женщины очень теплы друг к другу, мирны между собой, КАТЕРИНА по отношению к МАМЕ очень заботлива.

РОМА. Мама, Катя, смотрите, кто у нас!

КАТЕРИНА улыбается БОРИСУ, МАМА к нему подходит.

МАМА (целует Бориса). Боренька! Как я рада тебя видеть!

КАТЕРИНА (обнимает Рому). Привет. (Идёт к Борису.) Здравствуй, Борь! Как давно тебя не было! (Целует его.) Ну, слава богу, свиделись, наконец…

МАМА. И правда, и правда! Ромочка, как хорошо, что он пришёл! (Порывисто обнимает Рому.)

КАТЕРИНА (берёт Маму за плечо). Мама, пойдёмте на кухню, надо руки помыть. (Уходит, Мама послушно идёт вслед за ней.)

РОМА и БОРИС растерянно переглядываются. РОМА задумчив, БОРИС ироничен.

БОРИС. Слушай, что это с ними? Ты заметил? (Рома кивает.) Что-то старушка твоя уж больно тихонькая сегодня!.. И Катерина… ухаживает за ней и распоряжается как будто. Уж не случилось ли что, как думаешь?

РОМА. Да вот, пытаюсь понять. Ладно, садись. Сейчас придут, всё расскажут. (Начинает оживать, уже не так скован, но всё ещё мрачен.)

БОРИС. Не знаю-не знаю! Похоже, у них тайны какие-то… образовались. Общие…

Садится у левого края стола. РОМА пересаживается спиной к зрителям, чуть правее от середины, так, что очень хорошо видна спинка стула напротив. Четвёртый стул сейчас точно справа. Вся правая половина стола, где РОМА, отчётливо темнее левой: стол сдвинут по отношении к верхнему свету. Фигура РОМЫ выглядит как тёмный силуэт. 

БОРИС (накладывая себе сметаны в гарнир). Не находишь, что это как-то уж слишком странно? Ты ведь говорил, что последние месяцы они совсем не ладят…

РОМА явственно пожимает плечами, опирается левой рукой на спинку стула, красиво подпирая ею голову, а правую опускает глубоко вниз. Спокоен, неподвижен, задумчив.

БОРИС. Долго их нет… Слышишь? Кажись, о чём-то шепчутся. (Прислушивается.)

РОМА. Обсуждают что-то… Во всяком случае, воды точно не слышно. (Поворачивается к Борису лицом.) Ты мне вот что лучше скажи, пока их нет: что мне матери говорить? У неё ведь наверняка на тебя большие надежды. Ну, так что? Есть что-то новенькое?

БОРИС (сначала молчит, потом начинает есть). Ну, в общем… Сначала я должен узнать, что ты мне скажешь. Ты сценарий-то успел прочитать?

РОМА становится печален, поза растянута между спинкой стула и столом, потом справляется с собой, приободряется.

РОМА. Да, успел.

БОРИС. И что?

РОМА (потирает себе шею, неудобным жестом: правой рукой заходя спереди налево-назад, как будто обнимая самого себя). Терпимо, в общем. Я уже кое-что подлатал там, могу показать. Сниматься можно. Но только с этими заплатами, разумеется.

БОРИС (усмехается, но по-доброму вздыхает). Так я и думал!

РОМА. Такой уж я есть!

БОРИС. Сам знаю.

РОМА. И что?

БОРИС. Заплаты-то большие?

РОМА (снова неудобно чешет себе шею, потом ещё неудобнее – затылок, потом, будто виновато, по-обычному). Ну-у-у!..

БОРИС (смеётся). Всё ясно!

РОМА (продолжая). …приличные.

БОРИС. Вот-вот!

РОМА. И большое значение это имеет?

БОРИС (прикашливается). В общем, они решили Оганесяна пригласить…

РОМА. А-а-а!

БОРИС (продолжая). …но они могут ему всё объяснить, если с тобой больших проблем не возникнет.

У РОМЫ один локоть на стуле, другой – на столе, при этом он всплескивает руками, иронично.

РОМА (дрязнясь). «Не возникнет»!.. (Мотает головой.) Да уж!..

БОРИС. А без этих правок ты не можешь, так?

Из-за двери доносятся голоса.

РОМА (оглядываясь, качая головой). Не имеет смысла.

БОРИС. Ну, ясно.

РОМА. Ясно. (Пауза; слышна вода, но недолго). Значит… это всё… И вправду, я теперь окончательно безработный!..

БОРИС. Э-э, нет! Погоди! Мы ещё недоговорили. (Косится на дверь.)

РОМА. О чём это ты?

БОРИС. А про свой собственный сценарий, поди, ты забыл? Про пьесу? Про стихи?..

РОМА (изумлён). Что-о? Хочешь сказать, что у тебя что-то там получилось?!..

БОРИС (доедает свою порцию, отставляет тарелку в сторону. Голосов за дверью уже не слышно). Ум-м! Ещё как! В общем и в целом, уже всё есть.

РОМА. Как это?!..

БОРИС. Театр есть… режиссёр есть… В общем, всё.

РОМА (после паузы). А деньги?

БОРИС морщится; снова слышна вода.

РОМА (смеётся). А! Значит, и с этим всё ясно!

БОРИС. Да найду я деньги, найду! Раз обещал – значит, сделаю! Главное, теперь ведь есть, подо что искать… Да и какие деньги-то тут нужны?! Что, тебе шекспировский замок, что ли, потребуется? Декораций же почти никаких… То есть, конечно же, я не знаю, но зато я тебя вроде как знаю. Тебя же наверняка в минимализм потянет… Я прав? (Рома кивает, но неопределённо.) Ну, вот! Актёр – один. Режиссёр… ну, даже если не ты сам – всё равно один. (Хохочет.) И  в а щ е !  Не так уж и много-то денег потребуется… Так что всё на мази, приятель, всё на мази!

Наконец, дверь открывается и возвращаются МАМА и КАТЕРИНА. РОМА срочно наклоняет БОРИСА к себе в сторону.

РОМА (вполголоса). О Лизавете ни слова, понятно? И о работе!

БОРИС. Ну, ты у нас прям тайный разведчик… агент!

РОМА и БОРИС хлопаются ладонями, возвращаются на свои места. БОРИС накладывает себе вторую порцию. Женщины садятся: КАТЕРИНА – ближе к БОРИСУ, лицом к зрителю, МАМА – ближе к РОМЕ, справа. Получается, БОРИС с КАТЕРИНОЙ видны хорошо, МАМА с РОМОЙ – плохо. КАТЕРИНА ухаживает за гостем, МАМА и РОМА – друг за другом.
Начинает хныкать ребёнок.

КАТЕРИНА. Как давно ты у нас не был, Боря?

БОРИС. Да на самом деле недавно вот заходил.

КАТЕРИНА. Как! (Роме.) И ты ничего не сказал? (Рома пожимает плечами, медленно ест.) Боренька, что ж ты нас не дождался?

БОРИС. Ну, не знаю, так вышло… (Обеим.) Извините меня, ладно? И правда, так получилось.

КАТЕРИНА (переглядываясь с Мамой). Ну, и что интересного ты нам расскажешь? Рома вот говорил как-то, что ты в новом кино снимаешься…

БОРИС (кивает). Да, только начинаем… Рому вот хотел пригласить, да не взяли.

МАМА вся напрягается, осанка становится очень прямой.

КАТЕРИНА (переспрашивая). Ты хотел его предложить, а тебе отказали?

БОРИС (пожимая плечами и переглядываясь с Ромой). Да, вот… Другого решили взять.

По силуэту, по жестам видно, что МАМА то ли возмущена, то ли просто расстроена.

КАТЕРИНА. Другого, значит… (Задумчиво.) Ну, что ж… (Вздыхает, но потом бодро.) Раз другого, значит, не такая уж это уникальная роль. Правда, Ромочка?

РОМА почёсывает затылок – «сверху».

БОРИС. Да ему самому не очень-то и понравилось. Ему сразу захотелось сценарий переписать… (Вместе с Катериной посмеивается.) Ну, их-то, разумеется, это никак не могло устроить!

КАТЕРИНА. Да, Боря, это знакомо! Что-нибудь не очень хорошее предложат, а потом упираются… не хотят признавать, что недоработали. Да и вообще… что-то нынче настоящих профессионалов маловато стало, таких, что даже когда всё уже сделано, всё равно самими собой недовольны. Будто специально куда попрятались.

БОРИС. Да ушли все. Или умерли… Кого ещё раньше повыгоняли, те вообще ни во что не верят уже, а старые, настоящие, колоссы наши, так они все уже умерли… Никого не осталось… А нынешние профессионализма как чёрт ладана боятся!.. Правда, вот этот мой фильм вроде бы ничего, и мастера неплохие; они (кивает на Рому) в основном по идеологии не сошлись.

КАТЕРИНА. По идеологии?!

