О мышах и...

Жили–были  три мышки: мышь-Папа, мышь-Мама и мышь-Счастье. Если по-правде, то нельзя говорить «жили» обо всех троих. Так что начну лучше вот так: « Жили мышь-Папа и мышь-Мама и была у них  мышь-Счастье».  Поехали дальше…
   Папа и Мама жили себе, поживали, и  всего у них было много – и еды и мышат. А Счастье  витала в эфире, обретая плоть только для приёма пищи, совокупления, и доведения до истерики кота Пупсса. (через 2 «с», правильно ).
    «Что же их троих объединяло?» - спросите вы - …что может быть общего у нормальной мышиной семьи и существа полувоображаемого, так сказать эфемерного?»
 Тут всё дело в том, что мыши вообще не религиозны. Кто из вас хоть раз заставал этих грызунов за отправлением какого-либо культа? Нет, мыши, в отличие от хомяков, черепах и рыбок, - атеисты. Но Папа и Мама были необычные мыши. Им недостататочно было обычных мышиных радостей: сыру, конопляного семени, промискуитетных брачных отношений и безумных полётов на прутьях банных веников в полнолуния – того что составляет рутинные  удовольствия в мире грызунов. Они  жаждали, алкали, вожделели чего-то необычного, сверхреального, чего-то, перед чем хотелось бы благоговейно встопорщить усы и завить хвост торжественным штопором. И они решили искать Идеал.
  Идея была хороша, но… Бич  каждой мечтательной мыши – это здравый смысл. Ах, его всегда бывает слишком много в подобных случаях! Легко было Вольтеру говорить о выдуманном Боге – не жил он под плинтусом, не воровал крошек кошачьего корма. Реальность мышиных будней настолько эмоционально насыщенна, что в ней не остаётся места воображению. А попробуй иметь идеалы, если у тебя нет воображения. Хо-хо! Это получится  просто какое-то ментальное кряхтение. Тут уж воистину не сотворишь себе кумира. Чтобы воспарить душою, мыши требуется Факт – реально ощутимый элемент бытийности.
   На счастье наших героев, им попался советчик – говорящий водопроводный кран. Прокладка его прохудилась, и он круглосуточно бормотал что-то, роняя с носа в раковину мутные капли. Многие приходили послушать его речи, и разбирали в невнятном хлюпаньи нескочаемые историии о прошлом и будущем и этого мира, и остальных двенадцати. Мыши–то не особенно прислушивалсиь к нему – хватало занятий и так. Но Папа и Мама как-то пришли и прислушались…
  Сначала было ничего не разобрать – какие-то сплошные междометия из давно исчезнувших языков. Потом стали различимы обрывки фраз, анекдотов (не очень, кстати, смешных),песен, стихов. Что-то вроде:
       «…как Перцу Бык! Коза с себя?
       Друг  дома, как поймать тебя?
      Какой помёт! Чем ты живёшь?
      Мышь извлечённая  - есть ложь!»

   И вдруг совершенно отчетливо низкий простуженный голос несколько раз проговорил: «Счастье в любви!»
     И соврал ведь! Но…
   Я даже не знаю, стоит ли мне продожать.Всё ведь в общем–то ясно дальше… Ну, предались Папа и Мама любви. Результат был предсказуем – очередная толпа: не то шесть, не то семь штук писклявой мелочи. И не стоило бы вообще рассказывать эту историю, если бы не один мышонок, вдруг заклубившийся золотистым туманом и издавший звук то ли саксофона, то ли челесты...
   Так появилось  Счастье. И как многое другое, его переняли от мышей все остальные разумные существа, в том числе и люди.  Правда последние  - твари толстокожие, и  им редко удаётся ощутить в себе Идеального Мышонка. Нам с Вами остаётся только посочуствовать им. Ведь мы-то с Вами счастливы!
  Целую.
Поторак