Побег

Я так думаю, судьи лукавят, говоря, что дают срок, чтобы заключённый подумал о своём преступлении и исправился.
Во-первых, из ста заключённых, девяносто девять преступниками себя не считают. А, во-вторых, наша пиненциарная система так несовершенна, что ни на одном из её этапов преступнику как раз и нет возможности подумать. 

В камере предварительного заключения приходится думать о том, как бы не угодить за решётку, а если угодить, то на минимальный срок. Во время суда извилины изгибаются в том направлении, чтобы не сболтнуть что-нибудь лишнее себе во вред: все насмотрелись американских фильмов, и знают знаменитую фразу их полицейских: «Вы имеете право сохранять молчание, ибо всё, что вы скажете, может быть использовано в суде против вас». И то, что эту фразу произнёс не наш блюститель порядка, и не в момент задержания лично вас, никакого значения не имеет. Молчание хранят все: и задержанные, и подследственные, и заключённые.  И, наконец, при отбывании срока мысли заняты в основном тем, как бы меньше поработать, больше поесть и поспать, и скорее выбраться из этого пекла.

В этом смысле Бирюлёв ничем не отличался от остальных обитателей камеры. Он был новенький, а свой арест, как и все остальные сокамерники, считал недоразумением, с которым скоро разберутся, и освободят из-под стражи. Беда состояла лишь в том, что о его невиновности, кроме него самого, никто больше не знал. А сидя в камере предварительного заключения, Бирюлёв доказать свою невиновность не мог. Для этого ему надо было сидеть в своём офисе. Но там уже уселся его преемник.

В момент задержания Бирюлёв не сопротивлялся, не кричал, не спорил. Он не чувствовал за собой вины, был спокоен, и сохранял молчание. Спокоен он был потому, что действительно был не виновен, а сохранял молчание, вы знаете почему: насмотрелся американских боевиков. Но правоохранительные органы такое поведение сочли косвенным подтверждением его вины: молчит, - значит, есть что скрывать, есть чего бояться.

До этой фирмы Бирюлёв работал на киностудии каскадёром. Три года  провёл в Афганистане, в составе «миротворческих сил», выполняющих чей-то интернациональный долг, вдоволь насмотрелся на ужасы войны, был сыт ими по горло, и при первой возможности с радостью уволился из Армии. А поскольку его физическая подготовка была отличная, - пошёл работать каскадёром. Работа была трудная, рискованная, но интересная.  Менее опасная, чем в Афгане, но и менее оплачиваемая.

Работа эпизодическая, зарплата маленькая, популярности никакой, но она позволяла ему рисковать без опасности для жизни, заставляла Бирюлёва постоянно держать себя в форме, и этим нравилась. Некоторые его одногодки уже сидели за столами, свесив животы на другой край стола, а он был строен и подтянут.

Когда ему, неожиданно, чисто случайно, предложили пойти телохранителем, он, не колеблясь, согласился. Работа не менее интересная, зарплата в пять раз больше, и не какие-то там случайные доходы в зависимости от прихоти знаменитого актёра или режиссёра, а стабильная, ежемесячно выплачиваемая. Правда, охранял он, вместе с такими же накачанными ребятами, не босса, а так называемый офис, а фактически - три малюсенькие комнатушки в магазине детских игрушек. С той лишь разницей, что в комнатушках этих продавали не игрушки, а доллары. В одной комнатке принимали доллары, в другой - продавали, а в третьей был-таки офис, где сидел босс.

Раньше Бирюлёв с долларами дел не имел, и за три месяца работы ни разу не задумался, почему нельзя и покупать, и продавать доллары через одно и то же окошко, почему для этого надо было оборудовать две изолированные друг от друга комнаты, не имеющие между собой сообщения.  Он исправно нёс охранную службу, и об этом не думал. Не подумал он об этом и тогда, когда продавец, именно продавец долларов, заболел, и босс предложил эту работу Бирюлёву:
- Я присмотрелся к тебе, ты парень толковый. А, главное, честный. В нашем деле без этого нельзя. Мы должны доверять друг другу. Будешь чётко выполнять мои инструкции, - справишься. А зарплату удвою! 

О таком счастье Бирюлёв и не мечтал. Он и так был доволен своей зарплатой, а тут - удвою. Да и инструкции босса были примитивны, на уровне профтехучилища: не продавать в одни руки больше ста долларов. И всё. Бирюлёву даже спрашивать не пришлось, почему. Босс сам пояснил: мы не должны продавать больше, чем покупаем в соседнем окошке. А если вдруг и купим много, нельзя всё сразу продавать. У нас всегда, понимаешь - всегда должна быть в наличии валюта. Клиенты знают: когда бы они к нам ни заехали, сто баксов они обязательно купят. Даже, если во всех обменных пунктах нет ни одного доллара. В этом заключается наш престиж.
Это звучало убедительно, и Бирюлёв согласился с такой постановкой вопроса.

Он освоил тонкости работы за одну смену.
Из офиса босс приносил пачку стодолларовых банкнот, закладывал в аппарат, проверял купюры на подлинность. В окошечке при этом высвечивалась сумма. Бирюлёв расписывался в заборной ведомости, открывал окошко, и начинал обмен. С русскими деньгами было сложнее, так как тот контингент, который покупал доллары в детском мире, платил за них, преимущественно, мятыми рублями, трояками и пятёрками. В конце смены их надо было разгладить, сложить в пачки по купюрам, посчитать, и сдать по ведомости боссу.

Предупреждённый боссом, Бирюлёв мысленно приготовился отвергать всякие попытки купить у него крупную сумму долларов, но, к его счастью, таких попыток было мало, а те, кто хотел приобрести больше, или сразу удалялись после отказа Бирюлёва, или становились в очередь ещё раз, и покупали вторую сотню баксов. Но и по одной стодолларовой купюре в одни руки, ему удавалось за смену продавать по четыре и более тысячи долларов. А в предпраздничные дни, когда магазин заполнялся покупателями, и того больше. Всё-таки, их офис располагался на бойком месте, да и продавали здесь немного дешевле, чем в других обменных пунктах. Так что, за три месяца работы Бирюлёв, работая без выходных, продал почти триста тысяч долларов...

И вдруг его арестовали!
Помня фразу из американских боевиков, Бирюлёв сохранял молчание, старался как можно меньше говорить. А когда ему объяснили суть инкриминируемого ему проступка, он вообще замкнулся, и не произнёс ни одного слова.

Суть его преступления состояла в том, что он продал фальшивую стодолларовую банкноту. Ему представили старую бабульку в ярком, цветастом платье, которую он не мог не узнать. Уж слишком она была живописна! И не по годам размалёвана. Причём, подкрашены были не только губы, но и щёки. Она выкладывала на прилавок мятые рубли, слюнявила пальцы, считала их, оставляя на купюрах оранжевую помаду, и, сама себя перебивая, рассказывала Бирюлёву, что хочет подарить внуку на день рождения сто долларов:
- И велосипед ему уже подарила, и фотоаппарат, и магнитофон, что на шее висит, а вот теперь хочу подарить сто баксов, - тарахтела она тогда. И теперь она, довольная тем, что находится в центре внимания, продолжала безумолку трещать:
- Дочка меня ругала, говорит, не бери баксу, ещё фальшивую возьмёшь... Как накаркала...  Когда этот, - она указала на Бирюлёва, - проверил на своей машинке, я успокоилась. Но потом вспомнила наказ дочери, и решила ещё раз проверить. А она, возьми, да и окажись фальшивая. Я тут же в милицию. Он не откажется, на моих деньгах помада осталась, я губы красила, пальцы выпачкала...

Бирюлёв слушал её болтовню, и не мог сосредоточиться на двух моментах: во-первых, бабулька что-то очень уж быстро вернулась с фальшивой банкнотой и милицией. Где она успела её проверить? Ближайший обменный пункт в двух кварталах от них, сходить туда и обратно - минут двадцать, да ещё проверить, найти милицию, всё им объяснить, уговорить пойти с ней. Не подстроено ли это кем-нибудь из конкурентов?

