Клоун

Дело Дональда Дроухарда,
или рассказ клоуна

Ржавый ключ торопливо провернулся во влажных руках, после чего дверь со скрипом открылась.
-Заходи, Донни – Ричфилд приглашающе позвал рукой в комнату
Дональда всегда раздражало, когда Ричфилд называл его “Донни”. Это чертовски напоминало ему его детскую воспитательницу миссис Грэй, которая с неподдельными эмоциями выказывала к нему нечеловеческую любовь. Пухлая особа с не длинными кудрявыми волосами, которая вечно тараторила как радио. Боже, какая же тупая она была. Иногда он буквально закипал, когда Ричфилд говорил эту фразу. В особо депрессивный момент Дональд даже набросился на пожилого психиатра, если бы не санитары, Дональд бы его убил. К великому удивлению всех Ричфилд абсолютно никак не усилил меры предосторожности после этого случая, и благодарный ему  Дональд мог передвигаться без смирительных рубашек и санитаров. Дональд был доволен этим, и испытывал даже какую-то некую симпатию к этому пожилому человеку. Большую часть времени у него даже совсем не было желания его убивать. Он был уверен, что если бы он захотел этого санитары бы его не спасли. В это прекрасное субботнее утро, во внутреннем дворе больницы стояла благодатная прохлада, и июльское солнце медленно плыло к зениту, заливая унылые серые стены и местами высохшею траву своими лучами. Дональд не спеша, зашёл в кабинет Ричфилда, сам психиатр рассеяно поздоровался с какими-то другими пациентами и зашёл вслед за ним. Окно кабинета выходили как раз почти на юг, и сейчас солнечный свет заливал письменный стол у окна. В кабинете Ричфилда всегда стоял сухой запах высохшей бумаги и древесины. У стены стояла огромная стойка с личными делами пациентов. Десятки килограмм пожелтевшей от времени бумаг, документов, личных дел. На окне стояли некие подобия растений. Все почему-то считали что они облагораживают атмосферу в кабинете и дают чистый кислород, в то время когда жизнь из этих растений, по-видимому, ушла уже весьма давно. Психиатру было по большей части наплевать на растения, он из тех людей, которые могли долгое время не обращать внимания на какие либо неудобства. Будь то сломанная дверь, неровный стул, либо толстый слой пыли на полках. Многие в больнице любили и уважали Ричфилда не только за его образованность, но и за умение находить общий язык с пациентами. Чудаковатый старичок, одетый в старый потёртый пиджак тройку, с седыми редкими волосами на голове, рассеянным взглядом и быстрым темпом разговора. Иногда он мог говорить очень быстро, особенно когда рассуждал о чём-то сам с собой или мыслил вслух, но при общении с людьми говорил не громко, и с умеренной скоростью.
Закрыв за собой дверь, Ричфилд вздохнул, и на секунду задумался о чём то, глядя в пол. Затем он резко поднял голове на Дональда.
- Присаживайся-присаживайся – сказал он, сам проходя за свой стол.
Дональд присел на деревянный стул, перед столом. На столе у Ричфилда была куча абсолютно разного хлама. Какие-то бумаги, документы, дела пациентов, письма, светильник, пара карандашей, а так же какая-то толстая книга с зелёным переплётом, судя по всему какой-то учебник. Дональд уже знал, зачем Джерри позвал его, он давно этого ждал, и даже забеспокоился, почему это старикан Ричфилд не взялся за него. Как по волшебству, не успела эта мысль пронестись в полулысой голове Дональда, как психиатр заговорил сам.
-Ну, как твоё самочувствие? – сказал он, глядя на него ожидающим взглядом через линзы очков
-Лучше не бывает, док – Так же спокойной ответил Дональд – прекрасное утро, вы не находите, мистер Ричфилд?
-Да-да..и в правду не плохое – Сухо произнёс психиатр, мельком глядя в окно – Что нибудь беспокоит? – опять задал он вопрос, впиваясь взглядом в Дональда
-Ну что вы, я счастлив, ведь чего можно пожелать когда у тебя всё есть – Дональд не хотел особо откровенничать с пожилым психиатром и нёс свою привычную чушь
-Хмм..хорошо..хорошо – Закивал головой Ричфилд смотря на свой стол
Несколько секунд в комнате висело томительное молчание, нарушаемое лишь пением утренних птиц на окном
-Донни – После недолго паузы сказал Ричфилд – Я думаю, ты догадываешься, зачем я привёл тебя сюда в столь ранний час сегодня
Дональд не ответил на этот аргумент, и продолжал сверлить его взглядом
-Что ты можешь сказать по поводу недавнего инцидента с Брэнданом?
