Игрушка 3, 1

Полностью отдаю себе отчет в том, что фундаментальный проект, под названием Игрушка-4, так никогда и не будет закончен. К тому есть масса объективных, и еще большее количество субъективных причин. ( Отсутствие вдохновения, пропажа стимула, "да и   нафиг кому это нужно...").
Считаю возможным запостить отдельные куски из никогданерожденной Игрушки - 4, так как они вполне самостоятельны и самодостаточны....


 - Отлично исполняешь, - в разговор вступил долговязый парень в брезентовом плаще до колен. – Только в оригинале, там все же немного не так. Если дашь на секунду инструмент, я покажу, – он потянулся к гитаре.
Бард быстро отодвинул гитару.  – Как это не так? Ты чего гонишь-то? Я знаю  отлично Прибросова. У меня все его песни были записаны. Я, вообще, по этим  песням на гитаре учился играть.

- Всего, говоришь? – Долговязый помешал палкой угли. – А «Слова» его у тебя тоже были?

-«Слова»?- недоверчиво протянул Бард. - Наверное было. Только точно не помню.

- Ну,  если доверишь на минуту мне инструмент – покажу. Да не бойся ты так, не съем.

Бард неохотно согласился и протянул гитару Долговязому. Тот повернул ее в руках, рассматривая со всех сторон. Затем бережно приладил на коленях и пощипал первые струны. Придирчиво поморщился,  подкрутив колок на неуловимую долю оборота. Потом потер указательным пальцем верхние порожки, словно знакомясь с гитарой. Тронул большим пальцем шестую струну. Под треск костра  та отозвалась сочным, густым басом.

- Да че ты там пробуешь, - вмешался Бард. - Ты играть то можешь?

- Сейчас, не торопись,- шепотом произнес Долговязый. – Дай нам притереться.

Он еще немного поворожил непонятными движениями, затем пробежался по всем струнам долгим перебором… Посмотрел на костер, словно отрешаясь … и… начал играть.

Длинное, мягкое вступление, вместе с взлетающими искрами, казалось, уводило куда-то в глубь костра. Гитара послушно отзывалась в руках Долговязого точными звуками, внося умышленно-случайным скрипом  струн необъяснимую причастность к какой-то великой тайне.

 

Я ненавижу слово «навсегда»,

Оно хроническое, словно гонорея.

Наверное, я все-таки старею -

Становится мне ближе «никогда».

 

В голосе Долговязого не было ни шансонной безысходности, ни плаксиво-сентиментальных попсовых оттенков. Лишь откровенная, не украшенная ничем правда. Правда человека, знающего о чем говорит.

 

Все чаще я сажусь передохнуть,

Теперь меня дорога  выбирает.

Усталый свет костра, и я не знаю,

Смогу ли я продолжить утром путь,

 

Мне непонятна часто тишина,

К чему молчать в кругу друзей сомненьем?

Откладывая в долгий ящик восхищенья,

Ведь завтра мы не вспомним ни черта.

 

Мне неприятен пафос долгих строк.

Коль решено все, что о том трепаться?

Не лучше ль просто начать собираться,

В одну из непроторенных дорог?

 

И опять, волшебный, звенящий проигрыш. От самых глубин шестой струны  немыслимым перебором до первой и обратно…

 

И если согласишься ты со мной,

Поверить в силу сказанного слова,

То может, промолчишь, ведь дорогого,

Так стоит нам молчание, порой…

 

 

Долгая тишина наполнила  освещаемое костром пространство.

Долговязый погладил гитару и протянул ее Барду.

- Хороший у тебя инструмент. Где  достал такой?

- Где достал, там уже нет,- тот выхватил гитару из рук Долговязого. – Чего это ты все спрашиваешь?- Бард посмотрел на Долговязого. – Играешь ты неплохо, это видно,- милостиво заключил он. Но песни этой у Прибросова нет. Я это тебе точно говорю. Да и техника у него другая. Например, «подтяжками» он вообще никогда не пользуется… Так что врешь ты, поди. Не его эта песня.

- Знаешь, Бард,- сощурился Долговязый, - все ведь в жизни меняется. – Затем быстрым движением поднялся,- у меня тут пара монеток завалялась, схожу-ка я к Сидоровичу за пузырем, а?

Все одобрительно загудели, словно стараясь перекричать свои недавние воспоминания. Будто отталкивая предыдущую мимолетную слабость теперь чего-то стыдились...

Я наклонился к Колян-Колянычу и тихонько спросил. – А кто это?

Колян посмотрел в сторону уходящего Долговязого, и подумав ответил,. - Не знаю, Кверт. Вижу его всего второй раз здесь. Бейджа – то у него нет. Значит или прошел «карантин», или шифруется для чего-то. Но ты видел его сапоги? Здесь такие не купишь. Так что все может быть.

Колян –Коляныч вытянул ноги к огню

-  Может это просто классный музыкант, а может и сам Прибросов. Тут разве знаешь наверняка? Да, и еще. Кажется мне, мы его больше не увидим. И не спрашивай меня, откуда я это знаю. Знаю и все.

Но Долговязый вернулся. И принес с собой две фляги « крепкого». У меня в голове вертелась мысль, а не спросить ли самого Долговязого, как его зовут. Нет, не так как его называют здесь. А по настоящему. Но все не складывалось подходящего момента. Колян-Коляныч суетился на разливе, сыпля прибаутками. Бард исполнял «песни по заявкам». А потом, когда  опустели фляги,  сходил кто-то еще.

И еще…

 

     А еще потом, когда я утром проснулся у холодного костра, Долговязого уже не было.

Вот тогда я впервые и почувствовал что мне «пора». Пора идти дальше, пора искать свою дорогу. Можно было, конечно и оставаться в «карантине», потренироваться, поучится новым приемам. Но что-то  мне подсказывало -   нужно идти. Это сложно объяснить. Вроде все вокруг благополучно и спокойно, но в тоже время внутри  саднит непонятной тревогой чувство, что ты сейчас должен быть совсем в другом месте. И  это не отпускает до тех пор, пока  не примешь правильное решение. А то, что оно правильное, сразу понимаешь по пропавшему  беспокойству.

Я поднялся и, отряхнув спальник, затолкал его в рюкзак. Затем зашел к Сидоровичу и молча протянул ему бейдж.

- Уходишь,- констатировал он.

- Наверное,- я улыбнулся.

- Удачи,- сухо ответил Сидорович, смахивая бейдж в ящик стола.

- Спасибо,- сказал я, уже повернувшись к двери. Мне очень хотелось сказать что-то еще. Услышать от него какие-то напутствия или пожелания. Но я понимал, что все это будет неправильно. Уходить – так уходить. И не стоит отягощать свое решение прощаниями. Поэтому я не и стал заходить  к Колян-Колянычу. Просто выйдя из землянки Сидоровича, побрел уверенным шагом в неизвестном направлении.