Утро в декабре

На окнах дальних девятиэтажек – холодные оранжево-малиновые осколки нехотя встающего солнца. Голубая гора курится кое-где светлыми столбиками — топятся печи. Над кладбищем летит сорока, плавно снижается, уходит в куда-то вниз, в голые коричневые ветви. Слышно, как синицы согреваются песней, снуя по тополю вверх-вниз. Снег, выпавший всего лишь позавчера, схвачен морозом и лежит на ветвях и забытых осенью листьях подушками, тяжело, не шевелясь. Сейчас и не подумаешь, что снег – это миллионы и миллионы изящных танцовщиц… нет, не подумаешь. Подушки под неведомые ветра ушки. Даже синицы предпочитают не садиться в них, цепляются за голые прутики.
А у меня болит горло. Со вчерашнего вечера. Вот что значит курить на морозе и разговаривать в холодных комнатах с теми, с кем можно и не разговаривать…
Осталась дома. Всю ночь помимо воли сочиняла интонации для начальства. Боже ж мой же ж… Мне ох сколько лет, а всё чего-то оправданий себе ищу. Ну заболела. Честное слово, по молодости я была не менее ответственна, но более мудра, что ль… Ничего страшного не случится, если я на свою работку не приду.
Вчера позвонила приятельница, рассказала, что один из моих бывших учеников покончил жизнь самоубийством. А что я о нём помню? Весёлые карие глаза и абсолютную безграмотность. Хороший был мальчик. Говорил хорошо, шутил, живчик такой. И не было никакой боли в глазах. 25 лет он прожил. Как смог. Почему только 25? Что не так было? Никто ответа не узнает…
Солнце поднялось выше, засело в тучах. Светло. Яркие блики с окон исчезли, ветер сносит дымы печей.
Пойду полоскать горло.
Здравствуй новый бело-коричневый зимний день.
Здравствуй.