Стеклодув

  Просторный стеклодувный участок опытного производства Специального  конструкторского бюро Научного центра Академии наук в Подмосковье предусматривал пять рабочих мест.

С проектированием этого дела явно просчитались, потому что потребность приборостроителей  в деталях, которые следовало выдувать из стекла, могла быть вполне удовлетворена  всего лишь одним  мастеровым средней квалификации. 
Видимо  поэтому на участке за исключением цехового «распреда», который заходил сюда время от времени, чтобы забрать готовые детали и поручить изготовление новых, хозяйничал один единственный штатный стеклодув.

Это был средних лет и роста умелец Дима Жуков, который, в отличие от большинства рабочих опытного производства оплачиваемых сдельно, состоял на твёрдой ставке, поскольку при сдельщине загрузить его полностью было нечем, так же как и некем было заменить, если бы его рабочее место кому-нибудь вздумалось   упразднить. 

Всё это  вовсе не означало, что инженеры исследовательских лабораторий нашего КБ время от времени не нуждались по работе в каких-то  несложных стеклодувных поделках, которые легче всего было получить  от Димы Жукова на прямую, чем открывать заказ через плановый отдел, и ждать, когда ещё цеховой  мастер удосужится этот заказ   пронормировать и выписать стеклодуву  наряд.
 
 Сам Дима Жуков не понимал, какой экономический смысл имеет «нарядовый» учёт его работы, если зарплата при любой его загрузке не менялась, а сроки выполнения, так или иначе, зависели только от достигнутой с ним договоренности.

Видимо так считал не только он, и неудивительно, что со временем между ним и теми, кому требовались  по мелочи его разовые  услуги, установились простые и  естественные взаимоотношения.

А именно, когда у кого-то   возникала нужда в изготовлении какой-либо не совсем стандартной колбочки, её заказчик отмерял для этого в колбочку вполне  стандартную, оговоренную дозу казённого спирта, и, обратившись с этим к Диме Жукову напрямую,  без лишней проволочки получал требуемое.

При этом Дима вовсе не был у нас эдаким падким на спиртное пьяницей. Напротив, получив приватный заказ, он никогда не откладывал  на потом даже не срочную, но уже начатую работу, а всего лишь  ставил новую «халтурку» в очередь с ранее полученными, слив её спиртовой эквивалент в   предназначенную для этого  некую общую ёмкость, из которой позволял себе время от времени  употреблять святой напиток только к месту и в очень ограниченных  количествах.

По цеху об этой таинственной бутыли ходили легенды. К Диме не раз  напрашивались, и в друзья, и в ревизоры с тем, чтобы до неё добраться. Но всё без толку.  При склонности к балагурству стеклодув Жуков был человеком  независимым и до коллективных возлияний не охочий, а посему не  позволял кому-либо торчать без дела на своём участке, а уж тем более рыскать по его шкафам и тумбочкам.
 Вместе с тем, несмотря на выраженный индивидуализм, он ухитрялся пользоваться народным уважением? Видимо за беззлобность, а скорее за готовность, под настроение побалагурить для потехи публики, играя на нервах начальства собравшего производственное  собрание.

Когда он в таких случаях, конечно в состоянии лёгкого подшофе, брал в прениях слово, среди восседавших  в президиуме руководителей возникало ёрзанье и бесплодное желание унять слегка подвыпившего  говоруна.

Но одёргивать в  советские времена рабочего человека,  было не принято, и Жукову позволяли нести  с трибуны всякую чушь, пока он, наконец, не иссякал и не покидал её под бурное одобрение  потакавших ему братьев-пролетариев.
 
Это происходило всякий раз, когда, обсудив все намеченные вопросы по существу, собрание вполне можно было завершать, но для протокола не хватало хотя бы одного выступления от рабочих, на чём настаивал курирующий КБ инструктор Райкома партии.
 
В этих случаях далёкие от собственного желания выступать, и в то же время жаждущие забавы,  рабочие выдвигали из своих рядов Диму Жукова.
- Давай, Дмитрий, жми, - наставляли его, заскучавшие   от начальнических  речей товарищи, - разъясни им текущий момент. Да не забудь погрозить пальчиком.

