Путь спартанцев

Спартанское государство явление настолько странное, что способно озадачить кого угодно. Политическое устройство, образ жизни спартанцев, их система воспитания и, наконец, пресловутый «спартанский дух» вызывают самые противоречивые чувства. Чтобы  разобраться с этим феноменом обратимся к ранней греческой истории. Ионийцы, ахейцы, эолийцы – весьма  пёстрая  компания, но дорийцы, при всём многообразии культурных особенностей греческих  племён, случай совершенно особый. Вмешательство дорийцев нередко коренным  образом  меняло ход греческой, а, значит, и мировой истории.  Опыт Северной  и Южной  Кореи показывает нам пример двух народов, возникших из одного, с одной  общей многотысячелетней историей, живущего в одинаковых географических условиях, и ставших  полными  антагонистами  всего  лишь за  пару десятков  лет. Но ведь дорийцев и  ахейцев  не  разделяла  38-я  параллель? Оказывается, разделяла. На  Истме, перешейке между Аттикой и Пелопоннесом, в 13-м веке до н.э. существовала неприступная  линия  обороны, возведённая микенцами для защиты от вторжения дорийцев. 

Пелопоннес  был занят ахейцами  ещё в те незапамятные времена, когда единственным центром  цивилизации в Европе был Крит. Около 1500г. до н.э. произошло грандиозное извержение вулкана на острове Санторин (Тира), и критское царство было уничтожено. То, что уцелело после катастрофы,  было разграблено  вовремя  подоспевшими  ахейцами. Добыча была огромной. Но, главное, ахейцы захватили в рабство замечательных критских ремесленников, что привело к бурному развитию искусств и ремёсел в главном ахейском городе – Микенах. За последующие триста лет Микены  стали одним из крупнейших городов Средиземноморья.

Это был не просто торговый и политический центр греческого мира. Микены были ядром, вокруг которого формировалась вся греческая цивилизация. В город стекались финансовые потоки от морской торговли и морского разбоя, бурно развивались ремёсла. Всё красочно описанное Гомером оружие ахейцев было произведено микенскими оружейниками. Богатые микенцы носили красивую и дорогую одежду, жили в больших домах и окружали себя дорогими вещами. Этот передовой отряд эллинской аристократии был образован двумя партиями. Первые пополняли своё благосостояние торговлей, вторые – пиратством. Со временем военная партия стала доминировать.

В те времена был период мирного сосуществования  между египтянами, хеттами, пунийцами и греками. Мир длился более ста лет, и цены на рабов взвились до небес. Военная партия решила провести  крупную  акцию. Была предпринята попытка морского десанта на побережье Египта. После того, как египтяне наголову разбили ахейцев и их союзников, взоры микенцев обратились к Трое. Во-первых, там было что грабить, во-вторых, Троя была конкурентом  Микен в морской торговле. Однако из-за бездарного руководства и низкой дисциплины троянская компания сильно затянулась. Хотя ахейский союз и победил в этой войне, экономика Микен оказалась сильно подорванной. Людские и материальные потери оказались слишком велики, а добыча не оправдала затрат. 

Дорийцы   контролировали область на территории Северной Греции - Дориду. Слово «контролировали» весьма точно передаёт суть того, чем они занимались. Они защищали от внешних врагов и обирали завоёванное ими население. Дорийцы не занимались сельским хозяйством, презирали торговлю. Исключительным видом деятельности дорийских мужчин была воинская  служба. И в этом они явно преуспели. Весь уклад жизни  был построен по принципу военного лагеря. Старинные добродетели  внушались с детства раз и навсегда. Удобства презирались и отвергались. К примеру, дорийский воин  никогда в жизни не наедался досыта. Даже самый скудный рацион не доедался до конца. Остатки пищи демонстративно выбрасывались, как знак презрения к человеческим слабостям.