Вторая мысль сверлила его голову более основательно. Год назад Бирюлёв развёлся с женой. Всё это время он жил один, где придётся. А неделю назад познакомился с очаровательной девушкой. Она так  понравилась, что он тут же предложил ей выйти за него замуж. Когда Бирюлёв стал до небес превозносить её достоинства, она просто сказала:
- Это оттого, что я продаю игрушки. Они сделали меня такой доброй и нежной. 
             Этим и покорила сердце Бирюлёва.

Сегодня она во время перерыва, впервые пришла к Бирюлёву на работу, и он, в нарушение установленного порядка, впустил её в свою келью. Они поболтали всего полчаса, и вот результат. Если бы Женя к нему не заходила, он бы не чувствовал себя виноватым, и смелее отпирался. Но она была у него, цветастая бабулька видела, как она выходила из офиса, и не преминула сказать об этом:
- Когда я покупала эту фальшивую баксу, от него ещё длинноволосая девка вышла.

До этого момента Бирюлёв, не желая выдавать свою пассию, брал всю вину на себя. Но бабулька всё испортила.
- Какая, такая, девка? - строго спросил босс.
- Знакомая, - не задумываясь о последствиях, выпалил Бирюлёв.
- Значит, вы не отрицаете факт продажи фальшивой банкноты гражданке Сёминой? - спросил милиционер. Бирюлёв стал неумело защищаться:
- Да, может, я ей не эту банкноту продал, может, она её где-то поменяла, потом к вам побежала, - сказал он милиционеру, и уже для босса, добавил, - может, это происки наших конкурентов.

Глупо сказал, подумал Бирюлёв. Наших конкурентов! Будто я крутой бизнесмен, и могу иметь конкурентов. Пожелал сравняться с боссом. Ещё обидится, защищать не станет. Ведь этот скандал не выгоден, прежде всего, ему. Поэтому, в его интересах, замять это дело. Эти рассуждения прервал милиционер:
- А это мы сейчас проверим.

Он взял пачку уже посчитанных и запротоколированных банкнот, вложил в аппарат, и тот, за несколько секунд, разделил их на две, почти равные, части: настоящие, и фальшивые.
- Допишите в протокол, - сказал милиционер, - из них фальшивых, - он пересчитал купюры, и закончил, - тринадцать купюр по сто долларов США каждая, на общую сумму одна тысяча триста долларов США. 

             Бирюлёв похолодел. Он понял, наконец, всю трагичность своего поступка. С бабульки его подозрение перекинулось на Женю. Неужели она? Когда он полез к ней целоваться, она выглянула в окошко, сказав, что там никого нет, захлопнула его, и набросилась на Бирюлёва с жадными поцелуями. Сколько это продолжалось? Тогда ему показалось - одно мгновение. Но теперь он понял, что не одно. А сколько? Сто? Тысяча? Миллион? По крайней мере, достаточно, чтобы успеть поменять банкноты. Взять тринадцать, и положить тринадцать. Число-то, какое! Впрочем, с бабулькиной - четырнадцать.  Продавал ли он ещё кому после бабки, Бирюлёв вспомнить не мог.

- Как вы посмели нарушить установленный порядок обмена валюты? Не я ли под роспись предупреждал вас, что в пункте обмена посторонним находиться запрещено, - набросился на него босс. - Кто она? Фамилия, имя, место работы?
Бирюков сник. Теперь одна надежда на спасение - найти Женю. Во что бы то ни стало. Он, наконец, понял, что это её рук дело.
- Женя, её зовут Женя. Работает здесь, на игрушках, - сказал он.
- Фамилия? - спросил босс.
      - Фамилию не знаю, мы знакомы одну неделю.
- Знакомы одну неделю, фамилию не знаете, имя, ещё неизвестно, достоверно или нет, а уже приглашаете...
- Сейчас не фамилию надо уточнять, а приметы, - перебил босса милиционер.
- Даю сто против одного, эта дамочка в списках продавцов Детского Мира не значится.

Бирюлёв вяло опустился на стул, безвольно подставил руки, и без сопротивления позволил защёлкнуть наручники.  Четыре месяца шло следствие, и всё это время Бирюлёв разрабатывал план защиты. Он знал, что не виновен! Но следователь был иного мнения. Женю, как и предполагали, не нашли. Но неожиданнее всего было то, что на призыв милиции проверить банкноты,  приобретённые в пункте обмена валюты, находящемся в Детском мире, откликнулись более тысячи человек,  все они принесли фальшивки, как две капли воды похожие на те, которые были изъяты при аресте Бирюлёва.  И если на предварительном этапе следствия вина Бирюлёва была косвенной, и босс был на его стороне, пытался как-то повлиять на ход дела, то после того, как выяснилось, что фальшивых банкнот продано более чем на сто тысяч долларов, и Женю Бирюлёв, по мнению милиции, пригласил для того, чтобы свалить на неё вину, босс к нему охладел.

 Бирюлёв остался один-одинёшенек. Теперь он уже точно знал, что дорогу в тюрьму ему вымостил босс, но всё было так превосходно устроено, что доказать он ничего не мог, и схлопотал, ни много, ни мало, двенадцать лет! Судья так и сказал:
- Этого срока вам хватит, чтобы подумать о своём преступлении.

Но думать было некогда. С этапа, на этап, с «воронка» в поезд, с поезда, в «воронок»,  с «воронка» на корабль, потом опять «воронок». Тут не до глубоких мыслей. И в трюме огромной речной баржи, два месяца с продолжительными остановками для разгрузки и погрузки, тянущейся по великой сибирской реке, на мысли времени не оставалось: заключённые сидели на скамьях, как на стадионе, тесно прижавшись друг к другу, есть и спать ходили по очереди, ну, а по прибытии на место, их сразу включили в жёсткий лесоповальный режим, так что, только у таких накачанных ребят, как Бирюлёв, остался какой-то шанс выжить. Вот, о том, чтобы выжить, и были все мысли. А о преступлении, которого он не совершал, - об этом у Бирюлёва мыслей не было.

Что касается конкретно Бирюлёва, у него мысли о том, чтобы выжить, были на первом месте ещё и по другой причине. При посадке заключённых в баржу, портовый охранник передал ему записку. Лишь к вечеру следующего дня у Бирюлёва появилась возможность незаметно её прочитать. В ней значилось:
«Не дай себя убить. Через верного человека свяжись с Квашиным В.В. Новосибирск, главпочтамт, до востребования. Записку сразу уничтожь».  Фамилия Квашин Бирюлёву ни о чём не говорила, но предостережение - не дай себя убить, - наводило на невесёлые раздумья. Попробуй не дать себя убить, когда это может сделать любой из тысячи заключённых, находящихся рядом и днём, и ночью.

Сразу по прибытии на постоянное место расположения зоны, Бирюлёв написал письмо, и через два месяца получил на фамилию соседа по нарам ответ.  Удивительно, но почта работала исправно. Учитывая, что они добирались сюда два месяца, а железной дороги здесь не было, можно было предположить, что почту доставляли самолётом.

Письмо было зашифровано иносказаниями, но Бирюлёв всё понял с первого раза: «Здравствуй дорогой братишка. Наконец, получил твоё письмо. Рад, что ты здоров и жив. Я очень переживаю за тебя, ведь у тебя такая же болезнь, как у нашего старшего брата, как бы в условиях крайнего севера она не дала осложнение, тогда тебе каюк. Будет то же, что и со старшим братишкой. Только прибыл на зону, сразу заболел, сделали ему три укола, и загнулся. Аллергия на лекарство. Говорят, просроченный пенициллин. Вот, такой оказался лекарь. И сам через месяц загнулся от того же пенициллина.  Так что, береги себя. Помни, что нас теперь осталось только двое, и мы должны вразумить нашего непутёвого папаню, который с нами так жестоко обошёлся. В общем, ты должен остаться живым, понял? И доктору скажи, чтобы просроченное лекарство не колола, ни тебе, ни себе. А то наша Виолетта Сергеевна тоже чуть ли ни насмерть отравилась лекарствами.  Если надумаешь навестить меня, приезжай по первому снегу, тогда лучше всего охотиться. Будь здоров. Пиши. Меня найдёшь по тому же адресу. Твой двоюродный брат, Владимир Квашин».

