Зачинание xxi века. глава i. экспертиза

ГЛАВА I. ЭКСПЕРТИЗА
               

§ 1.


У него было всё: здоровье, красота, силы и успех, и его всегда, всегда так любили женщины!
Но где была среди них та, та единственная, которую он так преданно и так сказоч-но любил?! Она ушла.
Она ушла, и теперь это коварное, змеиное порождение мегаполисов двадцатого века – одиночество – тоскливо подкрадывалось и к нему, шикарному голубоглазому красавцу, белокурому принцу как России, так и всего бывшего Союза.
Правда, прошло уже несколько лет и теперь стало легче; он и сам понимал, что нельзя было, нельзя было быть таким однобоким поклонником собственной жены – нельзя было холить и лелеять такую однобокую любовь. Он даже уже года два как пел одну песенку, именно про них двоих, и в этой песенке – почти! – не винил её ни в чём. Правда, кое-кто из особо щепетильных друзей Игоря говорил, что некоторые фразы не только следовало бы из-менить, но и с самого начала ни в коем случае нельзя было себе позволять. Песня оттого тоже выходила однобокой…
Но, как бы то ни было, виноват он был или нет, подлецом он был или рыцарем – но она-то теперь была счастлива, и даже вывела своего любовника (стоп, стоп! – нового му-жа!) вместе с собой на сцену… голос у него вроде был, и даже пел он вроде неплохо, хотя и явно сделанно… (какая разница, эдакая гора мышц всё равно отпугнёт любого поклонника, представьте себе Шварценеггера, поющего нежные песенки почти голышом – нет, чтобы весь этот бодибилдинг спрятать куда подальше, хотя бы для приличия!) А вот он, самый ро-мантичный герой своего времени, до сих пор был один. И просвета никакого видно пока не было.
И именно поэтому, исключительно только поэтому, а вовсе не из-за звёздной бо-лезни, как говаривали потом некоторые, – именно из-за этого страшного, ядовитого одиноче-ства он и дал согласие два месяца тому назад на участие в особом, довольно рискованном с моральной стороны проекте. В этом шоу из двадцати прекрасных, умных, благородных деву-шек он должен будет выбрать одну – ту, что смогла бы стать его судьбою. Ибо она будет тог-да иметь право выбирать между очень большими деньгами… и его рукою и сердцем.
Правда, вызывала сомнение сама идея. Несколько недель, пусть даже и очень тес-ного общения, вряд ли могли так уж накрепко связать двух прежде никогда не знавших друг друга людей. Скорее уж следовало поверить в любовь с первого взгляда. Особенно Игорю не понравился первый этап – где он почти с ходу, совершенно не пообщавшись ещё ни с кем, вынужден был отсеять сразу восьмерых. Ну, разве можно было назвать это благородным  –  даже если это и игра?!  Да и какая это игра, если у неё такие большие ставки! Для Игоря всё выходило всерьёз. Но для серьёзной игры следовало бы выделить несколько месяцев, а не не-дель.
Теперь всё шло лучше и было интереснее. Накануне Николаев ездил с первой чет-вёркой добывать муку для пирога. Девушки должны были сами, своими хрупкими ручками, по-дедовски вымолоть её из свежего зерна. Чтобы мука была тоже первейшей свежести.
А сегодня, с четырьмя другими, Игорь приехал сюда, в глухой лиственный лес – собирать ягоды и грибы. И прежде всего надо было найти подходящую поляну.
Лес был высокий, сухой и чистый – наверное, организаторы долго выбирали именно такой. Ну, просто картинка, а не лес!