Соседние эллинские  племена относились к дорянам,  как к не вполне нормальным родственникам – считали своими, но держались на расстоянии. Уже в 13-м веке до н.э. дорийцы первыми  стали  использовать безумно дорогое  железо для наконечников копий. В те времена это было такой же экзотикой, как унитаз из платины в наши дни. Дорийцы избегали  военных  союзов с ахейцами. Даже в такой всегреческой кампании, как война с Троей, не упомянут ни один дорийский  герой. Да и странно было бы представить суровых дорийских воинов в компании хвастливых забияк Агамемнона и Менелая (напомним, кстати, что Менелай был  спартанским  царём, а Спарта, соответственно, была ахейским городком).               

Почему же «цивилизованные» микенцы  боялись нападения дорийских «дикарей»? Ведь непосредственного соприкосновения между силами микенской коалиции и дорийцами не было. Между ними лежала вся Средняя Греция. Дело в том, что дорийцы претендовали на Пелопоннес по праву гераклова наследства. В своё время Геракл помог аркадийскому царю Эгимию в войне против лапифов, коренного населения Пелопоннеса. В благодарность Эгимий  наградил Геракла, отдав ему треть своих земель. Геракл передал этот дар одному из своих сыновей Гиллу, а матерью Гилла была дорийка. Эгимий усыновил Гила и назначил своим наследником. Надо сказать, что сыновей у Геракла было много, и, как правило, он их отдавал на воспитание дорийцам.

Микенцы считали всю территорию Пелопоннеса сферой своих жизненных интересов. Идея  иметь соседями воинственных дорийцев им очень не понравилась, поэтому мирный вариант   проникновения дорийских сил на Пелопоннес отсутствовал изначально. Обратившись к дельфийскому оракулу, Гилл получил предсказание, что гераклиды вступят во владение отцовским наследством, дождавшись «третьего плода». Через три года при попытке пройти через Истм  войско дорийцев потерпело поражение, а сам Гилл погиб. Тогда предсказание было переосмыслено. «Третий плод» означал третье поколение. Ровно через восемьдесят лет после начала Троянской войны дорийские племена двинулись на юг. Это был не просто военный поход, а настоящее переселение народов. Войско сопровождали огромные обозы, жёны, дети и стада гонимого из далека скота. Именно тогда афиняне срочно возвели защитные укрепления на Акрополе под названием «одиннадцать ворот». Но дорийцев Афины не интересовали. Подобно водному потоку они обтекали все города, разграбляя лишь сельские усадьбы. Их целью был Пелопоннес.

Они не стали связываться с линией укреплений на Истме, а переправились через Коринфский залив и с запада напали на Микены. Пелопоннес оказался в руках дорийцев, остатки  ахейцев разбежались по островам. История не сохранила подробностей взятия Микен и это удивительно, учитывая мощь крепостных стен этого города. Видимо защитников не осталось, а дорийцы не  удержали в памяти даже собственную историю.

Пали не просто Микены, была уничтожена Микенская цивилизация, с которой связана вся греческая мифология. Трудно сказать сознательно ли действовал Геракл, подложив под Микены «бомбу замедленного действия», которая сработала через сто лет после его смерти, но известно, что микенский царь Еврисфей и Геракл друг друга, мягко говоря, недолюбливали. С уничтожением главного экономического и культурного центра рухнула торговля и пришли в упадок ремёсла по всей Греции. Понадобилось пятьсот лет, чтобы другие греческие города приблизились к уровню, на котором находились Микены.    

Как видим, первый выход дорийцев на историческую арену оказался вполне судьбоносным. Захватив значительную часть Пелопоннеса, дорийские племена с помощью жребия поделили между собой  новые территории. Поскольку поход возглавили три правнука Геракла, то каждому досталась отдельная область, а именно: Аргос, Мессения и Лаконика с центром в Спарте. Часть дорийцев переправилась на Крит и в Малую Азию и основала там свои поселения. Можно предположить, что добыча в этой войне оказалась достаточной, чтобы пошатнуть самые непоколебимые моральные устои.

О жизни последующих семи поколений  дорийцев на новых территориях достоверные  сведения отсутствуют. Хотя некоторые имена история  сохранила. Например, спартанского царя Соя, который  вёл войны в Аркадии, и при котором илоты были обращены в рабство. Напомню, что илотами спартанцы называли  потомков ахейских земледельцев оставшихся  на территории  Лаконики, чьи участки были захвачены победителями. Владельцы не особо плодородных участков земли, периэки, сохранили личную свободу и собственность, но платили оброк или занимались ремёслами.