Готовиться к выступлению Диме не требовалось.  Зная о нескольких постоянных и неизлечимых производственных болячках, ни одна из которых  лично его ни с какой стороны не касалась, Жуков выходил на публику и, назидательно  прихлопывая  ладонью по трибуне,  обвинял руководителей  в пассивном отношении  к какой-нибудь из этих больных проблем.

Легче всего было сыпать соль, на раны администрации упрекая её  в постоянной нехватке  покупных крепёжных деталей, парализующей сборку.

- Доколе  мы будем простаивать без болтов и гаек? - корил он с трибуны начальство за либеральное отношение к снабженцам, ничуть не смущаясь тем, что лично его стеклодувные изделия ни в каких болтах и гайках, как известно, не нуждались.
 
Ход был безошибочным, потому что всесильный Госплан в те времена действительно что-то   по крупному напутал с централизованным производством стандартного крепежа, погрузив страну в затяжной дефицит этого дела. Руководство предприятия, в надежде всё же этот крепёж раздобыть, по вполне понятной причине воздерживалось от износа под собственное его изготовление  ресурса своих прецизионных станков.

В то же время, затянувшееся  противостояние с Госпланом, объективно сдерживало производственные показатели, и привычно ругать своё руководство  было за что.  Это представитель рабочего класса балагур Жуков время от времени и делал. Мало того, иногда под настроение он, чтобы  сгладить впечатление от  нелицеприятного выступления завершал официальную часть  частью художественной.

- А теперь, - в таком случае  объявлял он президиуму, - я расскажу вам стишок:

Зима!..Крестьянин, торжествуя,
На дровнях обновляет путь;
Его лошадка, снег почуя,
Плетётся рысью как-нибудь;
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Мы знали, что война не дала Диме Жукову доучиться в школе, отлучив его от этого занятия не далее, чем  на пороге пятого класса, и вряд-ли, спустя много лет,  он подозревал,  что, декламируя всякий раз единственный запомнившийся ему с того времени стишок, он цитирует Пушкинского «Евгения Онегина», но складные слова из школьной  хрестоматии запали ему в детскую память, и он вспоминал их всякий раз, когда хотел произвести, как он выражался,  «культурное» впечатление от своих речей.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
- Шалун уж заморозил пальчик:
Ему и больно и смешно,
А мать грозит ему в окно,- завершал он свой отрывок с обезоруживающей улыбкой подвыпившего человека, при этом, шутливо грозил президиуму собрания пальцем и покидал трибуну  под неизменные аплодисменты.

  Между тем  безнадёжную, казалось, проблему с заводским крепежом разрешил  неожиданный случай. В составе одной из экскурсий, которые время от времени посещали строящийся в живописном Подмосковье Академгородок, по случаю  оказался главный инженер Краснодарского приборостроительного гиганта (ЗИП).

Очарованный новыми с иголочки  современными корпусами Опытного завода, поднявшимися среди нетронутых подмосковных берёзок, он в порыве душевной доброты спросил: может ли он лично  быть  чем-нибудь нам полезен?

Уподобившись Диме Жукову, мы, не моргнув глазом, ответили ему, что у нас есть всё, кроме стандартного крепежа, который нам долгое время неоткуда взять, не подозревая, что, сказав это,  угодили  в самое, что ни на есть «яблочко».

Оказалось, что гигантский ЗИП не только располагает достаточными  мощностями для изготовления полной номенклатуры стандартных болтов и сопутствующих им изделий, но и производит их в расчете на все предприятия союзного Минприбора.

Самые смелые наши заявки выглядели на этом фоне каплей  в море. Нежданный благодетель, взглянув на наш перечень необходимого на ближайшие пять лет, усмехнувшись мизерности наших аппетитов,  тут же всё заявленное удвоил и  подписал, заверив, что всё это мы получим буквально на днях.

Верилось в это с трудом, но когда  обещанное в самом деле  случилось, наши ликующие руководители не удержались от того, чтобы не созвать общее собрание, на котором ожидали испить заслуженную похвалу коллектива  в свой адрес.

Этот день у Димы Жукова выдался трудным. Он запорол по неосторожности почти готовое сложное изделие, чего с ним  давно уже не случалось, был по этой причине в дурном настроении, и перед тем, как  направиться домой, принял против обыкновения удвоенную дозу спирта, чего, так же позволял себе крайне редко.

Идти на собрание он не собирался, но в потоке рабочих его подхватили под руки и втащили в конференц-зал КБ чуть ли не силой.
Какое же собрание без Жукова.