……………………………               

Необычное, тонкое морщинистое лицо, до странности моложавое даже несмотря на грубоватую щетину и усталость, было с наслаждением поднято прямо к горячему августов-скому солнцу. Ещё часа два – и лучи уже перестанут так греть.
Худощавый длинноволосый человек в странном костюме и с дорогой тростью в руке сидел, опрокинувшись на левый локоть, на самом краю светлого, едва начавшего жел-теть леса и, сдвинув назад  цыганского вида шляпу, предавался на-стоящему толстовскому без-мыслию. Он сам, словно придорожный валун или юное деревце, отдавал себя безмятежной ласке лёгкого шёлкового ветерка и смаковал душою и сердцем призрачное безмолвие. Ему предстоял ещё далёкий и нелёгкий путь, как физически, так и морально, и впервые за этот се-зон у него выдалось несколько свободных деньков, когда он мог позволить себе по-настояще-му отдохнуть.
К вечеру, натянув поверх длинных бриджей высокие кожаные сапоги, он снова от-правился в дорогу – в свой лес, где оставался ночевать все эти дни. Сапоги приятно облегали ноги, слушаясь каждого их движения словно мягкие тапочки: это  были  настоящие  сапоги  ручной  работы,  как  в старину – а не из тех, твёрдых и малоподвижных, что продаются в ма-газинах, пусть даже и самых дорогих. По сути, эти сапоги были второй кожей ног, каковою изначально и задумывалась всякая обувь.
Человек с тростью, хотя и заметно прихрамывал, широкой и плавной походкой прошествовал в глубь леса, к знакомой, уже полюбившейся ему поляне, где лежало так много хотя уже и посеревшей, и полупрозрачной, но ещё хорошо сохранившейся прошлогодней листвы… Кое-где под деревьями возвышались целые сугробы этого мягкого, столь удобного для усталого тела материала, как будто Бог специально для странников предусмотрел эти пу-шистые покрывала-матрацы.
До поляны человек дошёл, когда уже потемнело; слегка разгребя знакомую лёжку, он укутался в листья как в одеяло, зарылся в них, накидав сверху побольше, и, затянув лицо ярким шейным платком, сладко уснул.
Он сделал всё это так тихо и осторожно, что даже птицы, едва устроившиеся на ветках, не шелохнулись, хотя и приоткрыли глаза.


§ 2.