Вот, наконец-то! Дональду не нравилось это лицемерие, ему было бы куда приятнее если бы Ричфилд перешёл бы сразу к делу. На неделе ранее, почти таким же ранним прекрасным утром как это, Дональд чистосердечно заработал себе сутки в изоляторе. И всё ведь из-за какого-то пустяка. На общем завтраке в столовой, он весьма сильно изувечил своего соседа по столу, весельчака Брэндана. Брэндан славился на всю лечебницу своим безграничным чувством юмора. Он был здесь, сколько себя помнил Дональд, и всегда поражал всех своей любознательностью и харизмой. Изначально, его держали в отделении для буйных, но потом его по непонятным причинам перевели сюда, якобы из гуманных побуждений. По виду он вроде бы успокоился, и ни у кого не вызывало сомнений что тот исправился. На вид он был среднего роста, худощавый, с растрепанными каштановыми волосами на затылке, что больше походили на парик, и звонким голосом. Дональд всегда считал, что тому стоило выбрать карьеру комика в телевидении. Всё отделение помнит славные ночи, когда Брэндан устраивал истерики у себя в комнате, рвал матрас с подушками, брал в охапки кучи пуха из них, и подбрасывал в воздух, завывая при этом какие-то детские песни и частушки. Так же он показывал поражающие акробатические способности, прыгая как трюкач по арене, или например когда он один раз пробил дырку в деревянной двери своей головой. Санитары обычно усмиряли его, а потом стали запирать в изолятор. Но всё равно, вой доносившийся из изолятора не давал всем спать до самого утра. И в то утро он наверно решил устроить новое представление прямо с утра пораньше. По иронии судьбы он сел прямо рядом с Дональдом. На завтрак была каша, блюдо, более ненавистное Дональду чем даже сам Брэндан. Всё проходило вроде бы спокойно, до определённого момента. Несколько людей вокруг, в том числе и Дональда привлёк характерный звук, а потом и не менее характерный для этого звука запах. Не все догадались сразу, что Брэндан наложил в штаны. Он хитро оглянулся на Дональда налево, схватил свою тарелку с кашей и подбросил её до самого потолка. На его белой пижаме был большой коричневый развод, от которого дико несло. Дональд не спеша, повернул голове к Брэндану. Как раз в этот момент сверху на стол рухнула тарелка с кашей прямо возле Дональда, и многие куски попали ему прямо в лицо. Реакция не заставила себя долго ждать. Он встряхнул испачканной головой, вскочил со стула, схватив вилку со стола, и со всего размаху всадил её в кисть Брэндана, которая как раз лежала на краю стола. Тот издал протяжный визг, глядя в лицо своего обидчика, но его крик продлился недолго. Дональд с разгона ударил его в челюсть, от чего на стол брызнула красные капли, а его крик захлебнулся в глухих стонах. После чего он схватил Брэндана за волосы, и со всей силой ударил об край стола лицом. Раздался звук сломанного носа. Брэндан потерял сознание. Со стола, рядом с кусками каши, на пол стекала струйками чёрная густая кровь, капая мелкими каплями на холодный пол. Аромат горячей свежей каши, что обычно стоял в столовой, смешался со зловонным запахом дерьма, а развод на заднице лежащего на полу Брэндана всё разрастался. Под его лицом собиралась маленькая лужица крови, видно Дональд не рассчитал силы и выбил бедняге зубы. Ему уже давно действовал на нервы этот тип, он всего лишь сорвался, а Брэндан выбрал не самое удобный день для розыгрышей. Санитары были уже на подходе. Их было много, Дональд бы их не осилил, да и у него не было желания драться ещё и с санитарами. Он хорошо знал эту технику, ему бы вкололи лошадиную дозу успокоительного, раздели и бросили в изолятор, где бы он ближайшие сутки пускал слюни в беспамятстве. Он предпочел, не сопротивляется. Тем более в изоляторе ему даже немного нравилось, там было тихо, спокойно, мало пространства, и куча места для размышлений. Тем более, там к нему приходил он. Дональд боялся говорить о нём кому либо, и никогда не делился этими мыслями с кем-нибудь, даже с Ричфилдом. Тем более он сам был против того, чтобы Дональд кому-нибудь рассказывал о нём, это было его своеобразная тайна. Тот часто приходил к нему, когда его бросали в изолятор, помогал и поддерживал. Если бы не он, Дональд бы наверно