Мышонок по имени Дункан Маклауд. святочный рассказ

   Это был шквал. Смерч, землетрясение, цунами. И полный облом. В пятницу, за 10 дней до Нового года.
Именно в этот день мама дозналась, что я обменял свою игровую приставку на снегокат, а снегокат на три ружья, и одно ружьё уже сломал, а тот мальчик, чьи были ружья, уже успел сломать и снегокат.
- Это был папин подарок! - бушевала мама и очень непедагогично залепила мне оплеуху. Оплеуха была небольная, но у меня сразу загудело в голове и почему-то заболело горло. То есть, горло, наверное, и раньше болело, но я заметил только сейчас.
- Сами говорили: Твоя вещь..., - бубнил я, защищаясь. - Что хочу, то и делаю...
- Да, это твоя вещь! - кричала мама. - Но это подарок. А подарки берегут! Их не обменивают, их даже не обсуждают! И только невежественные, неблагодарные люди, вроде тебя...
Мама  сбегала, принесла из комнаты всякие вещи и стала совать мне под нос какие-то коробочки, сумочки и брошки.
- Вот! - кричала она, - Это всё подарки! Твой папа дарил, твоя бабушка! Всё цело, я ничего не потеряла, не обменяла! Почему?! Как ты думаешь, почему?!
Я молчал. Я не знал, почему. На мой взгляд, всё это барахло давно нужно было бы обменять на что-нибудь стоящее.
- Убирайся в свою комнату! - сказала в заключении мама. - Не представляю, что скажет папа!
Я убрался в свою комнату, взял зеркало и стал смотреть, что это у меня дерёт в горле. Горло было красное. Папа ничего не скажет,  думал я. Он поздно придёт, я как раз спать лягу...
Но я напрасно радовался. Папа пришёл как назло рано.
Я слышал, как мама говорила: Эта эпидепия обмена начинает просто пугать..., а папа отвечал: Ничего страшного, у всех мальчишек так...
После чего папа возник у меня в комнате.
Родители воспитывают меня каждый по-своему. Мама руганием, а папа молчанием. Папа долго, изнурительно молчал, а я сидел, горестно глядя в пол. Наконец папа ледяным тоном сказал:
- Дай мне деньги, что тебе дали на школьный "Огонёк".
Я вытащил из дневника деньги и отдал папе. Папа положил их в карман.
- Надеюсь, ты понимаешь, почему, - сказал он и ушёл.
А через час выяснилось, что я заболел. Всё сразу переменилось. Мама забегала вокруг меня со всякими полосканиями, приставка была забыта, меня уложили в постель и разрешили почитать. Я взял "Хоббита", а мама с папой ушли в кухню. Мама считает, что выяснять отношения при детях непедагогично. Поэтому мои родители ждут, когда я улягусь спать, и ругаются в кухне, без свидетелей. Я в это время лежу в своей постели и слышу через стенку каждое слово. Так было и на этот раз.
- Это твоё воспитание, - нервно говорила в кухне мама. - Посмотри, что он творит. Никого не слушает. Ничего не бережёт.
Конечно, если в доме вести себя так, как ты...
- А как, собственно, я веду себя в доме? - спокойно спросил папа. - Дебоширю, пропиваю вещи? Может, привожу чужих женщин? Как тебе известно, я даже не курю...
- Вести себя достойно, - это не заслуга, это норма, - сказала мама. - Речь о другом. Какой климат, какую атмосферу ты создаёшь в семье. Ну, ладно, я тебе надоела, но с ребёнком ты можешь говорить по-человечески?
- Мы всегда с ним говорим по-человечески, - возразил папа.
- "Привет Как дела? Пока", - это называется по-человечески?
- Нормальный мужской разговор. Так говорят все мужчины во всём мире.
Я перевернул страницу и вздохнул.
Наверное, я никогда не пойму взрослых. Только взрослые могут так долго и нудно говорить непонятно о чем.
Вот в "Хоббите" все совсем не так. "Хоббит" — самая классная книжка в моей жизни. Когда я ее читаю, то забываю обо всем. Об уроках, об отметках, о приставке. Обо всем хорошем и обо всем плохом. Я только вижу перед собой дорогу: дождь, унылые холмы, старые замки на холмах, тайные пещеры, дождь заливает глаза, капюшон намок, пони устал, но вокруг меня такие же промокшие, усталые гномы, и нужно ехать вперед, нужно искать ночлег, а впереди - встречи с драконами и гоблинами, эльфами и троллями, впереди - трудный путь к Мглистым горам, великий отважный поход за древним золотом...
