Калядки

                КАЛЯДКИ.            
            
          Двери домов в эти дни никто в деревне не закрывал на засов. В каждом доме все ночи, пока калядки праздновали, горели лампы электрические, а у кого печи имелись, шел из трубы дым в небо, потому что пекли бабы булки сладкие, пироги с творогом, баранки с маком и печенье с карамельной подушечкой. И, едва стемнеет и по хозяйству управятся, ждали в каждом доме гостей ряженых. Ждали ряженых до самого утра. Иногда бабы во двор с подойниками выходят и лбами сталкиваются с развеселыми ряжеными, которые Рождество воспевают.
           Впрочем из домов в калядках не участвовали только старики немощные, да младенцы. Остальные, группами и по одиночке, шастали по дворам не для приработка, а потехи ради и из желания пообщаться, побалагурить.
            На всю жизнь с детства запомнила, как к моей бабушке ночью ввалилась толпа пестрая, ряженая с песнями, смехом, шумно. Я на печи спала и от веселости их проснулась. Голову из-за занавески высунула и диву далась. На двух ногах стояли у порога  чуда-чудищи в перевернутых овчинных шубах, обмотанные всякими лохмотьями силачи и кощеи, в национальных народных старинных костюмах девки и парни, щеки краснющие, наверное, свеклой тертые. У всех рот до ушей, хоть веревочкой пришей и запели:
             « Рождество! Рождество!
              Воссияй Рождество!
              Принеси славу мне!
              Миру вечное дай…
              Я пришел к тебе в дом,
              Ты копейку подай,
              И людей принимай,
              И к столу привечай…
              Рождество воссияй!...»
         -Мы пришли к вам с миром!- хором сказали ряженые и в пояс поклони- лись.  Поклон изобразили и мои дед с бабушкой.
         -Прошу к столу гостей дорогих и жданных нами,- вежливо и важно сказал дед.
         -На столе пирог из груш стынет,- улыбнулась бабушка.- Да вы садитесь и с дедом калякайте  об чем желаете, а у меня еще пирог в печи зреет.   
         Какой-то ряженый, нето «бык», нето «корова» сдернул ловко меня за голову с печи, я даже викнуть не успела, а, уж, была за столом рядом с дедом. Он обнял меня, к себе прижал.
         -Смотри, внученька, как на Руси живут, запоминай,- восторженно говорит дед.- Сама потом в калядки бегать с шутками  будешь. А иначе не могет быть… Это наше русское, исконное и православное бытие.
          Как в воду глядел дед-покойничек. Столько лет с той поры прошло, а слова в подсознании моем зрели и часа ждали. Дождались! Выросла я, дети появились, муж при должности и я -не лыком шита. Ого-го!Все при себе имею и на деревенскую совсем не похожа. Ни какие калядки против стати не попрут. И кому в голову может придти пригласить такую кралю наряжаться в смешливые образы  из сказок народных?
           -Мы сегодня калейдовать идем,- сказала, входя в мой кабинет зоотехник Надежда Чекулаева, и я почувствовала, что она хочет сказать нечто неожиданное.- Знаешь, что это такое?
          -Конечно, знаю,- ответила я таким тоном, в котором явно был вызов: что душу-то томишь, говори зачем пришла.
          -Хочешь с нами пойти в ночь по деревне калейдовать?- спросила она после некоторой паузы и в глаза мне смотрит, а в них: соглашайся! Это так весело!
         -Да, хочу,- ответила я и мы обе рассмеялись, будто нас пощекотало предчувствие предстоящей ночи.
          -Тогда в девять вечера мы за тобой зайдем,- сказала Чекулаиха, так звали ее в деревне, и вышла.
          После работы до девяти вечера времени оставалось в притык. Не теряя ни минуты, принялась сочинять себе образ, а к нему наряд из тряпья комбинировать. Начала с Василисы Прекрасной… Слишком шикарна! Не пойдет. А что, если кощеем?..
           -Тебя год надо голодом держать, чтобы кощеем сделать,- смеясь сказал мой суженый. Значит, отпадает Васелиса Прекрасная, мужу со стороны виднее.
            Уж, полчаса остается до встречи, а я все не могу определиться, кем быть.Стать моя ни под корову, ни под телку, ни под черта не подходит.
            -Господи!- притворно хныча, ропчу я,- хоть под что-то я должна подходить…
            -Ты,ж спортсменка,- говорит мой суженый,- вот и сыграй крепыша-мужичка.
            Й-й-ех! Развернула все свои и мужние шмотки  по всему полу. Быстрехонько попримеряла их перед зеркалом и…. нашла свой образ.
             Мужичек! Да, еще какой! Надела вишневого цвета брюки-клеши. Затолкнула клеши в валенки с калошами. Надела мужью рубаху и подпоясала ее лентой атласной, кушак получился. На голову старый мамин парик одела, на него шапку- ушанку сикось-накось поперек лица сдвинула так, что челка получилась от парика на лоб до носа свалилась.
            -Ну,как?- спросила я мужа, разглядывая себя в зеркало.
            -Все ни че, но лицо-то твое осталось,- отвечает он.
            -А куда ж я его дену?
            -Самое главное на калядках, чтоб тебя не узнали,- молвит он. И тут я вспомнила, что у мужиков настоящих бывают усы. Достала свои забытые вещи,  нашла потрепаный шиньон из собственных волос мастером сделанный и прикрепила под носом, где и полагается быть усам, скрепив его туго на затылке под шапкой. Получилось справно. Шиньон  был пышный и закрыл всю нижнюю часть лица, теперь не видно  рта, зубов, чтобы вдохнуть воздух пришлось руками раздвигать прядки шиньона. К тому же получились не только усы, но и борода одновременно.
