Солнце в спицах Гл 9. Кастом

 Солнце, поднявшееся из-за сопки, осветило капониры и форты Владивостокской крепости. Вереницы людей тянувшиеся от автобусной остановки возле второго роддома, проходили под изогнутыми трубами теплотрассы, огибали серую, бетонную громаду потерны и скрывались за крутым краем крепостного вала. Старая, гладкоствольная пушка, намертво вмурованная в бетон, просматривала чёрным глазом пятидесяти метровый участок рва, край которого пал бесславно в неравной борьбе с бульдозером и идиотами, для которых история – этап пройденный и не требующий бережного отношения. С образованной прорехи в линии обороны, открывался вид на лунный ландшафт трассы для мотокросса, с ревущими на старте  мотоциклами, грузовиками, доставившими мотаки и гонщиков из отдалённых районов и несколькими сотнями зрителей, для которых пропустить такое зрелище, как соревнование по мотокроссу – ошибка непростительная.
   Во Владивостоке можно безболезненно забыть о футболе, поскольку команда «Луч» выигрывала только на тренировках, да и то, у своего второго состава. Можно пропустить соревнование по лёгкой атлетике, так как стадионы ТОФ и Строитель, на которых проходили эти состязания, проводили их в обстановке обыденной и не устраивали шоу для обывателей. Нормальным было не попасть на гонки гребцов, ибо гребная база «Динамо» вмещала очень ограниченное количество зрителей. Кроме того их частенько жаловали своим присутствием большие флотские чины со своими свитами, так что возможность поболеть за спортсменов с трибун и вовсе сводилась к нулю.
   Но кто из жителей этого города, в здравом уме и доброй памяти, без причины равной  концу света, добровольно отказался бы от созерцания мотогонок на «Зелёном углу» или спидвея на «Авангарде»? Чьё бесчувственное сердце не ёкнуло бы радостно, когда пролетев весь заезд в лидерах, любимец публики финиширует фирменным понтом, на заднем колесе, а девчонки визжа от восторга и дубася в экстазе по головам впереди сидящих мужиков, орут хором, вместе с ними и громкоговорителем: «  В третьем заезде, победил мастер спорта Геннадий Потехин!». Или когда никому неизвестный второразрядник из «Портовика» приносит пол круга мастеру спорта международного класса из Уфы,  ошалевшее судейство молчит несколько минут, а затем взрывает стадион сообщением о том, что только что, Столяровым был установлен рекорд трека, но к сожалению, ранг соревнований не позволяет это зафиксировать официально. Да кого уже волнует, что можно, а чего нельзя! Володька герой! И это так же верно, как то, что этот город навсегда останется фанатом мотоциклов. И даже если лихие времена превратят стадионы в барахолки, первым из восстановленных станет «Авангард», и всё так же будет давиться народ у касс, мечтая захватить места получше. Пусть пирожки с ливером и холодное «Жигулёвское» уступило место чипсам и «Сибирской короне», а часть трибун заняли те, кто в советские времена и намечен то не был, но неизменно одно – они обречены на вечную любовь к этому спорту, как будут обречены их дети и внуки.
   Но если спидвей проходил практически в центре города, то чтобы добраться до «Зелёнки», надо было приложить усилия. Городской транспорт – сам по себе штука не постоянная, а на малонаселённые окраины, вроде семьдесят первого микрорайона, он и вовсе ходил редко. Но всё равно,  косогоры вокруг трассы были пестры от многочисленных зрителей. Три шеренги гонщиков, занявших свои места согласно прежним достижениям, накручивают обороты в ожидании взмаха клетчатого флага по которому рванёт ревущая лава  по широкому стартовому подъёму, налегая на руль, чтобы не дать сорваться на колесо своим взбесившимся тачкам, до узкого прохода, где уже разложился кто то из идущих за лидерами, собирая в кучу-малу всех, кто не успел увернуться от глобальной свалки.
   Замешкавшиеся на старте, объезжают завалившихся, по крутому борту рискуя рухнуть сверху, в железно-человеческое месиво, левый поворот, трамплин… Двойной - падлюка… Не хватило скорости перелететь через вторую вершину, и пружинные амортизаторы с силой подкидывают зад, заставляя приземлиться неловко, на переднее колесо. Десять метров прямой, на которой удалось стабилизировать движение, гашетку до отказа и семьдесят метров почти обрыва, половину которого пролетаешь на заднем колесе. Потроха взлетели к горлу от состояния близкого к свободному падению, переднее колесо коснулось земли, левый крутой поворот и опять газу до жути. А не то, если не хватит мощи вылететь на вершину по вертикали, сползёшь назад с откоса и заезд можешь считать для себя законченным.