- Я уже не понимаю, для чего живу! — воскликнула в кухне мама, и я вздрогнул, свалился с пони и очутился в своей постели.
- Тише, - сказал пaпa. - Ты живешь для сына.
- Жизнь для детей - это служение, - не согласилась мама,— а я еще и женщина. А женщина должна восхищать, вдохновлять. Хотя бы просто кружить голову. А я?
Тут я немного пропустил, опять зачитался, я как раз читал, как Бильбо встретился с Элрондом, и тут голоса за стеной снова включились:
- Ты просто не осознаешь, что значит нынешняя жизнь, - говорил папа. - Я понимаю, тебе хочется чтобы я дарил цветы, пел серенады, лез по водосточной трубе. Рaзмaxивaл плащом и мечом, как твой любимый Маклауд. Да, это красиво. Но на что мы будем жить-то, скажи на милость?
Я остановился послушать, мне показалось интересно про меч и плащ. В "Хоббите" тоже всегда мечи, сражения, приключения...
- Положим, от того, что ты полезешь по трубе, наша семья не умрет с голоду, - сказала мама. - А во что превратились наши вечера! Я не слышу ни одного живого слова. Раньше было не так: играли вместе, решали кроссворды...
Я устроился в подушках поудобнее и решил читать дальше,  все рaвнo ничего интересного из кухни не услышать. Но мама права: как-то все стало не так, как раньше - мама больше плачет, а папа больше молчит.
- Да, мне скучно жить, - помолчав, сказал пaпa. - 12 лет назад я многого хотел.
- 12 лет назад мы встретились с тобой, - каким-то невыносимым голосом сказала мама. - Я тогда никак не думала, что окажусь бревном на твоем пути.
- Ну что ж говоришь! - укоризненно воскликнул папа. — Ты с ума сошла...
- Чем я виновата, что в нашей стране 12 лет назад все было по-другому,- не унималась мама. - Я тоже раньше писала стихи. А теперь не пишу. Но мне никогда бы не пришло в голову упрекать в этом тебя.
- Да я тебя ни в чем не упрекаю! - закричал папа. - Пpocтo я хочу спать, черт побери! Мне к восьми на paботу!
- Да иди, спи, пожалуйста, иди..., - заплакала мама. - Можешь и не приходить вообще. Все равно никакой разницы...
 Через минуту мимо моих дверей потащили подушки и одеяла. Это означало, что родители будут ночевать в разных углах дома. Что будет дальше, я знал: папа ляжет спать, а мамa поплачет в кухне, а потом включит телевизор и будет смотреть "Горца". Чем так жить, завели бы собаку. Или кошку, если собаку дорого. Маленького котёночка... Он бы
играл в кухне вечерами, прыгал бы, показывая пушистый животик, и всем было бы весело.
Так нет, даже хомячка не покупают, говорят, что жалко мучить животных. А почему мучить? Я бы лично построил хомячку домик с окошечками, из которых он бы смешно выглядывал, такой пушистый, толстый, важный хомячок...
Я опять вздохнул. Нет ни хомячка, ни собаки. Только и радости, что играть в приставку да читать "Хоббита".
А теперь вовсе не поиграешь - приставки больше нет...
Я отложил книжку и померил с горя сам себе температуру. В первый  раз самостоятельно.
Оказалось у меня 85 градусов.

Утром ко мне пришел папа, и у нас состоялся тот самый мужской разговор, который так не любит мама:
- Привет, - сказал папа.
- Привет,- сказал я.
- Как дела? - спросил папа.
- Классно, - сказал я и чихнул.
- Какая температура? - спросил папа, увидев градусник.
- 85 градycов - сказал я.
Папа задумался.
- Пo Фаренгейту? - спросил он.
Я засмеялся, потому что люблю, когда шутят. Про шкалу Фаренгейта я знал, папа рассказывал. Папa взял градусник со стула и посмотрел.
- У тебя было 38 и 5, — сказал он. - Пока.
- Пока, — сказал я. - А почему плакала мама?
Пaпа остановился в дверях. Он стоял в своем вязаном свитере, и глаза у него были грустные.
