Трансвестит

                Т Р А Н С В Е С Т И Т


   «Минуточку внимания, дети!» - фрау Дик обвела класс ничего не выражающим змеиным взглядом. «Детей» в классе было около тридцати и возраста они были самого различного, от восемнадцати до пятидесяти лет, что нисколько не смущало их преподавателя. Она принимала их, всего лишь за группу школьников со способностями ниже средних.
   «Вы живете в Германии. Это - демократическая страна, в которой людей не принято делить по национальным, религиозным, либо каким-то вообще признакам. В Германии разрешены однополые браки и запрещено преследование сексуальных меньшинств. Я призываю вас к толерантности, вы должны привыкнуть к тому, что вас окружают самые разные люди. Поэтому, с завтрашнего дня, занятия в группе будет вести трансвестит. Попрошу принять этот факт достойно и не проявлять своих отрицательных чувств, если таковые возникнут. У нас в Германии – так! Нравится вам это или нет!» - глаза фрау за стеклами очков продолжали смотреть по-прежнему холодно. Единственной эмоцией, находившей когда-либо отражение в её глазах, была ирония, которой лучше бы не было вообще.
   Стёпа, хотя и слушал училку, ровным счётом ничегошеньки из её слов не понял. Чтобы не встретиться с ней взглядом, он уставился в свою тетрадь и стал рисовать в ней различного размера квадратики, в стиле «граффити».
   « Надеюсь, все поняли меня, гер Вагнер?» - обратилась фрау Дик к Стёпе, громиле двухметрового роста с бицепсами гориллы.
   «Достала-таки! Если попросит повторить, то я пропал!»  Стёпа кивнул головой и густо покраснел. Но для фрау Дик, как всегда, всё было ясно, и она не стала донимать Степана расспросами.
   «Перерыв!» - объявила фрау, собрала все свои принадлежности в сумку и вышла из класса. Никогда, ещё с первого занятия, она ничего не оставляла на столе на время перемены. Может, боялась, что украдут? Или наоборот – подкинут?
   Жизнь переселенцев в Германии оказалась намного сложней, чем она представлялась им там, на далеком Алтае или в Казахстане. Встретили без духового оркестра и сразу же, с головой, окунули в пучину немецкого бюрократизма. Оказалось, что в этой стране процветающей демократии «ниизя!». Чего нельзя? Да ничего «ниизя!», как у одного из персонажей клоуна Полунина. Зато, все стали здесь русскими, точно так же, как в России были немцами. И никакими доводами нельзя было разрушить прочно устоявшееся в среде аборигенов мнение, хоть наизнанку вывернись!
   «Лен, это про чё она говорила?» - обратился Стёпа к соседке по парте.
   «Трансвестит у нас занятия вести будет, вот про «чё»!» - отвечала "школьница", мать двоих детей, Лена.
   Стёпа нахмурил лоб: « Это чё, пидар, что ли?»
   «Ты, Стёпа, слова-то хоть подбирай! У нас девушки в классе есть»
   « А чё я такого сказал?» - нахмурил лоб Степан.
   В совхозе, где он раньше жил, была большая библиотека. Поскольку,  «гера Вагнера», после службы в армии, определили в пожарную часть, времени у него между дежурствами было, хоть отбавляй. Вот он и ударился в чтение. Читал всё подряд, запоем, и до дежурства, и после, и, что греха таить, во время. Работу по дому выполнял со старшим братом наравне, но инициативы не проявлял: сказали – сделал. А в остальное время его можно было видеть склонившимся над очередной книгой. Как-то раз попала ему в руки занимательная книжонка – «Хрестоматия по судебной психиатрии». Так там тоже про одного трансвестита было. Работал он инженером на заводе, а в свободное время женское бельё с верёвок тырил, чтобы под низом носить. Только ношенное ему и подходило, в магазине не покупал. А теперь, значит, у них будет такой вот преподаватель. Ну дают!
   Следующий урок вела фрау Леся Михно, с Украины. Если в познании немецкого языка у группы и наметился прогресс, то только за счёт лесиного кропотливого труда. Терпеливо и настойчиво вдалбливала она немецкую грамматику в головы, такие разные, по своей сообразительности, добиваясь, хотя бы, элементарного умения  объясняться с окружающими. Леся была «своей», с ней можно было оторваться, и потому класс прорвало:
   «Скажите, фрау Михно, а это правда, что к нам трансвестита приведут?»
   «Да никто его не приведёт, он что слон?»
   «Вы не поняли, он с нами учиться будет»
   «Учить нас будет, а не учиться! Ты чем слушаешь?»
   « А он в какой туалет будет ходить, в мужской или женский?»
   « В мужской, конечно!»
   « А! Подглядывать будет!» После этой реплики класс дружно засмеялся.
   «Тише, тише, в соседней комнате тоже занятия идут» -  дружеским тоном пыталась унять разошедшуюся аудиторию Леся. Она никогда не забывала, что среди ее учеников были и бабушки, и дедушки, и папы с мамами, и дети.
    « Немецкое общество толерантно. Вас учат быть терпимыми ко всем людям, независимо от их цвета кожи и вероисповедания. Были же у вас преподавателями и немцы, и турки, и я – украинка. Теперь вот трансвестит будет. Я с ним сама не знакома, и потому сказать мне вам нечего. Постарайтесь принять его достойно и не выглядеть дикарями»

