Яблочный Спас

                За окном ярко светит солнце. А ещё за окном - август тысяча девятьсот девяносто третьего года. Марина в одиночестве лежит на диване, смотрит в потолок и думает: «Неужели жизнь для меня закончилась? А ведь мне ещё нет сорока.» Несмотря на солнечный день, Марине кажется, что пасмурно и на душе у неё тоже пасмурно. В который раз она начинает прокручивать в голове события, которые произошли с ней за последние полгода.
 
              Советский Союз уже полностью и бесповоротно развалился,  а все союзные республики стали самостоятельными государствами. В столице одного из таких уже самостоятельных государств жила Марина и работала ведущим инженером в престижном проектном институте. Надо сказать, что в столице этого самостоятельного государства во времена существования Советского Союза было сосредоточено большое количество проектных институтов, которые работали на весь Союз. Союз развалился, и проектные институты стали исчезать один за другим. Инженеры  исчезнувших институтов оказались на улице без работы и каких-либо перспектив на будущее. В их числе оказалась и Марина. Она, ещё совсем не старая женщина, которой осталось более пятнадцати лет до пенсии, решила бороться за свои права. Для начала она обратилась в суд, чтобы ей помогли составить иск против руководства института:

                -- Они выгнали меня на улицу, как какие-то американские капиталисты. Помогите мне!

На что работник суда, полный пожилой мужчина с безразличным взглядом, с замедленными и ленивыми движениями, очень тихо, но очень ясно, проговаривая каждое слово, сказал:

                -- Поймите, женщина. Иск на руководство составлять бесполезно.
 
                -- Почему? Есть же законы, согласно которым правда должна быть на стороне работника.

                -- Какая правда? Какие законы? И правда и законы на стороне того, у кого деньги, и не просто деньги, а очень большие деньги. У Вас, женщина, есть такие деньги? Можете даже не отвечать. Глядя на Вас, я вижу, что их у Вас вообще нет.

              Обескураженная Марина вышла из здания суда. В первый раз она столкнулась, как ей тогда казалось, с железной логикой капитализма, который после развала Союза уже вовсю бушевал в социалистическом государстве. «Что делать? Как жить дальше без работы и без денег?» -- не представляла Марина.

             А в это время, часть бывших инженеров начинают регистрироваться на биржах труда и ждать хоть какую-нибудь работу, которую им там предложат; часть инженеров начали торговать на рынках шмотками и бананами, а часть, самых ушлых и смелых мотаются в Польшу за товаром. Но Марина, которая всю свою сознательную жизнь была горда тем, что родилась в Советском Союзе, не могла так быстро перестроить в своей душе социалистические рельсы на капиталистические. И только потому, что ей было ненавистно это капиталистическое понятие «биржа труда», которого в Союзе не существовало, она не могла себе позволить опуститься до уровня, чтобы регистрироваться на этой самой бирже и стоять в очереди в ожидании хоть какой-то работы. И на рынке торговать бананами она тоже не могла себе позволить. И за границу она боялась ездить за товаром, потому что была уверена, что там её обязательно ограбят или изнасилуют проклятые капиталисты, у которых волчьи законы. Что же делать?

             И Марина решила ходить по предприятиям, где, как она предполагала, должны быть отделы капитального строительства, и предлагать себя в качестве ведущего инженера. Но ей везде отказывали. Правда, на последнем предприятии начальник отдела кадров, внимательно изучив трудовую книжку и диплом о высшем образовании, предложил:

                -- У нас есть только одна вакансия – уборщицы. Пойдёте к нам уборщицей?

У Марины от такой наглости перехватило дыхание. Еле сдерживая гнев, она сказала:

                -- Я подумаю.

Начальник отдела кадров, глядя на неё, как ей показалось, с издевательской  ухмылочкой, сказал:

                -- Когда надумаете, приходите. Будем очень рады.

