Статья в газете Вечерний Новосибирск

ВТОРНИК,
15 декабря 2009 г
КУЛЬТУРА


www.vn.ru
 «Вечерний Новосибирск»
 
Еще раз о мужской природе, или Похождения одного ловеласа...

О скандальном романе Евгения Стучкова «Исповедь холостяка»
 

 
 
 
«Гибрид а-ля Лимонов + Миллер», «исповедь перестроечного проходимца», «эротика, граничащая с порно»... Такие отзывы оставили читатели романа на сайте самиздата (zhurnal.lio.ru). Именно там мы и наткнулись на эту откровенную исповедь. Сначала заинтересовало название. Потом то, что автор — новосибирец. И, наконец, — сознательное неприятие им всех и всяческих канонов и табу, которые по обыкновению ограничивают фантазию даже самого темпераментного писателя.
Что это — новая «мужская проза»? Или автор, впервые заступив на непривычную для себя территорию («Исповедь холостяка» — первый роман Евгения Стучкова), просто не знает «охранительных законов»? И должны ли вообще быть такие законы? И кто определяет те рамки, за которые не должна выходить литература? Все эти вопросы мы и адресовали Евгению Стучкову при личной встрече. Человеком он оказался незаурядным, с жизненной философией, возможно, и спорной, но не безынтересной. И в его парадигме, как это ни парадоксально, сегодня живет достаточно большое число мужчин. Разве только не все они готовы говорить о своих пристрастиях публично и не все они пишут романы ...
СЕКС, СЕКС, СЕКС...
«Жизнь меряется не только в годах, месяцах и днях. Она измеряется в женщинах, — читаем в исповеди. — То есть это произошло тогда, когда я жил с N. Или тогда, когда я расстался с N...»
Роман разбит на три неравные части. Несколько страниц — предисловие, несколько — послесловие, все остальные почти 900 КБ — о похождениях 30-летнего холостяка с многочисленными, подробно выписанными интимными сценами...
Как признается литератор, он вовсе не собирался писать эротику. Его интересовали именно откровения о тех метаморфозах, которые происходят в человеке под влиянием внешних обстоятельств. Но все его воспоминания так или иначе ока¬зывались, «как бутерброд маслом, намазаны толстым слоем инстинкта половых отношений»:

—Кроме секса, у меня нет более ярких воспоминаний. Что еще ярче запоминается, кроме женщины в постели...

А еще женщины — в сауне, в гости¬ничном номере, в подвале, в курилке, в архиве. . . На двадцатом «интиме» мы бук¬вально сбились со счету: худенькие сме¬нялись «пышками», медсестры — бухгал¬тершами, девственницы — девушками по вызову... «Я хотел их всех. Я хотел быть со всеми».
«Секс правит миром», — вслед за Фрейдом заявляет новый донжуан. Секс — основа основ и первопричина всего сущего:

—Поверьте мне, так создалась вселенная. Остальные теории не верны. Испытайте именно это, и вам откроется истина. Большой взрыв — это большой оргазм, а звезды — это последствие этого Брызги. Все зависит от размеров индивидуумов.

Блуждая по лабиринтам мужского и женского либидо, автор вспоминаем и за¬ложенный в мужской природе инстинкт первобытного охотника. И жажду новых впечатлений. И пресловутую статистику, согласно которой после тридцати мужчи¬ны у нас остаются в явном меньшинстве... Как тут не станешь полигамным! Но все это, как говорится, причины вневременные. Есть и те, что обусловлены вполне конкретным временем. А именно лихими 90-ми — именно о них и идет речь в романе. Страна тогда буквально съехала с тормозов и дорвалась до секса, как го¬лодный до пайки...