- Видишь ли, - сказал он наконец. Когда живому организму чего-то не хватает, например, витаминов, он начинает болеть. Душа человека тоже живая. И когда ей чего-то не хватает, она тоже болит. Тогда человек плачет. Понял?
- Понял, - сказал я. - А тридцать восемь и пять - это плохо?
- Ну, часа два еще протянешь, - пообещал папа и ушел на работу.
А потом встала мама. Она была вся встрепанная, заплаканная, она еле ходила, охала и вздыхала на весь дом так, что у меня прямо начался разрыв сердца.
Я решил запустить ей какой-нибудь музон, чтобы немного развеселить, протянул руку за  штанами, и тут в кухне что-то случилось.
Что-то там обрушилось, грохнуло и упало, а потом я увидел маму с вытаращенными глазами. Она поманила меня и жестом велела идти на цыпочках. Мы с ней подкрались, и я увидел в раковине маленькую мокрую мышку. Она смирно сидела в ложке и блестела глазками.
Это был совсем маленький мышонок, о таком можно было только мечтать. У меня захватило дух, как только я представил, что он будет жить в банке, в домике, где я оборудую все удобства.
- Лови! - шёпотом крикнул я.
Мы начали ловить. Maмa взяла банку из-под соуса "Анкл Бенс" и велела мне держать крышку наготове. Я стоял с крышкой и со штанами, которые так и не успел надеть. Мама ершиком для бутылок загребала мышонка в банку, а он увертывался и бегал через вилки и ложки. Минут через пять такой ловли они выбились из сил, а я устал от волнения и от того,
что все время боялся чихнуть.
Мышонок совсем промок, на него было жалко смотреть. Пора было вмешиваться, и я вмешался. Я надел штаны, отодвинул маму с ее ершиком, взял мышонка за загривок, пустил в банку и закрыл крышкой.
- Давай посуду побольше! - скомандовал я оцепеневшей маме.
Мы благополучно перетряхнули мышонка в трехлитровую банку - и я отключился от мира. Это был счастливейший день!
Я не помнил, что ел и что пил, но зато досконально мог рассказать, что ел и что вытворял мой мышонок. За обедом банка красовалась посреди стола. Мышонок высох, распушился и уморительно обживал всякие тряпочки и коробочки, которыми я обустроил его дом.
Это было классно! Я и не предполагал, что обыкновенные мыши могут быть такими жутко интересными, что, например, они себе спокойно умываются, прямо как кошки, только очень быстро. Короче, это был не мышонок, а класс, я только не знал, как его назвать. Мама предложила именем любимого героя, а у меня их навалом - и Бильбо Торбинс, И Гендальф,
потом еще из другой книжки Гек Финн, еще Карлсон, Алиса Селезнева - ужас сколько. Я так и не выбрал.
Ночь была кошмарной. Я поминутно вскакивал, боясь, что мышонок задохнется или убежит, температура опять поднялась, и возле меня сновала мама А потом благополучно настало утро, и тут только, после того, как мы с мышонком позавтракали, я как очнулся.
- А папа где? - потрясенно спросил я.
- Пaпa? - переспросила мама и давай перемывать чашки по второму разу.
А я мгновенно вспомнил, что и вечером папы не было, просто я с этим мышонком и с температурой не заметил.
И я заорал. Потому что в один миг понял весь ужас: папа больше не придет. И мышонка моего не увидит, главную радость в моей жизни.
- Это ты его прогнала!!! - орал я. - Ты что наделала?! Ты за что его ругала?! Ты его обидела, он утром грустный был!!!
Я кинулся в свою комнату и весь в слезах залег под подушки.

Дальше вce было плохо.
Температура скакала и даже наблюдать за мышонком стало грустно - ведь этого не видит папа. Оказывается, всё время я незаметно для себя представлял, что вот придёт папа, и я крикну ему: А у нас новый член семьи!
И мы с ним усядемся рядышком и будем смотреть на мышонка и хохотать вместе. Оказывается, вот чтo было главным - не то, что мышонок поймался, а то, что это увидит папа...
Я лежал в постели и думал. Выходило, что главное в жизни - не радоваться, что что-то заполучил, а совсем другое.
Выходило, что главное - это когда другие радуются с тобой.
Вот до чего я додумался, пока болел.