                После этого случая Марина слегла. Её как будто парализовало. Врачи не могли поставить ей диагноз и, соответственно, не могли назначить лечение. В магазинах были пустые прилавки, в аптеках не было никаких лекарств. А болезнь Марины тем временем набирала обороты.

Ей казалось, что тысячи острых ножей протыкали её тело. Малейшее движение причиняло ей такую нестерпимую боль, что слёзы сами непроизвольно текли из её глаз. Лечь на диван или подняться с него Марина без помощи мужа уже не могла. А муж, глядя на Марину, говорил:

                -- Я не могу смотреть на твои мучения, лучше бы я сам заболел.

Единственное лекарство, которое можно было тогда купить в аптеках, анальгин, но и он спасал только на время.
 
                Марина заболела в апреле, а сейчас – август. Она в одиночестве лежит на диване, смотрит в потолок и думает: «Больше не выдержу этой боли и этого существования. Надо со всем этим кончать. Но как?» И Марину впервые посетили мысли о самоубийстве. Уже ничто не держит её на этой земле. За четыре месяца болезни она потихоньку стала ненавидеть мужа, даже её милые дети, мальчик и девочка, которых она безумно любила и ради которых жила, стали ей безразличны. Муж и дети, инстинктивно чувствуя такое состояние Марины, старались как можно реже заходить в комнату, где она лежала.
 
                «Так какой же способ самоубийства выбрать? Повеситься?» Но, даже находясь в таком состоянии, Марине такой не эстетичный способ покончить с собой не понравился. И мысль «отравиться таблетками» она тоже отвергла. «Самый надёжный и достойный способ – застрелиться. Но где взять пистолет?» Она уцепилась за эту версию, но понимая, что это не осуществимо, заплакала. Она понимала, что это бред больного мозга, но её как заклинило: «Где взять пистолет, чтобы застрелиться?»

                Громкий и противный звонок городского телефона отвлёк Марину от мыслей о самоубийстве. Марина с трудом протянула руку, с трудом сняла трубку с рычага и подставила её к уху. На том конце провода молодой женский голос:

                -- Здравствуйте. Меня зовут Елена Ивановна. Я веду кружок «роспись по дереву у Ваших детей. Завтра рано утром я повезу группу детей, которые у меня занимаются, на экскурсию в город Блажень на два дня и хотела бы взять с собой Ваших детей.

                -- Я не против, – сказала Марина. – Но при условии, что я тоже поеду с вами.

Дети у Марины – погодки: мальчику десять лет, а девочке – девять. Марина боялась отпускать от себя детей далеко и на долго.
 
                На следующий день рано утром муж отвёз Марину с детьми на железнодорожный вокзал, дал ей немного денег, мешок с продуктами и две упаковки с анальгином, чтобы в дороге хоть как-то снимать боль и не быть в тягость кому-либо.
 
                На перроне Марина встретилась с Еленой Ивановной, возле которой стояло около двадцати юношей и девушек лет пятнадцати. Как только все заняли несколько купе в плацкартном вагоне, поезд тронулся. Ехать в небольшой город Блажень около пяти часов. Дети гомонили, веселились, бегали вдоль вагона, хохотали.
                Марина села в стороне от всех, выпила две таблетки анальгина и печальными, потухшими глазами уставилась в окно вагона. Все пять часов пути под монотонный стук колёс в голове у Марины стучала только одна мысль: «Где добыть пистолет?»
                Наконец они приехали, и Елена Ивановна повела детей пешком по улицам незнакомого города. Шли они около получаса. Когда Елена Ивановна остановилась, то Марина, оглядевшись, поняла, что они находятся на территории местной церкви.
                -- Сейчас придёт отец Фёдор, и он проведёт с нами беседу в воскресной школе, - сказала Елена Ивановна.

«При чём здесь церковь? Какой отец Фёдор? Какая воскресная школа?» - подумала Марина.