БОРИС. Ну, да! (Доверительно.) Знаешь, Кать, он этот фильм голливудщиной обозвал! (Хохочет.)

КАТЕРИНА смеётся вместе с БОРИСОМ, но недолго, а потом смотрит на РОМУ. РОМА недоволен.

КАТЕРИНА. Ром, а что бы это значило?

РОМА утыкается к себе в тарелку, весь скукоживается.

КАТЕРИНА. Это правда что-то вроде идеологии? Тебе не нравится голливудский стиль?

РОМА ёрзает на стуле, при слове «стиль» весь изворачивается, будто пытается убежать от этого разговора. МАМА теперь становится совсем грустная.

КАТЕРИНА. Ну ладно, ладно, я же с тобой не спорю. Не нравится – что ж поделаешь! (Маме.) Мамочка, да не огорчайтесь вы так! Вы же сами говорили, художник должен творить… А какое же творчество, если художник не верен самому себе! (Роме.) Ромочка, я же знаю, что ты всегда прав!

В позе РОМЫ напряжение исчезает, она становится естественной и свободной.

БОРИС (наклоняется к Роме). Извини!

РОМА примиренчески отмахивается.

КАТЕРИНА. Ну, ладно! Ты лучше расскажи какие-нибудь ещё новости. Ты просто навестить нас приехал, или у тебя дела?

БОРИС. Да, в общем, есть кое-что. (Косится на Рому.) Вот, он бы лучше рассказал. Это его идея!

РОМА раскачивает головой.

БОРИС. Ну ладно, ладно, моя! Но сценарий-то – твой!

КАТЕРИНА (Роме). Как, Ром? У тебя есть сценарий?

БОРИС (отвечает за Рому). Ну, да. По его стихам! Спектакль должен получиться… (мычит, как от вкусного блюда) ну, просто шик!

МАМА оживает, кладёт свою руку на руку РОМЫ.

КАТЕРИНА. Боже, как прекрасно! Я давно уже думала, что Ромочке надо быть не актёром, а режиссёром…

БОРИС. Так ведь он пока только сценарист! То есть, драматург, получается…

КАТЕРИНА (продолжая). …но это же неплохое начало! Да и кто режиссировать-то будет?

БОРИС. Всё уже решено. Из нашей плеяды, кое-кто. У него даже своя площадка имеется…

КАТЕРИНА (хлопает в ладоши). Как прекрасно! А когда начинаем?

Все переглядываются: женщины – радостно, мужчины -- смущённо. РОМА вздыхает, становится скучным. Ребёнок смолкает.

БОРИС (оптимистично). Да дело за малым только! Считай, всё готово, только… (как бы мимоходом) деньги найти.

КАТЕРИНА (после паузы, поддерживает). Ну, это ничего! Вы их обязательно отыщете… Неужто Ромочку никто не согласится спонсировать? Да и ты… такой хват-парень, что поискать, правда ведь?

МАМА смотрит на всех по очереди, она явно поверила. Все, кроме РОМЫ, очень радуются смеются, предлагают тосты.

КАТЕРИНА. Правда-правда, вот увидите, нам ещё недолго ждать!

Свет гаснет.


                -----------------------------


Свет появляется. БОРИСА уже нет. Женщины убирают со стола, то уходя на кухню, то появляясь вновь, по очереди. РОМА сидит на кушетке, бренчит на гитаре, иногда тайком покашливает в сторонку. Наконец, обе женщины уходят одновременно; РОМА быстро и ловко достаёт из-за спинки кушетки пузырёк, пьёт из него, так же быстро ставит обратно. Женщины возвращаются; КАТЕРИНА усаживает МАМУ рядом с РОМОЙ. РОМА мрачен, беспокоен, МАМА грустна.

КАТЕРИНА. Вы посидите пока тут, мама, я всё уберу и помою, я сама справлюсь. (Добирает на поднос остатки со стола, сгребает туда же мусор, уходит. Слышно, как ставит посуду в раковину и начинает мыть.)

РОМА. Печальный нынче вечер получился… хотя неплохой. Если бы не Борис, мы бы тут совсем завяли.

МАМА. Да, Борис такой хороший, весёлый… (Отводит глаза в сторону.)

РОМА (перестаёт бренчать). Мам, если уж говорить, то говорить всё сразу, договорились? И чем раньше, тем лучше, поверь мне.

МАМА. Да о чём тут и говорить-то? Всего-то ничего…

РОМА. Говори, мам. Что у тебя случилось?

МАМА (долго не отвечает, достаёт платок, плачет). Ах, Ромочка… прости меня, дуру набитую… Прости, что ругала тебя, прости!.. (Плачет; Рома подбирается поближе, обнимает, утешает.) Уволили меня, Ромочка, уволили… (Рома весь напрягается от неожиданности, но берёт себя в руки.) Сократили!

РОМА (берёт руку Мамы, гладит её по голове). Ничего страшного, мам, ничего!.. (Улыбается.) Справимся как-нибудь! (Мама лицом вся в платке, Рома смотрит в пол.) Обязательно справимся… (Вдруг ему что-то приходит в голову, он сосредотачивается и прекращает гладить Маму.)

МАМА (смотрит на Рому). Что такое, Ромочка?

РОМА (с просветлённым лицом). Слушай, а какое сегодня число? Восемнадцатое?

МАМА (растерянно). Восемнадцатое?.. Не знаю… Да, точно да! Мне сегодня как раз подписывали…

РОМА. Постой, мам! Я вот что вспомнил… У меня… у меня где-то два билета завалялись… (Встаёт, идёт к серванту, в каждом из ящиков ищет.) На концерт… (Находит.) Вот они!  Мне тут недавно как раз подсунули… Это на любой день… какой хочешь… (Даёт билеты Маме.) Почему бы вам с Марией Фёдоровной не сходить? А? Обязательно идите, ещё успеете!

МАМА (щупая на себе платье). А как же я…

РОМА. Да не надо переодеваться, не надо! Ты и так хороша, поверь мне! (Кидается к телефону, звонит, ждёт, недолго.) Мария Фёдоровна! Здравствуйте! Да, да, это я! Послушайте, послушайте, тут такое дело… Маме надо помочь… О, я уверен!.. Вам самой понравится! У неё тут два билета на концерт… Но мы только сейчас вспомнили… На сегодня! Прямо сейчас! Ещё… (смотрит на часы) двадцать минут есть! Успеете? Отлично! Тогда ждите, мама сама зайдёт! Спасибо! Да, да, до свидания! Всего! (Кладёт трубку. Маме.) Как хорошо, что она всегда дома! Вот и повеселитесь! У меня только одно условие, мам, слышишь? Чтобы ни слова о твоей работе, ни словечечка! Ну, можно два-три, но только не обсуждать! Категорически  --  не обсуждать!!!  Договорились? (Мама кивает.) Я хочу, чтобы ты сегодня была весёлая, самая весёлая на свете! Так что – вперёд, ладно?

Идут в прихожую, РОМА помогает МАМЕ одеться, заботливо, аккуратно. Наконец, МАМА одета. Она целует РОМУ, уходит. Слышен лифт; только тогда РОМА запирает дверь.
КАТЕРИНА выходит из кухни; РОМА прислоняется ко входной двери лбом, в тяжёлой думе.

КАТЕРИНА. Рома? Мама ушла?

РОМА (после паузы, отстаёт от двери). Меня тоже сегодня уволили, Катерина…

КАТЕРИНА (перебивая). Господи!..

РОМА (продолжая). …и я не думаю, что Борису удастся его затея.

Пауза.

КАТЕРИНА. Боже, Рома.

Долгое молчание. КАТЕРИНА садится, РОМА поворачивается к двери спиной, прислоняется, смотрит в никуда. КАТЕРИНА сидит, задумавшись. Некоторое время спустя РОМА подходит к столу, садится с КАТЕРИНОЙ рядом. Ещё какое-то время сидят.

РОМА. Придётся мне новую работу искать. Маму уже никто не возьмёт… удивительно, как долго держалась. Да и я не хочу.

КАТЕРИНА (после небольшой паузы). Ты знаешь, что ты последнее время плохо выглядишь?

РОМА. Это не имеет значения. Вы – моя семья, и я за вас отвечаю. (Гладит Катерину по голове и плечам.) Катюш, ты должна мне помочь. Мама не должна ничего знать… но без тебя я не справлюсь. (Берёт Катерину за руку.) Пока что-нибудь не изменится…

КАТЕРИНА (обнимает Рому). Рома, милый! (Очень грустно и очень тихо.) Как же мы теперь?..

РОМА (мрачно и строго). Ничего. Переживём как-нибудь. (Улыбается ей прямо в лицо, снова гладит.) Не умрём!


Сидят, обнимают друг друга, ласкаются, молча. Свет гаснет.



                К О Н Е Ц   Т Р Е Т Ь Е Г О   А К Т А.