Человек с тростью обычно спал крепко и коротко; однако теперь, когда наконец он позволил себе расслабиться, сон у него настал мягкий, пушистый, как его постель, и кра-сочный, как осенний клён в солнечный день. Несколько раз мсье Фи`лип чувствовал, что мо-жет проснуться, последний раз даже почувствовал, что просыпаться давно пора – но сон его был так приятен, так ласков и свеж, что хотелось продлить его как можно дольше. Ах, как хо-телось бы ему проспать так целые сутки подряд – только бы сон, от пресыщения, не стал бы тяжёлым и душным.
Ему виднелось лёгкое движение соломы в высоком дровяном сарае; солома шелес-тела, точно разбуженная поутру трава, точно осенние листья на пустынной дорожке. Фи`лип помнил: он тогда впервые за полгода хорошо выспался, а вокруг него тихо бродили куры, и одна из них, кудахча, всё переваливалась с ноги на ногу, пока прямо у его головы не снесла яйцо. Хороший это был завтрак – мсье Фи`лип собрал целый десяток яиц, а взамен, за ночлег и за урожай, оставил хозяевам на полатях стодолларовую бумажку, зажав её на старой балке отщепой, сколовшейся на углу от времени. Пусть радуются – судя по редчайшей в этих краях чистоте и ухоженности сарая, пусть даже и разваливающегося на части, они были того до-стойны.
Сон постепенно уходил, и человек с тростью начинал осознавать, что шелест вполне реален. Наконец, он проснулся и осторожно, так, что не заметили бы и в двух шагах, раз-двинул листву перед глазами.
По дальнему краю обширной поляны, там, где темнела спелой полосой черника, бродили четыре молодых женщины, красивые, стройные и отчего-то в выходных платьях. Ря-дом с ними, явно бездельничая, точно так же бродил средних форм и среднего роста длинно-волосый блондин в спортивном костюме. Что-то знакомое почудилось Фи`липу в его фигуре и, особенно, в этой шикарной вьющейся шевелюре и в нетвёрдых, немного вкрадчивых жес-тах. Понаблюдав немного, человек, под щекой которого притаилась настоящая цыганская шляпа, понял, что и женщины тоже слегка волынят: все они гораздо больше болтали и хихи-кали, и в основном не друг с другом, а с этим странным мужиком явно не юношеских лет. «Может, папаша с дочками?» - подумал мсье Фи`лип и тут же отмёл эту мысль напрочь: во-первых, они совершенно не были похожи, и потом, очень уж жеманничали эти девицы с не-знакомцем. Как будто соревновались между собой, кто из них ему больше понравится – прав-да, слава богу, в пределах приличий. Но всё равно противно… тем более, что вроде бы не ка-зались они такими уж пустыми куклами: лица-то, на первый взгляд, вовсе не глупые. Даже ин-тересные есть.
Цыган мягко поморщился – грубости он не любил – и решил подождать, когда же они уйдут. Незачем им знать о его существовании.
Прошло уже несколько минут, и человек с тростью уже смирился с необходимо-стью потерпеть, но тут блондин обернулся, приглашая девушек отойти зачем-то в сторонку, и цыган вздрогнул от неожиданности, едва не открывшись: «Да это же Игорь Николаев!» Од-нако радостное удивление понемногу сменилось прежними чувствами, только теперь это зре-лище вызывало в нём удвоенную подозрительность. Он заметил, как у него против воли на-чинает закипать кровь… «Как же противно они перед ним выставляются… А ему это, похо-же, даже по нраву», - думал он растерянно и не без разочарования. Мсье Фи`лип всегда уважал порядочность и интеллигентность, и до сих пор ему казалось, что и того, и другого Игорю вполне хватает. Правда, по его мнению, настоящий мужчина должен ещё и достоинство на-стоящее иметь, особую честь – и в сердце, и в душе. Благородный человек не станет себе га-рем устраивать, в каком бы то ни было виде. Такому человеку самому не по себе будет, если женщины за ним увиваться станут и перед ним лебезить.
Он ненадолго задумался, а потом, аккуратно просунув правую руку куда-то очень глубоко под пиджак, вытащил из-за спины блестящий сероватый квадрат толщиною не более дюйма и со стороною до полуфута. Осторожно вернувшись в прежнюю позу, благо, под плащом все движения скрадывались и не слишком теребили  листву, он сделал едва заметное движение, и с лёгким щелчком квадрат раскроился надвое и раздвинулся, как модный теле-фон, выставив наружу толстую палку-антенну.
На нижней его плоскости находилась мелкая и обширная клавиатура, а на верхней – экран обычной продолговатой формы и, под-над ним, множество разнообразных пазов с канцелярскими принадлежностями и набором других, непонятного назначения вещиц.
Минуты через две-три на экране высветился нужный файл, и цыган в нём вычитал, что Игорь Николаев в данный момент находится на съёмках нового телешоу под названием «Вторая половина», где за его внимание должны будут бороться двадцать избранных женщин, одна из которых впоследствии сможет стать его женой – или взамен получить миллион.
Неприятная тошнота поднялась к горлу, и цыган невольно сжал в руке великолеп-ную рукоять своей трости покрепче. Потом аккуратно убрал компьютер обратно за спину и стал снова, исподлобья, наблюдать за певцом – гадая, как же ему поскорее избавиться от этого непривлекательного зрелища.
Женщин полагается почитать и добиваться, говорил себе он. А если они, неважно, почему, вынуждены грызться за мужика как собачки за сахарную косточку – это позор. Позор для этого мужика в первую очередь. И уж тем более, если этот мужик продаётся!
Цыган снова взглянул вперёд. Игорь Николаев и вправду был очень сахарный.  Очень.  Приторность  во  рту  у  цыгана  постепенно переросла в кислоту… «По-моему, сле-довало бы кое-что проверить», - подумал он, на всякий случай обвязывая себе голову ярким шейным платком.
Ювелирные движения лесного гостя не привлекли ничьего внимания. Если руку держать правильно и действовать в основном пальцами, то можно сделать множество самых разных вещей, не поднимая её слишком высоко и почти не потревожив листвы. Платок ле-жал на лице; оставалось только завязать его за затылком.
Если бы кто в тот момент взглянул на самый большой у этой поляны ворох лист-вы, то, возможно, и заметил бы некоторое движение по его краю – но вполне мог бы списать на ветерок или обычную осыпь.
– Девчата, – обратился тем временем Игорь к своим женщинам, – давайте я взгля-ну, нет ли где здесь грибов. Грибы ведь тоже в пироги кладут, так?
– Да, да, – дружно согласились девчата.
– Так и сделаем. Вы оставайтесь здесь, а я осмотрюсь. – И Игорь Николаев, мотая головой из стороны в сторону, пошёл кругом по краю поляны, то заглядывая в глубину леса, то теребя траву под ногами.
Сегодня у него было благодушное, светлое настроение. Собирательство – естест-венная, природная склонность любого человека, и особенно женщины; а поэтому нынешнее задание было, право же, не столько работой, сколько развлечением. Тем не менее Игорь по-нял, что, если они с девушками не разойдутся в разные стороны, то и за несколько часов ни-чего толкового не соберут. Болтовня занимала здесь самое почётное место, а помогать своим спутницам Игорь, по правилам, не имел права.
Два оператора, совершенно незаметные под сенью леса, тщательно следили за всеми, стараясь записывать все возникавшие разговоры. Когда Игорь отошёл на свою развед-ку, работы для них поубавилось и они тоже разошлись: один теперь следил за артистом, дру-гой – за конкурсантками. Однако оба они продолжали оставаться в самой густой тени леса – там, где солнце не могло светить в камеры. Мсье Фи`лип, не видя нужды, не был настороже, как обычно, и потому их не замечал. Скорее уж он был бы начеку, если б здесь никого не бы-ло… А ещё – его горячее сердце слишком уж крепко прицепило его внимание к Игорю.
Лёгкое добродушие на лице артиста, сопровождавшее его рассеянный поиск, очень уж в глазах цыгана напоминало самодовольство и высокомерие, ведь то были всего-на-всего разные стороны приятности и небрежения… И, если бы ему сказали теперь, что Игорь и сам сомневается в добропорядочности своей роли, тот – всего-навсего! – спросил бы тогда: а отчего же господин артист на неё согласился? Природная нерешительность Игоря вряд ли вызвала бы у мсье Фи`липа сочувствие. И уж, конечно, никак не мыслима была бы в его глазах оправданием.