Потомком Соя в пятом колене и Геракла в одиннадцатом  был легендарный  спартанский  царь Ликург. О его жизни сохранилось достаточно много красочных историй. Известно, что, передав управление Спартой  своему племяннику Харилаю, Ликург отправился  в путешествие. Он  посетил Крит, ионийские города в Азии, Египет и Дельфы. По воле дельфийского оракула Ликург вернулся в Спарту и провёл  свои знаменитые реформы. В те времена Спарта мало чем отличалась от остальных эллинских городов. Функции  полководцев, жрецов и судей исполняли цари, происходящие из двух родов – Агиадов и Эврипонтидов. Когда один из царей отправлялся в поход, второй оставался «на хозяйстве».

Государственная политика сводилась к бесконечным склокам между двумя царями. Вся политическая власть и богатства сосредоточилась в руках нескольких семей. Основная масса свободных граждан имела сильное желание перераспределить чужое добро. В общем, всё как у всех. Однако в памяти спартанцев сохранилась память о недавнем славном прошлом дорийцев, о крепких моральных устоях, всеобщем равенстве и справедливости. Обладая огромным моральным авторитетом, опираясь на настроения народа, и ссылаясь на волю бога, Ликург учредил  Совет старейшин (герусию) из числа самых знатных семей, ограничив тем самым царскую власть, и защитив ее от демократического переворота.

Двадцать восемь старейшин имели такие же права голоса, как цари. Важнейшие решения царей и старейшин одобрялись либо отвергались  на народном собрании, причём высказывать своё мнение народу не позволялось. Рядовые спартанцы на собрании просто орали во всё горло. То решение, за которое орали громче, считалось принятым.  На народном собрании избирались пять эфоров из народа, обладающих судебной властью и контролирующих поведение царей. Таким образом, Ликург ограничил каждый из  видов власти, одновременно укрепив их. Это придало государственной системе Спарты удивительную устойчивость и гибкость. Фактически это был первый случай в мировой истории, когда система власти была основана на соображениях здравого смысла, а не игры случая.

Теперь можно было приступать и к более смелым преобразованиям. Ликург ликвидировал имущественное  неравенство, проведя земельную реформу. Лаконика была разделена на тридцать тысяч земельных участков для периэков  и на девять тысяч для собственно спартанцев. Участки раздавались  вместе с илотами, на которых был наложен точно оговоренный оброк, размер которого никогда не менялся и был одинаков для всех. Надо заметить, что земля с илотами принадлежала всей общине спартиадов, и просто закреплялась за определённой семьёй.  «Хозяин» участка не мог его продать. Он не мог освободить илота или изменить ему оброк.

Затем последовало изъятие из оборота золота и серебра, которые были заменены железными брусками, имевшими большой вес и малую стоимость. Таким образом, была решена проблема воровства. Дальше – больше. Желая окончательно насадить всеобщую справедливость, Ликург установил совместные трапезы, сисситии, на которых люди ели вместе за одним столом  установленные законом кушанья. Кушать дома, в одиночестве было запрещено. Богачи  пробовали протестовать, но было уже поздно, обычай привился. Сами цари подали пример, возглавив общественные трапезы. Фирменным блюдом спартанского стола была знаменитая чёрная похлёбка, которую кроме спартанцев никто не мог есть.

В обществе стал создаваться идеал спартанца, как сурового и неприхотливого воина. Любые виды роскоши были запрещены. Были восстановлены старинные дорийские традиции  в воспитании детей. Фактически это было не столько воспитание, сколько селекция. Младенцев с недостатками убивали, дети с семи лет переходили на казарменное положение. Мальчиков учили терпеть непереносимую боль во время церемониальных порок в храме Артемиды (умерших при порке хоронили как героев), их приучали к холоду и голоду. Надо заметить, что порка была гуманным нововведением Ликурга – до него в храме приносились человеческие жертвы.

