Свиньи на площади

Пьяная свинья с достоинством развалилась в громадной гни­лис­той луже в центре городской площади. Звали свинью Бенедиктом Викуловичем Подзаборовым. Вообще-то Бенедикт Вику­ло­вич служил при городской управе не то конюхом, не то монтёром электрооборудования, но в данное время выглядел он натуральным боровом, не дошедшим до стойла и воспользовавшимся госте­при­им­ст­вом вонючего непросыхающего болота. Довольно похрюкивая и пуская пузыри в застоявшейся воде, Бенедикт Викулович скромным своим обликом являл убедительное доказательство близкого эволю­цион­ного родства рода человеческого с рылокопытными.

Меж тем следовал мимо с глубокомысленным видом заросший боро­дой мужик. Предмет его умствований составляла проблема: по­прав­лять ли плетень вокруг хаты, аль пока и так сойдёт. Заметивши Бенедикта Вику­ло­ви­ча Подзаборова, мужик остановился. Натруженная рука почесала скры­тый густыми лохмами затылок, и сам обладатель оных задумчиво изрёк:

– Ба... Такмо и потонуть можно... Слышь-ко...

И славный труженик сельской нивы так и застыл, открывши рот, с вознесённой к затылку рукою.

Бенедикт Викулович повернулся на спину и попытался исполнить некий романс, какой именно – разобрать было невозможно. Тем вре­ме­нем к луже приблизился юный оболтус с плейером на груди, вни­мав­ший через наушники призывному грохоту металло­кру­ши­тель­ной бри­га­ды. Лежащий в луже экземпляр человеческой природы заинте­ре­со­вал юного меломана, и, снявши наушники, он, посмеиваясь, произ­нёс:

– Кайф какой! Сурово дядя надрался.

– Вот, дорогая, к чему приводит необразованность, – на сей раз обла­дателем мягкого баритона оказался почтенный муж во фраке. Обра­щался он ко своей супруге, отгородившейся от удручающего зре­ли­ща, кое являл из себя Подзаборов, солнечным зонтиком. Дама сия гораздо более была озабочена мельчайшей капелькой грязи, попавшей на её чудесный наряд в тот момент, когда они с мужем выходили из кареты, нежели уровнем образованности в народе. Однако, достойный супруг её считал гражданским долгом использование любой воз­мож­нос­ти для внедрения идеи просвещения в широкие народные массы.

– Только скорейшее развитие системы народных школ позволит Отечеству нашему вступить в златые врата счастливого завтра! То..., – но пламенная речь патриота была прервана в самом начале громким хрюканьем Бенедикта Викуловича. Совершив на своём ложе оче­ред­ную революцию, сей выразитель народной непросвещённости улёгся таким образом, что руки его протянулись к стенду, стоящему на пло­щади. На стенде том были изображены лики достойнейших и просве­щён­ней­ших горожан, а крупная надпись надо всем этим благородным собранием гласила, что именно эти люди строят светлое будущее. Вся фигура Бенедикта Викуловича выражала столь сильный порыв к «зла­тым вратам счастливого завтра», что глашатай идеи народного про­све­ще­ния не смог продолжить свою речь, а лишь вынул из кармаш­ка фрака безупречно чистый платок и промокнул им уголки глаз. Одна­ко, и тех нескольких фраз, произнесённым сим почтенным мужем, хва­ти­ло, чтобы вконец озадачить славного труженика полей, и думать забыв­ше­го о своём плетне. Из его до сих пор открытого рта времена­ми выры­вались звуки, не более членораздельные, нежеле те, что исхо­ди­ли из наушников юного джентельмена с плейером.

Впрочем, все эти роды звуков вскоре были заглушены совершенно изуверским барабанным грохотом. Это на городскую площадь всту­пи­ла толпа совсем юных господ с галстуками быкобоязненного цвета. Сии унифицированные граждане несли транспаранты вроде: «Каждо­му пьянице – общественное презрение на закуску!» В авангарде шест­вия следовал нервный молодой человек, беспрестанно кричавший «пьянст­ву – бой» и махавший руками. Эта обозначенная компания обступила лужу с Бенедиктом Викуловичем, и авангардный молодой человек начал выкрикивать речь насчёт заботы государства о народе и небла­го­дар­ности последнего. Впрочем, этого психопата никто не слушал, не исключая, пожалуй, и Бенедикта Викуловича. Не переста­вав­ший быть свиньёй, он как-то пренебрежительно лягнул ногами в сторону город­ской управы, показывая, видимо, что если он и позволит себе когда-нибудь благодарное отношение к властям, то только буду­чи трезвым.

Тем временем на площадь прибыл гусарский эскадрон. Неотра­зи­мые красавцы немедленно пополнили общество вокруг лужи, заин­те­ре­со­вав­шись не то Бенедиктом Викуловичем, не то женой народного просветителя. Самый остроумный из них вдруг крикнул:

– Господа! А не выпить ли нам за здоровье этого пьяного борова?

– А затем разделить с ним его ложе! – и громовой хохот разнёсся по площади.

Хохот этот разбудил спящую под крыльцом городской управы самую настоящую свинью, жирную, с пятаком и крючковатым хвос­ти­ком. Трудно проследить ход мыслей этого создания, но оно сорва­лось с места и, визжа и расталкивая толпу зрителей, бросилось к луже, при­ютив­шей Бенедикта Викуловича. Добравшись до цели, животное плюх­ну­лось в грязное болото и начало барахтаться прямо перед носом своего собрата. При этом хрюкало оно так счастливо, как не полу­ча­лось даже у самого Подзаборова.

Бенедикт Викулович вдруг враз протрезвел и, ко всеобщему недо­уме­нию, поднялся из лужи. Вид у него был весьма плачевный: грязная жижа стекала с одежды, капала с волос. Он недовольно пнул свинью и проговорил:

– Экая ты дура.

Свинья промолчала.

– Позвольте, разве вы не были пьяны? – спросил разочарованный голос из толпы зрителей.

– В жизни капли спиртного в рот не брал, – проворчал Подзаборов и твёрдой походкой отправился прочь. На ходу он бормотал что-то о фило­со­фских аспектах бытия и многогранности жизни, о стремлении испытать на себе отношение общества к падшим членам, а заодно и при­влечь внима­ние городских властей к позорному болоту, которое давно уж пора осу­шить.

Бенедикт Викулович покинул площадь, убежала прочь и свинья, да и общество вокруг лужи стало уже расходиться, как вдруг дверь го­род­ской управы с треском распахнулась, и на площади показался сам городской голова Степан Лукич Законоблюдов. Исполняя вариа­ции на тему отечественного гимна, Степан Лукич начал описывать на пло­ща­ди весьма замысловатую траекторию. Лицо его излучало любовь ко всем горожанам, не исключая и рылокопытных. Намереваясь обло­бы­заться с женой народного просветителя, Степан Лукич слегка промах­нул­ся и неожиданно для себя, но не для публики, занял пустующее те­перь ло­же Бенедикта Викуловича Подзаборова. Прохрюкав послед­ние аккор­ды гимна, Степан Лукич попускал пузыри и, удобно устроив­шись в луже, счастливо заснул.

                * * *

Через несколько лет после этого происшествия Законоблюдов ото­шёл в иной мир. На городской площади, возле известной лужи, в память о нём был сооружён монумент с надписью:

           В луже сей,
           любовью к науке философской движимый,
           лежал и мыслил
           почтенный голова города нашего
           Степан Лукич Законоблюдов.

Но ежели хотите знать правду, то был он в тот день просто-таки метрвецки пьян.

                1-2 сентября 1989 г.
                Городец


Рецензии