уже отчаялся. Ведь что удерживает его в этом мире? У него уже были попытки суицида, не увенчавшиеся успехом. Тогда именно он спас Дональда от этого, дал ему стимул к жизни, и Дональд был благодарен ему, безмерно благодарен. Он всё ещё помнил то ощущение, нехватку кислорода, шершавую ткань простыни на шее, потемнение в глазах. Тогда, он буквально нутром почувствовал, что жизнь покидает его. Медленно, утекала. Он не сразу заметил как испорожнился его кишечник и облегчился мочевой пузырь, он уже почти ничего не чувствовал тогда. В тот момент он считал, что это конец, конец всему. Он не боялся этого, он встречал это как что-то новое, что-то лучшее. Как своеобразный отдых от всей этой суеты. В последние секунды, когда весь его мысленный и визуальный взор почти полностью затянула темнота, вдруг, всё сорвалось, и он почувствовал, что жизнь снова пронизывает его тело, и вместе с жизнью приходили и прежние ощущения. Он почувствовал, как больно стукнулся об пол, когда упал возле стула. Ему всё ещё было тяжело дышать, и он жадно глотал воздух, пытаясь восстановить прежнее кровообращение после нехватки кислорода. После нескольких глубоких вдохов, жизнь вернулась к нему окончательно. Он вдруг почувствовал, что сидит в своём собственном дерьме с мочой. А перед ним сидел он. Он сидел на белой койке, и смотрел на него сверху вниз. У него была рыжая не длинная борода, трость в руке и коричневый цилиндр. Он сложил руки вместе на конце своей трости, руку на руку. Сначала Дональд застыдился своего несчастного вида, но лишь сначала. Он сказал ему, что всё это вполне естественно, и что наш мир в каком-то смысле крутится вокруг дерьма. Что все, что происходит в мире нормально, ибо нет ничего «ненормального». Он был образован…Казалось он знал всё, как Бог. От него разило резким запахом старого одеколона, кажется Французского. Дональд не знал кто он, но доверял ему, как отцу. Тот что-то упоминал, что из Германии, но дату рождения не сказал. Он отвечал лишь на определённые вопросы, от остальных же искусно уклонялся. Он говорил, что всему своё время, что Дональд получит все, что хотел со временем. Он обещал ему награду, и ответы на его вопросы. Он сказал, что Дональд получит всё что захочет. Нужно лишь ждать, и стремится, стремится к великому. Он говорил что мир, который мы видим не идеальный мир, лишь одна из сторон. Обещал открыть ему тайны, ради которых всю жизнь трудились и умирали тысячи великий умов человечества. Но самое важное для Дональда, он обещал сделать его бессмертным. Бессмертным, как и он сам. Дональд не сомневался в его словах, и был полностью уверен, что тот сдержит свои обещания. В моменты, когда Дональд коротал ночи в изоляторе, он приходил к нему, и они долго беседовали. О разных вещах, великих и ничтожных. Он рассказывал ему о разных людей, о событиях. Рассказывал про мир, учил. Он был как учитель, спокойный, уверенный, и знающий все ваши мысли уже наперёд. Рассказывал об устройстве мира. Говорил что есть силы, куда более могущественные, чем те которые видел Дональд, и которые мог себе представить. Он верил ему, и ничуть не сомневался в его могуществе. Он чувствовал себя таким ничтожным в его тени. Но он, как бы читал его мысли, и успокаивал его, говоря, что его час ещё придёт, и он приблизится к нему и станет бессмертным. Он учил его терпению. По его словам, добиться величия, требует великих жертв..порой это должна быть твоя жизнь. Что ничтожные и слабые люди никогда ничего не добьются, пока не отдадут все, что у них есть ради этого. Чтобы получить что-то, нужно отдать нечто, по цене в той же мере что и то что ты получаешься. А что нужно делать ради бессмертия? Он не раскрыл ему всю суть, и сказал, что раскроет ему все, когда придёт время, но он должен был слушаться его. И Дональд слушался. Он не считал это как какой-то из видов рабства, он считал себя учеником. Учеником своего бессмертного учителя. Может быть, именно поэтому он уже спокойнее относился к разным неприятным явлениям, которые раньше были способны его расстроить. Ведь теперь у него была цель, к которой он мог бы стремиться, и жертвовать ради неё, и в конечном итоге пожертвовать собой. Человек без цели в жизни – ничто, так считал