Его усадили  на крайнее сидение в тупичке, чтобы не вздумал сбежать,  где, устроившись поудобнее, и ощутив разлившуюся по телу приятность от выпитого, наш стеклодув вскоре задремал, благополучно пропустив всю посвящённую руководству бахвальную часть речей, связанных с наступившим в КБ сказочным   крепежным изобилием. 

Растолкали его под конец  собрания, как всегда для того, чтобы занести в протокол   отношения к текущему моменту представителя рабочего класса.

Продрав глаза, разбуженный Дима, не очень соображая, что тут говорилось до него, послушно поплёлся в сторону президиума, откуда с нескрываемым любопытством ожидали, что же на этот раз скажет записной критик администрации.

А тот, привычно вскарабкавшись на возвышение и энергично хлопнув ладонью по трибуне, как всегда гневно вопросил:
- Доколе, я вас спрашиваю, дорогие наши руководители, доколе  вы собираетесь держать нас без крепежа? Сколько, по-вашему, это может продолжаться?

Окончание его фразы потонуло в оглушительном хохоте и в громе аплодисментов братьев по классу и всей аудитории.  Стоя перед ними, Дима в недоумении не мог понять, чему он обязан таким неожиданным  успехом, и, видя, что он этого не понимает, подстрекавшие  его товарищи смеялись и аплодировали  ещё  громче.

Забава, на их взгляд, удалась, однако Дима обиделся и на производственные собрания ходить перестал. Не желая никого видеть, он стал запираться на своём участке и окончательно было замкнулся в себе, пока  страсть к балагурству  не взяла своё, и через некоторое время его вновь  не потянуло на публику.
 
Не желая больше участвовать в обсуждении производственных вопросов, Дима стал посещать собрания  исключительно  профсоюзные.

В те времена повсеместного дефицита, основной деятельностью  этой общественной организации, вызывающей общенародный интерес было распределение товаров, особенно продуктов, поступающих в продажу в ограниченном количестве. Протиснуться поближе к этой кормушке можно было двумя путями. Попасть в состав комиссии общественного контроля  распределения дефицита, или в число льготников, дающее право на повышенную норму потребления.
 Например, в число имеющих существенные льготы  ветеранов Великой Отечественной войны (ВОВ).

Дима, считал борьбу за привилегии наиболее благодарной темой для насмешек и на профсоюзных собраниях подсаживался к ветеранам.

На нашем предприятии участники ВОВ относились к организованной части общества. В борьбе за свои права они сплотились в Совет ветеранов, избрав его председателем некого  Переделкина,
пожилого отставного ефрейтора, гордого тем, что в феврале 1945 года он состоял  в караульном охранении Ялтинской конференции и видел, как он уверял, легендарных руководителей антигитлеровской коалиции вблизи.

По жизни отставной ефрейтор Переделкин был косноязычным занудой и для руководящей роли малопригодный.  Вся его активность, как председателя совета сводилась к тому, что, заслушав ревниво выделенную ветеранам долю  дефицитных продуктов, он считал своей обязанностью согласиться с ней, только изрядно поторговавшись. Поэтому, какой бы привлекательной  она ни была изначально,  он тут же начинал  канючить  об её увеличении.

- Мало. Мало даёте, прибавить бы надо, - нудно повторял  он своим  гундосым голосом до тех пор, пока продкомиссия, не в состоянии от него отвязаться, хотя бы на немного, но  увеличивала дотацию.

Дима, по своему обыкновению,  перепалку Переделкина с продкомиссией обращал в потеху. Неожиданно обнаружив у себя способность к подражанию чужим голосам, и всякий раз, как только продкомиссия объявляла о квоте ветеранов на выделенные продукты, он, не дав медлительному Переделкину открыть рта, начинал очень похоже гундосить и канючить его голосом:

- Мало. Мало даёте, прибавить бы надо.
Публика, что помоложе, заходилась в восторге, а ветераны обижались, и  не столько на то, что смешливый стеклодув превращал их борьбу за свои права в забаву, а в основном на то, что уступающий им лет на десять в возрасте Дима Жуков, не призванный на войну  по малолетству, относился к воевавшим старикам без должного почтения.

Орденоносцев среди них не было, однако это не мешало им очень ревностно чтить свои военные заслуги.