                ===================================


                A K T     IV




Выходит женщина-конферансье, мечтательная, объявляет: «Март. Первые, вторые… пятые, пятнадцатые… А также последние и предпоследние числа».
Возникает свет. Комната ярко освещена. Новая люстра, все светильники по углам, тоже новые, горят. На столе канделябр заправлен огромными свечами, пока не зажжёнными. Сам стол ещё пуст.
С кухни доносится знакомое бряцанье банками-склянками, сверху – попса.
Время от времени звонит телефон, с кухни выбегает РОМА, каждый раз смотрит на новые настенные часы, отвечает и убегает обратно.

РОМА (время от времени). Алло? А, да! Вы сейчас где? Да, отлично, подходит. Лосось? М-м… Как сама решишь, ладно? И мама тоже!........... Алло? А, привет! Да, точно. В восемь. Ну-у, такие дела… И у меня, и у Катьки. Ну, новую жизнь начинаем! Давай!........... Да?! Серёга! Сто лет… Конечно, мы всех приглашаем… Ещё бы! В восемь. Отлично, жду!........... Алло… Не очень. Катька с мамой ещё по магазинам ходят. Не-а, ещё рано! В восемь. Ага. Гитару принесёшь? Ну, лады………… Да? А-а, это… Ну, давай. А мама что? Погоди, погоди, я не слышу… Кать, похоже, мобила садится, вы там сами как-нибудь! Ага… да уж семь скоро, успеете? А-а! (Хохочет.) Студентами все были!........... Алло? (С особой радостью.) О, отлично, привет! Тебя дождёшься! Ну да… ага… да всё отлично, Борь, всё прошло. Клянусь! Мне сейчас болеть ну никак нельзя, знаешь, какое отличное место я получил… Послушай, Борь, потом, ладно? У меня запарка тут… всех моих одним скопом заменяю… ну, отлично. Эй, забыл! Не считаешь нужным? А то, что собираемся мы уже через час. Да, в восемь. Не опаздывай!

В этот раз задерживается. Глубоко дышит, специально, будто прислушиваясь. Несколько раз стучит по груди, намеренно кашляет. Пауза, потом его резко прорывает, и он закашливается по-настоящему всерьёз, ещё хуже, чем раньше, мучительно. Едва успевает схватиться за платок из кармана. Снова убегает на кухню, продолжая кашлять. Слышно, как в перерывах чертыхается, ругается на себя. Наконец, настаёт тишина, РОМА выходит, садится на кушетку, тяжело дыша, сгибаясь. После паузы кашель начинается снова, прерывается очень редко.

РОМА (иногда неосознанно стонет). Идиот… полчаса ещё бы!.. сам сорвал… Чёрт… О-о-о, чёрт, ай-х!.. О-о-о…

Спустя некоторое время вынужденно ложится на кушетку, головой вниз, рука бессильно спущена к полу. Свешивается головой тоже, наполовину грудью; вроде становится легче. Снова звонит телефон. РОМА встаёт, с огромным трудом. Едва только поднимает трубку, как сразу же бросает её обратно и сгибается от нового сильного приступа. Сползает на пол, весь съёживается. Телефон продолжает трезвонить. К тому моменту, когда приступ кончается, РОМА стоит на полу на корточках, одна рука далеко отставлена вместе с платком, частично платок покраснел. РОМА поднимается, садится. Телефон умолкает. РОМА смотрит на платок, безучастно. Дышит неровно, осторожно, почти опасливо. Прячет платок. Держась за полочку серванта, поднимается и идёт на кухню. Через некоторое время выходит; сразу, как только прикрыл дверь, прислоняется к ней.
Звучит пугачёвская «Бессонница».

РОМА (размышляет, говорит сам с собой, вполголоса). Скоро… скоро будет яркое солнце. Само всё пройдёт… Надо было сказать… … …теперь поздно. Мать бы с ума сошла… Да и сейчас… Да и как говорить… Ничего… Справлюсь! Справлюсь…

Стоит, мучительно размышляет, будто от угрызений совести. Слышен лифт; РОМА бежит на кухню, слышны склянки, дверь холодильника; РОМА возвращается с пузырьком, засовывает его за спинку кушетки. Бежит обратно; у самой двери останавливается, проверяет своё дыхание. Удовлетворён, скрывается на кухне.

Скрипит замок, слышны громкие голоса. Дверь открывается, входят МАМА, КАТЕРИНА и двое мужчин, все с набитыми сумками. Входят в комнату, там раздеваются, одновременно разговаривают.

ПЕРВЫЙ ГОСТЬ (Маме). Давайте, давайте я вам помогу!

МАМА (зовёт). Ромочка! Ромочка!

ВТОРОЙ ГОСТЬ (пытаясь помочь Катерине). Сейчас, Кать…

КАТЕРИНА. Не стоит!

ПЕРВЫЙ (отвечает Маме). Кажется, он на кухне.

МАМА (продолжает звать). Иди встречай, мы тут не одни!

ВТОРОЙ (ухаживает за Катериной). Не заревнует!

КАТЕРИНА. Он слишком порядочный, чтобы меня ревновать.


РОМА наконец выходит, пытается помогать сразу всем. Сразу целует МАМУ, потом, нежнее и крепче – КАТЕРИНУ. Ходит между пришедшими и прихожей, развешивая их одежду. Когда все уже раздеты, приглашает всех садиться, в основном, у стола. Постепенно все рассаживаются.

РОМА. Рановато вы, ребята! Остальные ещё и опоздают… Что это вы так?

ГОСТИ. Да мы пораньше освободились, решили помочь. У вас ещё ничего и нету! Мы слыхали, вы только вчера всё решили…

РОМА. Мы только вчера всё узнали.

КАТЕРИНА. Раз решили, тогда помогайте! Руки мыть, ножи-тарелки-салфетки – сюда!

Обе женщины выкладывают из многочисленных сумок самые разные продукты. Копчёности, сыры, колбасы и подобное оставляют на столе, овощи и мясо уносят на кухню. Мужчины помогают; приносят к столу посуду, режут бутерброды и закуски. Суета и суетливые разговоры.
Вдруг РОМА резко останавливается, потом подходит к серванту, открывает барное отделение и громко смеётся.

РОМА (зовёт). Катерина! (Катерина выходит, Рома отводит её в сторонку.) Кать, у нас, оказывается, нормальной выпивки нет. У тебя деньги ещё остались?

КАТЕРИНА. Ой, совсем мало! Как раз до получки дожить. (Пауза.) Ну, ничего, теперь-то справимся. У себя на новой работе займёшь! (Достаёт из своей сумочки деньги, отдаёт их Роме.)

РОМА (целуя её). Вот это точно! (Идёт в прихожую, одевается, Катерина его провожает.) Я быстро!

КАТЕРИНА. Ты не беги, лёгкие застудишь!

РОМА (выбегая из квартиры). Куда бежать-то? Здесь всего два шага!

В комнате шум, гам, шутки, разговоры. Свет постепенно гаснет.


                -----------------------------


Свет снова появляется. Стол заставлен продуктами, салатами, тарелками; появился графин с водкой, одна простая бутылка водки и две бутылки вина. Вокруг стола – много гостей, в том числе и БОРИС, РОМЫ нет. Все шумят.
БОРИС подходит к КАТЕРИНЕ, отводит её в сторону. МАМА с другого конца комнаты внимательно на них смотрит, вслушивается, беспокойно. Сверху доносится «Зайка моя».

БОРИС. Когда Ромка-то ускакал?

КАТЕРИНА. Да уж почти час, Боря! А ведь здесь всего две минуты… Уж Серёжа за ним ходил, не нашёл. Но в магазине сказали, что вроде он был, даже вроде видели, как он домой побежал.

БОРИС. Вот оно что! Побежал домой, значит… И давно побежал?

КАТЕРИНА. По всему выходит, из магазина он вышел в четверть восьмого. Он недолго там пробыл… Сказали только, что он спешил. Правда, Серёжа выяснил, что он вроде ещё что-то хотел купить, но не нашёл.

БОРИС. Кажись, картина рисуется. Спешил, хоть до дома всего две минуты, а в запасе почти час. В гастроном попёрся, наверное. А ведь он зевака порядочный, помнится, он как-то раз три дня подряд в ЦУМ захаживал, и каждый раз по нескольку часов тратил, говорил ещё, что всё там облазить хотел.

КАТЕРИНА. Я так и подумала поначалу. Но он вроде обещал быстро, так что не знаю… Сболтнул, конечно, но всё-таки обещал. Ты же его знаешь. Мне кажется, он бы всё-таки позвонил… Не представляю, где же он целый час гулять может. Самое главное,  оделся-то он нехорошо,  кое-как,  не застегнулся даже. Представляешь, в таком виде по морозу бегать?!
 
МАМА (подходит ближе). Ах, Боренька, идите, поищите его ещё раз! Пожалуйста! Я уж думаю, не случилось ли чего…

БОРИС. А, может, он встретил кого?

МАМА. Так если б он встретил, что он, сюда бы не пригласил? Даже тем более, пораньше бы пришёл… Целый час, Боренька, целый час!