Бирюлёв даже не стал читать письмо второй раз, так оно врезалось ему в память. Теперь он окончательно всё понял. Значит, он не первый, кого подставил босс. До него уже был Владимир Квашин. Ещё не известно, настоящая ли это его фамилия, и как ему удалось ускользнуть от суда. Ещё «старший брат», который продал для босса тысяч триста фальшивых баксов, сел за это в тюрьму, и там его навсегда усыпил какой-то доктор, которого потом тоже убрали. Ну, дела.

Как оказалось, на зоне доктора нет, ждут приезда со дня на день, должен прибыть со следующей партией заключённых. И каково же было удивление Бирюлёва, когда через некоторое время доктор прибыл, и не просто доктор, а именно Виолетта Сергеевна!

Разведка работала чётко. Это несколько успокоило Бирюлёва. Он и до этого не падал духом, а теперь воодушевился, мобилизовал свою волю, возобновил тренировки,  стал ждать.  Он понимал, что просто убить двух человек, даже на зоне, нельзя. Время уже не то, да и списывать их как-то надо. Ну, что ж! Подождём несчастного случая, или болезни. Срок у него большой, а им там, на свободе, торопиться некуда. 

Его ожидания сбылись через два месяца. За примерное поведение Бирюлёва перевели работать в здравпункт, который размещался в одном здании с продовольственным складом.\

Заканчивалась осень. Квашин советовал уходить по первому снегу, а снег в этих местах мог выпасть уже в конце августа. Времени на раскачку не оставалось, и Бирюлёв решил брать быка за рога. Такой уж у него был характер!

Двух дней ему хватило на разработку плана побега, а на третий, оставшись наедине с Виолеттой Сергеевной, и, убедившись, что в помещении больше никого нет, он зажал ей рот ладонью, заломил руку назад, и начал просветительскую работу:
- Прежде всего, успокойся, Вита. Будешь вести себя плохо, можешь лишиться такого приятного пустячка, как жизнь. А если будешь вести себя хорошо, я ничего плохого тебе не сделаю. В противном случае, нам обоим конец. Я о тебе знаю всё, мне только необходимо уточнить некоторые детали. Сейчас я отпущу твою ручку, открою ротик, и мы с тобой мирно побеседуем. Согласна?      Виолетта кивнула головой.

Бирюлёв развернул её к себе лицом, отпустил руку, прижал палец к её губам, усадил на стул, сел сам.
- Прежде всего, меня интересует, как я сюда попал. Сюда, - это не на зону, а в лазарет, - уточнил Бирюлёв, видя недоумённое лицо Виолетты. - Это очень важный для нас обоих вопрос, самый важный из всех. От него зависит судьба наших дальнейших переговоров.
- Тебя прислал начальник колонии. Он сказал, что ты тихий, работоспособный, и подойдёшь мне в помощники.
- А тебе не показалось странным, что ты приехала за три тысячи километров, чтобы меня убить, а начальник колонии об этом не знает?
Виолетта рванулась из его рук, но Бирюлёв вовремя удержал её:
- Отвечай на вопрос! - закричал он.
- Н-нет, не показалось, - растерянно захлопала она глазами.
- Напрасно. Поставь себя рядом с начальником, и честно скажи: кто больше подходит на роль убийцы, ты или он?
- Наверное, он.
- Зачем тогда прислали тебя?
- Я над этим не думала.
- А вот это, напрасно. Я бы на твоём месте подумал.
- Если тебя убьёт он, ему надо будет как-то это объяснять...
- Кому объяснять? Здесь люди гибнут сотнями, и никто, никому, ничего не объясняет. Да кто я такой, чтобы за меня с него кто-то спрашивал? Знаешь, чем закончится эта твоя игра в киллера? Как только ты выполнишь свою часть работы, так начальник сразу выполнит свою часть. И нас с тобой не будет, а начальник с боссом будут!
- Вы блефуете!
- Чего там выкать, продолжай на ты. Мы с тобой оба смертники, и я тебе это докажу. Если бы вопрос был только во мне, незачем было присылать сюда тебя. Ты же не станешь отрицать, что тебя прислал босс? - Бирюлёв назвал фамилию босса.
- Не знаю такого, - ответила Виолетта.  Но, когда Бирюлёв описал приметы босса, оказалось, что это именно он.
- Да, это он устроил меня сюда... на три года... по контракту. Я хотела заработать денег на жизнь, там я столько никогда бы не заработала. А тут через три года я освобожусь богачкой.
- А что, босс тебе ничего не заплатил?
Виолетта молчала.
- Значит, заплатил.
Она продолжала молчать.
- И заплатил очень много.
Виолетта опустила голову.
- И, что самое главное, фальшивыми долларами!
- Он их при мне проверил на машинке, - вырвалось у неё.
- Да, проверил. На той машинке, из-за которой мне дали двенадцать лет. Та машинка, если даже в неё туалетную бумагу всунуть, она и тогда покажет, что доллары настоящие... Он сказал тебе, чтобы ты их сразу не тратила?
- Да. На дорожные расходы он мне рубли дал. И пообещал, что и в дороге, и на зоне, ко мне будут хорошо относиться. И всё это сбылось, до сегодняшнего дня мне не на что было обижаться. А доллары я положила в сейф коммерческого банка.
- Много?
- Пятьдесят тысяч.
- Не думаешь, что мало за меня?
- Это аванс. Ещё пятьдесят по возвращении.
- Возвращения твоего не будет. А доллары твои фальшивые. И я у босса уже третий телок. Это - насколько мне известно. А теперь он, значит, в Новокузнецке?
- Да.
- Не далеко перебрался. Видно, спокоен за себя, не боится.
Бирюлёв достал письмо, дал Виолетте. Она прочитала раз, другой.

- Почему я должна верить тебе
- Потому, что хочешь жить.
- Жить я, действительно, хочу. Но верю по другой причине. Начальник колонии в первый же день меня изнасиловал. Жениться обещал. Я думала - за бабой соскучился, а теперь начинаю понимать... И про тебя он, выходит, знает, и про меня знает. Что же нам делать?
- Бежать надо.
- Из этой колонии ещё ни один не сбежал. Всех ловили в тот же день. Собак спустят, от нас только лоскуты останутся. Это мне начальник говорил.
- А он сказал тебе, куда делся бывший врач?
- Нет, не сказал.
- То-то же. Дурак твой начальник. Потому мы его и переиграем. Про собак это он хорошо тебе сказал, молодец. И про первый снег, - тоже. Хотя, это уже не он сказал.

На следующий день Бирюлёв дал Виолетте список необходимых для побега вещей и продовольствия. Она постоянно жила в лазарете без надзора,  ей проще было всё это собрать.

Исправительная колония находилась в тайге, до ближайшего населённого пункта - 300 километров. Бежать было некуда. Поэтому зона, практически, не охранялась. На лесоповал водили группами по сто человек, с двумя - тремя охранниками, некогда высокий деревянный забор был  в дырах,  его не латали. Хочешь - беги. На перекличке не отзовёшься, собак на след, и прощай Родина. Поэтому, максимум, что позволяли себе заключённые, это ненамного отстать от группы, чтобы собрать грибов, брусники, или кедровых орешков, половину которых обязаны были отдать охраннику за то, что он не заметил их отсутствия. Знал Бирюлёв и о том, что были случаи, когда двое, или трое заключённых заблудились, и к утру были растёрзаны собаками и списаны по акту.

Но у него был свой план!
По его списку Виолетта приготовила два больших вещевых мешка со всем необходимым для длительного путешествия по зимней тайге: спички, зажигалка, кастрюля, топорик, кружка, ложка, нож, соль, сахар, крупа, тёплая одежда, обувь. За отсутствием палатки, решили в последний момент взять плащ у начальника колонии. С мясом в колонии было трудно, но Виолетта рассчитывала позаимствовать у начальника пистолет и патроны. 