 Они придирчиво разглядывали на груди друг у друга немногочисленные медали, которые одевали по праздникам и без конца спорили, кто и на каком фронте что оборонял, а затем и отвоёвывал.

При этом старались припомнить наименования полков и дивизий, под знамёнами которых они сражались, распространяя на себя личные авторитеты и славу командовавших ими  легендарных генералов.

 В иерархии военных наград к знакам наивысшей доблести относили они медали полученные за  непосредственное участие в боевых действиях на передовой, где шли кровавые бои, и меньше всего ценили награды, полученные за службу, в каких бы то  ни было  службах обеспечения. Окопные вояки считали, что тамошние  писари, оформляя наградные листы, попросту вписывали туда свои фамилии.

Обсуждать  цену своих  медалей  с военным малолеткой Димой Жуковым, не проявлявшем к ним должного почтения, ветераны вообще считали ниже своего достоинства.

Мы уже говорили о том, что каких-то ярко выраженных героев, отмеченных боевыми орденами, на нашем предприятии не было. Медали наших  ветеранов были малочисленны и, как правило, учреждённые  за общее участие в военных событиях.
Этот факт не мог пройти мимо внимания Димы Жукова.

- Скажи,  Переделкин, - донимал он косноязычного председателя совета, - за что тебе, ефрейтору внутренних войск дали медаль «За победу в Великой Отечественной Войне»? Ну, в 45-м, допустим, ты действительно  охранял Ялтинскую конференцию, а до этого?  Что ты делал четыре года до этого? Лежал, небось, за пулемётом в заградвойсках и стрелял своим в спину?

Возмущённый речами стеклодува  Переделкин от волнения  не находя, что ответить по существу, ругаясь и брызгая слюной, обзывал Диму Жукова паскудным пацаном не нюхавшем пороха и лезущим, туда же, с критикой победителей.

В ответ Дима предлагал выжившим в войне  ветеранам,  прежде, чем занимать очередь за льготной колбасой, заняться общественно полезной работой. Например, принять посильное участие в поиске и захоронении  погибших, но не погребённых солдат, чьими останками  изобиловали поля бывших сражений.

Ветераны отмалчивались, а Дима, всякий раз заслушивая на собраниях  о планах распределения продуктов, издевательски справлялся, не забыли ли предусмотреть льготную колбасу для победителей, и, получив в ответ заверение, что не забыли, тут же  гундосым и очень похожим на Переделкина голосом  начинал канючить, что мало, мало, мол, дали, надо бы добавить, чем неизменно смешил поощряющую его публику.

В конце 60-х, задолго до того как в стране наметился курс на перестройку и власти  были ещё далеки от  открытого поощрения коммерческой инициативы, Дима, не лишённый этой  жилки изначально, стал по-хозяйски приглядываться к своему участку, задумываясь о том, что можно было бы на нём предпринять, чтобы извлечь из своей деятельности  более существенный  доход.

В начале нашего рассказа мы говорили, что на стеклодувном участке без особой нужды было предусмотрено пять рабочих мест, хотя для нужд нашего производства достаточно было одного.

Какое-то время избыточная мощность участка была использована под помощь строящимся в Академгородке  институтам, разместившим на нём временно до готовности собственных макетных мастерских, своих стеклодувов. Именно тогда их снабженцы в изобилии  завезли на участок 2-х метровые  стеклянные трубки (дроты), которые служили универсальным исходным материалом для любых стеклодувных работ. Трубки эти распаковали и уложили компактным штабелем в дальнем углу участка.

Снабженцы тогда не задались хотя бы приблизительным расчетом, сколько трубок на самом деле нужно, и перестаравшись, завезли их в количестве более, чем достаточным для работы на ближайшие несколько лет.

Когда институты, отстроившись, своих стеклодувов отозвали, никто не захотел возиться с повторной упаковкой и переносом завезённого стекла. Неизрасходованные трубочки просто  списали и оставили на участке Димы Жукова в качестве ничейного материала.
Проще всего было найти покупателя и бесхозные трубочки сбыть с рук,  однако, как всякое сырьё они стоили недорого, и Дима подумал, не пустить ли эти дроты на подпольное изготовление  несложных стеклодувных изделий, что сулило при их  реализации  независимый дополнительный  заработок.

Жуков мог в этой затее взять на себя изготовление, подобрав для успеха дела достаточно опытного и оборотистого дельца, который обеспечил бы нелегальный  вывоз и реализацию товара.