БОРИС. Хорошо, я схожу. (Идёт в прихожую, одевается.)

ГОСТИ замечают БОРИСА, подходят к нему.

ГОСТИ. Ромку пойдёшь искать?

БОРИС. Что-то странно он задерживается. Не в его духе опаздывать, если обещал побыстрее, даже если на витрины загляделся. И потом, ходить-то тут почти некуда! Гастроном-то ваш, не такой уж обширный.

ГОСТИ. Верно, верно. Давай вместе сходим! Разделимся… быстрее найдём! От нас он не спрячется… Разве что ему какая идея взбрела в голову?

Почти половина ГОСТЕЙ одевается и собирается уйти вместе с БОРИСОМ. Остальные остаются, разговаривают с КАТЕРИНОЙ, успокаивают МАМУ.

ГОСТИ (остающиеся вослед уходящим). А мы его здесь подождём! Мало ли что! Где телефонная будка, помните?

ГОСТИ (уходящие). Кать, может, он решил тебе какой особый подарок купить? Это он может! Вот тогда бы он и звонить не стал, чтобы не врать…

Все одевшиеся уходят, оставшиеся расходятся по комнате. Свет потихоньку гаснет.


                -----------------------------


Свет появляется. Всё то же, некоторые ГОСТИ уже приступили к закускам. МАМА и КАТЕРИНА сидят обособленно, у края стола, молчат. Веселья не чувствуется, но и тревоги тоже: все просто ждут. Сверху звучит «НА-НА».
Лифт. Шаги. Лифт уходит, дверь открывается – она была незаперта, входят БОРИС со всеми остальными, без РОМЫ. Заснеженные, отряхиваются на пороге, мрачные. МАМА и КАТЕРИНА подскакивают к ним, помогают раздеться.

МАМА, КАТЕРИНА (вместе). Ну, что? Ну, что? Выяснили что-нибудь?

БОРИС. Да вроде он захотел куда-то поехать. В гастрономе сказали. Расспрашивал про странные вещи, похоже и впрямь что-то особенное искал. Но толком выяснить не удалось. Если он и уехал, то никто этого не заметил.

МАМА (в недоумении). Уехал? Очень странно… Ну, слава богу, что хоть что-то узнали. Значит, ничего не случилось, просто запоздает… Спасибо вам, ребятки, спасибо! Давайте, садитесь, ешьте, пейте, сколько уж можно откладывать! Что Ромочку ждать, раз уж он уехать решил… Не ждите, не ждите! Ешьте, наливайте… Жаль только, вина маловато… Подвёл Ромочка немного, подвёл…

Кое-кто из вернувшихся выносит из прихожей выпивку, видимо, купленную по дороге. БОРИС отводит КАТЕРИНУ в сторону.

БОРИС. Я должен тебе кое-что сказать.

КАТЕРИНА. Что-то не так? Вы неправду маме сказали?

БОРИС. Никуда он не уезжал. Никто не знает, где он, но из гастронома он рано ушёл. (Отводит Катерину ещё дальше.) Но это не самое главное, Кать. Я не должен тебе это говорить, он просил меня, чтоб я молчал…

КАТЕРИНА (беспокойно). Что такое?

БОРИС. Последние несколько недель он был очень болен.

КАТЕРИНА. Что?!

БОРИС. Просто скрывал от вас… Правда, сегодня он м не сказал по телефону, что всё прошло. Прошлый раз, когда я приезжал, мы с ним чуть не поругались из-за этого…

КАТЕРИНА. Но как же ты мог нам не сказать!

БОРИС. А мама? Ты, что, не знаешь её? Он мне пообещал лечиться всерьёз, а если не вылечится, то в больницу лечь… И вообще, я сразу ему особые условия поставил… Но он мне пообещал, понимаешь? А я взамен должен был обо всём молчать.

КАТЕРИНА. Погоди… погоди; а к чему ты обо всём этом сейчас рассказываешь?

БОРИС (оглядывается на Маму, видит, что та ничего не замечает). Видишь ли… Кать, как ты думаешь, а не мог он меня обмануть?

КАТЕРИНА. Тебя? Как это…

БОРИС. А что, если он вовсе не выздоровел? Что, если он всё-таки солгал… из-за этой работы чёртовой? Чтобы не потерять? Я-то его сегодня не видел, сравнивать не могу… Как думаешь?

КАТЕРИНА. Господи, Боря… Боря! Ты можешь мне объяснить, почему ты говоришь обо всём этом?!..

БОРИС. Понимаешь, там, на улице… Ребята внимания не обратили, но когда мы ходили, расспрашивали, кто-то вспомнил, что какого-то мужчину «скорая» увезла. Вроде разговор был, что он сознание прямо на улице потерял… и что при нём сумки были, санитаров ругали, что они к себе в кабину их забрали. Спорили, вернут или нет, там вроде много выпивки было. По времени совпадает. Тот мужик сейчас собаку выгуливал, говорил, он тогда как раз из автобуса выходил. Вот так. (Пауза.) Кать, как думаешь, мог он меня обмануть, или как?

КАТЕРИНА (бледнея, растерянно). Не знаю, Борь… может, и мог… Да… Да, я думаю, мог… Ради работы… Ради мамы... Да, думаю, мог. Это ведь он ради нас старается… Ради нашего спокойствия, понимаешь?

КАТЕРИНА страшно расстроена, БОРИС поворачивает её так, чтобы загородить ото всех её лицо.

БОРИС (стараясь  придать  себе  вид  повеселее). Кать, Кать, ты что! Не время сейчас, не понимаешь, что ли? Да и не он это мог быть! Неизвестно ничего ещё, понятно? Ну, ладно… Ты следи, наоборот, чтобы ваша старуха не догадалась. Если это он был, то ещё позвонят, не могут же его не узнать! И потом, если уж так, значит, им уже занялись и с ним всё в порядке.Ты, главное, сама подходи к телефону, ясно? И потом, не забывай – это ваш общий праздник! Неизвестно ещё, что важней – его работа или твоё повышение… Если ты такая мрачная будешь, то обязательно что-нибудь заподозрят! И тогда уж от вашей старушки ничего уж не скроешь… А вдруг всё в порядке? А она по любому  поводу паникует… Ромка нам не простит. Кстати, ведь твоё повышение уж понадёжнее будет, чем это его новое место. Так что уж постарайся, ладно? Все ведь уверены, что он просто что-то придумал! Пускай так и остаётся, понятно? Договорились? (Отводит Катерину к гостям.)

ГОСТИ. Что это вы там секретничаете?

БОРИС (весело). Если секретничаем, значит, так надо!

Веселье продолжается, смех, шутки; БОРИС особенно старается его поддерживать, поёт песенки из кинофильмов. Свет угасает.


                -----------------------------


Свет появляется. В комнате пусто, гостей нет, стол чист. КАТЕРИНА сидит за столом, тихо, взволнованно. БОРИС названивает по телефону. Наверху тихо.

БОРИС. Алло? Сорок первая? К вам случайно Роман Гори не поступал? Да, да, Роман Гори! (Пауза.) Спасибо. (Кладёт трубку, звонит.) Сорок вторая? Вы не могли бы проверить, Роман Гори к вам не поступал? Да, тот самый! Извините. (Звонит ещё несколько раз, последовательно по номерам больниц, неудачно. Кладёт трубку, отходит прочь, злится.) Вот чёрт бы его побрал! Ну, если он не в больнице окажется! Ну, я ему сверну тогда голову!   (Ходит по комнате:  руки в карманах,  на  Катерину  не  смотрит.  Та 
молчит, сопровождает его взглядом.) Нет, ты представляешь? Ты можешь себе представить, вот сидим мы с тобой тут, сходим с ума потихонечку,  а  он   
на самом деле шляется где-нибудь, подарочек тебе ищет?!.. С него станется ведь, понимаешь? Станется! Ха! Да когда вы ещё не поженились, он такие фортели нам устраивал! О-ох, как это дело любил! Как снег на голову! Комбинатор, чёрт… до сих пор никак не успокоится!..   (Продолжает  ходить, какое-то время молчит. Где-то один раз прокричал ребёнок и затих.) И ведь нет его, чёрт возьми! Ни в районных, ни в центральных! Ну, не в захолустье же его какое-нибудь увезли, Кать! Не в захолустье же… Ну, не могли ведь, никак, как думаешь? Ну, не могли же его не узнать! А! И документов-то у него при себе, небось, и в помине… Небось, и записной книжки-то тоже… Нет, Кать, уж конечно, я не хочу вовсе… чтоб он в больнице оказался… всё-таки… Но ведь если он не в больнице, то понимаешь?!!!.. Ну, я его вздёрну за уши!.. Ох, как я тогда его вздёрну… (Подходит к телефону, снова берёт трубку.) Хорошо ещё, что ты мамашу к подружке выпроводила! (Внимательно смотрит в телефонную книгу.) А то тут такая бы уже шумиха стояла! (Звонит.) Хоть бы он явился поскорее, что ли… (Ждёт.) Можно тогда хоть сказать ей, что он раньше пришёл… на самом деле… Алло? (Опять ждёт, вздыхает.) Хоть бы пришёл, что ль, всё-таки! Да? (Опять ждёт, опять вздыхает.) Ну, если… Да, да! Послушайте, а к вам Роман Гори… Я друг! (Катерина поднимается с места.) В гостях у него… (Катерина уже рядом.) Когда? (Катерине, повторяя.) Давно!.. Ещё до восьми!.. Что с ним?! Где он сейчас? Да, да, жду!.. (Снова ждёт, комментирует.) Да что ж они так долго-то… Вот гад… гад; обманул меня… А, может, это что-то другое, а?.. (В трубку.) Да! Слушаю!.. Что?!.. Почему?!!.. Господи!.. Что врачи говорят, что… Да… да… постойте, вы телефон наш… (Удивлённо.) Да-а?!.. Ну, отлично… Пожалуйста, звоните, если что, пожалуйста, обязательно! У него жена тут, мать… беспокоятся!.. Да, да, спасибо!.. (Кладёт трубку. Ошеломлён, поник головой.) Не может быть…

