Дом

Дом

Я никогда не видел Дома, похожего на этот. Бревенчатый, изъеденный жучком, покосившийся, осыпающийся трухой. Но из его глаз-окон струилась какая-то гордость и даже немного самолюбования. Нет, это был не свет электролампы. Именно гордость. Почему? – удивился я. Откуда такое самоуважение у развалины?
Отец этого деревянного старичка был большим мастером и большим человеком. Душа у него была большая. Он складывал Дом из сосновых бревен, укладывая их друг на друга с большим искусством, любовью и персональным пожеланием-наказом для каждого бревна. На В10, например, была загадана дочка. Сбылось, как ни странно. И дочь, и внуки жили в том взрослеющем, расцветающем, мудреющем и теперь уже стареющем и умирающем Доме. Зимой он надевал снежную шапку и варежки, летом босиком стоял в траве, среди цветов, ловил бабочек в свои окна и двери, дружил с голубями. И с бессменной заботой встречал своих жильцов и гостей, не смея скрипнуть дверью или половицей, словно боясь, что его заподозрят в неуважении.
С годами Дом как-то поменялся. Осунулся, погрустнел. Его начали беспокоить головные боли. Дождь уже не был веселой забавой молодости, когда Дом с восторгом встречал дождевые капли черепицей своей крыши. Болезненный пронизывающий холодок теперь приходил вместе с дождем. Тонкие струйки воды просачивались внутрь, доставляя море хлопот хозяевам и вызывая чувство вины у Дома. Больше всего на свете он хотел бы сказать людям внутри себя, что он все тот же их Дом, заботливый и любящий; но поднимался ветер, прокрадывался даже в самые маленькие щели, вызывая у Дома приступы артрита и ревматизма. Дом вскрикивал от боли, скрипел дверью, косился на правый бок и плакал. То ли дождем, то ли слезами, то ли остатками уцелевшей краски.
«Ужасный Дом!» - слышал он все чаще. «В нем невозможно жить!». Дом грустнел еще больше, еще больше валился на бок, и еще больше горело в нем желание доказать свою любовь и преданность. Он сопротивлялся дождям, отправляя большую часть воды на чердак, сгнивая ради комфорта хозяев. Сопротивлялся жучкам и своей дряхлой старости, выпрямляя спину, скрывая щели по мере сил, сохраняя слабые бревна от неловких движений, бревна, несущие пожелания счастья и успехов для семьи.
«Снести!» - сказал кто-то. «Снести», - словно эхом разнеслось по чердаку. «Снести…», - отозвалось в сознании Дома. Он грустно посмотрел на растущую Луну. Он хотел смотреть на нее еще столетие. Но он не хотел бы продолжать страдания своих близких, страдания, вызванные его слабостью, болезнью и никчемностью. «Снести» - это наверно лучший вариант, думал Дом. Я не в состоянии дать им столько тепла и заботы, сколько должен.
Дом смотрел на Большую Медведицу, вдыхал влажный осенний воздух. Прощался с миром и с семьей, которую любил, хотя та и не догадывалась об этом.
Прошел год. На месте дома растет коттедж. Вряд ли строители будут загадывать желания каждому кирпичу. Но это уже не мое дело. Мое дело – это Дом, что находится сейчас на холсте в картинной галерее и смотрит на проходящих вечно преданными и гордыми глазами-окнами. Дом, продолжающий жить Новой Жизнью.