Физические упражнения дополнялись жестокими драками, в которых поощрялась безжалостность к более слабым. Рацион был настолько скудным, что, не украв еды, ребёнок мог умереть с голоду. Воровство негласно поощрялось, однако попавшихся могли запороть до смерти. Недостаточно сильные, выносливые и хитрые просто не выживали. Контроль над поведением был абсолютным, а малейшие провинности жестоко наказывались. Девушки тоже бегали, боролись, метали диск, не уступая юношам в физической подготовке. Считалось, что изнеженная мать не может родить здорового и крепкого ребёнка.

Легенда гласит,  что Ликург отправился в Дельфы, предварительно взяв со спартанцев клятву, не менять законов до его возвращения. Оракул  дал самую блестящую оценку новому государственному устройству и предсказал величие и процветание Спарты  до тех пор, пока законы Ликурга будут выполняться. Ликург записал сообщение оракула, и отправил его на родину, а сам уморил себя голодом, чтобы оставить соотечественников связанными клятвой. Как бы там ни было, уже в 8-м веке до н.э. Спарта проявила  себя  как сильное и агрессивное государство, развязав войну против своих соплеменников в Мессении.

Причиной войны была плодородная мессенская  земля, а поводом стала пограничная провокация, устроенная спартанцами. Война была долгой и жестокой. Спарта победила и установила в Мессении  свои порядки. Хотя Мессенцы и были дорийцами, новая власть не вызвала у них ни малейшего восторга, тем более, что никаких гражданских прав им не оставили, а превратили  в  илотов. На всех греков произвело крайне негативное впечатление то, как спартанцы обошлись со своими соплеменниками. В своё оправдание спартанцы распространяли небылицы о коварстве и вероломстве мессенцев. Вспыхнуло восстание против оккупантов, известное как вторая Мессенская  война. Эта война по ожесточённости превзошла первую. Восстание возглавил один из величайших героев Эллады Аристомен. В этой войне спартанцы победили не столько благодаря силе оружия, сколько благодаря предательству  союзника мессенцев аркадийского царя Аристократа, подкупленного спартанцами.

Мессенские войны отложили отпечаток на всю дальнейшую историю Спарты. Во-первых, в этих войнах Спартанское государство окончательно сформировалось и окрепло, во-вторых, спартанцы отказались от идеи экспорта своего политического устройства на другие территории, а в-третьих, они получили непримиримого противника у себя в тылу, что не давало расслабиться ни  на минуту. Отныне, отправляясь на войну, спартанцы вынуждены были оставлять значительные силы дома, во избежание восстаний. 

На первый  взгляд это кажется странным, ведь илоты жили куда более комфортно, чем их хозяева. Оброк был весьма умеренным, запрет на роскошь на илотов не распространялся, они могли копить богатства и уж во всяком случае, питались они лучше спартанцев. Но было одно маленькое «но» - илоты жили в обстановке жесточайшего террора. Спартанские «генетики» не ограничились улучшением собственной  породы, но и тщательно контролировали своих подопечных. Как только замечалось, что кто-то из илотов слишком уж силён или пользуется авторитетом или имеет независимый характер, применялся простой  и незамысловатый метод – человека убивали. Если замечали, что несколько илотов собрались вместе, их убивали тоже. А ещё время  от времени, какого-нибудь илота убивали просто так, для поддержания тонуса.

Такая процедура называлась «криптией» и поручалась особо достойным спартанским подросткам в качестве поощрения. Группа детишек устраивала засаду и убивала первого попавшегося илота. Иногда нападали на дом и убивали всю семью. Убийство илота не считалось ни грехом, ни преступлением – вступая в должность, эфоры объявляли илотам войну, следовательно, их можно было убивать, как врагов.  Илотов не стеснялись использовать и в военных кампаниях в качестве легковооружённой пехоты. Нарушая хронологию, можно вспомнить эпизод времён Пелопоннесской войны, описанный Фукидидом. В одном из сражений победа досталась спартанцам благодаря мужеству илотов. После битвы две тысячи илотов потребовали, чтобы им  дали свободу. Спартанцы повели  их в храм, якобы для проведения церемонии, и после этого «их никто не видел»,- сдержанно сообщает великий историк. Ненависть илотов накапливалась столетиями, и восстания происходили  постоянно.  Спарта так никогда и не справилась с этой проблемой.