   Мотоциклы, как шершни пролетают друг за другом, оставляя дань трассе в виде гонщиков оттаскивающих с дороги аппараты, покалеченные в свалке на старте, повисших на кустах, тех что прозевали поворот в конце спуска,  да не осиливших подъём, оттолкнувшихся от  падающего с косогора мотоцикла, дабы не быть придавленными им и затем спешно убирающих с трассы замолчавшее железо. Кто-то пытается завестись и продолжить гонку уже в арьергарде, а кое кто уже оставил эту затею и оценив ущерб прикидывает, сколько дней придётся провозиться в гараже, пока мотоцикл станет снова полноценным средством передвижения  по дорогам, по которым сам чёрт ногу сломит.
   Преодолевших же подъём, ждал крутой правый поворот - принеприятнейшая штука. А затем момент истины, от которого зрители взрывались восторженным рёвом, когда разогнавшиеся по пологому спуску мотоциклы, один за другим взлетали над большим трамплином и уходили в левый вираж, уводящий почти на сто восемьдесят градусов. Эффектно пролетали на заднем колесе затяжную пологую горку, крутой правый, затяжной спуск, провал оврага, плавный левый и длинная прямая завершающая круг, где навалившись слегка вперёд можно дать отдохнуть немножко пальцам, которые свело от напряжения до дикой боли в предплечьях. Короткий спуск и снова, стартовый подъём, с узким коридором в конце…
   После таких покатушек, мотоцикл в гараже ставился на сваренную из стальной арматуры подножку, осматривался тщательно и пошла кропотливая работа по переборке двигателя, замене поршневых колец, зашивании разорванного капрона крыльев и прочее, прочее, прочее… Через недельку аппарат приобретал свеженький вид и на тренировках, этап за этапом штурмовал дикую трассу, вопреки естественному страху его седока перед пропастями спусков и вертикальными стенами подъёмов.
   За время, пока Воха гонял на своём «Ижаке», тот несколько преобразился. Задние пружинные амортизаторы сменила пневматика с «Чезы» - пятисотки, которая позволяла не опасаться больше заброса зада на трамплинах и убрала мелкий дребезг на неровностях дороги. Впереди подняла его над землёй выносная вилка с увеличенным ходом. Стандартный, изогнутый маятник был заменён на самопальный прямой, благодаря чему мотоцикл поднялся и Воха едва доставал до земли носками сапог.
   Экстерьер мотака стал сюрреалистическим и в мотоклубе его окрестили «Вохиной кобылой». Время шло и в личной жизни кроме мотоциклов появились и другие симпатии, которые требовали гораздо больше времени. Кроме того, приоритет Ксюшки – милого очкастого создания, над всем остальным, что грело душу, был неоспорим и жизненная потребность в совместном проживании на протяжении всех оставшихся восьмидесяти лет жизни, поставила точку в страсти к смешиванию километров с пылью, на спортивных ристалищах.
   Воха привёл «Ижа» в стандартное состояние, забрал «Чезовские» амортизаторы и вилку, которые покупал в краевом ДОСААФе у пропивающего втихаря шабашки механика, попрощался с мужиками в мотоклубе, личный состав которого претерпел радикальные изменения и ушёл в семейную жизнь, полон надежд и мечтаний. Он не стал серьёзным гонщиком, но не был огорчён этим. Спортивное честолюбие не было в числе его достоинств, а удовольствие от пребывания в среде парней без башни – штука не забываемая , и кто знает, может понадобятся ещё навыки преодоления препятствий на двухколёсном монстре, рвущем грунт и ветер изо всех сил, на которые способно неутомимое стальное сердце.
   Лето было в разгаре. До свадьбы, запланированной на август было ещё больше месяца и провести их решили в деревне. Ближние окрестности быстро наскучили и из сумрака гаража, был извлечён старый «Юпитер -2», что использовался крайне редко, в виду частого пребывании бати во хмелю и за ненадобностью, поскольку служебная машина катала батину душу, куда она только желала.
