Апельсиновые 17 лет

                Милым родителям и мне десять лет назад…

      Через две недели наступал Новый год, а ничто еще не дышало праздником; не была украшена центральная елка на главной площади города, витрины магазинов с заиндевевшими стеклами, казалось, хотели скрыть под щедрым слоем инея потайные материальные богатства… Прохожие еще не спешили по улицам с тяжелыми сумками, переполненными едой – традиционным шампанским, ингредиентами для всяческих салатиков и неизменными атрибутами российского новогоднего стола – апельсинами и мандаринами, - а привычно-скучно словно тени персонажей Достоевского скользили вдоль улиц с обычными канцелярскими буккейсами и портфельчиками или дамскими сумочками.

      По крайней мере, так было в нашем городе.

      Оставалось буквально несколько дней до моего дня рождения. Мне планировалось исполниться 17 лет. Я посчитала это символичным – 17 декабря и семнадцать лет. Семнадцать лет? «Самый клевый возраст», выражаясь языком моего младшего двоюродного брата Лешки, а уж он-то никогда не ошибается. Семнадцать – это возраст мечтаний, сопряженный с непрекращающейся войной с родителями за право мыслить и действовать так, как хочется, вернее как  м е ч т а е т с я, возраст неповторимого понимания мира и единения с ним, период потрясающей яркости восприятия нового и искренности во всех мыслях и поступках.

      Мои родители это понимали отчасти, потому что я, сдавшись им внешне («Доченька будет поступать в институт, ведь так, доча?» - вопрошали с нажимом они оба во время совместного ужина), совершенно не хотела подчиняться внутренне («Я-то знаю, зачем учу английский, - чтобы поступить в Питере, воткнуться в «вышку» и…пользуясь возможностью отъезда из дома и выходом из-под контроля предков, создать свою собственную рок-группу, о которой мечтала с 15 лет»). Так думала я, целуя родителей на ночь и, уходя к себе в комнату, полночи тайно слушала в плейере под одеялом любимую музыку.
    
      Потом будет много всего. Будет «случайное» (в целях подстраховки, как выразился папа) поступление в педагогический, как не планировалось изначально («Машенька ведь будет юристом» - надеялась мама; «Да, Маш, журналистов ведь как собак нерезаных» - вторил папа), затем развеселая жизнь в студгородке, где, от обилия преждевременно-взрослящей жизненно-важной информации у меня на втором курсе развилась сильнейшая депрессия, потом в моей жизни на 4 курсе появился студенческий театр, завал ГОС-экзамена по математике на пятом, поступление в первую магистратуру и сложности по практике в ней, после этого важная операция, встреча и разрыв с молодым человеком, поступление во вторую магистратуру и отличный диплом, множество успехов и неудач, безудержные занятия творчеством (музыка, фотография, стихи и проза) и…вдруг я осознаю, что живу в этом городе уже десять лет, и я уже не просто студент, но аспирант второго курса, и вроде бы есть почти все для счастья, и друзья и коллеги, и вроде неоднократно выступала где-то со своими песнями и стихами, а родители все так же ворчат: мол, возвращайся домой, - а у меня от этих разговоров кошки на душе скребут – я так привыкла к Питеру, я так долго к нему привыкала… А цели впереди несколько расплывчаты, но вот как раз десять лет назад все было в жизни предельно ясно…

      …Тогда, в преддверии моего семнадцатилетия, родители однажды вечером смущенно признались мне:

      - Мария (папа обычно обращался ко мне шутливо-официально), мы вряд ли сможем отметить твой день рождения. Зарплату задержали (в нашем маленьком городе это бывало часто), так что давай перенесем празднование на недельку вперед?

      Досада на самое себя серой вуалью опустилась мне на голову. Как раз накануне я потратила все накопленные мной за полгода карманные деньги на очередной диск. «Сама виновата!» - хоть и зудела внутри меня эта мысль, но все же хотелось привычно по-детски спихнуть вину на родителей. Простое в своей гениальности понимание ситуации, как математическая аксиома, открылось мне: «Взрослый устраивает себе праздник сам», эта идея подвинула меня в тот вечер в духовно-нравственном и, бесспорно, также в интеллектуальном развитии на все десять лет вперед (не потому ли я сейчас, в мои 28, часто обращаюсь в мыслях к тому времени?), и, наверное, слегка повзрослила меня.

      - Ничего! – Мужественно произнесла я. – Оля и Маринка придут в другой раз (я собиралась пригласить своих подруг). «Жалко только, что дома даже апельсинов нет – без них совсем не чувствуется праздника…» - почему-то подумалось мне.

      В свой день рождения я, как обычно, пошла в школу, как сейчас помню, было целых шесть уроков, и последний история. День был обычный, никто не сломал на уроке парту, не поругался с учителем и не признался в любви однокласснику. Дело шло к окончанию четверти и полугодия, и я трудолюбиво зарабатывала свои очередные «пятерки». После школы мы еще немного задержались и поболтали с Маринкой, а потом уже окончательно разошлись по домам.
По-взрослому не ожидая от жизни никаких сюрпризов, я открыла ключом дверь, рассудительно решив хотя бы пожарить картошку к приходу с работы родителей – все не хандрить! – и вошла в нашу двухкомнатную квартиру на пятом этаже. Дома, как всегда, царил классический «творческий» беспорядок, в обоих креслах с бордовой накидкой без задних ног, что называется, дрыхли обе наши овчарки, на диване клубочком спал кот, в аквариуме нервно буйствовали давно не кормленные рыбки. Было тепло и тихо.

      В холодильнике по обыкновению было шаром покати, а на кухонном столе находилось невесть откуда взявшееся расписное блюдо с апельсинами. «Когда успели?» - подумала я. Понимание того, что искусственно оттянутое родителями детство уже уступило место подлинной родившейся взрослости, выразилось в том, что я разрыдалась. Это был уже не детский, но еще не вполне взрослый день рождения, а апельсины были такими сладкими…