Дональд. Эту истину поведал ему он, и тот усвоил её как нельзя хорошо. У Дональда был стимул, стимул ради которого можно было стараться. Он просто ждал. Ждал, чего-то лучшего, чем есть на самом деле. С каждым разом у него получалось всё лучше, и постепенно он обретал спокойствие. Каждый раз в изоляторе, они говорили с ним о новых вещах. И с каждым разом он говорил ему, что уже скоро, что момент приближается. Он всегда говорил загадками. Он говорил, что мир без загадок, не мир. Чем больше загадок видишь, тем больше желания их разгадать, стало быть, больше стимула и стремлений, а стремления – это жизнь. Уже скоро…его время должно было прийти. В последнее время Дональда стали посещать беспокойства. Его учитель уже давно не посещал его. Может быть, он сделал, что-то не так? Какая-то оплошность или ошибка? Нет, этого быть не могло, он всё делал правильно, учитель бы явился к нему, чтобы сказать будь иначе. Наверняка на то были причины, что его нет. Быть может, он ещё не дорос разумом, чтобы понять весь замысел его наставника. Это придавало ему уверенность. На счёт этого не знал никто, и теперь, когда Ричфилд полоскал ему мозги по поводу ублюдка в дерьме которого он пришил в столовке, он мыслил совсем о другом. Вряд ли кто-либо слышал их голоса в изоляторе, так что Ричфилд наверняка не был осведомлён на счёт всего. Дональд совершенно не чувствовал на себе вины за это, он проучил мерзавца за дело, и теперь ему уже было неповадно опорожнятся прямо за столом. В любом случае это не играло большой роли. Он знал наперед, что ему будет долбить Ричфилд, и лишь глотал все его упрёки с важным видом, и с заявлениями, что он всё понимает и больше так не будет. Прямо как в детском саду. Осталось только в угол поставить.
- Он первый начал – С наигранным детским голосом пропел Дональд
Ричфилд помолчал немного, отвернувшись в сторону
- Это весьма серьёзно, Донни, ты чуть не покалечил человека, а вернее почти его покалечил. Он потерял много крови, и у него порвана губа и сломана челюсть. И вообще, почему ты так себя ведёшь? Ты сам портишь свою репутацию, все думали, что ты уже исправляешься, и подумывали о твоей выписке…
Ха! Конечно, Дональд с самого начала понял, что это чушь. В этом учреждении все несут подобный бред о хорошем поведении и выписке, на самом деле отсюда мало кто выходил. Он знал, что и Рифчилд врёт ему, но не говорил о своих предположениях. В это утро у него совсем не было желания говорить, и он предпочитал кривляться и пудрить мозги, что и полагается его профессии. Когда-то он работал клоуном в цирке, весьма продолжительное время. Было время, когда он очень этим увлекался, по-настоящему. Изучал цирковое искусство, жонглирование, подрабатывал мимом на ярмарках, у него были весомые успехи. Так же у него были и другие близкие увлечения, в частности холодные оружия. На весь цирк он был единственным, кто умел глотать лезвия. Всех занимало это зрелище, и не все верили в подлинность представления. Версии были разные; массовый гипноз, механические приспособления, поддельные лезвия. Лишь не многие искренне верили, что Дональд глотал их на самом деле. Это было его любимое занятие, в которое он вкладывал душу. Он был “пожирателем лезвий”, и гордился своим званием. Помимо всякого рода истязаний, что он наносил себе различными острыми предметами без всякого намёка на боль. Он вспоминал себя в маскараде…Яркий грим на лице, красные, чёрные, белые краски, торчащие во все сторону волосы, и большой круглый белый нос. Пухлые губы были окрашены в глубокий тёмный цвет. “Большой злобный страшный клоун”, так иногда называли его дети на представлениях. Но его называли подобным образом и без грима. В свои сорок два года, он выглядел старше, да и мог выглядеть куда лучше. Круглое лицо с щетиной, вес выше среднего, плешь на голове. Второй мягкий подбородок может, и шёл к его образу толстого клоуна, но в обычном виде выглядел куда хуже. Он помнил, как когда-то после работы мылся в душе, и заглядывал на себя в зеркало. Зеркало было запотевшее от жара, и его приходилось вытирать. Зеркальное отражение беспощадно честно отразило то, что обычно скрывает одежда. Еле заметные разводы от не полностью смытой краски, болезненные круги