Возможно, такое положение дел даже устраивало спартанцев. Государство было единым военным лагерем, и если не было внешнего противника, то всегда был внутренний, что позволяло поддерживать постоянную боеготовность. Любого, кто изучал историю Спарты, не мог не мучить вопрос - а зачем, собственно, спартанцы с завидной регулярностью вели свои бесконечные войны? Ни кто в здравом уме не пытался на них напасть – во-первых, грабить нечего, а во-вторых, спартанская тяжёлая пехота не имела себе равных ни в Элладе, ни за её пределами. В Спарте даже не было крепостных стен – за ненадобностью.

Представьте себе войско, где каждый гоплит силён, как Шварценеггер и вынослив, как марафонец,  а телохранители царя сплошь олимпийские чемпионы по борьбе. Война для этих людей была просто праздником. Их не интересовала добыча (по крайней мере, на первых порах), а рабов хватало и своих. Спартанцев интересовал сам процесс. Походная  жизнь была лишена множества ограничений, стеснявших спартанцев в мирное время. Война была отдыхом от изнурительных тренировок и мелочной регламентации всех сторон жизни. Естественно, малейший повод для войны вызывал у спартанцев огромный энтузиазм.  Войско шло в бой, как на парад – под звуки флейт, не нарушая строя. Когда противник был смят, его преследование продолжалось ровно столько, чтоб зафиксировать победу. Никаких кровавых боен, добивания раненых и прочих мерзостей не допускалось. Все противники знали о спартанском благородстве, и зачастую, предпочитали позор бегства славной гибели.

После мессенских войн спартанцы организовали Пелопоннесский  союз, куда вошли почти все соседние государства, включая Коринф, вечный торговый соперник Афин. Одним из своих законов Ликург запрещал спартанцам слишком часто воевать с одним и тем же противником. Однако за свою историю Спарта успела помногу раз   перевоевать практически  со всеми греческими полисами. Имея такого соседа, остальные государства были просто вынуждены подтягивать  свои армии до уровня спартанской. Вспомним, что долгое время у Эллады не было достойного внешнего противника, и войны велись на «внутреннем фронте».

В результате, к началу греко-персидских войн разрозненная Греция стала весьма сильной в военном отношении. Спартанцы просто выдрессировали остальных греков, особенно афинян и фиванцев, сделав их достойными противниками.  Войны между греческими полисами  более всего напоминают семейные дрязги. Сегодня бьются насмерть,  завтра заключают мир, послезавтра плечом к плечу выступают против  кого-то ещё, а там, глядишь, снова поссорились. Поскольку войны по поводу и без повода были делом таким же обычным, как, к примеру, зима или лето, то мобилизационная готовность была абсолютной.

Каждый  здоровый гражданин был приписан к определённому подразделению, имел доспехи, оружие и знал своё место в строю. Спартанское построение стало всеобщим стандартом. Сила греческих армий была в том, что фаланга действовала как единое целое. Никто не мог  сам по себе ни ускориться, ни затормозиться – все поддерживали единый ритм. Защита тоже была коллективной, поэтому потеря щита, ослаблявшая весь строй считалась позором. Со временем ополчение постепенно стало заменяться профессиональной наёмной армией.

Пока спартанцы воевали и тренировались, жизнь на месте не стояла. Остальные греки стали прибирать к рукам средиземноморскую торговлю. Были основаны  многочисленные колонии. Морская торговля стала играть большую роль, чем традиционное сельское хозяйство. Соответственно, во многих городах аристократия уступила часть власти сначала капиталу, а затем и малоимущему люду, роль которого в морском деле, как в торговом, так и военном стала очень значительной. На торговле сильно поднялись ремесленники. Греки стали законодателями  мод и в одежде и в посуде и даже в парфюмерии. Появился спрос на пластическое искусство, архитектуру и прочие изыски. Торговля и путешествия способствовали широте взглядов и терпимости, развивали мысль и воображение. Всё это не затронуло спартанцев ни в малейшей степени.