   Класс постарался. Во-первых, впервые посещаемость составила сто процентов. Во-вторых, учащиеся изо всех сил старались не таращиться на трансвестита в упор. «Не смотрели» на его огромные серебряные серьги в ушах, на туфли-лодочки, на лодыжки, обтянутые черным капроном. «Никому не было дела» до его, плотно облегающих зад и ляжки, брюк, типа «бриджи».
Свитер, между прочим мужской, тоже «никто не разглядывал», пытаясь угадать на груди или на спине очертания бюстгальтера. А до его пяти цветных браслетов на левом запястье, которые падали вниз, когда он подпирал руками подбородок,  «вообще никому не было дела».
   «Здравствуйте, меня зовут Клаус, мне тридцать два года! Можете обращаться ко мне по фамилии, если, конечно, сможете её выговорить» - и он написал мелом на доске длиннющее «что-то», оканчивающееся на «ски»
   Некоторые  полагают, что подобного рода фамилии происходят из Польши, ну а некоторые считают их исконно немецкими. Если бы гер Клаус был посмуглее, то его бойкую физиономию можно было принять за цыганскую. Хитрая, с плутовскими искорками в слегка воспалённых  карих глазах, рожица напоминала  скорее беспризорника, нежели учителя. Болтающиеся в ушах серьги подходили ему… принято говорить «как корове седло», но лучше не говорить ничего. Дико не подходили! Характер непоседы не позволял Клаусу подолгу пребывать в одном положении, и он постоянно ходил по комнате, делая резкие остановки и повороты. Его влажный взгляд весело бегал  по лицам учеников, не задерживаясь ни на одном, пока не наткнулся на Стёпу, который сидел несколько слева от учительского стола и не попадал в поле обзора.
   Гер Клаус зачарованно посмотрел на человека-скалу, который с трудом помещался на одном стуле, скрипящим и грозящим развалиться под своим могучим седоком, и замолк.
Вдоволь наглядевшись, он отвёл в сторону взгляд, и потом опять обернулся к Степану: не показалось ли? Нет, не показалось! Гигант спокойно рисовал в своей тетради квадратики, нисколько не обращая внимания на преподавателя. Урок продолжился, и лишь время от времени трансвестит скашивал глаза на Стёпу, которому всё было по большому африканскому барабану.
   Нужно заметить, что учебный материал новый учитель излагал с потрясающей ясностью. Все предлоги сами находили свои места, сами спрягались глаголы, и человек, не знающий ни слова по-немецки мог прекрасно понимать Клауса. Как последнему это удавалось – загадка. Может быть, именно такие качества учителя и принято называть талантом? Можно было бы сказать педагогическим, если бы не подвела сексуальная ориентация. А что ориентация? Никаких признаков, свидетельствующих о каких-либо отклонениях от нормы, никто не наблюдал. Кроме, разве что, растущей привязанности трансвестита к Степану.
   Однажды, закончив объяснение нового материала, находившийся посреди аудитории Клаус, резко развернулся на одном каблуке и метко запустил тряпкой в середину классной доски. Тряпка с чмоканьем шлёпнулась о доску и упала на пол.
   «Опс!» - прокомментировал бросок учитель.
   «Ёпсь!» - эхом повторил за ним Стёпа.
   Клаус замер, словно прислушиваясь, не показалось ли ему, и затем скосил глаза на Степана. Дышащее здоровьем и спокойствием румяное лицо великана было по-детски невозмутимо. Стало очень тихо. Выдержав паузу, Клаус продолжил урок, рассказал что-то про приставки и затем, в самый неожиданный момент, снова неожиданно повернувшись, бросил тряпку. Та опять угодила в доску и упала на пол.
   «Ёпсь!» - отозвался Стёпа, а класс разразился хохотом.
   С этих пор Клаус не скашивал больше глаз в сторону Стёпы, а откровенно поворачивался к нему лицом. Кроме того, задавая вопросы аудитории, он обращался теперь к «геру Вагнеру», словно ожидая от него ответа.
   «Ну, Степан, трансвестит на тебя глаз положил!» - шутили в классе.
   « А у вас "это" было?» - издевались самые языкатые.
   Но с опаской, потому как  Стёпа, он хоть и добрый, но очень уж большой.
   Спустя время, эксперименты с метанием тряпки продолжились, но сопровождались молчанием сторон и эффекта не принесли. Трюк устарел и смеха более не вызывал. Но, тем не менее, иногда учитель повторял его, не рассчитывая уже на реплику. Как-то раз, тряпка прилипла к доске, да так и осталась на ней, словно приклеенная. Клаус уже прошёл на своё учительское место, сел на свой учительский стул, и только тут тряпка отвалилась.
   «Ёпсь!» - прокомментировал Стёпа.
   Все засмеялись, а когда немного успокоились, Клаус постучал указкой по столу, сделал строгое лицо и по-немецки сказал:
   « Попрошу на уроке не говорить по-русски!»
   Наступила тишина. Его воспалённые красноватые глазки вновь приняли лукавое выражение. Растянув на лице кожу возле глаз пальцами в стороны и покачав, словно болванчик, головой, он продолжил, переходя на русский:
   « Па китаськи мозна!» - и залепетал так быстро, что нельзя было понять китайский ли это язык, в самом деле, или тарабарщина.
   Класс рыдал, несколько девочек, скорчившись от смеха пополам выскочили из комнаты. Все поняли куда, и от этого стало ещё смешнее.
   