Искать такого человека долго не пришлось. Комендантом производственного корпуса был отставной прапорщик Калинин с богатым интендантским прошлым армейского кладовщика, который с хода усёк перспективность Диминого замысла и заверил его, что если тот действительно обеспечит  изготовление, то  всё остальное он берёт на себя.

И действительно вскоре он доложил Диме, что на несложные, но дефицитные  конические колбы нашёлся надёжный заказчик из Райпотребсоюза, готовый закупать их по 500 штук в месяц из расчёта по 4 рубля за штуку.

При штатной зарплате Жукова и Калинина не превышающей 150 рублей, подпольное изготовление колб принесло бы организаторам дополнительно  по 1000 рублей в месяц каждому. Заказчик свою тысячу собирался получить за счёт товарной наценки при реализации  (по 2 рубля с колбы).
 
Для вывоза продукции комендантом Калининым, ведавшим по должности уборкой цеха, была изобретена хитроумная схема, при которой  специально помеченный один из мусорных контейнеров, после заполнения его на тарном участке наполовину древесными опилками, попадал на стеклодувный участок, где Дима Жуков закапывал в опилки изготовленные колбы и, присыпав их сверху мусором, отправлял  его под присмотром Калинина для погрузки на мусороуборочную машину. Заменить после вывоза за пределы предприятия меченный контейнер на обменный было уже делом техники.

Приятели успешно трудились около года, однако, к заметному уменьшению трубок это не привело и, глядя на них, они почувствовали, что напали на  настоящую золотую жилу, запасы которой иссякнут ещё не скоро.

Неудивительно, что с некоторых пор Диму Жукова, занятого известными нам делами перестали видеть на профсоюзных собраниях и ветераны уже не помнили, когда он в последний раз задирал их по поводу льготного снабжения.
Сами они вовсю готовились к 20-летию Победы, и им было не до Димы.

На торжественном собрании ветеранов, украшенных знакомыми нам медалями усадили в первый ряд и  большую часть  приветственных и признательных речей   обращали именно к ним.

Среди руководителей предприятия, сидящих за столом президиума, куда пригласили и председателя совета ветеранов Переделкина, одно из мест занимал полковник, одинаково хорошо знакомый, и допризывникам, и ветеранам. Это был военный комиссар Райвоенкомата и сидящие в первом ряду ветераны, хотя и были этим польщены, но всё же недоумевали, с чего бы это столь крупный руководитель отдал предпочтение в праздник  именно нашей небогатой ветеранами  организации.

Всё разъяснилось, когда после основного праздничного доклада секретаря парткома и других речей полковник взял слово и с какими-то бумагами в кожаной папке переместился на трибуну.
Сердечно поздравив со славной годовщиной Победы трудовой коллектив и особенно ветеранов, он сообщил о том, что привела его  к нам сегодня важная и приятная обязанность непосредственно связанная с минувшей войной.

- Исход военных сражений в ожесточённом противостоянии, - напомнил полковник, - зависел в войне не только от героизма и самоотверженности  армейских подразделений, действовавших в открытом бою  на передовой, но подчас и от деятельности глубоко засекреченных резидентур так называемого невидимого фронта.

 Добыть усилиями этих глубоко законспирированных людей разведданные порой стратегической ценности было только пол дела. Немцы с помощью сложнейшей аппаратуры и аналитических программ расшифровывали практически любые перехваченные сообщения.

  Специалистам Главного Управления внешней военной разведки (ГУ ВВР) пришлось разработать уникальную схему сношения резидентов с центром, исключающую использование какого-либо известного канала связи, и поэтому практически неуязвимую для перехвата. Она была основана на живой деятельности постоянно перемещающихся людей, увязанных в такую сложную систему ограниченной  осведомлённости, что любой из них не владел даже частичкой зашифрованного текста и не смог бы выдать её, даже в случае перевербовки. Подробнее я не могу вам  рассказать по той простой причине, что сам этого не знаю. Скажу только, что в каждую из этих групп входили, сбивающие с понталыка немецкую контрразведку пожилые мужчины, малоприметные женщины и подростки. Успех любой из этих операций был связан с непосредственным риском для жизни каждого из её участников без исключения, и страшно было подумать, какая судьба ожидала бы смельчаков в случае их провала.