В своё время Марина с отличием прошла все ступени атеизма: была октябрёнком, пионеркой, комсомолкой. Даже несколько раз подавала заявление, чтобы её приняли в коммунистическую партию, но ей каждый раз отказывали, потому что разнарядка поступала только на рабочих. Она два года училась в университете «Марксизма-Ленинизма» и получила диплом о высшем политическом образовании в системе партийной учёбы на отделении научного коммунизма. Но Марине сейчас было так больно, что не было сил вникать в подробности: «А когда будет экскурсия, о которой вчера говорила Елена Ивановна?»

                Пришёл отец Фёдор. Он был одет в рясу тёмного цвета, на шее висел большой крест, рыжеватые и волнистые волосы покрывала шапочка. Сквозь стёкла очков в позолоченной оправе смотрели добрые и умные глаза серого цвета. Скорее всего, ему было столько же лет, сколько и Марине. Поздоровавшись, отец Фёдор пригласил всех пройти в воскресную школу. Марина зашла последняя. Все места за партами были уже заняты, только первая парта у самой двери была свободна. Марина села с краю, подпёрла голову рукой, развернувшись в полуоборот от отца Фёдора, безучастными глазами уставилась в стенку с одной мыслью: «Как выдержать ненужную ей именно сейчас проповедь этого отца Фёдора?»

                Отец Фёдор, стоя посреди класса, очень тихим голосом начал что-то говорить. Сначала Марина не слушала, о чём он говорил, но постепенно, сама себе удивляясь, начала прислушиваться. Её слух зацепил фразу отца Фёдора:

                -- В конце проповеди, если у кого-нибудь будут вопросы, задавайте. Я постараюсь на них ответить.

                Марина, которая в последнее время уже ни во что не верила и никому не верила, вдруг начала верить каждому слову, которое произносил отец Фёдор. Марине захотелось спросить у него: «Если у каждого человека, появившегося на этот свет, есть своя судьба и, если ему предназначено пройти тот или иной путь, то стоит ли противиться судьбе?» Марина подразумевала в этом вопросе конкретно свою судьбу. Она уже не смотрела в стену, она смотрела на отца Фёдора и всё, что он говорил, впитывала  как губка.
 
                Отец Фёдор подошёл к парте, за которой сидела Марина, и начал говорить вроде бы всем, но Марина понимала, что говорил он конкретно для неё:

                -- Представьте себе два зёрнышка: одно от яблока, другое от апельсина. Оба  эти зёрнышка посадили в землю. Через какое-то время из зёрнышка яблока выросла яблонька, а из зёрнышка апельсина – апельсиновое деревце. Из зёрнышка яблока никогда не вырастет  апельсиновое деревце, а из зёрнышка апельсина никогда не вырастет яблонька. Но, если за этими деревцами не ухаживать, вовремя не поливать, не делать прививки, то эти деревца вырастут кривыми и с кислыми плодами. А если постоянно проявлять заботу, вовремя поливать и делать прививки, то вырастут здоровые деревья с красивыми, сочными и сладкими плодами.
 
                Отец Фёдор внимательно посмотрел на Марину, улыбнулся своими ямочками на щеках и спросил:

                -- Я ответил на Ваш вопрос?

Марина онемела от удивления: ведь она вслух свой вопрос не задала, она только о нём подумала. Он что, умеет читать чужие мысли?

                После проповеди всех приехавших детей стали расселять на ночлег по квартирам. Марину с детьми взяла к себе женщина пенсионного возраста, которая прислуживала в этой церкви и жила не далеко от этой же церкви. Женщину звали Валентина Петровна. Она одиноко жила в двухкомнатной квартире пятиэтажного кирпичного дома. Её муж несколько лет назад умер, а дети выросли и уехали из отчего дома. Марина попросила Валентину Петровну рассказать об отце Фёдоре.
 