Подготовленные соответствующим образом вещмешки Бирюлёв спрятал на чердаке старого, заброшенного, полуразрушенного барака.  Вторым этапом была подготовка, собственно, побега. Тут уж Бирюлёву пришлось пойти против совести. Он внушил мысль о побеге соседу по нарам. Научил, что надо делать, как себя вести, куда бежать.  Кроме Бирюлёва и Виолетты, набралось ещё пять человек. Бирюлёв знал, что  их либо схватят в тот же день, либо растерзают собаки, но иного способа побега он не придумал. Этих несчастных он выбрал прикрытием для своего побега. Им тоже приготовили мешки с провизией, чтобы не вызвать подозрений.

Всё было готово для побега, и Бирюлёв внимательно следил за сводками погоды. По его плану, бежать надо было за три - четыре дня до первого снега. От выбора точной даты побега зависел успех всего мероприятия.  Пятого сентября метеосводка сообщила о надвигающихся снегопадах и заносах с десятого сентября. Бежать решили шестого.

После вечерней переклички беглецы собрались за лазаретом. Бирюлёв вручил им мешки с провизией. Когда из медпункта вышла Виолетта, раздался гул возмущения. Бирюлёв успокоил беглецов:
- Она главный организатор. Без неё мы бы ушли ни с чем. А тут у вас, - он указал на мешки, - жратвы на три недели! Да и врач в дороге не помеха.
Потом скомандовал:
- Уходить будем по одному. Этой дорогой триста шагов на север, затем на восток, до ручья. По ручью вниз, до лесопилки. Чтобы собаки не взяли след. Перед лесопилкой есть старый, заброшенный барак, все собираемся в нём. Там просушимся, отогреемся, потом наметим план дальнейших действий.
- Интервал - пять минут, первый, - пошёл, - скомандовал он.

Это был самый ответственный момент операции, и самый неприятный для Бирюлёва, ибо бежать он сбирался в противоположную сторону, а пятерых простаков прихватил с собой для прикрытия, и есть ли там лесопилка, нет её - он не знал, да это и не имело никакого значения, всё равно, беглецов поймают. Ему противен был такой вариант, но другого он не смог придумать. Из этой зоны ещё никто не совершил удачного побега.  Виолетта пошла третьей, потом, через одного, пошёл Бирюлёв, наказав последнему, следовать за ним через пять минут. Только, в отличие от беглецов, устремившихся на восток, к ручью, Виолетта свернула на запад, где её через десять минут нашёл Бирюлёв. Они подождали в кустах, пока не проследовал к ручью пятый беглец, вернулись в зону, и спрятались на чердаке того самого, заброшенного, барака, где хранились их вещевые мешки.

- Нам надо спать, отдыхать, и набираться сил. Уйдём по первому снегу, - сказал Бирюлёв.
- Не знаю, как тебе, а мне - точно, - ответила Виолетта, упала на сено, и сразу уснула.

Беглецов хватились ещё до утренней переклички. Проснувшись ночью, начальник зоны обнаружил, что кобура пуста, пистолет пропал. Он оделся,  пошёл в здравпункт. Виолетты там не было. Вчера вечером он принуждал её побаловаться втроём, она отказалась. Тогда он, с помощью друга, изнасиловал её, оставив на ночь у себя, потом одолжил её  другу. Решив, что она обиделась за это, взяла пистолет, и может покончить жизнь самоубийством,  пошёл её искать. И тут дежурный доложил, что в бараке имеются свободные места, видимо, кто-то сбежал.

Объявили побудку, устроили перекличку, и не досчитались шестерых заключённых. Не было и Виолетты. Организовали погоню, и к обеду привели в зону четырёх избитых, искусанных собаками беглецов. Куда девался пятый, Бирюлёв, наблюдавший с чердака барака, понять не мог. Но он был спокоен уже оттого, что тот, который уходил после него, был жив, здоров,  невредим, и наверняка подтвердит, что Бирюлёв ушёл из зоны перед ним. Значит, в зоне их искать не будут, хотя Бирюлёв, на всякий случай, свои следы присыпал махоркой. 

Как и ожидал Бирюлёв, в зоне их не искали. Но наряды с собаками кружили вокруг зоны ещё четыре дня, до первого снега, который пошёл в ночь на десятое сентября. Метеорологи не ошиблись. С первыми снежинками, Бирюлёв и Виолетта отправились в путь. Без труда спустились с чердака, прошли через ветхий забор, и нагло зашагали по главному тракту на юг. Бирюлёв хотел за ночь уйти подальше от колонии, а по тайге в темноте быстро не пойдёшь.

Восемь часов они без остановок шли по шоссе, и лишь, когда вдали замигали огни контрольно-пропускного пункта, свернули с дороги, и пошли на запад.  Снег валил хлопьями, сразу заметая  следы,  погони  не опасались.  По тайге идти было трудно. Ветки хлестали по лицу, ноги, то и дело, проваливались в ямы, но Бирюлёв упорно шёл вперёд, и Виолетта, подгоняемая злостью на начальника колонии, и жаждой мести боссу, упрямо следовала за ним.

Когда начало светать,  привал решили не делать: они не далеко отошли от трассы, чтобы безбоязненно разжечь костёр, и продолжали идти вперёд, только теперь уже свернули на юго-запад, и шли к материку, постепенно удаляясь от дороги.

Ранний мороз уже сковал землю, прихватил льдом небольшие ручейки, а больших рек тут не было, и они шли, и шли, без остановки, до тех пор, пока не стало темнеть. Почти сутки они двигались без привала, устали, но костёр разжигать боялись, не так далеко  отошли, чтобы чувствовать себя в полной безопасности. Для отдыха натянули на колья плащ-палатку, перекусили всухомятку, закусили снегом, и устроились на ночлег под сломанным бурей кедром, подстелив под себя хвойные ветки.

- Надо было прихлопнуть начальника, - впервые заговорила Виолетта.
- Да, тогда бы твои муки были уже позади. Ты лежала бы не на ветках, а на облаках.
- Накануне побега, он не только сам меня изнасиловал, но и под своего друга подсунул, сволочь!
- Он не сволочь. Сволочью он был бы, если бы к тебе не приставал. Тогда бы ты кокнула меня, а он тебя. Так что, мы ему жизнью обязаны. По крайней мере, мне ни один человек до настоящего времени так не помог, как эта сволочь.
- Мужиков жалко...
- Каких? А, тех... Что поделать, без их прикрытия, наш побег не удался бы.
- Какая разница, с ними, без них?
- Их нашли, и успокоились. Может, и пятого нашли. Если в реке выловили, то и нас на реку спишут. А без них, нас долго искали бы. И в зоне - тоже.  А так, у них есть свидетели, которые видели, как ты ушла, как я ушёл. Это, каким дураком надо считать зэка, чтобы подумать, что он, сначала сбежал из зоны, а потом сам назад вернулся... Зачем, спрашивается?
- Ты это здорово придумал, - сказала Виолетта.
- Ладно, спи.

Бирюлёв, прижав её к себе,  заснул в её объятиях.  С рассветом они отправились в путь и, только когда начало смеркаться, сделали привал. Бирюлёв устроил шалаш, накрыл его плащ-палаткой, развёл костёр. С удовольствием поели горячего пшённого супа с тушенкой, вскипятили чай.

На следующий день снегопад прекратился, да и снегу здесь лежало меньше, всё-таки, они шли на юг. Идти было легко. Бирюлёв прикинул, что за ночь и три дня, они отошли от зоны километров на сто, и к вечеру осмелился подстрелить двух каких-то птичек. От одной, в результате прямого попадания, остался только пух, а вторая была сварена с крупой, и съедена за ужином.

Ели  один раз в сутки, на ночь, шли весь световой день, без отдыха, и Бирюлёв удивлялся, как такую нагрузку может выдержать женщина.  Но Виолетта не жаловалась, не плакала, не стонала, шла за ним по таежному, след в след, неся на плечах тяжёлый вещмешок с провизией. Когда приходила нужда задержаться, она догоняла Бирюлёва, трогала за плечо, он останавливался, и Виолетта, не отходя ни на метр, развязывала на своей одежде многочисленные шнурки, что-то поднимала, что-то опускала, что-то сматывала с себя, тут же садилась, вставала, вновь заматывала, завязывала, и они шли дальше.