вокруг глаз багрового цвета, седоватые клочки волос между свисающей белой грудью и на брюхе. Иногда вид в зеркале ему нравился, а иногда вызывал отвращение, так что он начинал ненавидеть себя и свой вид. Съежившиеся гениталии между ног, и пучок волос сверху, и волосатые ноги. Его взгляд медленно скользил с ног до головы по телу, разглядывая все подробности как у похотливого подростка. На животе виднелись светлые шрамы от его экскрементов с собой, и такие же на руках. Он вставлял туда длинные острые спицы, так чтобы они выходили в других местах, или делал большие разрезы лезвием для бритвы. Всё это он в дальнейшем грубо зашивал, но почти все раны зарастали благополучно, и от них оставались лишь светлые следы на теле. В цирке все приходили в восторг от этого, и его странные увлечения были очень кстати для фрика в цирке. У него отлично получалось удивлять людей, и это ему нравилось. Здесь, в психушке все восприняли это в штыки, и обычно не давали ему этого делать. Мол, больной сумасшедший и ненормальный садист. Сам же Дональд не считал это явления сумасшествием, он приравнивал это к своеобразному виду искусства. Он оставлял длинные белые линии на руках, разрезая плоть почти до самой кости, ему казалось это красивым. Как мало нынче людей, которые способны оценить настоящую красоту? Все они глупцы, особенно Ричфилд. Он никогда не понимал этого. Конечно, он был добр к нему, и много раз выручал его, но ОН, дал ему больше. Вообще многое изменилось за последнее время, и Ричфилд уже мало волновал Дональда. Его мысли были только о его учителе, и о приближении его часа, а он, судя по всему, должен был произойти уже скоро.
- Ладно, вижу сегодня, у тебя нет желания говорить. Надеюсь, таких происшествий больше не повторится, Дональд. Можешь идти – Сказал Джерри
Дональд спокойно встал со стула, и направился к двери. Когда он стоял в дверном проёме и закрывал за собой дверь, Джерри немного привстал со своего стула.
- Ещё одно подобное происшествие, и мне придётся сказать директору, чтобы тебя перевели в отдел для буйных.
Дональд услышал это, но не подал виду, лишь так же невозмутимо и спокойно закрыл дверь кабинета.
В психиатрической лечебнице было утро, и по светлыми коридорам то и дело шастали туда сюда люди, пациенты, медсёстры, врачи, санитары. Солнечный свет падал через множество окон в здание, и коридоры были залиты светом. Дональд знал эти коридоры наизусть, и мог скажем из своей палаты дойти до столовой с завязанными глазами. Его палата находилась на третьем этаже, последняя дверь по коридору слева. Рядом с палатой находились пара комнат отдыха. Столик со стульями по кругу, пара мягких диванов, пыльные и всему забытые картины неизвестных авторов, и небольшая стойка с книгами. Он иногда сидел там, размышляя о чём-то, но чаще всего для размышлений предпочитал свежий воздух. На улице во дворе, особенно летом было очень живописно, не смотря на всю мрачную атмосферу. Цвели кустарники и деревья, росла трава. По двору было разбросано несколько беседок со скамейками и одна беседка с небольшим фонтанчиком. На них почти постоянно сидели разные полоумные и не совсем люди, что портили атмосферу размышлений Дональда, а в иной раз просто мешали бессвязной болтовней. Но за зданием была самая из заброшенных беседок. Скамейки были полуразрушены, трава не стрижена, и усыпана прошлогодними опавшими листьями, что обычно по собственной лени дворники сваливали сюда, чтобы не волочить далеко. Ещё в прошлом году у него были мысли о попытке суицида, но тогда что-то удержало его. Может быть это был страх? Теперь же от страха не осталось и следа, а вот желание жить повысилось как никогда ранее. По коридору зацокали знакомые каблуки, из-за угла показалась миссис Клэр. Главная медсестра в лечебнице, худощавая особо преклонных лет. Белый халат поражал безукоризненной белизной, а длинные седые волосы были собраны в тугой хвост сзади. Дональд искоса покосился на неё. С ней они почти не контактировали, но теперь почему-то он испытывал к ней откровенное презрение. Зачем она живёт? Ради чего? Чтобы подольше помучить пациентов, и подействовать на нервы младшим медсёстрам? И выжидать несчастной зарплаты, чтобы не протянуть копыта. Разве