   Прибегала с работы мама, приносила то леденцы от кашля, то апельсины и все убеждала меня, что мы вдвоём очень даже хорошо будем жить,  а я думал, что она так же, как и я, тоскует и что ей не с кем поделиться радостью. Да и какая у нее радость в жизни? У меня хоть мышонок.  А она даже своего "Горца" смотрит одна и знает, что никогда никто не полезет к ней по водосточной трубе...
     Прошло три дня, и я начал думать другое: то, что папа не знает про мышонка - это еще полбеды. А вот Новый Год без папы — это полная катастрофа. Папа у нас Главный Пиротехник в новогоднюю ночь. В любую погоду мы выходим из дома и запускаем всякие петарды и ракеты. Это были очень счастливые минуты, и я как будто сам улетал в тёмное небо, прямо в Космос.
Теперь ничего этого не будет...
     29-го мама, как давно было заведено, принялась за уборку. Температура у меня спала, и я помогал: пылесосил, поливал цветы под душем - как всегда, словно ничего не случилось. 30 числа мы всегда с напой наряжали елку, а мама начинала готовить, чтобы назавтра быть посвободней и спокойно посмотреть "Иронию судьбы" - это тоже было
заведено давно. Но теперь я не знал, как все будет. A елки и вообще не было.
   Вечером после уборки мы пили  в кухне чай, а я ещё производил над мышонком серию экспериментов с целью установить влияние музыки на мышей. Безрезультатно я воздействовал на мышонка металлом и рэпом и, пока не изругалась мама, врубил на всю квартиру драйв. Мышонок опять не отреагировал, зато незамедлительно на драйв отреагировала мама, она сморщилась и зажала уши, и я сделал научный вывод, что женщины сильнее, чем мыши,
чувствуют прекрасное. Громкость пришлось срочно убавить, и тут я почувствовал за спиной какое-то движение и шаги.
Я оглянулся. В дверях кухни  стоял Дед Мороз. Во всем параде - в красном малахае, в красном тулупе, с красным носом и с бородой.
- Ой! - сказали мы с мамой хором.
- C Новым годом, люди добрые! - сказал Дед Мороз басом и поднял маску.
- Папа!!! - закричал я.
- Добрый вечер, - сказал папа нормальным голосом и снял шапку. Волосы у него стали лохматые, для Деда Мороза
это было ужасно смешно, и я засмеялся. Мама сидела, как изваяние. Смотрела она исключительно в стол.
- Я ёлку принес, - сказал папа. - В прихожей стоит.
- Ёлка - это ура, - сказал я. - Но вот ты не падай, у нас новый член семьи.
И я торжественно отошел в сторону, чтобы папa увидел банку на столе.
- Ух, ты! - сказал папа с завистью.
- Иди сюда быстрей, посмотри, только внимательно смотри, - я, замирая, усадил папу за стол. - Он умываться умеет, и хвост знаешь как облизывает...
- А это что за качели? - заинтересовался папа. - Сам сделал?
- Конечно, сам... А видишь лампочку? - я нажал проводок - и в банке зажёгся свет. - Я ему и вентилятор сделаю...
- Супер, - сказал папа. - Корифей.
Всё было так, как я мечтал. Мы сидели рядышком  и смотрели на мышонка одними глазами.
А тут и мама не удержалась,  подняла свой взор от клеёнки.
Мы сидели втроем, смеялись и было всё так хорошо и легко, как будто уже наступил Новый год. А потом я увидел, что мама с папой смотрят уже не на мышонка, а друг на друга.
И папа взял мамину руку.
- Ну хочешь, я полезу по водосточной трубе? - спросил папа. - В плаще и с мечом?
- Не надо, - сказала мама. - Ты боишься высоты...
- Я не высоты боюсь, - сказал папа. - Я тебя потерять боюсь...
- А я тебя... - сказала мама.
   Они смотрели друг на друга, руки их переплетались, в глазах стоял свет, и все это было так красиво, прямо как в индийских фильмах, только немного скучно.
Но главное было ясно - Новый год мы встретим вместе. Это было самым важным, и теперь можно было спокойно обдумывать свои дела. И я стал прикидывать, как сделать вентилятор и как устроить мышонку праздник на Новый год.
Тем более, я теперь знал, как его назвать.
Дункан Маклауд.
В честь маминого любимого героя.