На шестой день, задолго до темноты, наткнувшись на пещеру, устроили банный день. Жгли костёр, топили снег, грели воду и, часть за частью, мыли усталые тела, сначала Виолетта, потом Бирюлёв. В пещере было дымно, зато тепло. Отблески костра, отражаясь от белых каменных стен, освещая Виолетту, делали её сказочно красивой.

Северная зима только набирала силу, по утрам было не более десяти градусов мороза. Снег, который помог им бежать из колонии, уже не падал, днём светило яркое солнце,  согревая беглецов. В этот вечер Виолетта впервые откровенно разговорилась с Бирюлёвым.

Босс, - она его иначе не называла, любовником не был, у них были чисто деловые отношения. Познакомились случайно, на тренажёрах в спортивном комплексе. Когда узнал, что она - доктор, предложил устроить в режимное предприятие. Она согласилась. Подписала контракт, взяла деньги. Оказалось, он посылал её в колонию. Хотела отказаться, да куда там! Назад пути не было. Подумав,  согласилась. Да и денег таких больше нигде не заработаешь. Кроме того, дал денег на дорогу, на расходы, и не малую сумму. Взял расписку. Почти все деньги оставила больной матери, на лечение. А перед самым отъездом, получила задание. Конечно, отказывалась, но было уже поздно. Такие поручения два раза не дают. Их или выполняют с первого раза, или не живут... А тут, ещё, пообещал сто тысяч баксов. Что было делать? В последний момент сказал, что устроил фиктивное направление, и меня отправят туда, куда нужно, по этапу. Видно, боялся, что я сбегу с деньгами. Хотя, у них там всё схвачено, и я не представляю, куда от них можно сбежать. А относительно тебя, у меня с самого начала были сомнения, - закончила она длинную речь.

- С какого начала? - взял её за руку Бирюлёв. Они сидели в тёплой, уютной пещере, в углу потрескивал костёр, разбрасывая по стенам блики огня.
- Ну, зэк зэком, а я ещё тогда подумала, вдруг это хороший человек, не смогу я его убить.
- Ладно, будет тебе оправдываться. Он, хотя бы, говорил тебе, за что меня надо убить?
- Будто, ты накрыл его на крупную сумму.
- Ну, что ж, я накрыл, я и раскрою.
- А тут ещё этот надзиратель. Я ему рекомендательное письмо от босса, а он меня сразу в кровать. Я сопротивлялась, дралась, кусалась, да с таким разве справишься. Исцарапала всего... Вызвал двух охранников, сперва сам, потом они. Правда, потом только сам приходил, кроме последнего дня, когда другу своему перепродал. Если бы была уверена, что мне это сойдёт с рук, отсюда вернулась бы, и отстрелила  яйца. Я на него больше зла держу, чем на твоего босса.
- Это не страшно. Злость появится, когда фальшивые бабки увидишь. Если он их оттуда ещё не изъял.
- Как это?
- Очень просто. Сама же говоришь, что у них всё схвачено. Он считает, что тебя уже нет в живых. Говоришь, он сейчас в Новокузнецке? А тогда был в Новосибирске. Может, уже в Прокопьевске, или Междуреченске. Если в Москву не укатил. Хотя, вряд ли, там таких жучков своих хватает.

       Они мирно беседовали до глубокой ночи, но переполнявшая их злость не притуплялась, поглощала все остальные чувства, и ни у Виолетты, ни у Бирюлёва, не возникало по отношению друг к другу никаких желаний. Они уснули в обнимку, как солдаты, чтобы тела их не теряли остатки тепла. 

Виолетта проснулась от холода, когда погас костёр. Подбросила сухих веток, огонь вспыхнул с новой силой, затрещала горящая хвоя. Бирюлёв проснулся. Это была их первая и последняя ночёвка по пути на материк.  Следующие одиннадцать дней они шли по тайге, не встречая ни жилья, ни пещер, ни гор. Сопки уже кончились, и они шли по бесконечной, ровной тайге. Вещевые мешки заметно опустели, идти было легче. Один раз Бирюлёв подстрелил зайца, они ели мясо три дня. В другой раз ему посчастливилось попасть в молодого оленёнка, тот, раненый, пытался убежать, но Бирюлёв догнал его, перерезал горло ножом, чтобы не тратить патрон, и они досыта наелись мяса, и жареного на костре, и варёного.  Часть взяли с собой, остальное выбросили, всё унести не хватило сил.

Лишь на семнадцатый день пути Бирюлёв услышал отдалённый гул катящихся по рельсам вагонов поезда. Он влез на дерево. Железная дорога проходила в трёх километрах на юг, а западнее, на горизонте, просматривалось селение.  Начался, пожалуй, самый ответственный этап путешествия: выход в люди.

Что за село? Не ждут ли их здесь с наручниками? Если в колонии не поверили, что они погибли, и объявили в розыск, то гулять им до первого милиционера... И одежда... У Виолетты, еще, куда ни шло, а Бирюлёв - самый настоящий арестант в рваном тулупе. Первый встречный сведёт в милицию.  Документов - никаких, не говоря уже о деньгах. 

Виолетта взяла инициативу на себя. Она сходила на вокзал, узнала название станции, расписание движения поездов. Их поезд проходил в двадцать два часа. На обратном пути она присмотрела рядом с коровником сарай. Вечером они перебрались на сеновал, но, сколько ни думали, придумать ничего не могли. Нужна была одежда, и деньги на билеты.

Проведя весь день в бесполезных гаданиях, с наступлением темноты Бирюлёв отправился в привокзальный посёлок. Риск был велик, но иного ничего не оставалось. Он смело шагал по улице, заглядывая за высокие дощатые заборы, ища дом с окнами без света. Вскоре такой дом нашёлся. Бирюлёв открыл калитку,  подошёл к дому. На двери висел старый, ржавый замок. Он потянул за него, проволочные кольца вытянулись из лутки, и он вошёл в дом. Включил свет, быстро обошёл комнаты. Подобрал себе обувку, одежду, прихватил большой пуховый платок. Заглянул в кухню, взял с полки бритву, мыло. Но денег не нашёл. Выключил свет, и быстро зашагал к коровнику.  Полдела было сделано.

Утром он побрился, оставив маленькую бородку и усики.
- Трёхдневная щетина, самая модная, - похвалился он.
- Как раз, такая, какая должна быть у сбежавшего три недели назад зэка, - пошутила она.
Бирюлёв подумал немного, и сбрил всё. Виолетта отметила, что он сразу стал красавцем.
- Такого жалко назад в тюрьму, - опять пошутила она. «Это у неё нервы шалят», - подумал Бирюлёв, и ничего не ответил. 

Виолетта пошла добывать деньги. К удивлению Бирюлёва, вернулась очень скоро, привела с собою симпатичного мужичка...  За время знакомства с Виолеттой, у Бирюлёва возникали и исчезали разные, порою самые противоречивые чувства к ней: ненависть, неприязнь, безразличие, жалость, сочувствие... Но, ни любви, ни уважения он к ней не испытывал. Увидев её рядом с высоким, стройным, бородатым красавцем,  поймал себя на чувстве, о котором даже не подозревал, что оно у него есть: на чувстве ревности. Виолетта не была неотразимой красавицей, но и страшной её назвать было нельзя, а сейчас, с раскрасневшимся от мороза лицом, она смотрелась очень даже неплохо. Увлечённый этими мыслями, Бирюлёв дал застать себя врасплох.

- Познакомьтесь, это - Игорь, а это - мой брат Василий, - кокетливо прощебетала Виолетта, будто всю жизнь только и делала, что лгала.  «Почему - Василий, - подумал Бирюлёв, - ведь она должна знать моё имя», - а вслух сказал:
- Ты всё никак не натрахаешься, - и полез вглубь сарая.
- Не удовольствия ради, живота для, - крикнула она ему вслед.