§ 3.


Высокомерное самодовольство красавчика-звезды! Фи`лип и сам не хотел бы себе верить, ведь когда-то он хотя  и  не  любил Николаева, но как человеку верил ему, – но чем  ближе тот подходил к его вороху-рекодсмену, тем крепче сжимался в тонкой перчатке золо-той набалдашник, и тем всё ниже на лоб сползала украдкой нахлобученная на голову шляпа с большой эффектной пряжкой на правому боку. «Может, он и не так уж плох, – размышлял мсье Фи`лип, – внешность всегда немного обманчива. Чёрт побери, я очень и очень хотел бы узнать, мужчина он или нет!» Лично для него было более чем очевидно то, что он под муж-чиной подразумевал. Он очень надеялся, что Николаев им всё-таки окажется.  И в данный момент он уже твёрдо знал, как именно дать Николаеву шанс таковым себя показать. Мсье Фи`-лип даже успел приглядеть на соседнем дереве отличную, почти гладкую и на самом конце удобно раздвоенную ветку – какой великолепный из неё мог бы выйти хупак!  И поэтому он обдумывал сейчас то единственное необходимое движение, которым можно было бы её сру-бить. Да, похоже, потребовалась бы только одна, слегка угловая дуга – только надо будет её очень точно исполнить.
А Игорь, со скупыми комментариями для оператора – ого, цыган того всё-таки за-метил! – уже отметил для себя два небольших грибных островка около первой половины кру-га и теперь приближался к последней его трети. Даже отсюда, краем глаза, он заметил в той стороне крупный пень, обросший огромной гирляндой мелких грибов, и теперь гадал, съе-добные они были или нет. Однако про себя он вздыхал – уж очень далеко тот находился, да ещё и за целым ворохом, настоящим буреломом из веток родного ствола, отгородившего по-ляну от леса словно баррикадой. Поэтому Игорь продолжал свой поверхностный осмотр в надежде, что заметит что-нибудь более привлекательное. Но в любом случае грибов должно было хватить на чёртову дюжину человек, если не больше. Мало ли, кого девчата ещё захотят угостить… Съёмочная-то группа вовсе не маленькая.
Солнышко начинало припекать, когда Игорь наконец дошёл до освещённой части леса. Солнце падало внутрь, и чёткие чёрные полосы тянулись за ним вослед – тени же те-перь не было даже сбоку, и оператор вынужден был всё-таки выйти на поляну, чтобы стать к солнцу спиной. Он с удовольствием снимал это великолепное зрелище, но теперь и главный герой всё чаще и чаще становился к нему спиной, ведь он глядел в другую сторону, а если и оборачивался, то жмурясь от слепившего его света и загораживаясь ладонью.
– Интересно, что это – муравейник? – поделился тот с оператором, подходя ко крупному горбу листвы – и тут же вздрогнул от ужаса: на него прямо оттуда кто-то смотрел. По крайней мере, ему так почудилось. Но, не успел он сделать и шага назад – как ему сразу же очень и очень захотелось, – как что-то тёмное выскользнуло оттуда прямо к его ногам, и Игорь рухнул на землю от мощного удара по щиколоткам. Падая, он едва успел заметить, как этот горб взметнулся перед ним, словно фонтан, и из него выскочил худой седоватый чело-век в яркой маске и живописной шляпе. Что-то длинное и узкое сверкнуло у него над голо-вой, и, в ужасе рванувшись в сторону, Николаев увидел, как точно в то место, где она только что была, врезалось прямое тонкое лезвие сабли, больше походившей на шпагу. Игорь дико закричал, не слыша, как на другом  краю поляны точно так же закричали женщины  и  не ви-дя уже, как его личный оператор едва успел увернуться от этой же сабли, потеряв, однако, уже навсегда, свою камеру – теперь он бежал прочь и орал своему собрату, чтобы тот не зевал и что сам он бежит за подмогой, к шоссе. Игорь тоже что-то кричал, этому хищному старику, он помнил впоследствии только постоянное «пожалуйста» и, несколько  раз,  не-понятно, в каком контексте – «ради бога». Он отчаянными толчками рвался куда-то прочь, но получа-лось, что скорее отползал, потому что никак не мог встать на ноги… Старик нападал на Иго-ря раз за разом, не давая ни малейшей передышки, и он уже совершенно ничего не сообра-жал и не замечал, что тот гонит его в определённую сторону. Он понимал лишь одно – что этот обезумевший цыган, этот маньяк, каким-то чудом, немыслимо, совершенно невероятно, но так до сих