Когда спартанское государство называют олигархией – это верно лишь отчасти. Точнее было бы сказать «демократическая монархия казарменного типа» или, еще точнее «закрытое акционерное общество воинов-аристократов». Общество было, в самом деле, закрытое. В него не пускали чужих и из него не выпускали своих.  Несанкционированный отъезд из Спарты расценивался как дезертирство. Будучи самым сильным в военном отношении государством Эллады, Спарта не имела практически никакой экономики. Существовать такое государство могло лишь в рамках строгого самоограничения. Такое общество не могло развиваться, оно и не развивалось. Спартанцы не боялись ничего, даже смерть они встречали с улыбкой, пугающей врагов. Они боялись только перемен. 

С началом  греко-персидских войн обнаружилось, что сильный флот – вещь совершенно необходимая. Но илоты не платили оброк кораблями. Их нужно было покупать. Посадить ненадёжного илота на вёсла нельзя, использовать пехотинцев в качестве гребцов – тоже  не лучший вариант. Команду нужно было нанимать. Для ведения войны стали нужны деньги и деньги большие. Но поначалу эта проблема спартанцами абсолютно не осознавалась.

Когда персы захватили Геллеспонт, Боспор и Фракию, связи с черноморскими колониями сильно осложнились. Стало ясно, что войны не избежать. Дело в том, что греки не давали персам захватить средиземноморские рынки. Персидские товары не выдерживали честной конкуренции, и персы решили использовать нерыночные механизмы. Войне   предшествовало  восстание малоазийских греков, поддержанное Афинами.  Восстание было подавлено и его центр  Милет, был полностью разрушен. На Элладу двинулось войско Мардония, но на этот раз грекам повезло – сильнейшая буря уничтожила половину персидского флота, и персы отступили. Следующая попытка закончилась для персов разгромом на Марафонской равнине.

Для афинян она имела огромное психологическое значение. Они осознали свою силу и поверили в удачу. Получив передышку, они смогли подготовиться к новому нашествию, создав могучий флот из трёхсот кораблей. Но когда в поход на Элладу выступил Ксеркс, казалось, что поражения не избежать. Армия персов была громадной даже по современным масштабам. По подсчётам Геродота общая численность армии и флота превышала пять миллионов человек. Современные учёные говорят о  миллионе человек, включая флот и вспомогательные службы. Эта цифра кажется нереальной, но людские ресурсы Персии были просто огромными.

Чтобы исключить любую возможность компромисса Афины и Спарта пошли на убийство персидских послов и договорились о военном союзе. Спарта не могла себе позволить вывести из Лаконики большие силы из-за угрозы илотского восстания. Но отряд из трёх сотен спартанцев во главе с царём Леонидом отправился навстречу врагу и погиб в Фермопилах. С точки зрения военной, эта операция особенного значения не имела, но с политической и психологической точки зрения подвиг спартанцев произвёл колоссальное впечатление. Царь Леонид, потомок Геракла, и его товарищи пошли на смерть, защищая Аттику. Заметим, не Пелопоннес, до которого варвары возможно и не дошли бы, а именно Аттику и Афины, с которыми у Спарты были весьма прохладные отношения!

В этот момент эллины ощутили себя единым народом и смогли, преодолев разногласия, разгромить вражеский флот при Саламине, а через год добить врага в битве при Платеях. При этом спартанский царь Павсаний, присоединившийся к афинянам, получил свою долю от огромной добычи. Надо сказать, что для греков стало открытием, что война может приносить большие деньги. Спартанскому царю персидские деньги вскружили голову. Он начал использовать своё богатство для проведения самостоятельной политики. В последствии спартанцы обвинили Павсания в связях с персами и попытке государственного переворота. Укрывшись от эфоров в храме Афины, Павсаний умер от голода.

Спартанская дипломатия успешно использовала этот инцидент, чтобы оклеветать Фемистокла, величайшего афинского стратега, обвинив его в связях с персами. Провокация имела успех, и герой Саламина вынужден был бежать. Через много лет подобная же история произошла с Алквивиадом. Мы не можем  утверждать, что и в этом случае действовала «рука Спарты», но её интерес в этом деле был несомненен. В Афинах всегда было достаточное  количество агентов влияния Спарты, а лаконофилия была повальной в среде афинских аристократов. Впрочем, свою роль могли сыграть и персы. Не рискуя более военной удачей, они активно использовали золото для ослабления греков.