— Какой был всплеск отношений! Феерический калейдоскоп лиц и чувств. Вспышка новых неизведанных отношений. Бесчисленные щупальца объятий. Жадные ищущие рты. Податливая плоть... «У нас в стране секса нет». И вдруг он появился, растекаясь по всем уголкам нашей необъятной Родины. «Маленькая Вера» в принципе так, чернуха мелкого разлива. А какая буря эмоций! Артистку, сыгравшую главную героиню, можно сравнить с Жанной д'Арк. Открылись шлюзы. Раскрепощение. Женщины кинулись наверстывать упущенное. Роли стали меняться. Они вышли из-за широких мужских спин. Проявили себя во всей красе. Расцвели. И, уважать себя заставив, перестали держаться за нас. Вот она, сексуальная ре¬волюция...

Энциклопедия жизни 90-х...
 
Наверное, мы бы не дотянули до кон¬ца этого сугубо мужского, густо приправленного эротикой романа. Чтение явно на любителя. Если бы не одно но... По сути, «Исповедь холостяка» — это не один, а два романа, объединенных одним заголовком. Помимо «похождений настоящего мужчины» в исповеди весьма занимательно представлена панорама жиз¬ни периода нашего дикого капитализма. Именно эта часть и представляется наиболее интересной. Жизнь лихих 90-х описана, как говорится, из самых ее глубин, с доскональным знанием предмета. Первые кооперативы и первые нувори¬ши; малиновые пиджаки и пьянки в рес¬торанах; кладбища, растущие по всей стране, как грибы; видеосалоны с эроти¬кой и первые секс-шопы; зарождение ба¬рахолки на Гусинке и появление первых  элитных бутиков в городском центре, клубы знакомств и расцвет народных це¬лителей...
Автор верно замечает, что подавляю¬щее большинство книг и фильмов о том времени — это книги и фильмы «про бандитов или ментов»:

—При этом у нас практически нетпроизведений об обычных людях. О тех,
кто никого не убивал и ни в кого не стрелял, а просто пытался выживать. У нас мало пишут и говорят о челноках. Хотя вовремя перестройки, когда правительствофактически бросило людей на произволсудьбы, они буквально спасли страну. И яхотел рассказать как раз о таком «маленьком» человеке, занять эту пустующую нишу...

Сам он в те годы тоже был тем самым «маленьким» выживающим человеком. Который в рядах бессчетной армии челноков мотался с клетчатыми сумками за товаром в Китай. Торговал кассетами, книгами, журналами (в том числе и полупорнографическим «самопалом»), сига¬ретами, вещами, парфюмерией... Как и все, испытал на себе прелести дефолта...
—Долги, кредиторы... Приходилось метаться, взбивая пену... В школе в младших классах мы изучали сказку Л. Толстого про двух лягушек. Они попали в крынку с молоком. Одна сложила лапки и утонула. Вторая стала биться и, взбив масло,выскочила из  крынки.  Какую глупостьнам вбивают в головы. Наша жизнь — не крынка с молоком.  Не болото.  Нашажизнь — река. Она течет. Не торопясь.Аккуратно и ласково. И когда мы машем
ластами, мы не плывем по ней, мы мечемся. Бьемся от берега к берегу, поднимаягрязь со дна. Совершаем немыслимые рывки. А надо просто жить. И жизнь сама поможет тебе. Выплыть. Сейчас, с высоты прошедшего времени, я благодарен жиз¬ни за науку...

Если жесткие правила игры дикого рынка научили его жизненной мудрости, стойкости и сделали почти эпикурейцем, то «лав стори» привела законченного ло¬веласа в лоно семьи, к одной - единственной. «Пять лету меня одна женщина. Я не вижу больше других. Мне постоянно хочется прикасаться к ней. Я не представ¬ляю рядом с собой иной»
.
— Я не случайно пишу в книге, что благодарен всем своим женщинам и женам за то, что они были, — говорит Евге¬ний Стучков, который не скрывает, что его роман автобиографичен. — Именно благодаря им я нашел себя и свою семью. Но для того, чтобы я осмысленно пришел к этому, у меня должен был быть тот этап, который описан в «Исповеди холостяка».