   С тех пор, на всех переменах, женская часть класса плотно облепляла учительский стол и не отходила от него. Время от времени, некоторые, схватившись от хохота за живот, выбегали, все знают куда. О чем там шла речь, мужчинам было неизвестно, но Клаус, по истине, стал женским кумиром. Знал ли он русский и китайский язык, осталось неизвестным. Но русский, похоже, понимал, потому что, расспрашивая учеников об их любимых блюдах, он попросил: «Только не говорите «борщ» и «пельмени». Последние два слова прозвучали по-русски, чисто, даже без какой-то малой доли акцента. А Степан набрал в его глазах ещё больше баллов, назвав однажды водку своим любимым напитком.
   « Кофе, минеральная вода, чай – вот напитки! Водка – это не напиток, это шнапс!» - пытался оспорить учитель.
   « Это для вас не напиток, а для меня – напиток» - возражал Стёпа. «Мы с братом за обедом литр выпиваем, и ничего!»
   « Литр!» - схватился за голову с раскачивающимися серьгами, Клаус, и, в который раз, принялся разглядывать мощную фигуру Степана.
   « Это правда?» - обратился он к сидевшему позади стёпиному брату, который не был таким богатырём, как его незадачливый родственник.
   « Неправда! Иногда больше » - отозвался тот.
   Все, конечно, понимали, что это всего лишь шутка. Но, впрочем, кто их, этих Вагнеров, знает?

   Однажды, разбирая на уроке картинку с изображением жилой комнаты, тёзка трансвестита, по имени Николай назвал подушку – «кисен»
   «Кюсен» (целовать - нем.) - моментально брякнул со своего места Стёпа.
  « Неверно!» - обратился к Степану учитель. В глазах его уже начали плясать весёлые искорки.
  «Разве можно перепутать «кюсен» и «кисен»?» продолжал он, - «  Кисен – это на чём спят. А кюсен – это как спят. О! Кюсен! Кус! (поцелуй – нем.)»
   Клаус наклонился, изогнувшись в талии, молитвенно сложил перед собой руки, и, сделав трубочкой губы, с шумом потянул в себя воздух, громко имитируя звук поцелуя.
   «Вот что такое «кус», выпрямившись, обратился он к Стёпе.
   Стоит ли упоминать, что в это время происходило с классом? Думается, нет! Только Клаус сохранял серьёзное выражение лица, от чего всем делалось ещё смешнее.

   Вот так весело, с пользой для дела, проходили занятия с учителем Клаусом. И никто уже ни на его серьги, ни на туфли-лодочки на шпильке внимания не обращал. Он был своим «в доску». Прекрасно понимая шутку, всегда готов был поддержать её и развить до масштабов вселенского хохота. Может быть, благодаря этому, весь материал, который выносился на урок, запоминался навсегда, и класс довольно заметно преуспел в немецком. Уроков старались не пропускать, ожидая, что ещё, в очередной раз, трансвестит отмочит.
   Но вот наступил день, когда Клаус на занятия не явился. Уроки прошли впустую, и руководитель курсов тщетно пытался сымитировать не то контрольную, не то самостоятельную работу. А на следующий день в классе опять появилась фрау Дик. Занятия снова стали скучными, а немецкий язык одеревенел, потеряв всю свою живость и привлекательность.
    На все расспросы о Клаусе, принадлежавшие, в основном, женской половине, фрау отвечала, что он переведен на другую работу. Мужчины поначалу пытались шутить:
« Стёпа, ну тебе-то он сказал?» Но, встречая в ответ молчаливое равнодушие здоровяка, оставляли его в покое.
    Лишь однажды, степин брат рассказал, что он видел трансвестита на городском вокзале.
   Тот нёсся на электричку, прихватив под мышку портфель. Но был в обыкновенных джинсах и кроссовках. Правда, при серьгах. Может, снять еще не успел? Хотя дырочки в ушах, девочки сказали, были у него настоящие.