Они и впрямь, без всяких прелюдий, расположились на сене, в пяти метрах от Бирюлёва, и он, став свидетелем их совокупления, не на шутку разозлился: Виолетта отдавалась не за деньги, ей это явно нравилось!  «А ещё обижалась на начальника колонии», - зло подумал Бирюлёв.  На том же месте, где только что лежали, накрыли стол, и Бирюлёва опять кольнула досада на себя. «Не хватало ещё влюбиться в своего киллера», - подумал он.

Игорь принёс пять бутылок водки, закуску. Они уселись праздновать, как он выразился, блиц свадьбу. Он называл Виолетту Викой, обнимал, жадно целовал, хватал за груди, лазал в трусы, а когда захмелел, вновь подмял её под себя. Виолетта щедро его угощала, наливала рюмку за рюмкой, он захмелел, и, наконец, уснул.
- Где ты раздобыла такое счастье? - зло спросил Бирюлёв.
- Сначала скажи, как тебя зовут, - отпарировала она.
- А тебе не стыдно было бы убивать человека, не зная даже его имени? Хотя бы у босса спросила. Или, в документы заглянула. Ты же всё-таки врач, карточки должна вести.
Он разозлился на Виолетту за её фривольное поведение, сам не зная, почему.

- Да ты, я вижу, ревнуешь? Я же для тебя деньги зарабатываю. Вот, так всегда. Стараешься для них, и никакой благодарности, одни упрёки. Его поезд на Владивосток утром, а ему спать негде. Вот я его и пригласила.  Сказала, что мы здесь работаем, и здесь живём. И что потрахаться не с кем. Я хоть это не солгала, - глянула исподлобья на Бирюлёва, и полезла в карманы Игоря. Достала бумажник, вытащила из него пачку денег, пересчитала, разделила на две части:
- Это его плата за услуги, - сказала она, подавая деньги Бирюлёву.
- Бери больше, он проснётся, ещё раз тебя трахнет, - съязвил Бирюлёв.
- Кто тебе не давал это сделать? - боднулась Виолетта.
- Я на мели, за душой ни копейки, - не успокаивался Бирюлёв.

- Ладно, хватит бодаться бес толку. У нас общая цель, нам нельзя ссориться. Наш поезд в двадцать два, выйдем за час, тут ходу минут тридцать. Билеты продают по приходу поезда, но все вагоны общие, так что сядем наверняка. Завтра в полдень в Казармах пересядем на Новосибирский.  Этих денег нам хватит, а его тоже обижать нельзя, - указала она на Игоря.  Тот, будто услышал, что говорят о нём, заворочался, привстал, покрутил головой,  осоловевшими глазами посмотрел на своих новых знакомых, ничего не соображая. Виолетта налила стакан водки, подползла к нему. Он выпил, помахал руками возле лица, будто хотел что-то сказать, но не смог и пытался объяснить жестами,  отключился.

Между тем, беглецы собрали пожитки, оставили Игоря на сеновале досматривать сны, и в десять вечера уже сидели в прокуренном, набитом людьми вагоне. Публика была разношерстная, и они ничем не выделялись среди остальных пассажиров. Здесь были и мужчины, и женщины, и молодые, и старые, и бритые, и бородатые.

Казармы оказались маленькой станцией, скорые поезда здесь не останавливались, да и пассажирского им пришлось ожидать почти сутки.  Ещё через трое суток они были в Новосибирске. Виолета хотела сойти с поезда в Новокузнецке, ей не терпелось получить свои пятьдесят тысяч баксов, удостовериться в их фальшивости, но Бирюлёв настоял на своём. 

Он купил конверт, написал Квашину письмо с просьбой явиться на свидание, указал место и время: у входа на стадион «Сибиряк», в десять утра, и в шесть вечера, ежедневно. Была поздняя осень, стадион пустовал, и здесь был наименьший риск встретить знакомых. Тут же, недалеко от стадиона, беглецы сняли флигель, «пока не подойдут наши геологи с документами и деньгами». Хозяйке заплатили двойную цену вперёд, она их не беспокоила.

Квашин на свидании появился через неделю. Весь день они сидели, не выходя из флигеля, только в назначенное время Бирюлёв выходил на свидание, покупал еду. Виолетта впервые возмутилась:
- Что, мы и здесь, как в тайге, будем есть один раз в сутки?
- А ты, вообще, знаешь, зачем люди едят? Одни хотят почувствовать вкус пищи во рту, и всё время бросают туда что-нибудь вкусненькое. Вторые едят по графику, только, чтобы соблюдать режим. Третьи едят потому, что есть еда. Четвёртые - когда едят все остальные, за компанию. Пятые едят потому, что хотят есть... Я ем исключительно для поддержания энергетического уровня. А для этого достаточно один раз в день проглотить три тысячи килокалорий.
- Но, ведь, все едят по три раза в день, - возразила Виолетта.
- Не все! Многие - по пять, по десять раз! Есть такие специальные диеты. Но, это  не нормально! Еда - такая же естественная потребность, как сон, туалет. Не спят же люди по пять раз в сутки! И если в туалет ходят по десять раз в день, то у них понос. Точно так, если десять раз в день принимают пищу, это тоже понос, только, наоборот, в обратную сторону.  Главное - восполнить растраченную энергию, а остальное - дело привычки.

- По твоей теории, достаточно один раз в день сделать инъекцию глюкозы, и человек будет жить?
- Да, ты права. Только вводить надо не глюкозу, а специальный состав со всеми необходимыми ингредиентами. Я вообще удивляюсь, что при нарастающем дефиците продовольствия, наука не работает в этом направлении.  Человечество существует сотни тысяч лет, а девяносто процентов продуктов, лежащих на прилавках наших магазинов, не старее ста лет. Чем-то же человечество раньше питалось? Вино, табак, кофе, чай, специи, сладости, консервы, колбасы, маргарин, и ещё тысячи видов продуктов, человеку не только не нужны, но и вредны. Из-за этого человечество носит на себе миллионы тонн лишнего жира. А сколько сил, средств, и времени уходит на их производство, переработку, хранение, употребление, я уже не говорю - усвоение организмом.
- По тебе - так надо вообще отказаться от еды.
- Почему же? Надо есть, чтобы жить, а не наоборот.
- Но ведь и вино, и табак, были известны ещё в древнем Египте.
- Кому известны? Одному проценту населения. А употребляли их вообще единицы, фараоны, да жрецы.
- Тебя выбрать президентом, ты на следующий день запретишь людям есть, - пошутила Виолетта.
- Запрещением тут ничего не добьёшься, - серьёзно ответил Бирюлёв. - Человечество должно понять пагубность своего образа жизни. В сущности, восемьдесят процентов производительных сил общества работает на желудок, хотя, хватило бы и пяти процентов. Но вся эта армия производителей ни за что не сдаст своих позиций. Ни с боем, ни без боя. Должно произойти нечто такое, что убедит людей в необходимости рационально питаться.
- Война, взрыв? - спросила Виолетта.
- Может, и взрыв... Демографический. Когда на земле будут жить сто миллиардов человек, они не будут  столько жрать!
- А вот мне сейчас бокал шампанского не помешал бы, для успокоения.
- Это иллюзия. И успокоиться, и возбудиться человек может самостоятельно. И десятки тысячелетий он это делал. Другое дело, что многие, если не все, эту способность утратили. И утратили, благодаря открытию алкоголя! Я, вообще, убеждён, что первобытные люди, в смысле - первые, питались исключительно солнечной энергией. И этого им вполне хватало, чтобы лежать, и думать о смысле жизни.

