Повесть без названия. Глава 3

                ПОВЕСТЬ     БЕЗ     НАЗВАНИЯ
                (ОДНАЖДЫ В МОСКВЕ)


         Глава 3

В мастерской художника Тропарева царило веселье.
 Гуляли третий день. Не успевали доесть и допить принесенное, как один из гостей, негр Джудас, вновь исчезал и через полчаса на столе изобилие еды и выпивки вновь пополнялось 
Хозяин мастерской только что закрыл двери за последней ушедшей гетерой, роль которых исполняли натурщицы Тропарева, и опустился рядом с улыбающимся и поющим на непонятном языке, Джудасом. Гвоздем трехдневного загула был Савва Никодимыч, как он себя называл, который не жалел денег и все эти дни подпитывал веселье частыми походами Джудаса в ближайший гастроном. 
 - Вот что значит -  хорошие люди, без комплексов! - сказал Володя Тропарев,  бухаясь на ковер рядом с Саввой Никадимычем, который только что предложил «накатить» по - новой  - Я всего третий день вас знаю, и все три дня вы меня поражаете! Хочешь хвостик?
И с этими словами Володя стал пытаться засунуть хвост от селедки прямо в раскрытую пасть химеры, скульптуры, которая стояла на полу рядом.
 - Господа! Созрел тост! - зазвенел вилкой о бокал с вином пьяненький Савва - За хозяина дома и за сам дом! Вернее, за то, что осталось от него за время нашего безобидного загула! Вова! Ты хороший мужик! Терпеливый! Другой бы на твоем месте давно бы нас вышвырнул к чертовой матери! Вова, ты хочешь к чертовой матери?
 - Да с превеликим удовольствием! Только в свое время! - басил уже мало что соображающий Вова. Был он посредственный художник и активный «стукач» КГБ, как все подобные бездари всех времен и народов.
 - Докажи! - не успокаивался Савва Никодимыч, роняя огурец с вилки прямо за шиворот кому-то из гостей-художников.
 - А махом! Хочешь - кровью распишусь для убедительности!?
Слабо! - подначивал пьяненького Вову улыбающийся Джудас.
 - Зри! - в порыве пьяненького азарта Вова схватил кухонный нож и тут же, на глазах у всех, рассек им руку у локтя. Затем взял кусок бумаги и, пошатываясь, обратился к Савве:
- Что писать?
-Да ничего не пиши. Какие тут формальности? Меня вполне устроит и крестик, написанный кровью.
Вова поставил крест и швырнул кусок бумаги Савве.
Все гости сразу возбужденно заговорили и неожиданно пришли к общему мнению, что вино в бокалах прокисает и с нетерпением ждет, когда же оно будет выпито?
После шестого фужера Вова подсел к пьяному Джудасу и стал подпевать чернокожему парню, играющему на гитаре. Потом спросил:
 - Слушай, Джудас? Как у вас с выпивкой на факультете? Я так полагаю, ты из института им. Патриса Лумумбы? Мне бы черненькую пожопастей  в натурщицы, давно мечтаю! Организуешь? И, потом? Что это за имечко у тебя - Джудас? Весь слюнями обплюешься, пока выговоришь. Можно, я тебя Юрой буду звать?
 Джудас, не переставая играть, пожал плечами и ответил:
- Родители назвали. У нас страна испано-говорящая, каких только имен не бывает.
Так что - называй, как хочешь!
После беседы с Джудасом Вова еще какое-то время стоял на ногах, потом хмель взял свое, он  рухнул под стол с открытыми глазами, так и заснул.
Вова очень удивился бы, если б досмотрел до конца все, что в его мастерской творилось дальше.
После его падения и отключки, которое сопровождалось густым храпением, оставшиеся гости как-то сами за пять минут рассосались и вскоре никого, кроме Саввы и его сопровождающих, не осталось
 - Хозяин! Это вас! - сказал молчаливый человек с худым и обветренным лицом, который за столом все это время молча сидел, ни с кем не общаясь, ничего не ел и не пил. Сидевший за столом Савва вдруг оказался совсем не пьяным, а усталым человеком с очень умным и пронзительным взглядом.
По-бычьи нагнув голову, он сидел за столом и просто говорил с кем-то, вроде как по телефону, хотя в доме Володи Тропарева отродясь не было телефона.
 - Да!… Да! Слушаю! Я!… Из милиции? Вот это мило…. Говорите, избит подростками? Уже? Что-то очень быстро…. Стоял с чем? Ах, с  транспарантом.  Будьте добры, товарищ старшина,  дайте ему трубочку! …Ну, что, непротивленец злу и насилию, сколько можно наступать на одни и те же грабли?…Да…Да…А я!…А я тебе тысячу раз говорил - если ты всю жизнь стоишь раком и со спущенными штанами, то обязательно найдется тот, кто тебя оттрахает!
А теперь вспомни, как я тебя уговаривал - не надо давать людям Новый завет, они славно пользуются и Ветхим, они еще и этот не отработали!…Не перебивай! Ты слушай! Может я и Лукавый, может у меня и черная душа, но это я твой родной брат, это я снимал твое тело с креста, там, в Иерусалиме! Это я опять буду вытаскивать тебя из милиции и заживлять твои раны! Я! Твой родной брат! Хоть и нелюбимый, замечу a propos! Что-о? А что особого сделал ты? Спас никчемную жизнь вору и обманщику, врачуешь человеческие души, а они, людишки, не очень то в этом и нуждаются! Ах-ах, я сейчас заплачу от умиления!  Ах, ты их последняя надежда!? Ну, так спешу тебе сообщить - я просто иду по твоим стопам и ничего не делаю, просто попускаю. Но и работу свою не забываю, так что с людскими душенками все в порядке, у меня их, как всегда, много!
 …Зато ты очень преуспел! Ну, еще бы!…Это надо же такое придумать - стоять в переходе метро с плакатом «Люди, одумайтесь…!»…Нет, это ты одумайся, тоже мне, Че Гевара, мать Тереза из подворотни!…Да…Да…Как всегда, он со мной, а что?   
…Слушай, прошло уже столько лет!…А как же быть с непременным всепрощением и смирением? Ты же к этому призываешь?…Хорошо, молчу,  дело твое, я, конечно, ему передам!…Ну все, еду, потом поговорим. Какое отделение, №16?… Ну, все, до встречи!
Он с минуту сидел задумавшись, потом крикнул, не оглядываясь:
- Иуда! Будь добр, подойди ко мне!
В комнату вошел тот самый чернокожий парень, которого все звали Джудосом.
 - Бери расписки, на сегодня хватит, бери их и отправляйся домой, Он не хочет тебя видеть и даже мельком встречаться с тобой, поэтому просит услать тебя.
 - Надо же, какая память?! Видно, я ему здорово насолил тогда? - криво улыбаясь, заметил Иуда.
 - Как бы там ни было, поспешай, захвати с собой Ареса и летите, а здесь я один управлюсь. Выполняйте!
Савва остался один в комнате, некоторое время молча сидел и смотрел на лежащего под столом и храпящего пьяного художника Тропарева, затем встал, подошел к нему и, перешагивая через него, сказал:
 - Ну, до встречи, Вова Тропарев!