пор отчего-то ни разу в него не попал; тем не менее Игорь видел, что все дви-жения этого хромающего старика молниеносны, точны и мощны точно так же, как первые. Игорь всё продолжал что-то кричать, всё чаще и чаще теперь крича вообще просто так, про-сто оттого, что не кричать он уже не мог – и вот, он увернулся снова, едва встал, снова рух-нул, и тут цыган как-то странно взмахнул саблей мимо, одним движением вверх в сторону и вниз, и прямо на Игоря рухнула огромная палка, целый сук, раза в полтора длиннее и толще сабли, больно ударив его по рёбрам… Игорь всё-таки успел отскочить, но получил мощный удар ногою под дых и снова упал, прямо на эту издевательскую палку… И опять он, снова и снова,  отчаянно отпрыгивал прочь,  точно заяц,  бегущий от разъярённого волка;  все  мысли выскочили из головы, точно из ковра выбили пыль… Игорь даже не успевал снова подумать о том, как же он до сих пор жив… Девушки что-то кричали ему, показывали, но и этого он тоже уже не осознавал.
Сабля сверкнула снова, резким отблеском отобразившись непонятно где, и рассек-ла воздух прямо перед лицом Игоря… Нечеловеческий, смертный крик вырвался у него из горла точно в тот миг, когда сабля вонзилась… что?!!!.. остановилась у него прямо над кадыком. Хищный старик холодными белёсыми глазами смотрел на Николаева, будто снова и снова вонзал в него эту саблю.
– А ну, встань, – приказал он, и Игорь заметил теперь, что над одной его бровью, разрезая её пополам, у цыгана красуется туго скрученный шрам. В серых глазах не было ни тени пощады, они были совершенно неподвижны, и старик так же, как и его жертва, явно не замечал второго оператора, застывшего где-то глубоко под солнцем. Игорь попытался подня-ться, опираясь на ствол у себя за спиной, но ноги едва держали его… – Вставай, – металличе-ски снова приказал цыган, нажимая над кадыком покрепче, до боли; казалось, именно это и придало Игорю, от страха, больше сил. Именно отчаяние помогло ему встать и удержаться на ногах… Ему хотелось умереть поскорее: под этим немигающим взглядом он уже умер с де-сяток раз… Раздался лёгкий смешок, и Николаев сквозь какую-то вату услыхал твёрдые, слов-но отчеканенные слова: – Даже слабак не обязательно должен быть трусом.
Сабля мелко дёрнулась вверх, оставив на подбородке Игоря едва ощутимый над-рез… но тому он показался настоящим взрывом боли, настолько его ужас увеличивал реаль-ность; цыган повернулся и пошёл прочь. Оператор не успел уйти, но, когда тот резко встал прямо напротив, он, ломая ноги и уже, видимо, сломив голову, побежал. Старик не стал его догонять, лишь окинув высокомерным взглядом девушек:
– Это за него вы должны бороться? – И пошёл в глубь леса, доставая на ходу из-за спины трость… трость оказалась без набалдашника. Отточено взмахнув саблей, цыган ввёл её вовнутрь ножен, и трость обрела свой прежний мирный вид, вернув себе изящную руко-ять.
Едва цыган начал удаляться, Игорь сполз вниз; кровь бешено колотилась в висках, и его начала одолевать трясучка. Словно загипнотизированный, Игорь продолжал глядеть хи-щнику вслед; тот же, сняв шляпу и маску-платок, провёл рукою по волосам… сквозь окошеч-ки в перчатках сверкнули на солнце средние костяшки пальцев – то ли для удобства были эти окошечки, то ли для вентиляции… Короткая куртка-пиджак поблёскивала серебристого ши-тья швами, тонкий плащ узким хвостом висел на левом плече; яркий платок теперь был на шее, завязанный задом наперёд – точно, как у ковбоев.
Каждая мелочь, каждая деталь словно отпечатывались в мозгу Николаева; а ещё – странная аллегория пришла ему в голову, совершенно неуместная и нелепая… Ему показа-лось, что этот старый цыган идёт в точности той уникальной, фигурной походкой, которой когда-то ходил уже умерший ныне артист – Олег Даль, – той самой, что так хороша была в его «Варианте «Омега»… Но Олег Даль умер уже больше двадцати лет тому назад, и он, на-сколько теперь было известно, был очень миролюбив и тактичен… Этот же странный цыган – странный, потому как волосы у него были хотя и тёмные, но не чёрные, а глаза и вовсе по-чти голубые, – этот цыган был жесток, в жестокости своей откровенен и, самое главное, не-смотря на свой возраст, явно полон ещё жизненной энергии.