- Может, о Боге?
- Может, и о Боге... Всё началось со злополучного яблока. Я вообще не понимаю, на кой хрен он его посадил. Если бы они его не съели, так бы и жили  впроголодь, не зная никаких болезней. А раз вкусив... Потом, когда они отправились из рая путешествовать в поисках знаний, солнечной энергии им уже не хватало, и энергетический баланс они стали восстанавливать едой. Чем больше они двигались, тем больше ели, а чем больше ели, тем больше двигались в поисках пищи. Так и отрастили животы до размеров арбуза. А в нормальном состоянии желудок должен быть не больше теннисного мячика. На стакан воды, которая человеку действительно необходима для жизни. У дикой кошки желудок с напёрсток, а у домашней - с полулитровую банку, и всё благодаря нашим заботам о ней. Мы не только сами разъелись, но и прирученных нами животных закармливаем до безобразия.

- По-твоему, можно ничего не жрать, только пить, и будешь жить?
- Ну, во-первых, тебе не стоит опускаться до зэковского жаргона. А во-вторых, да, вода, воздух и солнце, - вот всё, что нужно человеку для жизни. Сейчас мы потребляем калорий больше, чем тратим. А при нормальном питании, и при правильном образе жизни, человек сможет тратить калорий больше, чем получает с пищей. Над этим я и собираюсь серьёзно поработать, когда расквитаюсь с боссом.

Но я ещё хочу прокомментировать твою реплику о президенте. Эта должность бесправная, бесполезная, и ненужная. Как по мне, так лучше заниматься наукой. Есть сфера деятельности, о которой никто даже не подозревает. Вот, растения берут из земли влагу, из воздуха - азот, углекислый газ, и с помощью солнечных лучей всё это перерабатывают в крепкую древесину, сладкие или горькие плоды, жирные семена. Почему бы ни воспроизвести этот процесс в лабораторных условиях?  Вот тебе влага, вот - воздух, вот – солнце.

Или свинья, корова, курица.  Неужели человеку слабо повторить работу их органов? Зачем откармливать два года бычка, если такое количество мяса можно получить за одну смену?  Допустим, не в таком виде, как у бычка, а в виде питательных таблеток, с теми же энергетическими свойствами? Глотнул таблетку, запил водой, и спать!
- Спать тебе нельзя, уже шесть часов, пора на свидание идти, - сказала Виолетта.

Квашин его уже ждал. Зашёл во флигель, проболтал до полуночи,  заночевал на раскладушке.

Босс по-прежнему обитал в Новосибирске. Только офис теперь снимал в проектной конторе какого-то комбината. Про Новокузнецк Квашин ничего не знал, можно было только предположить, что там имеется филиал, либо босс специально приезжал туда, чтобы нанять Виолетту.  Надо было установить каналы поступления фальшивых долларов, но никто из них не мог следить за боссом. Квашин отсиживался в селе под Новосибирском, и кроме знакомой женщины на главпочтамте, никого здесь у него не было. Друг, который втёрся в доверие к боссу,  сообщил Квашину все сведения о нём, где-то допустил ошибку, и уже отошёл в мир иной.

Выход предложила Виолетта:
- Здесь у меня двоюродный брат, Вадик. Он не откажется мне помочь.
Пригласили Вадика. Объяснили ситуацию. Он согласился с радостью - всю жизнь мечтал быть сыщиком.
Для начала купили в обменном пункте проектной конторы сто долларовую банкноту, проверили у знакомого Вадика. Банкнота оказалась фальшивая.  Значит, фирма босса продолжала работать в прежнем режиме.  Дали задание Вадику установить, кто поставляет боссу фальшивки. Три дня Вадим неотлучно следовал за боссом. Ни в офисе, ни в квартире, у него никаких контактов ни с кем не было.

Квашин рассуждал:
- Дома он фальшивки хранить не будет. В офисе - тоже. Потому что, не дурак. И большую сумму в одном месте  держать не станет. Кто-то ему передаёт ежедневно понемногу. Расскажи-ка, Вадик, распорядок дня босса.
- Да, обычный распорядок. В половине восьмого выходит из дома, заходит в гараж,  едет на своём Рено в офис. В шестнадцать часов уезжает, ставит машину в гараж,  заходит в дом.
- А кейс, всегда при нём?
- Нет, в офис он его берёт, а в дом - нет. Оставляет в машине.
- Ладненько. Днём отдыхай, а присмотри-ка ты за гаражом с шестнадцати вечера, до восьми утра. Может, что интересненькое заметишь.

На следующее утро Вадик принёс интересную новость:
- Только начало темнеть, какой-то тип подъехал, открыл своим ключом гараж, зашёл туда с кейсом, и тут же с ним вышел. Замкнул гараж, и уехал.
- Номер машины записал?
- Да, конечно. Вот, старенькая шестёрка, серенькая, номера местные, - и он отдал бумажку.
- Что делать будем? - спросил Квашин.
- Брать этого типа, и колоть, пока не расколется, - ответил Бирюлёв.
- А тебе колоть его и не придётся. Он сразу скажет, что берёт кейс тоже в гараже, только в другом конце города.
- Значит, надо выследить.
- Сможешь? - спросила Виолетта Вадика.
- О'кей, скоро Шерлоком Холмсом стану!

В тот же вечер Вадик узнал, в каком доме живёт водитель старенькой шестёрки. А на следующий день, вечером, Вадим проследовал за ним до городской бани, оставил своего Москвича на стоянке, недалеко от серой шестёрки, и сопроводил её хозяина прямо до кабинки N24. Через десять минут тот тип вышел из парилки, сел в шестёрку, и отвёз сейф в гараж босса.

Вадим поработал на славу, как настоящий сыщик.  Всех троих распирала жажда мести, и угнетало состояние безысходности. Им нельзя было появляться в городе. Вадим вёл себя молодцом, но он был один.  Поскольку, положиться больше было не на кого, поручили ему сходить в баню.

Он и в самом деле решил тянуть на Холмса. Уже после первого посещения бани поведал много интересного. Баня оказалась коммерческая, но чисто мужская.
- Голубая, что ли, - спросил Бирюлёв.
- Не знаю, но женщин туда не пускают, и многие клиенты за это обижаются. Берёшь на кассе ключи,  идёшь в  кабину. Парилка, мини бассейн, холодильник, самовар, кофеварка, посуда. Компактно, уютно, и всего сто баксов за два часа. Кабины рассчитаны на двоих, но мы ходили вчетвером, и нас пустили без проблем. Кабина N 24 крайняя справа по коридору. Такое впечатление, что она раза в четыре больше остальных. От её двери до окна очень много места, три кабины уместились бы точно. 99% гарантии, что фальшивки печатают там.
- Почему не сто?
- Сотый процент я добуду дня через два - три.

И он таки, его добыл! Через два дня явился, и отрапортовал:
- Утром я забежал в холл бани купить сигарет, ещё до открытия. Все ключи висели на доске, 29 штук, а от двадцать четвёртой кабины ключа на месте не оказалось. Пока я просматривал лежащие на столе газеты, в двадцать четвёртую зашли три респектабельных гражданина, причём, они прошли, минуя кассу.
- Может, у них постоянный абонемент? Зачем им тогда касса, - спросил Квашин.
- Точно, абонемент! Я весь день их ждал, они парились до четырёх часов. А в четыре десять  вышли, сели в подъехавший Форд, и укатили. Так что, в бане они парились ровно восемь часов!

- Номера Форда?
- Вот они... И описания клиентов.
Квашин прочитал описания. Они были столь подробны, что не оставляли сомнений в талантливости Вадима как сыщика.
- Вроде, все незнакомые.
- Выходит, так, - согласился с Квашиным Бирюлёв.
- А, второй, ты его не узнал? Это же босс, - сказала Виолетта.
Вот те на! Сколько они говорили о боссе, а, оказалось, имели в виду разных людей!
- Может, и босс, но не мой.
- Это он меня посылал на север. И доллары он мне вручил.