   Движка на «Юпитере» работала по прежнему неплохо, да и с чего бы ей хворать? После того, как «Юпитер -4» стал основным семейным средством передвижения, старый агрегат был отправлен на покой, и извлекался из глубины гаража крайне редко, даже после того, как новый мотоцикл был продан, во время пребывания Вовки в армии.
   Оглядев старого друга, Воха первым делом отсоединил и убрал в гараж коляску, с которой всё так же смотрели, правда потускневшие слегка, полногрудые фроляйн. Затем на полки пошли бардачки и переднее крыло, весившие достаточно много, поскольку металла на старые мотаки, не жалели. Старые амортизаторы и вилка так же ушли в темноту гаража, уступив место кроссовым шабашкам, так славно послужившим Вохе, в комплектации кобылы. Немного пришлось повозиться с установкой фары, но и она нашла себе место в новом обличии старого «Юпитера». Хотя «Юпитер» узнавался с трудом в этом произведении колхозного кастомайзинга. Высокий, прибавивший агрессивности мот, больше походил на образец техники после краха цивилизации, когда собранный из лучшего, что было найдено в металлоломе, несёт он такого же безумного, как и его конструкция наездника по непроходимым пейзажам, не обращая внимание на преграды.  Которые исчезают, перескакиваемые неутомимыми колёсами, обгоняя птиц что норовят залететь вперёд, чтобы разглядеть получше невиданное доселе чудовище.
   После небольшого тест-драйва по ближайшим окрестностям, вывод напросился сам собой. Тачка получилась достойная и можно было не опасаясь нежданчиков попробовать дорогу колёсами и чуть подальше.
- Ничего себе верхотура! – выразила своё сомнение по поводу конструктивных особенностей мотоцикла Ксюшка. Она сидела за Вохиной спиной в шлеме времён Очакова и покорения Крыма. Воха покачался на седле, наслаждаясь мягкостью срабатывания пневматики. Он был горд своим произведением. Сейчас то, уж Ксюха узнает, что её родной Сахалин отдыхает перед красотами Приморья. Только с чего бы начать…
- Ну что, куда рванём? Можно в кедрач, только там летом джунгли, интересного мало.
- Да всё равно. Поехали уже хоть куда нибудь. – с усмешкой подтрунивала над Вохой Ксюшка.
- Ну и ладно, едем «куда нибудь».
   И хлебнув горючей смеси в две широко раскрытые глотки, рванула шайтан-арба по улице, оставляя за собой опешивших собак, провожающих её с открытой пастью и немым недоумением в глазах. Соседский Кабздох, рванул было следом, в нелепой попытке хватануть седока за ногу, да не рассчитав силы запнулся, и чтобы сберечь лицо в глазах сучек, что по бабьи с ехидцей выглядывали из-за  заборов, сделал вид, что ему эта штуковина до лампочки и засеменил к своей калитке, под которую нырнул, чтобы развалиться на крыльце, с которого вся улица была как на ладони. И пусть глаза его прикрыты, но поднимающиеся и сканирующие округу локаторы лохматых ушей давали знать, что больше ни один мотоциклист, хотя чёрт с ними, мотоциклистами… Ни один велосипедист не останется не облаянным по всей форме, в соответствии с собачим уставом караульной службы.
   А вырвавшийся на свободу бывший «Юпитер», проскочил мост через Арсеньевку, перила которого пали в неравном бою с лесовозами. Пропылил пару километров до переезда, оставил за собой цепь стариц, хребет Казачий, Романовку, вдоль которой дорога виляла, очерчивая точную линию подножия сопок, что полыхали цветущими лилиями и саранками, наполняя воздух горьковатым ароматом, настоянным на молодой полыни. Воха сбросил скорость, чтобы на бреющем полёте, вкусить в полной мере от красот, не отвлекаясь на гребёнку и ямы, которыми изобиловала грунтовка.
   Залетев на перевал, он повернул к откосу, с которого открывалась чудесная панорама на долину реки Муравейка, что извивалась змеёй, от хребта к хребту, обнимая излучинами корейские бахчи и совхозные поля. Старые названия, что так привычно звучали для уха аборигенов, давно канули в лету, в официальном обращении. Но в речи местных жителей, нет-нет да и проскочит Даубихэ вместо Арсеньевки, или Телянза вместо Рисовой. Наверное когда нибудь внуки, читая описания этих мест Владимиром Арсеньевым, будут перелистывать словарь, в поисках расшифровки старых названий. А пока душе приморца, Сучан куда милее Партизанска, а Суйфун - Раздольной.