КАТЕРИНА (легко прикасаясь к Борису рукой). Боря, ради бога…
               
БОРИС (потрясённо, вне себя). Он обманул меня, Кать! Он по-настоящему обманул меня, гад! Гад! Га-ад! (Рывком оказывается у стола, упираясь в него и согнувшись.) В реанимации он, Катерина… В реанимации, понимаешь?!!!..... У него кровь шла! Кровь горлом шла!!!.. А-а-а!... (Бьёт по столу с размахом, от злости, несколько раз подряд.) О-ох, я его… Ох бы, я его!.. (Резко подходит к Катерине, обнимает, гладит.) Ох бы я его… по голове, что ли!.. Га-ад… ох, гад… (Отходит прочь, не в силах превозмочь своей ярости; Катерине неуютно от его ругани, но она терпит.) И ведь клялся мне!.. Клялся! .Мужчиной ему захотелось побыть, да?!.. Повыставляться решил, гордость свою показать, видишь ли, удаль… треклятую!.....Это он так
работу искал, да, Кать?! Работать он захотел, белоручкой не быть!.. Ну, теперь уж точно поработает!.. (Кричит.) Мальчишка!!!.. (Долго молчит, снова ходит, иногда останавливаясь. Катерина по-прежнему тиха, но так же потрясена, как и он.) Ведь и сделать-то мы ничего не можем! Нас ведь даже к нему не пустят… наверное!.. Ох, Кать, что делать-то? Что делать?! (Катерине нехорошо, но она хорошо держится.)  Ты мне вот что объясни,  Катерина! Ты объясни! Ну, какого чёрта он попёрся-то?! Коли он болен был, понимал же! Да ещё бегом-то, бего-ом! Ну, какого чёрта он такой, всегда такой был?.. Щенка ему было жалко! Выпивки гостям не хватало! А то, что он заболел из-за треклятых щенков этих?!.. То, что он работу за так потерял в тот же день?!.. То, что ему уже две недели в постели с грелкой уже лежать надо было! Ну, откуда он такой, ну откуда?.. Ну, почему у него всегда мозги-то набекрень?!.. Го-осподи! Уж за сороковник перевалило, а всё туда же!.. Туда же!.. Всё как дитя малое!.. (Садится с размаху, голову в руку.) Идиот! Идиот!! Гад, а?! Гад, как всех обмануть!........ (Пауза. Катерина всё та же.) Не представляю, что делать, Кать… Ну, даже если приедем туда… Не представляю… Уж конечно, нам теперь деваться-то просто некуда… гад, а… (Пауза, потом вдруг спохватывается.) Ох, чёрт, Кать, извини меня, ради бога!.. Прости, что я… у-у-у, знала б ты, как я зол! Не прощу ему… Просто не могу простить!.. Меня-то он, как мог обманывать?!.. Довёл ведь себя, довёл… Уж мог бы и не доводить! И уж, коль мы так с ним договаривались! Так обмануть, так обмануть! Прости меня, Кать, я б, наверное, и хуже бы мог, только вот не умею, слава богу… Прости… (Пауза.) Мамаше-то что скажем? И когда? Может, зайти за ней… как думаешь… по дороге?..

КАТЕРИНА (теребит платье, старается приосаниться). Да… да… конечно…

БОРИС. Значит, идём.

БОРИС идёт, одевается. КАТЕРИНА тем временем всё ещё стоит, не в себе, смотрит вокруг. Потом тоже идёт, торопясь, одевается. БОРИС ей помогает, потом подходит к окну, расшторивает, открывает, ставит на цепочку.

БОРИС. Надо бы повыветрить всю эту гадость, пока нас нет! (Катерине.) А? (Та кивает.) Ну, ладно… (Стоит, вглядываясь.) Ха!.. Чего глазеете-то, а?.. Нашли время глазеть! Не на что тут глазеть, не на что! (Показывает кому-то фигу.) И ещё долго будет не на что, так-то! (Отходя.) Фигушки! (Идёт к двери, по дороге повсюду гася свет, берёт Катерину под руку. Начинает хныкать ребёнок.) Пошли!

Оба уходят. В квартире совершенно темно; от открытого окна, легко и бесшумно, невысоко поднимается на ветру белая полупрозрачная штора. Её подсвечивает с улицы. Постепенно гаснет и этот свет.


                -----------------------------
 


Свет появляется. Там же. Никого нет. Горит только бра над кушеткой. За окнами – сочно-синие сумерки. Скрипит пластиночный проигрыватель. Звучит песня: импровизация Шута из «Лира». Песня кончается, вместе с этим угасает свет.


                -----------------------------


Свет появляется. За окнами – светлые сумерки, ярче предыдущих, жёлтые, розоватые. Свет отчетливо падает из окна, очень косо, в сторону от зрителя. В комнате КАТЕРИНА. Она в пушистом тяжёлом свитере, в шапке, в шарфе, в резиновых перчатках, натянутых на шерстяные, в козьих рейтузах и в валенках, стоит у настежь открытого окна, моет его. Время от времени из стоящей на подоконнике баночки ссыпает наружу зерно. Отчётливо и громко слышны чириканье и воркованье. Звук того же проигрывателя, звучит песня «Капли датского короля». КАТЕРИНА подпевает, мурлычет, негромко. Канделябр на столе горит во все свечи. Песня кончается, свет гаснет.


                -----------------------------


Появляется яркий свет. За окнами – день. Они сияют чистотой. На кухне – суета. Как ни странно, звучит песенка Солдата из «Старой, старой сказки».
Слышен лифт. Шаги, звонок в дверь, лифт уходит. С кухни тотчас же доносится шум, кто-то чем-то гремит. Появляется КАТЕРИНА, идёт к двери, открывает. Входит БОРИС. Никакого снега, демисезонное пальто, кепка с ушами – «шерлокхолмсовская».

КАТЕРИНА (радостно, целуя в щёчку). Боря!

БОРИС (отвечает тем же). Катери-ина…

КАТЕРИНА (запирая дверь). Здравствуй, здравствуй!..

БОРИС (раздеваясь). А у вас тут весело, я гляжу!

КАТЕРИНА. Да стараемся.

БОРИС. Да и ты вроде ничего? Хорошие новости?

КАТЕРИНА. Врачи даже удивляются! Говорят, он все рекорды побил…

БОРИС (снимая обувь). Да-а? Это как?

КАТЕРИНА. Да вот так. Врачи говорят, что если б не правила, они б его уже дней через десять отпустили. Но с таким диагнозом меньше месяца нельзя… Так положено. Для пущей надёжности.

БОРИС. Ну, здорово! (Проходит в комнату.) Наверное, твоё гадание помогло.

КАТЕРИНА. Какое гадание?

БОРИС. Да, помнишь, ты мне по телефону рассказывала? Что вроде ты какое-то гадание устраивала, чтобы он поскорее поправился…

КАТЕРИНА. А-а! Так это я (кивает в сторону балкона) окна мыла. Ещё мороз был, но я так уж решила… Свечи зажгла и голубей кормила. И всё думала: надо, чтоб всё получилось хорошо. Чтобы свечи горели ровно и чтоб голуби не улетели.

БОРИС. Ещё бы они улетят, когда ты их кормишь!

КАТЕРИНА. Так ведь я окно мыла! Ведром гремела… Да и свечи тоже…

БОРИС. И, что?

КАТЕРИНА. Только две погасли. А ведь был ветерок. И голуби только на время улетали, потом возвращались.

БОРИС. Ты что, их всех «в лицо» знаешь?

КАТЕРИНА. Так ведь сколько лет кормим!

На пластинке начинаются «Дороги». КАТЕРИНА тревожится, идёт, выключает. На протяжении всего этого «окна» нет никаких шумов, в том числе ниоткуда не слышны ни крики, ни музыка.