Чтобы избежать дальнейших недоразумений, Бирюлёв и Квашин уточнили приметы своих боссов. Это был тот самый человек, за которым следил Вадим.
- Круг замкнулся, - сказал Квашин, - теперь надо захлопнуть ловушку.
- Но сначала её надо изготовить, - возразил Бирюлёв.
- Босс. Четыре охранника. Два продавца, один из которых баранчик, экспедитор с шестёркой. Трое из двадцать четвёртой кабины. Их водитель.  Кассир бани тоже не чужой человек. Двенадцать апостолов... А охрану в бане ты не заметил? - спросил Квашин у Вадима.
- У кабины - нет. Но там холл большой. Бар, газетный киоск, парфюмерия, галантерея... Продавцов больше десятка.
- Женщины?
- Нет. Женщин нет ни одной. Все мужчины.
- Вот это и есть охрана.
- Да, мужики не хилые, - подтвердил Вадим.
- А ты хотел этого пижона колоть, - посмотрел на Бирюлёва Квашин. - Без органов нам не справиться.
- Значит, надо идти в милицию.
- И что ты им скажешь? Заключённый номер триста восемьдесят пять, дробь шестьсот семьдесят один, сбежавший из ИТК N 1486, прибыл для прохождения дальнейшей службы?
- Прибыл для оказания помощи в разоблачении фальшивомонетчиков.
- Надо написать статью в газету, - сказала Виолетта.

Эта идея всем понравилась. Сели писать статью. Подробно описали всё, что успели узнать: где печатаются фальшивые сто долларовые банкноты, как транспортируются, где продаются. Дали описания преступников, номера и марки машин, адреса. Статью отдали Вадику.

- А в какую газету её отнести?
По этому вопросу разгорелся жаркий спор. Один не доверял независимым газетам, другому не нравились прокоммунистические. После долгих дебатов решили, коль речь идёт о фальшивомонетчиках, поместить статью в газете «Коммунист». О себе ничего не сообщали. Когда дело раскрутится, можно будет смело выйти из подполья, и выступить в суде в качестве свидетелей.

 Вадим отнёс письмо в редакцию, зарегистрировал у секретаря, и стали ждать. Квашин вернулся к себе в деревню
Виолетта, вопреки предостережениям Бирюлёва, поехала в Новокузнецк, за своими долларами.
Вадик вернулся домой.
Бирюлёв остался во флигеле один.
Договорились собраться после выхода статьи в свет.

Бирюлёв ежедневно ходил в киоск, покупал газету «Коммиунист», прочитывал от корки до корки, возмущался публикуемой ерундой, но, видимо, редакция была завалена этой самой ерундой, и до их статьи дело не доходило.  Прождав безрезультатно десять дней, Бирюлёв не выдержал, вышел в город.

  В Детском мире, на месте обменного пункта валюты, продавали ёлочные игрушки: близился Новый год. Бирюлёв сел в автобус, поехал в сторону центра. Проезжая мимо коммерческой бани, увидел лишь кучу обожжённых кирпичей. Баня сгорела!

Решил заехать в редакцию газеты «Коммунист» но, увы, несмотря на то, что она находилась от бани за три квартала, огонь её не пощадил, уничтожив все три этажа, на которых она размещалась. Если принять во внимание, что вчера газета «Коммунист» вышла, то можно было предположить, что здание сгорело сегодня ночью. 

Бирюлёв заехал в проектную контору. В пункте обмена валюты шла бойкая торговля сибирскими пельменями.
Бирюлёв вернулся во флигель.
Прошло ещё три дня. Во флигель никто не явился.  Бирюлёв понял, что проиграл, но сдаваться не хотел. Отчаявшись, пошёл в редакцию «Независимой газеты».

Редактор усадил его в кресло, внимательно выслушал, сказал:
- Чтобы вас не сочли за сумасшедшего, мой вам совет. Забудьте всё, что вы мне сейчас рассказали, идите домой, и живите спокойно, как все люди. Вы хотите связать несоединимые события: пожар в бане, с пожаром в издательстве, ёлочные игрушки, с сибирскими пельменями! В нашем городе каждый день происходит пятнадцать пожаров...
- Да не смогу я жить спокойно! Я с тюрьмы сбежал, три недели по тайге бродил, хотел преступников на чистую воду вывести. А теперь мне что, в колонию возвращаться? Так у меня и денег-то нет, - зло пошутил Бирюлёв.
- Вашу бредовую статью я напечатать не могу. Фактов у вас никаких, одни предположения. А вот если вы рассказ напишете,  тогда мы его с удовольствием напечатаем. Фантазия у вас развита, стиль неплохой.  Заключим договор, получите аванс, и приступайте! Так сказать, продолжение следует... Это привлечёт к нам читателей. Я давно уже подумывал над этим.

- У меня ни паспорта, ни прописки, - начал сдаваться Бирюлёв.
- Сейчас пол страны без прописки живёт, а скоро её вообще отменят.
Прикиньтесь беженцем из Чечни... Кто будет разбираться? Паспорт утерял, и всё. А рассказ получится классный!
- А как же концовка? Я не знаю, что произошло с моими друзьями.
- Господи! Как с тюрьмы сбежать, придумал, а как написать концовку, не знает. Придумай, и точка. Только в том же стиле.  Чтобы финал не выпадал из общей обоймы. Да, до финала ещё далеко...
Бирюлёв подписал договор, но, когда аванс ему предложили в долларах, отказался. Потребовал, чтобы непременно в рублях. Долларам он больше не доверял.
ЭПИЛОГ
Едва Вадим зарегистрировал материал у секретаря, его вызвали к заместителю Главного редактора. Тот прочитал статью, одобрил, похвалил Вадима за патриотизм за, смелость, задал два десятка уточняющих вопросов: кто помогал писать, откуда добыты сведения, не провокация ли это, кто может подтвердить факты, - фамилии, адреса.

Вадим добросовестно ответил на вопросы,  окрылённый успехом, поехал сообщить радостную весть друзьям. Но радость его была так велика, что он шёл на предельной скорости, видимо, не вписался в поворот, и следовавший за ним Краз раздавил его машину в лепёшку.

Квашин отсиживался в деревне, у подруги. К нему приехал корреспондент газеты «Коммунист», с вёрсткой статьи. Квашин вычитал сигнальный экземпляр, сделал несколько существенных, как сказал корреспондент, замечаний. Пока вычитывал вёрстку, выпил две бутылки привезенного корреспондентом пива. Через час корреспондент уехал, а Квашин прилёг отдохнуть на диван, и больше не встал...

Виолетта приехала в Новокузнецк, зашла в банк, набрала код сейфа, извлекла пакет, и удалилась. Зашла в платный туалет напротив банка, развернула пакет. Вместо стодолларовых купюр, там лежали аккуратно нарезанные бумажки. Она ожидала это увидеть, и не удивилась, только пожалела потраченный на туалет трояк.  «Хоть туалет шикарный, - подумала она. - Кафель, хрусталь, ковры, зеркала, биде...»

 Но ощутить до кона достоинства туалета не успела. Туалет размещался в старом здании, и хотя внутренняя отделка была выполнена на европейском уровне, балка не выдержала, перекрытие рухнуло, и погребло под своими обломками и Виолетту, и всех, кто находился в соседних кабинах. 

Бирюлёв никак не мог закончить рассказ, но редактор газеты «Коммунист» подбросил ему интересную концовку, он написал рассказ, получил приличный гонорар, но не придумал, на что потратить деньги, и пропил их с бомжами. Пока были деньги, он ежедневно покупал независимую газету, заворачивал в неё бутылку водки, и шёл к знакомым бомжам. Читал им свой рассказ, они пили водку, и верили, что он знаменитый писатель.

Сомневаться начинали только тогда, когда бутылка была пуста. Гонорар они пропили раньше, чем независимая газета закончила печатать рассказ Бирюлёва.

Хозяйка флигеля выгнала его за неуплату, но бомжи приютили, и он, по сей день, живёт на городской свалке, в заброшенной кладбищенской сторожке. Денег на покупку газеты у него давно нет, да и рассказ его, видимо, давно закончили печатать, поэтому Бирюлёв теперь всё чаще молчит. Но когда кто-нибудь из бомжей, приносит бутылку, и ему перепадает несколько глотков, он вступает в разговор, каждый раз произнося одну и ту же фразу:
- Только русские люди способны на две такие великие вещи: сделать свалку на кладбище, и жить на ней!

Подделка   http://www.proza.ru/2009/08/15/577