Дождь

Холодный дождь с такой яростью лупил по тускло освещённым окнам, что казалось, они вот-вот не выдержат этого бешеного натиска и разлетятся на сотни кусочков, укрыв весь пол, словно россыпью бриллиантов, маленькими сверкающими осколками, и быстрыми ручьями стекал вниз по стеклу в большую лужу у огромных парадных дверей. Двери на самом деле были огромные, деревянные с замысловатым узором, вырезанным на них каким-то умельцем, наверное, лет сто назад.

Это был главный вход в одну из лучших гостиниц города в концертном зале которой сейчас собралось столько народу, сколько только могли вместить его стены. Люди группами сидели за небольшими столиками, расставленными полукругом у сцены, занимали места в длинных рядах пронумерованных мягких кресел, толпились в проходах, возле дверей и просто там, где было хоть немного свободного пространства. Освещение было приглушено, ярко горела лишь одна огромная старинная люстра прямо над сценой, на которой стоял большой черный рояль. За роялем, с закрытыми глазами и едва уловимой улыбкой сидела девушка, и её тонкие пальцы с такой уверенной лёгкостью скользили по клавишам инструмента, что казалось, будто они и вовсе не прикасаются к ним. Да и сама она была настолько миниатюрная и хрупкая, что с задних рядов казалось, будто музыка льётся сама по себе, появляясь из ниоткуда, заполняя всё пространство и души присутствующих чарующими, завораживающими звуками, уносящими далеко и рисующими в воображении прекрасные картины, продиктованные мелодией.

Сидящие в зале, как завороженные смотрели на это хрупкое создание, боясь сделать лишний вздох, чтобы случайно не пропустить ни одного аккорда, ни единого звука и в то же время были далеко от своих мест, от этого зала, от этого города. Каждый из них был там, куда стремилась его душа, куда он отчаянно хотел, но не мог попасть из-за суеты повседневной жизни, из-за бесконечных проблем, вечной нехватки времени или просто потому, что это самое время уже было упущено. Музыка возвращала их в те моменты жизни, когда они были особенно счастливы, заставляя их снова и снова переживать, чувствовать, любить…

Прозвучали последние аккорды и наступила полная тишина. Никто в зале не шелохнулся, никто не проронил ни звука. Стало так тихо, что можно было услышать как беснуется за окном ветер, как стучит по стёклам дождь, как журчит в стоках вода… И вдруг зал взорвался… Люди повставали со своих мест, кто-то плакал, кто-то смеялся, кто-то просто стоял, незная как выразить ту бурю эмоций, что бушевала у него в душе. Девушка встала из-за рояля, подошла к авансцене и улыбнулась, длинные золотисто-русые волосы рассыпались по плечам, заструились по спине, большие серо-голубые глаза светились неподдельным счастьем…
Грохот аплодисментов мог оглушить кого угодно, но только не её. Она не слышала их, она не могла их услышать, как не могла услышать и ту музыку, которую только что дарила сидящим в зале… Она была глуха… Совсем… Но она могла чувствовать. И она чувствовала, чувствовала во много раз сильнее любого, кто был сейчас перед ней. Она чувствовала свою музыку, чувствовала дыхание ветра из-за неплотно задёрнутых штор, чувствовала эмоции каждого человека в отдельности из тех, кто находился сейчас в зале, чувствовала дождь за окном… Она могла почувствовать всё и была счастлива…

Спустя три часа после концерта люди по немногу стали расходится. Каждый из них выходил из зала немного другим, каждый нёс в себе кусочек счастья, подаренного ею. Среди вереницы дорогих машин, в которые садились вышедшие из гостиницы люди, стояла одна, неприметная, затерявшаяся среди всей этой показной роскоши и явно уже доживающая свой век. Никто не обращал на неё внимания, разве что кто-то из персонала гостиницы время от времени подходили с просьбой освободить место, но, узнав кого ждёт сидящий за рулём молодой человек, в конце концов тоже потеряли к ней интерес. Поэтому никто и не заметил, как из служебного входа в неё проскользнула маленькая, неприметная фигурка, укрывшаяся от ливня не по размеру огромным плащом.

Ожидая, он несколько раз прокрутил в своей голове, как отвезёт сейчас её в то, стоящее почти на окраине города маленькое, забытое богом, но такое уютное и тёплое кафе, в котором год назад так безнадёжно и навсегда оставил своё сердце. Как расскажет ей о том, как он сильно любит её, как он счастлив от того, что она сейчас с ним и даже дождь, барабанящий за окном, будет казаться им музыкой… И она поймёт его, она должна его понять, пусть и не услышать, но почувствовать… Почувствовать так, как умеет только она всю искренность его слов, его желаний, его надежд…

Они выехали на большой перекрёсток и остановились перед светофором. Дождь не прекращался ни на минуту и, казалось, что небо решило смыть этот город, со всей его вычурностью, богатыми улицами, дорогими магазинами и ресторанами, со всей его беспредельной гордостью и чопорностью, город, в котором уже мало кого радовали простые вещи, в котором небыло места чистой бескорыстной любви и состраданию…
Светофор моргнул зелёным и он надавил на газ… В следующую секунду улицу разрезал резкий визг тормозов, скрежет металла и звон бьющегося стекла… А утром во всех газетах появились небольшие заметки с сухим, скупым текстом об аварии, в которой погибла та самая пианистка… А дождь всё лил и лил, играя шумом разбившихся упавших капель свою, особую музыку… И вода быстрыми ручьями стекала вниз по стеклу в большую лужу у огромных парадных дверей с замысловатым узором, вырезанным на них каким-то умельцем, наверное, лет сто назад…