КАТЕРИНА. Этого я слушать не буду.

БОРИС. Так он же гениально её поёт!

КАТЕРИНА. Нет. Пока его нет, я слушать, как он о смерти поёт, не буду.

БОРИС. Ну, ладно. Я понимаю… У меня, между прочим, тоже есть кое-что весёлое для тебя!

КАТЕРИНА. Да? Правда?

БОРИС. Ты не знаешь, его с этой новой работы, случаем, уже не уволили?

КАТЕРИНА. Не хочу знать. Я им только позвонила и сказала, что он заболел и в больнице, и больше не разговаривала. Не хочу.

БОРИС. Понятно. Вообще-то не должны, хотя он и дня не отработал…

КАТЕРИНА. А почему ты спрашиваешь?

БОРИС. А потому, что, как только он выздоровеет, я его ох как намерен загрузить! Просто ого-го! И небезденежно.

КАТЕРИНА. Да? Да? Что-то интересное?

БОРИС. Ещё бы! (Подхватывает Катерину.) Это всё его спектакль, Кать! Я не только деньги нашёл, тут вообще тако-ое завертелось! Тут целых два сценариста нашлись, идей напредлагали… да таких, что Ромке точно понравится! Это же не просто спектакль теперь будет, это целое шоу!.. Песни, Лермонтов, Пушкин – с ним, разумеется, только с ним! Ведь лучше него всё равно никто не читает! И он сам, так сказать, красной нитью по всему спектаклю… Разумеется, на его стихах всё и держится… Ну, а с остальными – параллели…  Огромный симбиоз  всего самого лучшего!  Даже
сценки имеются отдельные, особенные… Конечно, не так изысканно, как если б только его стихи были… Но зато замысел! Впрочем, ведь ему всё решать-то, в конце концов. Без него, разумеется, ничего не будет. Но я уверен, он сам будет в восторге… Просто фонтан фантазии, понимаешь? Ну, а как с его талантом всё будет, понимаешь?! Фантазии – и его талант! Да это просто шик, шик невероятный уже будет!!! Надо только съездить к нему, всё сказать… (Спохватывается.) Хотя нет! Нет-нет, что это я? Он же тогда сбежит, из больницы!  (Смеётся вместе с Катериной.) Наоборот, нельзя… Не-ет!.. Знаешь, что я подумал, Катерин? Придётся нам с тобой, как ему, конспирацией тоже заняться. Придётся тщательно всё скрывать… А то он и вправду может… (Опять смеются.) Вообще-то это серьёзное дело, понимаешь?

КАТЕРИНА (улыбается и кивает). Да, я согласна.

БОРИС (садится, довольный, возбуждённый). А ты это слышала, Кать? Ты хоть раз слышала, как он читает?

КАТЕРИНА. Он читает мне иногда… И вон то стихотворение, про девушку, тоже читал.

БОРИС. Нет-нет, Кать! Ты не понимаешь… А! Мне он тоже как-то что-то читал… ради форсу… похвалиться чтобы просто. Это не то! Абсолютно не то! Просто шуточки! Он по-настоящему тебе читал когда-нибудь, всерьёз? Как… как если б спектакль поставил?

КАТЕРИНА. Да, я понимаю, о чём ты. Раза два или три так было, читал что-то коротенькое… Но, поверь мне, с этой девушкой тоже так было. Хотя и очень длинно получилось… Но, если честно, я чуть не умерла, когда на него глядела. Он даже тогда и не смотрел на меня. Просто начал читать, и всё… Хотел вроде для меня, а получилось, будто меня и вовсе нет. Мне даже как-то немного не по себе было оттого, что я присутствую. Как… как при священнодействии каком-то. Это было невероятно… здорово. Так что я действительно понимаю, что ты имеешь в виду.

КАТЕРИНА садится напротив БОРИСА, задумчиво сидит. БОРИС тоже задумчив, что-то вспоминает. Потом усмехается, подходит к серванту, наливает себе прямо там же, на откинутой вниз дверце, пьёт, ставит всё обратно и возвращается к столу.

БОРИС (мечтательно). Э-эх, помню я, как он однажды читал! Совершенно неожиданно,  на одной встрече…  «Агитки»  помнишь?  Так вот,
он вдруг встал и начал читать. Поезда, поезда… Образы, образы… И человек. «Я вовремя купил билет!» Всё пытается что-то кому-то доказать, кажется, иностранец… У него с этим билетом проблемы… И смешно, и грустно… А вокруг всё образы, образы; поезда, железная дорога… У него там, если можно так сказать, абзацев штук шесть, и всё возвращается к исходной точке. И в каждом абзаце – этот человек со своим билетом. Минут пятнадцать читал, наверное… Зал был… просто нем! Как он читал! Как он читал! Вроде просто «совок»… стишок  про советскую действительность…А с другой стороны… кино! Как раз то самое, что он сам кино называет… Одни образы, Кать, образы как оплеухи. Сбивают с ног. Я от шока ничего даже не запомнил, словно мне всё это приснилось… Знаешь, как во сне бывает – в поту просыпаешься и ничего не помнишь, только что у тебя сердце чуть не разорвалось… Мы там сидели… как будто нас и вправду оглоушили. И человек этот… с билетом. (Очень долгая пауза.) Он минут пятнадцать читал, а потом ещё минут десять был… океан в акваланге. Никто на сцену не мог выйти, и зал молчал. В точности как оглоушенные все были… Даже дышать было страшно. (Пауза, потом смеётся.) Ха-ха-ха! А он взял тогда и ушёл! Взял и ушёл, и вот так тебе… Правда, его тогда здорово за это прижать хотели, за самоуправство, я уж про тему не говорю, время-то было… Но, по-моему, не посмели просто… Успе-ех был у этой встречи! (Смеётся.) Оглушительный!!!.. (Хохочет.) И там ещё шишки какие-то были, провинциальные, потому, наверное, им и понравилось, и всем своим они об этом тоже раззвонили. Вот так, а то бы ещё неизвестно, чем бы всё кончилось… Хотя нам рассказывать об этом запретили тогда. Не из-за стихов, нет, стихи-то без особого перегиба были… Но и без скобок, так сказать… Свободные, хотя и не специально… Специально Ромке самому неинтересно было бы. Но вот он сам… как понимаешь… Он сам чересчур был свободный тогда, кажется, и сам это понял. (Лёгкая пауза, ходит по комнате, останавливается.) Слушай, как думаешь, теперь бы так среагировали? Народ сейчас вроде как другой ходит… Вот поняли чтоб ещё! (Задумчиво.) Не знаю… Ромка вот думает, нормальные зрители сейчас не придут… Денег у них нет! А «новые русские»… только ради моды заявятся. Как думаешь, может, он прав?

КАТЕРИНА. Нет, нет, придут. Придут настоящие. Ради него – обязательно придут. Они ведь его уже давно не видели. Может, слишком давно. Да и спектакль особенный. Не могут не прийти, Боря, я так думаю.

БОРИС. А что, если все эти… новые… билеты перекупят, как раз из моды?

КАТЕРИНА. Надеюсь, что нет. Разве что в самом начале…

БОРИС. Да, кстати, надо не забыть объяснить сразу, что это фактически будет моноспектакль… Может, «новые» тогда испугаются?

КАТЕРИНА и БОРИС вместе смеются. Свет гаснет.

Свет появляется. Единственное «окно», где вместо комнаты показана улица.
Резко выходит и чётко, быстро, идёт РОМА.  За РОМОЙ, догоняя, мчится БОРИС. Сцена движется соответственно их движению.

БОРИС. Стой! Стой, слышишь?! Остановись!

Догоняет, хватает РОМУ за плечо, пытается остановить. РОМА пытается на ходу освободиться, чтобы идти дальше. Не удаётся, останавливается, очень резко смахивает руку БОРИСА с плеча.

РОМА (металлическим голосом). Я же тебя просил. Уже не один раз. (Кричит.)  О т – с т а – а н ь !  (Тихо.) Понял?

БОРИС (таким же тоном). Н – е – т !  И не собираюсь, если  т ы  не понял!

Стоят друг против друга, смотрят глаза в глаза.

РОМА (убирая руки в карманы, но не отводя глаз; очень холодно). Хорошо. Идём. Только не обижайся, если я не скажу больше ни слова.

Уходят, мнимо вместе, мнимо спокойно. Свет гаснет.


                -----------------------------


Свет появляется. Прежняя комната. Шторы зашторены, обстановка обычная.
РОМА стоит, прислонившись к кухонной двери, связав в узел руки, неподвижно глядя перед собой в одну и ту же точку, пугающе спокойно.
БОРИС ходит из конца в конец, поглядывая на приятеля с вызовом. Постоянно слышен крик ребёнка.