у неё была цель, как таковая была у Дональда? Более возвышенная цель, нежели её жалкое паразитическое существование, что строилось на основе высасывание жизни из других. Теперь Дональд смотрел на неё как на паразита, зажравшегося паразита, который отравлял существование окружающим. В этот момент ему захотелось свершить благое дело, и избавить мир от этого чёртового грибка, но он решил не подавать виду, пока. Придёт время, и все будут расплачиваться сполна перед ним. Более никто не посмеет называть его глупцом или психопатом. Стук каблуков всё приближался. Он решил, что если она сейчас подойдёт к нему и скажет хоть слово, по поводу его местонахождения не за трапезой, он вырвет ей язык и выбьет все зубы прямо на месте. Но, к счастью медсестры, она была полностью погружена в какие-то бумажки что тащила целую стопку, и даже не бросила взгляда на пациента, что так нагло перечил расписанию. За дверью кабинета Ричфилда послышалось глухой шум и возня. Видно Джерри собирался закрывать кабинет и сваливать вниз на завтрак. Тут Дональд развернулся и поспешил прочь от двери, чтобы назойливый психиатр не застал его и не потащил на завтрак, в комнату с вонючими дегенератами. И он не ошибся, буквально через пару секунд как он скрылся из виду, отворилась дверь и оттуда показался Джерри. Он закрыл дверь, глянул по сторонам, по-видимому ожидая увидеть Дональда, и поспешил к лестнице ведущей на нижние этажи. Звуки шагов стихли. Дональд постоял ещё пару минут, лишний раз убеждаясь что Ричфилд не схитрил и не поджидает его на лестнице. Только тогда он заметил, что находится на этаже абсолютно один. Все свалили вниз, на ужин, в том числе и персонал. Видно они ещё на заметили, что за столом его нет, и пока занимаются своими делами. Вариантов было много, чем можно было бы занятся. Он пораскинул мозгами. Пока его мысли метались от одного варианта к другому, его взгляд скользил туда сюда, от двери к стене, от стены к двери, и случайно упёрся к лестнице, ведущей вверх. Третий этаж был последним в здании лечебницы, а выше был только чердак. Дональда давно привлекал этот ход на чердак, но обычно он была наглухо закрыт. Немного поразмыслив, он быстрым шагом направился в сторону лестницы. Старые пыльные доски пола шумно скрипели, и его тяжёлый шаг громко отдавался древесным стуком по всему коридору. Но он был уверен, что внизу его не услышат, так как почти всегда трапеза сопровождалась различного рода возгласами, что заглушат даже выстрел пушки. К его великому удивлению дверь наверх была открыта. Видно на чердаке убирались и забыли закрыть. Он огляделся по сторонам, лишний раз, убеждаясь, что вокруг никого нет, затем твёрдым шагом зашагал вверх по лестнице. Прошло не так много ступеней, когда он упёрся в конец лестницы. На чердак с лестницы вел большой дверной проём. Когда то по-видимому тут были двери, но сейчас это была большая арка, с полуразвалившимися косяками. Дональд всегда считал, что на чердаке этой лечебницы хранятся какие-нибудь старые и диковинные вещицы, древности, или любой другой любопытных хлам. Его ожидания тут же рухнули, когда он глянул на чердак. Почти всё обширное помещение, как несколько его палат сложенные в квадрат, было пустым. Он не спеша побрёл по комнате, осматриваясь. Комната была залита светом солнца из нескольких больших окон, расположенных по четырём частям света. Чердак был абсолютно пуст. Ничего ценного или интересного. Внезапно тишину нарушил еле слышный шорох. Дональд моментально насторожился. Источник звука был совсем близко. Дональд сделал пару шагов к одному из окон. То, что он увидел далее, он увидеть никак не ожидал. На большой подоконнике у окна, сидела его соседка по палате Барбара. Он общался с не очень часто, впрочем, как и со всеми в этой лечебнице, и особо её не знал. Были слухи, что у неё помешательство или меланхолия, но в буйствах он её никогда не замечал. Она была босиком, и на ней был большой широкий халат, который часто здесь носят пациенты женского пола. Густые чёрные волосы были немного спутаны с утра, падали на плечи и спину. Лицо было немного сонное и заторможенное, но солнечный свет, льющийся из окна прямо на неё, придавал ему некую притягательность и красоту.