§ 4.


Второй оператор ещё некоторое время не знал, что ему делать; он растерянно сни-мал то уходящего цыгана, постепенно растворявшегося в тени леса, то застывшего в шоке, мелко дышащего Игоря, боясь к нему подойти, чтобы не сделать хуже, но ещё более не желая упускать такой исторический момент. Однако, оглянувшись на девушек, он увидел, что те ус-пели за эти три-четыре безумных минуты наломать каких-то веток и, видимо, если бы схватка не закончилась, готовы были сами наброситься на обидчика и защитить своего героя.
Главный герой и вправду был в совершеннейшем шоке и не осознавал ничего во-круг. Дыхание понемногу становилось реже и глубже; девушки, побросав своё нелепое ору-жие, подбежали к нему сразу же, как только цыган скрылся из виду. Они-то не сомневались в том, что надо делать.
– Игорь, как ты? Игорь, всё в порядке! Игорь, что с тобой?! Игорь, мы здесь! Он ушёл, Игорь! Игорь, очнись!  –  наперебой  голосили они,  пока одна не догадалась сказать: – Сергей, у тебя ведь фляжка за поясом. Дай ему попить!
Игорь немного выпил, и в его глазах наконец-то начало проявляться сознание. Че-рез несколько секунд он закачался, будто пытаясь отдышаться после тяжёлого бега; потом остановился, болезненно взглянув на своих спутниц, и опустил голову, обхватывая её руками.
– Господи, – наконец произнёс он, – что это было?!..
И тут девицы заголосили снова, всеми силами стараясь убедить Игоря в том, что этому цыгану, наверное, просто из зависти захотелось поиздеваться над знаменитостью – да он просто бандит, просто негодяй, просто захотел покомандовать, свои амбиции показать…
– Тебе надо было огреть его как следует! – Услышал Игорь в числе прочего. – Той самой палицей, что он для тебя срубил! Жаль, что ты не смог до неё дотянуться, а то ещё не-известно, кого бы пришлось поить!
Остальные заподдакивали, пытаясь убедить Игоря, что ему просто не повезло… Но с той самой минуты Николаев уже не думал ни о чём другом, размышляя – неужели этот человек был прав? Неужели он и в самом деле просто-напросто оказался трусом?!
Он-то знал, что вполне мог эту палку взять. Знал, что не взял её лишь потому, что это просто в голову ему не пришло. Потому, что он и эту палку воспринял как преследова-ние, издевательство со стороны цыгана… Он не сомневался теперь, что и вправду мог бы за-щититься, если бы захотел. Если бы правильно всё тогда понял… Но почему он не понял? Почему он сам, без его подачи, не схватился за что-нибудь первое попавшееся, чтобы дать от-пор? Почему ему вообще не пришло в голову защищаться?! Ведь теперь он ясно припоминал, как даже эти хрупкие девушки, да и оператор с ними, кричали ему, чтобы он эту палку взял, кричали и показывали на неё. «Я растерялся», – сказал он себе, но какое-то мучительное чув-ство, очень похожее на совесть, мешало ему до конца в это поверить.
Через час по всему лесу была устроена облава, но никого не нашли. Даже следов. А ведь это была не Россия. Здесь умели всё делать вовремя, как следует и быстро.