БОРИС. Если ты ещё не понял, то уходить я не собираюсь. (Шагает дальше.) По крайней мере, до тех пор, пока ты со мной не поговоришь. (Шагает, чуть дольше. Наконец, останавливается, потом подходит к Роме, встаёт рядом с ним с выразительной физиономией. Говорит, с расстановкой.) Ро – ма ! (Пауза.)  Э т о  –  н е   провал!  Э т о  –  л ю д и . Л ю – д и  –  другие! Те самые, каких ты и ждал! Ты же сам говорил, что  т в о и  зрители не придут!  Сам же говорил!  (Снова ходит, постоянно,  иногда останавливаясь.)
Ну, я понимаю. Я понимаю, если бы публика была нормальная. Но что же ты из-за этих-то копья ломаешь?!!.. А-а?!.. Послушай, драгоценный ты мой. Вот поймут эти «новые русские», что ты – не для них, и тогда-то нормальная публика и появится. Когда для неё места освободятся! Тогда и будешь лавры свои срывать, чёрт возьми! Тогда и будешь… аплодисментов ждать. А пока рано, рано, можешь ты это понять?!.. Рома, слушай. Не надо было тебе, не надо было всё это устраивать. Ни к чему это, разве не понимаешь? Не оценят, уж точно. Ну ладно, ну бросил кто-то окурок… ну, выругался недоумок какой-то… ну, болтал какой-то там магнат на своей мобиле… Так разве это  –  ч т о ? Да ничто! Ничего не значит всё это… Господи, Ром… Ну, раз у них – воспитание… подворотнее… так что, нам с тобой под их дудку плясать?! Ну и пусть себе позорятся, сколько им влезет! Это ж они, а не мы! Да они уйдут скоро! Совсем ходить перестанут… Такие вот, по крайней мере… Может, другие «новые» есть, не до моды которым… Кто знает… Но тебе-то! Тебе-то зачем такое устраивать?! Среди тех зрителей, между прочим, нормальные тоже были! И они тебя ждали, ждали, чёрт тебя подери! Ждали, я сам видел, хотя и пришлось за тобой бежать… Я видел, Рома! Они тоже возмущены были… по горло!

В последние несколько минут РОМА опустил голову, теперь стоит понурившись.

                Особенно… демонстрацией этой! Ну что поделаешь, у них хоть кол на голове чеши, они всё равно только дважды два понимают… Ну, чего с них взять-то, а, Рома?! Нельзя тебе было  т а к  уходить, нельзя, понимаешь? (Встаёт перед Ромой, упёршись взглядом, потом снова проходит ещё круг и снова встаёт.) Даже если бы абсолютный провал был бы, Рома, абсолютный, настоящий, я имею в виду, артист всё равно обязан был бы выйти. Всё равно! И без аплодисментов! (Ходит, садится.) Не важно, Ром, что эти… vip-ы сегодня сделали… Они себя опозорили, себя, если не понял, а не тебя. Да и откуда ты знаешь, почему они на самом деле ушли? Помнишь анекдот, про гэбэшников на балете? Может, у
них дела какие общие образовались? Стрелка… ихняя! Неожиданная! Может, они уже сейчас друг дружку поубивали уже! Будешь потом себя винить, я тебя знаю!

РОМА отворачивается, ему тяжело, еле сдерживается. Покачивается, сжимая себе руки до боли.

                Успокойся, Ром, ладно? Не стоят они твоих переживаний, абсолютно, вот до мизинца! Да ты плевать на них должен, с самой высокой колокольни,  ясно тебе?  Хотя когда тебе было ясно… Ты уже столько копий переломал на своём веку… Ладно, когда хоть выбора не было… Но сейчас! Неуместно это просто, понимаешь? Не ко времени, так сказать. Мотивы же теперь ну совершенно другие! Так что ты наоборот, назло им играть должен! Назло! Для других! Для понимающих! Для нормальных! И выходить, тем более! Понятно?!.....

РОМА слегка кивает. БОРИС встаёт. Шум, крик ребёнка заглушается, потом всё пропадает.

                Ну, слава богу. Наконец-то. Ну, ладно, Ром, я пошёл. (Рома опять кивает.) А ты тут посиди спокойненько и подумай как следует, ладно? Ты нужен. Ещё как нужен. И особенно – теперь! (Подходит, хлопает Рому по плечу.) Так что всё путём, Рома. Запомни это, договорились?

РОМА кивает несколько раз, не глядя. БОРИС уходит, РОМА остаётся один. Шаги, лифт приходит и уходит. Настаёт тишина.
Некоторое время РОМА стоит неподвижно. Потом, не меняя общей позы, сползает на пол и прячет голову в узел рук. Долго сидит так, в полной прострации.
Поднимает голову, ставит подбородок на руки. Ещё не в себе, но оживает. Ещё сидит. Потом снова поднимает голову, поёживается, обнимая себя, поглаживая плечи. Встаёт. Медленно подходит к окну. Некоторое время стоит, потом резко поворачивается и так же резко начинает ходить взад-вперёд, от окна к двери и обратно. Проходит почти три круга, по дороге к окну останавливается посреди комнаты.

РОМА (мрачно). Знать бы действительно, что там у них произошло… Может, у них просто доллар на бирже вырос. (Доходит до окна, пальцами отводит штору, смотрит на улицу. Некоторое время молчит. Потом опускает голову и начинает читать стихотворение О.Даля, «всерьёз», как бы на ходу сочиняя.)


Больно на солнце смотреть,
Проводами оно перечёркнуто.
Паутина. И люди как мухи.
Люди – мухи,
Лица черны.
Мука.
Отрывисты речи.
Жужжанье.
Несвязность слов.
Молчанье.
Спуски, подъёмы –
Серый бетон.
Одиночество – такое красное
И воспалённое, как это солнце.
Как похоронные дроги,
Как эта дорога,
Уходящая навсегда
Навстречу концу.
Я уйду, уплыву
Через эти подъёмы и спуски.
Солнце будет висеть
Одиноким и раненым глазом.


Свет постепенно гаснет.


                -----------------------------


Вместе со светом появляются голоса. В комнате – БОРИС и КАТЕРИНА. С кухни доносятся звуки готовки, сверху – неплохого уровня попса. БОРИС и КАТЕРИНА добродушно спорят.

БОРИС. Нет-нет, Катерина…

КАТЕРИНА. Да!

БОРИС. Нет…

КАТЕРИНА. Именно так!

БОРИС. Не представляю…

КАТЕРИНА. А ты представь.

БОРИС (машет рукой). Послушай, а что это такое готовит мамаша?

КАТЕРИНА. Тс-с! Не называй её так при ней!

БОРИС. А мне казалось, она на кухне!

КАТЕРИНА. Тсс! Ради бога! Ты не представляешь, как она обожает подслушивать.

БОРИС (понимающе). О-о! Да-а… Ну, ничего… Ты меня знаешь. Когда надо, я наплету что угодно… (Прислушивается. Слышно, как мимо проходит лифт.) Чёрт! Когда же он придёт, наконец. Мне столько с ним обсудить надо!

КАТЕРИНА. А разве вы не проводите весь день в театре, дыша друг другу в затылок?

БОРИС. А-а, что ты! Я же всего-навсего директор… Ты бы знала, сколько это забот! Э-эх!

КАТЕРИНА. Зато спектакль отличный.

БОРИС. Да уж! А какие перспективы… Честное слово, я уже сам себе обзавидовался! О них-то, чёрт возьми, я и должен с ним поговорить!

КАТЕРИНА. А ты по мобильнику пробовал?

БОРИС. Да не отвечает, и всё тут! Уже два часа как не отвечает… Отключился, наверное… Даром ему, что ли, этот мобильник дарили… Да ни у кого в театре, кроме него, мобилы нет… Ну, у меня ещё, так ведь я директор всё-таки. Может, лет через пять это и будет… средством... а пока что ещё, чёрт подери, это всё-таки роскошь! А он…

КАТЕРИНА. Не обижайся.

БОРИС. Да как мы на эту мобилу собирали! Ведь тогда все без гроша сидели… Даже я… Но решили уж: раз оригинальничать, так оригинальничать… на всю катушку… Самую лучшую марку решили подарить, даже у меня теперь в три раза дешевле. Хотел бы я знать, чёрт возьми, а в каком виде он вообще её держит! (Вздыхает.) Ну ладно, что лобуду-то молоть… Ничего уж не сделаешь. Придётся ждать, когда он сам объявится… Я первый раз-то, когда звонил, сообщил ему, что приеду. Но он, правда, заявил мне, что очень занят… Даже не узнал меня поначалу. Я ему говорю: привет, а он мне: кто это? Будто меня можно не узнать!

КАТЕРИНА. Может, помехи были?
 
БОРИС. Да если б только помехи! Я ему говорю: да это я, Борис, а он, знаешь, мне что?! Какой Борис, спрашивает. Я так и оторопел!

КАТЕРИНА (смеётся). Боже, значит, действительно репетиция была. Со мной тоже один раз такое было.

БОРИС. Как это?

КАТЕРИНА. Не узнал. Спросил, какая такая Катя.