- Старый пень снова таскал тебя к себе в кабинет? – Звонко произнесла она, немного поворачиваясь к Дональду.
По началу, он слегка замялся, но очень быстро взял ситуацию в свои руки
- Да, по поводу того ублюдка, что обделался в столовой тогда
- Брэндан? Мне он никогда не нравился…
- Как ты проникла сюда? – Спросил Дональд, подходя к ней немного ближе
- Так же как и ты – Немного улыбнувшись, ответила Барбара – Чердак открыт сегодня с раннего утра, я тут уже весьма давно
На вид ей было чуть больше тридцати, но далеко не за сорок. Для своего возраста она очень даже сохранилась, в отличие от других пациентов, которые Дональда не привлекали. Он перевёл взгляд с её лица в сторону. Она полулежала на широком подоконнике, положив ногу на ногу. Халат странным образом, куда-то спадал, и стройные белые ноги были оголены почти выше колен. Он жадно разглядывал её ступни, белую кожу выше, колена. Его взгляд скользил по ним туда-сюда. Барбара заметила, куда устремлён его взгляд, и на её лице промелькнула, лёгка улыбка. В голове Дональда уже начали мелькать разные похотливые помысли, и ему было сложно их сдержать. Он только открыл рот, чтобы ляпнуть какую-нибудь глупость главное лишь поддержать разговор и продлить время пока он мог бы нагло пялится на её ноги, как она сама начала медленно поворачиваться корпусом в его сторону. Незамысловатое движение выглядело вполне невинно, будто ей стало неудобно и она немного меняет позу. Она передвинула одну ногу в его сторону, и повернулась к нему лицом. Дональд стоял с тупым видом и смотрел на неё, ожидая каких-либо слов. Ленивый взгляд скользнули ниже по халату. Она так раздвинула ноги, что все, что было между ними открылось взору. От вида её обнажённой промежности его будто перекосило, а в голову ударил жар. На ней было нижнего белья, и лишь халат прикрывал её наготу. Он сделал шаг ближе. Для своего возраста Барбара не утратила молодой грации, кожа была белой и упругой, без каких либо намёков на морщины или другие возрастные дефекты. Волосы вокруг вагины не были острижены, и были такого же тёмного цвета смолы, что и на голове. Он тихо сглотнул, кровь в висках пульсировала, так что можно было уловить её такт. Он стал замечать, как поднимается высокий бугор на его пижаме, она тоже это заметила. Дональд посмотрел ей в глаза. Он мог поклясться Богом, что увидел в них море похоти, и не мог сдержать себя. Он рывков налетел на неё всем корпусом, и они слились в поцелуе. Из её рта пахло не свежим утренним запахом, что свидетельствовало, что она не чистила зубы в этот день, но ему было глубоко плевать на это. Он схватил её за спину и ещё сильнее прижал к себе. Он целовал её, орудуя у неё во рту своим языком, будто хотел проникнуть к ней внутрь. Руки беспорядочно шарили по её телу, казалось бы в попытках обхватить её всю одновременно. Не отрывая рта, её рука скользнула к бугру у него на пижаме. Нащупав то что нужно, она сжала его рукой, что отдалось сильной дрожью по телу Дональда. Его член налился кровью и ему казалось, что сейчас взорвётся от напряжения. Барбара будто бы прочитала его мысли, и медленно и нехотя оторвалась от его губ. Быстро скользнув вниз, она встала на колени перед ним. Ловкими движениями она запустила пальцы под края тонкой пижамы, и потянула её вниз. Его пульсирующий член выпрыгнул ей навстречу, и стал качаться у неё перед лицом. На лице промелькнула хищная улыбка, уголки губ разошлись по сторонам. Недолго думая, она взялась рукой за самое основание, и отправила покрасневшую от крови головку себе в рот. От ощущений у Дональда чуть в глазах не потемнело, а тело содрогнулось. Он не испытывал оргазма уже очень давно, не считаю