                Когда-то отец Фёдор, молодой и энергичный, работал в одном из столичных исполкомов комсомольским лидером. Когда началась война в Афганистане, он поехал туда выполнять интернациональный долг, где его смертельно ранило. Год он пролежал в военном госпитале в коме, постоянно находясь между жизнью и смертью. И тогда он дал себе слово: если выживет, то посвятит свою жизнь Богу. Он выжил и слово, данное Богу, сдержал: стал не только священником, но и начал обладать очень сильными экстрасенсорными способностями. Он мог видеть прошлое человека, настоящее, предвидеть будущее, лечить людей от неизлечимых болезней.
К отцу Фёдору в этот неизвестный городишко съезжались толпы страждущих людей со всего бывшего Советского Союза.

                Валентина Петровна с умилением в голосе говорила о том, как с приходом в их город отца Фёдора, жизнь прихожан изменилась в лучшую сторону и они готовы всё сделать для него. Марина предложила Валентине Петровне деньги за предоставленный кров, но Валентина Петровна замахала руками:

                -- Ну что Вы, Мариночка, не дай Бог, отец Фёдор узнает, что я взяла у Вас деньги, заругает. Он не разрешает смотреть нам американский сериал «Санта-Барбара». Но признаюсь Вам, Мариночка, я иногда его смотрю, когда очень одиноко бывает. Хоть какое-то развлечение. Смотрю и боюсь, чтобы отец Фёдор не узнал. Давайте ложиться спать, уже поздно. Завтра один из двенадцати главных православных праздников – Яблочный Спас. Завтра рано вставать.

                Когда Марина погасила свет и легла на чужой диван, в чужой квартире и в чужом городе, она вдруг осознала: впервые за последние четыре месяца болезни, эта противная и нестерпимая боль куда-то исчезла и ей так комфортно лежать на чужом диване в чужой квартире. Она наслаждается этим состоянием.

                Марина закрыла глаза. Через пять минут она их открыла. Посреди зала стоял отец Фёдор. Это уже потом Марина поняла, что всё это ей снилось, но во сне она так ясно всё видела и ощущала, что всё происходящее ей казалось реальностью. Итак, отец Фёдор стоял посреди  зала. На нём были одеты только сатиновые семейные трусы красного цвета в цветочек, с шеи на обнажённый живот свисал массивный крест. «Как он здесь оказался?» - подумала Марина, лёжа на диване, укрывшись одеялом до подбородка. Отец Фёдор подошёл к Марине, встал перед ней на колени и начал очень нежно целовать её руки. Марина ощущала каждый его поцелуй – это было такое блаженство! А потом отец Фёдор как бы испарился, и Марина провалилась в сон.

                Рано утром Марина с детьми и Валентиной Петровной пошли к церкви. Возле церкви много людей и все с яблоками: ждут отца Фёдора, который будет освящать яблоки. Появился отец Фёдор и, прежде чем войти в церковь, подошёл к Марине и сказал:

                -- Не волнуйся, скоро устроишься на работу, и болезнь твоя уйдёт.

                Марина вернулась другим человеком. Если раньше её ноги тонули в вязкой жиже болота, и эта жижа бесконечно засасывала её в себя, то сейчас у неё под ногами появилось твёрдое покрытие, на котором она уже надёжно стояла. Как и обещал отец Фёдор, Марина вскоре устроилась на работу по специальности, болезнь постепенно исчезла и больше не тревожила. Марина благодарила Всевышнего за встречу с отцом Фёдором, который перевернул её сознание на сто восемьдесят градусов. Вначале она взахлёб рассказывала всем родственникам, сослуживцам, знакомым об отце Фёдоре. Но заметив, что никто не вникает в её излияния, постепенно поутихла, ни на кого не обижаясь, и продолжала дальше жить с новым сознанием. Тогда ещё не наступило время повсеместного строительства церквей и массового ухода из коммунистической партии и комсомола в православную веру. Это произойдёт позже.
 
                А муж Марины ещё долго недоумевал:

                -- Из дома уехала на два дня коммунистка, а вернулась верующая.