БОРИС. Не может быть! Серьёзно? И как он всё это объяснил?

КАТЕРИНА. Он тогда слишком в образ вошёл. Такое у него бывает, даже когда он сам с собой репетирует. Помнишь, мы с тобой, как он читает, обсуждали как-то?

БОРИС. А-а!

КАТЕРИНА. Неужели с тобой это впервые?

БОРИС. Да, в общем-то, чтобы так… Впервые. Н-нда!.. Мастер, называется… То-то мне показалось, он не в себе! Значит, действительно «не в себе» был. В самом прямом смысле, так сказать. Впрочем, я всегда говорил, что у него мозги набекрень.

КАТЕРИНА. Может, в театр позвонить? Узнать, когда он уедет? Ну, и про мобильник спросить… Ты в театр-то заезжал?

БОРИС. Да уж не стал! У меня в театре прихлебателей, знаешь, сколько? Да и его не дозовёшься, если у него репетиция. Лучше дома. Да и привык я как-то в последнее время сюда ездить… Как-то сподручнее получается.

КАТЕРИНА (кивает). Значит, два часа назад звонил?

БОРИС. Ну, да. То есть, это когда я не дозвонился. А так и все три будет. Знаешь, если он тогда как раз в самом раже был, пожалуй, уже можно и в театр звякнуть. В крайнем случае, пусть передадут, чтоб домой отзвонился, когда закончит. Заодно и мобильник проверит!

МАМА (выглядывая из кухни). Ребятушки, вы б позвонили Ромочке,  узнали б,  когда придёт.  Спросите его,  ужин как всегда,  к  восьми готовить? Сегодня-то вроде спектакля-то не должно быть…

БОРИС, КАТЕРИНА (хором). Да-да, конечно! Да, мама, сейчас позвоним!

МАМА снова скрывается.

КАТЕРИНА (шепчет). Ну, я говорила?

БОРИС (тоже шёпотом). Думаешь, она всё слышит?

КАТЕРИНА делает строгую мину. Свет гаснет.


                -----------------------------


Свет появляется. Всё то же. Сверху доносится рок.
БОРИС мечется вокруг стола, собирает разбросанные на нём свои вещи, в том числе бумаги. КАТЕРИНА за ним наблюдает.

БОРИС. Всё, больше не могу… Наверное, очередной фортель его… Уж извини, ладно?

КАТЕРИНА. Ничего.

БОРИС. Ты, когда он придёт, скажи ему, ладно? Пусть завтра хотя бы полтора часика мне уделит! И скажи ему, что это важно, очень важно, скажи!

КАТЕРИНА. Да-да, Борь, конечно. Обязательно.

БОРИС. Кабы его не знал, подумал бы, что он зазнался! Хорошо, что знаю, что он всего-навсего на улице Бассейной родился. Ну, ладно. Я иду тогда. Уж объясни ему, что я никак не мог дольше сидеть! И вообще, хоть бы кто из вас выругал его, наконец! Ну, пусть мобильник в порядке-то держит! Чёрт возьми, ведь недаром же мы именно ему его подарили! (Уже всё собрал, идёт к вешалке, одевается.) А если он со мной не поговорит, то пусть сам на себя потом пеняет! Разговор действительно важный, недаром я сюда пришёл, в театре ведь, в суете такой, о чём поговоришь-то? Такое турне обещает быть… Ну, если он мне всё завалит! Сам себе локти потом будет кусать! И вообще, за границей его сейчас бы лучше поняли, да и мода там сейчас на всё русское… И традиции там… «пушкинские»… ещё с революции сохранились! Ну, (целует Катерину в щёку) пока! Ещё свидимся! Прищучь-ка немного этого обалдуя, от моего имени!

КАТЕРИНА и БОРИС улыбаются друг другу, БОРИС уходит, КАТЕРИНА его провожает. Потом запирает дверь, садится. Рок становится чуть потяжелей. Потом совсем как грохот. Выходит МАМА.

МАМА. Ох, боже мой, что это опять? А где Боренька? Уже ушёл, да? Ах, Ромочка… что же он так… А он не звонил?

КАТЕРИНА. Нет, мама.

МАМА. Да уж потерял, наверное, трубку-то свою эту… Давно уж пора… Ой, и слава богу бы! Суеты-то с ней, суеты… Только мешает.

Уходит. КАТЕРИНА некоторое время стоит, потом идёт вслед. Голоса на кухне, но за рок-грохотом совсем не слышно, что говорят. Обе возвращаются, уже с посудой.

МАМА. Нехорошо как-то, Катя.

КАТЕРИНА. Да уж десять часов, мама, когда же ещё ужинать?

Молчат. Расставляют посуду, приносят с кухни кастрюли, ставят в центре на дощечки, садятся. Рок-грохот резко кончается, абсолютная тишина, так, что обе женщины тоже застывают от неожиданности.

МАМА. Слава богу.

Обе накладывают себе еду. Вдруг начинает мигать свет; обе опять застывают. Свет гаснет на несколько секунд, снова появляется, но неровный.

МАМА. Что ж такое! То грохот, то свет!

КАТЕРИНА. Сегодня ветер очень сильный. (Теребит ворот.) И Боря говорил, и я сама в окно смотрела. Наверное, провода растянуло.

МАМА (всплескивая руками). Теперь и звонка не услышишь! Если он позвонит!

Женщины  начинают  ужин.  Игра света.  Переливается, включается-выключается. За окном не очень хорошо, но слышен гул ветра. Время от времени начинают звенеть стёкла в окнах. Наконец, свет возобновляется, ровный, яркий.

КАТЕРИНА. Всё, наверное. (Звонит телефон.) А вот и звонок!

МАМА. Это он небось. (Певуче, ритмично.) Ты подойди, Кать, а то далеко мне!

КАТЕРИНА подходит, берёт трубку.

КАТЕРИНА. Алло? Да, верно. (Удивлённо.) Да, здесь… (Оглядываясь.) Я – жена, и ещё мама его здесь… А в чём дело? Катерина. Катерина Сергеевна… Я слушаю! (Слушает, меняется в лице.) Что?!..

Внимательно слушает. Медленно встаёт спиной к серванту, прислоняется, упирается свободной рукой в полочку. Молчит, смотрит перед собой без звука. Наконец, опускает руку с трубкой вниз. Так и стоит.
МАМА сначала наблюдает, потом быстро подбегает, выхватывает трубку из руки КАТЕРИНЫ.

МАМА (Катерине). Да в чём дело?! (В трубку.) Да что случилось? Да, а что случилось-то?! (Долгая пауза.) Что за нелепица! (Крайне возмущена.)  Да что за нелепицу вы тут городите! (Настойчиво.) Это какая-то нелепая ошибка! (Начинает дрожать голос.) Да вы перепутали! Вы всё перепутали, наверное! Всего этого быть не может! Какой приступ?! Какой приступ?! У него лёгкие, а не сердце, лёгкие! Какой приступ, вы что?! У него с сердцем всегда всё было в порядке! Да вы лжёте! Да вы лжёте все!! (Бросая трубку.) Вы всё лжёте!!!..... (Несколько секунд не в себе, потом хватается за голову, причитает, воет.) А-а-а-а-а!!! А-а-а!!! Загубили! Загуби-и-или!!! (Бежит  к  двери.)  Убили! Убили Ромочку!  Уби-или! (мечется зачем-то вдоль стола.) Загубили! Загубили, и-и-роды!!! (Снова  бежит  к  двери, наспех
одевается.) А-а-а!!! Ромочка, Ро-омочка мо-ой!!! (Раздевается.) А-а-а!!! (Продолжая выть, выскакивает за дверь.)

КАТЕРИНА всё так же неподвижно, молча стоит у серванта. Гул ветра. Сверху ни звука. Свет снова мигает: токкато, пауза; волна, снова пауза; сильные толчки, всё резче и резче. С очередным сильным порывом ветра одновременно распахиваются входная дверь и окно. Ещё один порыв ветра, гул слышен очень отчётливо, прямо в комнате, свет в лампах падает до минимума, едва виден, трепещет. Теперь ветер постоянно развевает, во всё полотно, белую полупрозрачную штору, хлещет ею, как парусом.  Штора  хорошо освещается с улицы. Треск лампочек, всплески шторы, больше ни звука. Но и эти звуки постепенно гасятся. Тихо, как из ниоткуда, возникает музыка. Поначалу как бы издалека, потом развиваясь до всей полноты звука, звучит песня в исполнении О.Даля: возможно, «Есть только миг» или «Дороги». В конце песня звучит всё тише, вместе с угасанием песни гасится и свет за окном. Наконец, возникают одновременно полная тишина и полная тьма. Держать тьму и тишину как можно дольше. После них включить свет и музыку резко, сразу во всю силу, словно чтобы поставить жирную точку. К этому моменту перед сценой уже висит

                З А Н А В Е С

                ===================================

                23 октября - 11 ноября 2003 года