В предисловии к роману герой — су¬масшедший папаша, ожидающий появ¬ления на свет своей дочки, сдувающий пылинки с любимой супруги и донимаю¬щий ее телефонными звонками: поела ли по расписанию и приняла ли витами¬ны... А заканчиваются записки сакра¬ментальными словами: «Как хорошо, когда жена солит огурцы». Такой вот хеппи-энд!
«Как хорошо, когда жена солит огурцы!»
Свою исповедь Евгений Стучков напи¬сал уже после сорока: «Это был какой-то захватывающий порыв», — говорит он о тех полутора годах, когда писалось его произведение. Он тогда даже специально купил телефон с функциями компьютера: набирал текст в общественном транспор¬те, в перерывах на работе, где только вы¬падала свободная минута.
Новосибирской литературной тусовки он не знает. Ни в каких писательских со¬юзах и литературных объединениях не состоит. И мнением братьев-литераторов о себе не интересуется. Разве могут быть объективными конкуренты? Гораздо важ¬нее для него, признается, внимание тех трех тысяч читателей, которые прочитали его роман на сайтах. Конечно, есть жела¬ние издать все это отдельной книгой. У кого из пишущих такого желания нет! Но он отдает себе отчет в том, что именно скандальная откровенность его прозы может быть серьезным тому препятстви¬ем. Хотя...

— Начиная с Франсуа Рабле, в книгахвсегда было описание пиров и обедов, у
Рабле есть даже описание естественныхоправлений.   Если  принято  говорить оспальнях, домах, машинах, то почему мы должны избегать разговоров об интиме— это тоже очень важная и необходимаячасть нашей жизни. И я в этом не такойуж и новатор. Достаточно вспомнить книги Александра Бушкова — у него сценысекса описаны очень даже неплохо, и егокниги   весьма успешно  издаются.   Иликнижный сериал про Бешеного (романы
Виктора Доценко о Савелии Говоркове попрозвищу Бешеный. — Прим. «ВН»). Япо сравнению с ними белый и  пушистый...

А как же, интересуемся, традиция рус¬ской литературы, которая в своих истоках целомудренна, и причина тому во многом в нашем вероисповедании...

—Люди  меняются, меняется  стиль жизни, меняется отношение, в том числе
и к интимным вещам. И сегодня нельзя писать об отношениях полов в стиле сонетов Шекспира...

Интересно, что свою откровенную ис¬поведь бывший ловелас, донжуан и холостяк посвятил своей нынешней жене, матери своего ребенка. Читала ли она его сочинение?

—Читала, но выборочно. Она так же ,как и вы, предпочитает «второй» роман и
пропускает то, что вы называете «откровенными сценами». Каждому, как говорится, свое.

При личной «моногамии» от полигамной философии для других литератор не отказался. И по-прежнему весьма солидарен с г-ном Жириновским в его лоббировании закона о многоженстве.

—У нас на Руси в языческие времена князья имели по нескольку жен. Я против
того, чтобы всех грести под одну гребенку, загонять в одни рамки. Кому-то, как мне, хорошо в браке с одной женщиной. А если человек не нашел свою единственную? Если он хочет иметь несколько жен ,может их содержать, и жена не против? Я за многоженство, я за многомужество и я за традиционные браки...

Религиозен ли он? В свое время, говорит, пытался наладить отношения с церковью, однако ни одна из религий не дала ему ответа на те вопросы, которыми он задавался:

—Я верю в существование высшего разума. И я не противник никаких религий. Каждый верит в свою партию, в свою жену, в своего ребенка... Единственное, с чем я не могу согласиться, это с тем, что религии не исповедуют жизни как радости. Я же пришел в этот мир не страдать, а радоваться. Я каждый день, просыпаясь утром, обязательно захожу в комнату, где спит моя дочка, которой сегодня год и два месяца. И я наполняюсь радостью на весь день. Это, если хотите, и есть сегодня моя
личная религия...

В планах Евгения еще несколько произведений. Вошел, как видите, во вкус. Тема, говорит, будет все та же — жизнь человека от рождения до смерти:

—Больше пока ничего не скажу, я человек суеверный. Но совершенно точно,
что это опять будет скандал...
Татьяна КОНЬЯКОВА