   Дав Ксюшке полюбоваться красотами с перевала, Воха направил мотоцикл вниз, где раскинула свои огороды Ауровка, встречающая пяти сантиметровым слоем пыли на центральной улице, что заклубилась непроглядным облаком за спиной путников, направляющих колёса прямо к огромной ёлке в конце дороги,  тугие шишки которой рыжели как флаг, приглашая дорогих гостей.
   - А детоньки ж вы мои дорогие! – радости бабушки Ксении не было предела. Она расцеловала обоих, вглядываясь в лицо Ксюшки ослабевшими в последнее время глазами.
   - А это хто? Маринця, ты?
   - Да штож вы мама! – вступила в разговор подошедшая бабушка Акулина – какая ж то Маринця?
   - Это Оксана. – представил Воха ксюшку, стесняясь назвать её невестой скорее из-за того, что от собственного статуса - «жених», его коробило. Ну да бабушкам и не надо объяснять, кто приехал к ним впервые, но уж точно не в последний раз.
   - То ж моя тёзка! – обрадовалась прабабушка и приобняв Ксюшку повела её во двор, расспрашивая обо всём, что её интересовало во вновь приобретённой правнучке.
   В минуту, на лавке поставленной посреди двора появилась миска с испечённой в печи курицей, отварная картошка заправленная шкварками и молодой чеснок с зелёными перьями источал апетитнейший запах. Ковшик медоухи поделился содержимым с маленькими, гранёнными стопками и пригубив белёсого, пахнущего липовым цветом и пергой напитка за приезд и знакомство, все с удовольствием отдали должное простому, но удивительно вкусному угощению.
   Бабушки расспрашивали о родителях, о бабушке Оле, что в последнее время прибаливала и появлялась у матери редко. Интересовались родственниками Оксаны. Рассказывали свои новости. Их украинский говор журчал как ручеёк, радуя слух и раскрывая в Вохиной душе картинки из детства.
   - И куда вы теперь, домой? – поинтересовалась бабушка Ксения, когда распрощавшись с ними и оседлав тарахтящего мотака, туристы решили продолжить свой путь.
   - Да нет, к Ясной Поляне проскочить хотим.
   - Але… - издала возглас удивления прабабушка и так знакомо покачала головой. – там же дорога зовсим некудышна.
   - Так воны ж вон на якой зверюге. – сказала бабушка Лина и добавила – нехай посмотрють, бо там дюже красиво.
   И вот уже, позади остался Ясно-Поляновский перевал, окружённый синими сопками и с ватными клочями тумана в распадке. «Тёщин язык» порадовал своей крутизной и стиральной доской на полотне серпантина. Справа открывался вид на небольшую долину речки Люторги, на  откосах которой, по Вохиным детским воспоминаниям, земляники было – ешь, не хочу.
   Раньше, в этом живописном месте стояла деревня, называвшаяся так же как и речка. Но пришли бородатые дядьки, выпили всю бражку в окрестностях, перелапали всех девок, пробурили несколько шурфов и выселили всю деревню, до последнего жителя в отдалённые населённые пункты.
   На картах района, никаких особых отметок не появилось, но под бражку разве живую воду удержишь? Вот и стала поговаривать округа , что на Люторге нашли залежи урана. Кроме того молва носила байку о том, что месторождение достаточно глубокое и разрабатывать его не будут. Бог его знает, какова доля правды в этих пересудах, но деревню переселили в мгновение ока.
   Правда, наш народ радиацией пугать, всё равно, что ежа голым задом. По прежнему охотники промышляли в окрестностях, по прежнему ходили за шишкой в местные кедрачи, валили лес и малины было там на волоках – видимо невидимо. Но появляясь в малиннике, нужно было пошуметь для страховки, так как выкатанные поляны с клочками шерсти на колючих кустах напоминали настойчиво:
   - Чувак! Ты здесь не один! Бди!!!
   - Босая! Уходи! - орали приехавшие в малинник пацаны и рычали моторами мопедов, чтобы приморский ети уносил свои пятки подальше. И уже объедаясь спелыми ароматными ягодами, держали ухо на боевом дежурстве, не затрещат ли сучья по близости под тяжёлой лапой.
