Завтрак для Живоглотта

                Завтрак для Живоглотта

                Афиноген Свирепый*


В год 198..., июль, девятого дня Степан Фомич Коромысло про­снулся с сознанием собственного величия.

Со стрелок часов, показывавших половину восьмого, Степан Фо­мич пере­вёл взгляд на дверь. Дверь приоткрылась, и голос супруги позвал:

– Стёпа, выкушай сметанки!

Раздался бой часов. Семь ноль-ноль, на полчаса меньше, чем за мнгно­ве­ние до этого.

«Мой долг – удержать мир от сползания ко всеобщему хаосу», – как-то са­мо собой подумалось Степану Домичу. Усилием воли он попы­тал­ся вер­нуть стрелки часов в надлежащее положение. Сразу стало без чет­вер­ти девять. «Забав­но», – подумал Ступан Домич и повернулся к окну. За спиной раз­дал­ся голос:

– Стёпа, выкушай сметанки!

Не реагируя на зов, Ступан Коромысло смотрел в запредельное про­стран­ст­во, на улицу. Там всё было как обычно, только почему-то уже темнело. «Вот идёт тринадцатый троллейбус, – подумал Иступан Домич, – не съездить ли на работу?» Но его размышления вновь пре­рва­ла супруга:

– Стёпа, ты сметанку с солёным или свежим огурчиком выкушать соиз­во­лишь?

– С поджаренным в оливковом масле, дорогая, – с этими словами Исту­пан Думич попытался прикрыть дверь, но та растеклась по косяку и по полу, словно расплавленный пластилин.

«Забавно», – пожал пле­чами Иступан и направился к креслу. Но в нём уже сидели.

– Позвольте представиться: Афродита Макаровна, – отрекомен­до­ва­лась корова белой масти с чёрным пятном на боку. Она развалясь си­де­ла в кресле и обмахивалась пышным веером. Приподняв копытом собственное вымя, гостья продолжала:

– Молока не желаете? Ну, как хотите, – между первой и второй частями реплики не было и намёка на паузу.

«Энтропия», – подумал Иступан Дубич.

– Вы совершенно правы, господин Коромысло. Именно Энтропия. Всё шалит, проказница. Вот, кажется, уже и стены отекать начали... Энтропия, дорогуша, Энтропия, – сказала Афродита Макаровна и на последнем слове заснула.

Могучим усилием воли Истукан Дубич попытался остановить разру­ше­ние квартиры.

– Стёпа, выкушай сметанки! – вновь пригласила жена, не обращая внима­ния на спящую в кресле корову.

За окном раздался крик: «Помогите!» Ошеломлённый Истукан Ду­бич выглянул на улицу и стал свидетелем душераздирающей сцены. По проспек­ту бежал молодой человек, держа перед собой электро­плит­ку с кипящим на ней чайником. Он бежал из последних сил, прон­зительно крича и постоянно оглядываясь. За ним, перескакивая с задних колёс на передние, гнался взбе­шен­ный троллейбус номер тринадцать. Днище троллейбуса спереди отхо­ди­ло от корпуса и, изображая хищную пасть, при каждом прыжке кровожадно шмякало.

«Ули кулилебус сусо», – как-то невзначай подумалось Истукану Ку­би­чу.

Разъярённый троллейбус нагнал жертву и, откусив половину, оста­но­вил­ся, удовлетворённо облизываясь. Другая половина молодого че­ло­века вместе с электроплиткой и чайником превратилась в поросёнка и, довольно по­хрю­ки­вая, скрылась в подворотне.

– Стёпа, выкушай сметанки!

Стукан Кубич обернулся и увидел, что общество в его комнате попол­ни­лось вальяжно развалившимся на стуле Солнцем. Оно было одето в костюм «тройка» и имело высокий цилиндр на голове, если, конечно, допус­тить наличие таковой.

«Опсихелость какая-то», –промелькнуло в мозгу у Стукана Кир­пи­ча. Гости беседовали.

– Как здоровье Его Величества?

– Прекрасно.

– Как прекрасно, когда здоровье Его Величества прекрасно!

– Прошу гулюбидитордистия, – вмешался хозяин.


 Стёпа, выкушай сметанки! – позвала хозяйка.

– Да вы садитесь, господин Коромысло, – Солнце указало на кучу мусора в углу комнаты, где недавно был диван.

– Молока может выпьете всё же? – предложила корова, доедая зана­­вес­ку.

- Гулю лю бу спасибу, – отказался Тукан Кирпич.

– Стёпа, сметанка уже совсем остыли, скоро заново жарить при­дёт­ся.

– Мы, собственно, к вам по делу, господин Коромысло, – отку­сы­вая угол телевизора, начала Афродита Макаровна.

– Считайте, что нас к вам сам Живоглотт прислал, – продолжило госпо­ди­но Солнце, опуская в аквариум шланг включённого пылесоса.

– Научный спор, знаете ли, разрешения требует. Его Величество Живо­глотт попросили на завтрак сурильфакс по-мангушлатски при­го­то­вить. А солить его надо, согласно рецепту, через день после бурмуг­ле­ния...

– Именно. Вот мы с Афродитой Макаровной и поспорили: я гово­рю, что через день – это завтра, а она – послезавтра.

– Видите ли, любезнейший господин Коромысло, вопрос этот дале­ко не праздный и требует научного рассмотрения. Всё зависит от при­ро­ды време­ни. Если время непрерывно и не имеет никаких особых точек, то право, без­ус­ловно, господино Солнце. Мне же пред­став­ля­ет­ся, что явно аномаль­ные моменты полдень и полночь делают время­исчис­ле­ние дискретным, и тогда логично предположить, что через день – это послезавтра. Я понятно выра­жаюсь?

– Стёпа, выкушай сметанки!

– Уругу. Быбо-быс-с-сс.

Окно распахнулось, и в проёме появился улыбающийся троллейбус номер тринадцать.

– Беседуем, господа? Люблю интеллигентное общество. А то вот давеча...

И троллейбус поведал ужасающую историю куркусения булиспера.

В окно влетел колибур и, побасорев на люстре, выбурюнился обрат­­но. За гурмелом уружмело, Афродита Макаровна напоила трол­лей­бус чернилами из собственного вымени и вновь принялась за телевизор. Укан Ирпич решил к ней присоединиться, но электронно-лучевая труб­ка показалась ему непро­жа­ренной и пересолёной.

Стены квартиры постепенно превращались в бесформенную массу пласти­ли­на; во весь голос ребококала люстра.

– Стёпа, выкушай сметанки!

В яхребеке сурабохнуло, замурдышел силораз, кускур охлесвело ареш­мо­кал. Кан Пич Коромысло бурдуснулся и выпал в осадок.

Бр-р.

                19 июля 1989 г.
                Городец

* Афиноген Свирепый – псевдоним Андрея Санова.