онанизма в изоляторе. Чавкающие звуки доносящиеся снизу и чёрное темечко Барбары двигающееся туда сюда сводило его с ума от ощущений. Спустя немного, он стал сам двигаться в такт её движений, сношаясь с её головой. Она не сильно возражала, и лишь ещё более открывала рот. Потом он взял её рукам подмышки, и резким рывком поднял на подоконник. Откинув мешающий халат, он раздвинул ей ноги. Вновь увидев эту картину, он снова почувствовал неописуемое ощущение, разрывающее его разум от похоти и затмевая всё остальное. Они прижался к ней, и медленно погрузил свой член в её горячую и мокрую плоть. Барбара негромко вскрикнула. Он обнял её ещё сильнее и вошёл до самого конца. Двигая тазом, он стал набирать обороты, и двигаться всё быстрее. Над ухом слышалось её тяжёлое дыхание, да и он его пульс тоже участился. Она уловила его ритм, и начала двигаться в такт его движение, так что их тела слились в одном замкнутом движении. Его разрывало от экстаза, и он потерял счёт времени и пространства. Он лишь стремился к одной мысли, двигаться ещё быстрее. Постепенно её тихие охи стали звучать громче, пока она не начала стонать. Её стон слышался с каждым его толчком, и отражался гулким эхом от стен чердака. Он потянулся своим ртом и опять слился с страстном поцелую, и в его рту растворился очередной стон наслаждения. Её тело двигалось в бешенном экстазе, а руки схватили Дональда за спину, в попытках прижать его как можно ближе, и как можно больше увеличить глубину наслаждения. В следующие моменты она уже отчаянно кричала, извиваясь всем телом. Лёгкая дрожащая дрожь прошла по её телу. Он в последний момент вынул конец из её тела. Белая упругая струна выстрелила в её сторону и пола на живот и грудь, потом вторая, и третья. Член Дональда пульсировал в конвульсиях, а он сам растворялся в наслаждении. Тихая дрожь на забрызганном теле Барабары постепенно стихло, и член Дональда бессильно обвис. Он медленно опустил голову, тяжело дыша и смотря сначала на Барбару, а потом за неё в окно. Вдали за забором виднелся густой зелёный лес, освещаемый тёплым светом солнца. Стекло было пыльное и покрыто паутиной. Почти в это мгновение со стороны лестницы послышались голоса. Его кто-то окрикивал по имени. Он успел сообразить и натянуть пижаму, стряхивая последние капли спермы. Барбара тоже завязала халат. В проёме появилась фигура одного из санитаров. Он недоверчиво глянул на них, будто бы ожидая какого-то подвоха.
- Вам нельзя здесь находиться, пройдите вниз – Сказал он, делаю приглашающий жест рукой
Дональд посмотрел на него, потом молча пошёл. Он прошёл мимо санитара, даже не глянув на него, и пошёл вниз, Барбара последовала за ним. Выйдя на третий этаж, Дональд понял, что они пробыли на чердаке весьма продолжительное время, и завтрак уже кончился а коридоры и комнаты были набиты людьми. Сверху послышался звук скрипучий звук, дверь на лестнице ведущую на чердак закрывали. Дональд окинул взглядом помещение вокруг. Воздух колебали всякие невнятные бормотания пациентов, что сопровождались ритмом стучащей об пол обуви. Если смотреть на музыку с точки зрения умалишенного, это могло напоминать музыку. Он немного подумал, и направился вниз по лестнице. Он направлялся на улицу, подышать воздухом. В такое время обычно все в здании, и в беседке сзади психушки наверняка никого не было. Он хотел уединиться там хотя бы ненадолго. Ему нужно было обдумать некоторые вещи. Он хотел посидеть и подумать, что он часто любил делать, тем более что в подобных заведениях это занятие занимало большую часть свободного времени, однако его и посещали мысли, что очень скоро этот порядок вещей резко измениться в его жизни.