пусть светит

  ПУСТЬ  СВЕТИТ   рассказ  (апрель 02г.) переписан  20 апреля  06г.       

  В тот темный теплый осенний вечер у бабки были гости, вернее один. Были я, бабка, Генка (её сын, коренастый мужик) и Серега (тоже мужик,гость). Все уже взрослые, солидные люди, не спеша пили водку, курили и не торопились расходиться. Честно говоря, застолье уже увяло. Генка и Серега успели изрядно захмелеть. Бабка ушла на кухню по своим хозяйским делам. Я присутствовал за столом в качестве статиста как самый младший в компании. Телевизор вовсю молотил о чем-то. Разговор между Генкой и Серегой велся до крайности глупый и бессвязный. Мне удалось не напиться, и глядя на двух мужиков, я думал: интересно, а сами-то они понимают, о чем говорят? Со стороны посмотреть - выходило, что понимают, а послушать - полная чушь. Наконец, бабке надоело колготиться на кухне. И она решительно заявила, что уже поздно, и она хочет лечь спать. И они, сын и гость, тоже хотят, только притворяются, что им интересно сидеть. Мужики вроде не согласились, но через некоторое время стали с трудом приподыматься из-за стола. Как водится, упали стулья, и стакан с водкой опрокинулся на скатерть. Бабка досадливо вздохнула (водку жалко). Но вслух, однако, сказала: «Ишь ведь, нажрались». Серега, выходя во двор через кухню, стукнулся головой о дверной косяк и не почувствовал боли. Мы с Генкой захватили его под руки для надежности. Серега потребовал освободить его. «Да пожалуста», - произнесли мы и ослабили хватку. Он сделал несколько вроде бы уверенных шагов и опять глухо стукнулся головой уже об угол печки. «Тише ты», - сказала бабка, жалея не то печку, не то Серегину голову. «Может, его тут спать оставим, ведь не доберется до дому», - предложил я. «Ещё чего! Потом мне его баба все глаза выест», - заявила хозяйка. «Доберется, не маленький, - поддержал мать взрослый сын и добавил, - Ведь он же сюда на мотоцикле приехал». Меня посетили нехорошие предчувствия. «Да вы же его на верную смерть отправляете!» - воскликнул я с негодованием. Мать и сын смерили меня, пришлого, городского, залетного, презрительным взглядом. С ужасом осознал я, что своим возгласом лишь только укрепил их решимость отправить гостя на тот свет. Даже Серега вдруг сказал коснеющим языком: «Не ссыы, лягуха». Я обиделся за лягуху и вообще на все их деревенские нравы (пусть их). Втроем мы обрядили Серегу, как выразилась бабка, нахлобучили на голову кепочку. Почему-то об этой грязной и замусоленной кепочке-бейсболке он проявил трогательную заботу. «Без шапки не уеду!»-грозно сказал он. «Да тут она, тут», - ответил Генка и для убедительности пристукнул родственника по голове. «Правда!» - не то поразился, не то обрадовался гость. «Правда, правда», - пропели мы хором, уже не веря, что он когда-нибудь покинет избу. «А закурить!» -потребовал гость. Бабка торопливо сунула ему в руку пачку «Примы», а Генка помог достать сигаретину и дал прикурить. «Ну тогда я пошел, и не провожайте меня», - Серега вышел, наконец, на веранду. «Ступай себе с богом, Сережа», - елейным голосом произнесла хозяйка и удалилась на кухню. «Кажется, мне отлить надо», - вспомнил Серега. «На улице сделаешь, уже темно, боятся некого», - сурово сказал старший (после бабки) родственник. Мы вывели его во двор и отошли (как на расстрел, подумалось мне). Генка отошел выкатывать Серегин мотоцикл, а я просто из предосторожности. Стояла глухая темная осенняя ночь, звезд на небе не было, и луны тоже. Деревья в саду тревожно шумели, словно осуждая нас всех. Тем временем бабкин сын завел мотоцикл, едва, правда, устояв на ногах. «Может, не надо», - проблеял я. «Веди!» - грозным голосом приказал он. Я подвел Серегу к машине, которая оглушительно трещала и стреляла, как сигнальная ракета. Мы утопали в облаках выхлопных газов. Лишь на миг Серега посмотрел на нас с Генкой осмысленным взглядом: « Да я ж...» Но старший родственник пресек этот стихийный всплеск малодушия со стороны младшего родственника. И отпустил сцепление, машина освобождено взревела. Самоубийца поехал с лужка, выписывая кренделя. Я зажмурился, ожидая услышать звук падения. «Убьётся», - прошептал я, открывая глаза. Бабка тоже стояла в освещенном из кухни дверном проёме на веранду и смотрела так, словно заключила пари на Серегин счет. «Нормально все будет», - авторитетно заявил Генка. «Завтра опохмеляться приедет», - отозвалась бабка и хлопнула сердито дверью. Мы с Генкой вышли на большак и зачаровано смотрели, как красный огонек стоп-сигнала поплыл в кромешной тьме вдоль улицы. «Хоть бы фару включил», - посочувствовал я. «А зачем она ему», - резонно заметил мой родственник. Красный огонек тем временем перевалил через мостик. Неглубокая речка делила деревню на две части: молодежную и стариковскую. Молодежная стояла на высоком берегу, и мы без труда видели, как огонек уверено заскользил в гору, к дому. Генка задумчиво проводил его взглядом и вдруг неожиданно с несвойственной ему романтичностью проговорил тихо: «Пусть светит». -  «Это ты о чем?» - спросил я его. «Так», - неопределенно ответил он. Шум мотора стих. Деревья перестали шуметь, деревня опять погрузилась в тишину и тьму. Мы пошли спать. «Ну что, доехал?» - спросила бабка, не вставая с кровати. «А я откуда знаю», - ответил сын (специально, догадался я). Бабка долго ворочалась, видно, её мучила совесть. Наконец, заснула. Утром приехал Серега, целый и невредимый, забирать Генку на работу. «Бабка Лиза, ты бы там плеснула нам из своих запасов, на ход ноги», - предложил он. «У, аспиды, когда ж вы напьётесь», - проворчала хозяйка, но нацедила полную кружку браги. Труженики уехали на работу на том же мотоцикле, в похожих дурацких кепочках и с «Примой» в карманах. Родственники, одним словом, старший и младший. Вернее, самым младшим являлся я, но поскольку приезжал гостить на лето, то меня в расчет не брали. Мы с бабкой пошли досыпать дальше, занималось ранее утро, пора самых сладких снов. «Будто и не было ничего вовсе», - заметил я. «Ты это про что?» - спросила бабка. «Так», - отмахнулся я...