Пустырь

Пересечение улиц Воронцовские пруды и Челомея образует дельту, слегка загнутый коготь на карте. Сейчас здесь возвышается над блочными соседями дуга буровато-бежевого монолита. Стеклянная макушка укрывает бассейны и зимние сады пентхаусов. В правом крыле от глаз обывателя скрывается вертолётная площадка.  Спортивный комплекс внутри дуги прикрывает собой вход в центр здания. Корпуса тянутся вверх уступами с двух краёв. С Воронцовского парка всё это похоже на хребет горы. 
Раньше здесь был пустырь. Жёлтая высокая трава заполоняла всё вокруг. Острова из зарослей низких деревьев. Репейник навязчиво приставал к одежде. Темно-зеленый мох закрывал уложенные местами бетонные плиты. Из земли торчала ржавая арматура. Если не шуметь, то можно было увидеть, как серый комок мышки перетаскивал себе в норку дикие зёрна. Осенью рыжая глина тропинок набухала и становилась вязкой. По асфальтовому тротуару, идущему параллельно дороге я выгуливал пса – чёрного шипперке, похожего на маленькую бельгийскую овчарку с купированным хвостом.
Зимой я бегал после уроков, ломая глазурь блестящего наста. Проваливался в пустоты, скрытые травой, пригнутой снегом. Плавил свинец из аккумуляторов с местной шпаной. Весной пускал прожорливый огненный ручеек, быстро ползущий по лохматому травянистому ковру. За несколько дней покров пустыря становился чёрным. Сквозь эту черноту скоро пробивалась молодая сочная трава.
Я мечтал, создавал фантастические империи. Выдумывал государства и устраивал между ними войны. Вертикально вбитые трубы оборачивались в крепости. Закопанный боком мусорный бак, одним углом торчащий из земли – становился секретным бункером. Бетонные плиты превращались в плацдармы.
Гудела медитативная песнь времени…
Вечером в румяном закатном небе разносились завывания мулы, призывающего на молитву с мечети на Новаторов. «Молитва лучше, чем сон» говорит мусульманская мудрость. С Троицкой церкви, лился благовест, с перезвоном малых колоколов. Небо перекрещивали золотые инверсионные пути от самолётов.
Пустырь – мой ровесник, возникший в восемьдесят пятом, когда моссовет урезал «Воронцовское» поместье до современных масштабов. Выросли семнадцатиэтажные дома с синими «штанишками». На пятнадцатом в седьмом доме рос я. А на месте пустыря в очереди застройки были бассейн и теннисные корты. Девяностые перечеркнули эти планы, породив несвоевременный объект в общем безвременье. Практически в десяти километрах от Кремля, я смотрел из своего мира, как восходит над карандашом «Газпрома» бледная луна.   
В тот же время, когда я поступал в институт, пустырь начали отгораживать, а на моё совершеннолетие уже был вырыт огромный котлован.