 Даже от однократного за всю войну успеха такой группы подчас зависели судьбы многих тысяч людей, что оправдало  бы любые на неё затраты и примирило с любыми в ней потерями.

А группа, о которой мы сегодня говорим, сумела  не только  выполнить подобных заданий четырежды, но и осталась при этом  невредимой, дожила со всеми до общенародной Победы.

Значение её деятельности  было столь важным для верховного  командования, что каждый из её членов, независимо от возраста после каждой выполненной ими операции  представлялся к боевому ордену.

В то же время  степень секретности этих операций была настолько велика, что ГУ ВВР своим специальным распоряжением постановил отложить на двадцать лет оглашение и вручение наград, не посвящая в факт их присуждения, в том числе и самих награждённых.

  Опечатанные пакеты с секретными указаниями и орденами до сегодняшнего дня хранились в сейфах  военкоматов  по месту жительства героев. Сегодня, дваддцать  лет спустя назначенный срок моратория истёк, гриф «сов. секретно» со сведений об отложенных награждениях наконец  снят и я у вас для того, чтобы  объявить о некоторых из этих  наград и вручить их по назначению.

 Дело в том, что тогдашний  12 летний подросток, будучи членом  одной из этих групп  сегодня работает на вашем предприятии.

Полковник открыл кожаную папку и на всякий случай, сверившись с текстом, объявил:
- Дмитрий Яковлевич Жуков! – после чего терпеливо дождавшись пока стихнет буря удивления, попросил Диму Жукова подняться на сцену.

Не отдавая себе полностью отчёта в происходящем, и не веря, что речь идёт о нём, Дима заслушивал обращённые к нему  рассекреченные решения о своих наградах.

- Орден «Красного Знамени», орден «Красной Звезды», ордена «Отечественной Войны» I u II степени, плюс военные медали за освобождение и взятие городов и «За победу в Великой Отечественной Войне».

Благодарная Родина по истечению двадцатилетней паузы возвращала героям  свои долги.

Помощник военкома держал наготове  груду  коробочек с наградами, которые в порядке зачтения передавал военкому, а тот вручал их Диме Жукову, в то время, как сам награждённый всё ещё не мог придти в себя.

Будучи человеком штатским, он не знал, что нужно говорить, принимая военные награды: «служу Советскому Союзу!», или просто «благодарю!».

В конце концов, взяв себя в руки, он сложил все награды на край стола и со словами:
- «покараульте, пожалуйста, я сейчас», - выбежал из зала.
Вернулся он с легендарной трехлитровой  бутылью спирта и пластмассовым ведёрком, в сопровождении Калинина, который нес в руках картонный короб.

Вылив всё содержимое бутыли в ведро, он с помощью прапорщика  распаковал и погрузил в спирт  полученные награды, зачерпнул  конической колбой, из числа  тех, что принёс в коробе Калинин, и  опрокинул её в себя. После чего, раздав присутствующим на сцене,  остальные колбы из того же короба, предложил всем,  в том числе и ветеранам из первого ряда, последовать своему примеру.
 
После торжественного собрания был намечен концерт силами заезжих артистов и народное праздничное гулянье.

 Дмитрий Яковлевич Жуков, успевший съездить, домой и вернуться в сопровождении жены и детей, в хорошем костюме с аккуратно привинченными и пристёгнутыми наградами впервые за много лет оказался в центре внимания не по поводу своего извечного балагурства, а как объект неподдельного восхищения.

Его  старые «заказчики» из исследовательских лабораторий приуныли, было, решив, что теперь после случившегося он не захочет помогать им в изготовлении неплановых поделок. 
Но страхи эти вскоре рассеялись, поскольку выяснилось, что Дима не только не прекратил  выручать товарищей, но,  к великому их  изумлению, перестал  взимать, с них  спиртовой эквивалент своих услуг.

Задел конических колб, которые прапорщик  не успел  вывезти Дима, к огорчению партнёра раздал по лабораториям, а неизрасходованные «ничейные» дроты оприходовал на складе и принял на ответственное хранение.

Калинин был в отчаянии. Ему до смерти было жаль порушенного в одночасье  налаженного и доходного дела, а пуще того, потери абсолютно надёжного до этого партнёра, который так неожиданно и некстати почувствовал вдруг  себя в своей  стране  государственным  человеком.

Москва, декабрь 2009 г.