После войны на Афины пролился «золотой дождь». Они смогли подмять под себя всю морскую торговлю и обложили тяжёлой данью своих союзников. Глядя на Акрополь, по неволе задумаешься – могла бы  современная Греция позволить себе подобные бюджетные траты? Боюсь, эта задача была бы непосильной для всего Евросоюза. Спарта с большой тревогой наблюдала за головокружительным взлётом Афин. Сами  спартанцы со своих союзников денег не брали, они лишь требовали от них олигархического управления, в то время как Афины повсюду насаждали демократию и обирали союзников до нитки.

Во внешней политике спартанцы оказались большими демократами, чем афиняне. По всей Элладе произошло резкое размежевание, аристократы бежали в Спарту, демократы – в  Афины. Два медведя не могли  ужиться в одной берлоге, и грянула война. И тут оказалось, что положение Афин не столь уж блестяще. Обиженные союзники отпадали один за другим, торговля затруднилась, и начались финансовые проблемы. Война длилась с переменным успехом более двадцати лет и закончилась полным разгромом Афин.

Историческая необходимость требовала объединения Греции под единым началом, но ни Афины, нм Спарта оказались к этому не способны. Афинская демократия была хороша для управления городом. «Головокружение от успехов» сыграло злую шутку с афинянами. Стремление к сиюминутной выгоде и неспособность к долгосрочному планированию стали самым уязвимым местом афинской внешней политики. К тому же афиняне с завидной регулярностью изгоняли из города самых способных и честолюбивых политиков.

В Спарте не было недостатка в талантах. Брасид, Лисандр и, в особенности Агесилай, могли стать общенациональными лидерами, но при одном условии – если бы они перестали быть спартанцами. Спарта с трудом могла управлять лишь сама собой. В завоёванных городах спартанцы устанавливали аристократическое управление и самоустранялись  от решения дальнейших проблем. Никуда дальше их фантазия не заходила. Спарте была необходима реформа – частная собственность на землю, решение проблемы илотов и смена формы правления, но к этому она оказалась неспособна.

Разгромив Афины, Спарта сильно истощила свои людские ресурсы. Но развязанная спартанцами война расчистила место для новой силы – македонцев. Дальновидный Филипп смог перенаправить финансовые потоки на Македонию и провести необходимые военные реформы. После разгрома афинско-фиванской  коалиции в битве при Херонее, вся Греция оказалась в его власти. Спартанцы в антимакедонском союзе  не участвовали. И это оказалось их самым удачным  для истории Греции  решением.

Энергичные македонцы, столь же доблестные, как спартанцы и столь же открытые всему новому, как афиняне, смогли объединить Грецию, разгромить Персию  и основать новую цивилизацию – эллинистический мир. Если бы спартанцы вмешались и совместными усилиями  разгромили македонцев, история Греции на этом  могла и закончиться. Страна могла уничтожить сама себя в кровавой междоусобице. 

В дальнейшем Спарта всё более деградировала, пока вовсе не сошла со сцены мировой истории. Спартанские воины стали продавать свои услуги за деньги, и за пару поколений спартанское государство пришло к полному запустению. Причина падения Спарты, давшей миру образцы высшей воинской доблести  и гражданского мужества, в её закрытости и самоуверенности.  Реформы Ликурга, самоограничение политическое и экономическое, высокая дисциплина позволили в кратчайшие сроки создать сильное государство. Но ограничения в культурной и интеллектуальной  сфере в долгосрочной перспективе привели Спарту к краху.

Философская мысль в Спарте могла существовать лишь в виде солдафонского  юмора, а культурное наследие – простой и гармоничный  дорийский  ордер в архитектуре, да патриотические гимны, популярные во всей Элладе. Вот и всё за более чем пятьсот лет.  Государство, граждане которого не способны  размышлять и сомневаться, было обречено изначально, а непомерное самомнение и ксенофобия лишь усугубляли положение. Презрение к свободной мысли, радостям жизни, отсутствие интереса ко всему новому – вот причина падения любого закрытого общества, будь то Спарта, империя инков или, скажем, СССР.