   -Чего стоим? – перекрикивая урчащий мотор, спросила Ксюшка.
  - Мы земляники хотим?
   - Конечно хотим. Поехали…
   - Да я не знаю, остался там проезд через деревню, или нет. Раньше его перекапывали канавой, чтоб народ не мотался.
   - А по этой дорожке? -  и Ксюха указала на еле заметную колею, уходящую в крутой распадок.
   - Можно, только вдвоём тут не пройдёшь, придётся тебе пешочком через овраг перескочить.
   - Ну и ладно, подумаешь… - и соскочив с сиденья, направилась вниз по дорожке, на ходу снимая шлем.
   Воха медленно тронулся, привстав на подножках и оценивая ситуацию. Дорога вниз была достаточно крутая, примерно как большой спуск на зелёнке. В принципе ничего супер сложного в этом не было, но резина на арбе стояла не кроссовая и даже не новая, а откосы распадка сыпучие, с редкой травкой по протоптанной вездеходом колее.
   Стараясь сдерживать мотоцикл от юза, Воха спустился  на три четверти спуска и там, отпустив машину в свободный полёт, рявкнул движком, запасаясь мощностью для такого же крутого как спуск подъёма. Резко набрав скорость, проскочил узкое дно оврага и присев на амортизаторах взлетел вверх по откосу. Вот уже выход на горизонт перед глазами, но заднее колесо предательски выстреливает из под себя дресву и мотоцикл медленно сползает назад, прорывая бешено вращающимся колесом колею.
   Раз пять повторял Воха попытки прорваться через овраг, но всё безрезультатно. Перерытый колёсами склон стал вовсе не проходим и оставалось только отступить на основную дорогу. Раздосадованный, развернул он арбу на дне оврага, откатился, на сколько возможно назад, набрал обороты и рванул по склону.
   Что-то звякнуло снизу и двигатель взвыл в холостую, потеряв связь с колесом, порванная цепь змеёй осталась лежать на траве. Вот это влетели!  Бардачки валяются в гараже на полке, в мотаке ни одного ключа, тридцать километров от дома и двести метров откоса от дороги, которую неделями колёса не жалуют. И к тому же дело к вечеру…
   - Что делать? – испуганно поинтересовалась Ксюшка. Её курчавая грива светилась в лучах спускающегося за кедры солнце.
   - Кинем, да пешочком. Тут дорога старая есть напрямки, километров на десять короче.
   - Жалко мотоциклик, а вдруг утащат?
   - Да кто его утащит? Да ещё из оврага…
   - Может можно что сделать? – умоляющим тоном попросила она, заранее предчувствуя ответ.
   Не ответив, он повертел в руках цепь. Разорванное звено оказалось замком. Боясь даже думать о том , что батя изменил себе и не оставил в фаре неприкосновенный запас – две свечи и два замка для цепи, завёрнутые в промасленную бумагу, ножом,  Воха вывернул винт крепления стекла фары и вот оно! Алилуя! Да здравствует батя – мудрый и запасливый! Пошли ему бог сегодня хорошего алкоголя, чтобы назавтра у него не болела голова и он сыпал своими приколами на лево и направо. А ещё лучше, Воха уговорит его сегодня вечерком по пьяной лавочке и с утречка махнут они с неводом на старицу, черпанув которую, возьмут пару щучек. А если повезёт и раки снова появились в местных водоёмах, будет у них царское застолье.
   А пока, фара выхватывала из темноты повороты и мотыльков, что не успели убраться с дороги. Луна, взошедшая над кромкой леса серебрила вершины деревьев, под которыми косули потревоженные рокотом мотора загавкали по собачьи, удаляясь с бешенной скоростью от странного творения рук человеческих, происхождение чьё, в общем то понятно. Но назвать породу, дело не простое. День у него выдался сложный и потому громыхает он потихоньку склепанной камнем на камне цепью, уже не куда не торопясь. Да и куда спешить, ведь его наездник счастлив, что пусть с темнотой, но удалось выбраться с этой передряги и что сзади к нему прижалось любимое кудрявое существо, что едут они на видавшем виды, но ничуть не утратившем боевой дух аппарате, имя которому «Кастом». И кто скажет, что это не так, пусть плюнет на своё отражение в зеркале, поскольку сказал он это со зла и не подумав. А кто со злом к нам придёт… Ну да что там говорить, дальше любой продолжить может.