              -Отлично!- сказал муж, а дети захлопали в ладоши от радости, будто деда Мороза увидели.
              - Только тебе надо изменить походку, осанку,жесты. Вобщем, надо войти в образ,- дает  очень ценный совет половиночка. Не успела я войти в образ и привыкнуть к своему облику, как раздался стук в ворота.
             -Я не пойду!- вздрогнув, как от удара, твердо сказала я.- Выйди и скажи им, что я не пойду.
             -Но….,- слов ни у кого не находилось сказать что-то, говорили глаза: ты же желаешь участвовать…ты же готова…
             -Я не пойду! Пожалуйста, скажи им это,- попросила я мужа.
             И едва он вышел на крыльцо, как я в спальную побежала и стала перед зеркалом в образ входить. Сутулюсь, хромаю, гнусь в три погибели, кандыляю одной ногой, а другую волоку, словно по ней МТЗ-50 проехал. Нет! Не то! Изюминки какой-то не хватает дотянуть до образа мужичка, в какого я нарядилась. Вдруг на глаза фуфайка попадается. Обыкновенная стеганая фуфайка, в деревне без которой ни один мужик не обходится, а новенькую за выходную и праздничную одежку носит.
           -Вот он последний штрих портрета !- восклицаю я и натягиваю фуфайку на себя…Странно, но ноги мои тоже стали в образ входить. Вдруг сами в коленках неожиданно подогнулись, полуприсели. Плечи тут же немного вперед выдвинулись.
           -О-о! Ес-с!- кричу я и ноги согнутые в коленках теперь еще умудряюсь согнуть колесом выгнутым с боков.
           -О-о! Е-е-с-с!- с таким криком выбегаю я из спальни и прямо мужу в объятья попадаю.
           -Все. Они ушли,-говорит он.-Можешь раздеваться.
           -Куда они пошли?- спрашиваю я и, не дожидаясь, ответа выбегаю из дома.
          На улице темно. Свет только из окон домов мерцает. Январский вечер морозцем крепко щеки дерет, снег под ногами скрипит, будто силач невидимый железо гнет.
          Свой двор перебежала и на улицу выскочила, а куда бежать не знаю. Остановилась, притихла и слышу: голоса с той стороны улицы доносятся. Побежала на голос в ту сторону, будь что будет. Хочу сегодня в калядках участвовать! Нутром чую: хо-чу!
           Догнала голоса. Смотрю, идут по дороге две бабы в «телок» наряженые. Попы у них торчат, как курдюки у овец, должно шалей в штаны наклали. Брюхо за края лезет, наверное, подушки подложены. А сиськи! Я таких отродясь не видела! Больше брюха и больше их поп курдючных. Подбежала к ним, отдыхиваюсь от быстрого бега. Присматриваюсь и угадать пытаюсь: они это или не они?
          -А, ну ее к черту эту фифачку,-говорит одна из них,- передумала, пусть дома сидит.
          -Да с ней, наверное, скучно было б,-говорит другая и тут меня замечают  на дороге под ногами своими, потому как я со своими косолапыми ногами совсем маленькой стала против них. Хотя в натуре, я с ними одного роста, даже чуть выше Чекулаихи.
          -А ты кто такой?- со смехом молвит одна и, не успеваю я рта раскрыть, как:
          -Ты не узнаешь, че ли,- приходит на выручку Чекулаиха,- это ж Генка. Веттехник с центрального отделения.
          -Он же матершинник. За одно только слово б---ь, раз пять по суду платил  дояркам за принесенное оскорбление,- бабы, попутчицы мои ряженые, остановились и замолчали. Только я хотела назваться, как они приняли свое решение.
          -Геннадий,- сказала зоотехник Чекулаиха серьезно,- мы не хотим сегодня никакого  скандала. Мы тебя берем с условием, что ты за весь вечер слова не скажешь.
          -И рот вообще не откроешь, даже ста граммов не выпьешь, понял?- категорично говорит вторая, бухгалтер Клара.
          -Если чувствуешь, что не вытерпишь, то с этого места поворачивай и дуй до своего дома.
           Бабы пошли вдоль по улице, выбирать дом для  своего веселого визита. Я едва поспевала за ними, потому что трудно было с непривычки гнутые в колесо ноги переставлять.
          Мимо дома Лидки Свищ пройти не могли. Как же, она-экономист в конторе совхоза, а он-управляющий на центральном отделении. Живут не скромно, стало быть встретят хорошо.
        -Смотри, Генка, не подведи,- тычет кулак мне в ноздри Чекулаиха.
         И стали мы в заборе  место искать, чтоб перелезть можно было. Не нашли. А ворота накрепко закрытыми оказались. И на звонок никто не выходил, наверное, отключили, чтоб не беспокоили по ночам.
        -О, куркули! О! Богатеи!- насердито ворчит бухгалтер Клара.
        -Грех на душу берете,- со смехом, как молитву, распевает Чекулаиха,- коль перед людьми в такой день двери закрытыми держите. Аминь.
        И тут  мимо меня с сумкой кладовщица Зоя Ивановна прошла. Взыграла моя кровушка. Сколько можно держать ее взаперти. Подбегаю я к дамочке сзади и за сумки хватаюсь.
         -А, ну, брось,- злобно молвит кладовщица и пытается вырвать сумку из моих рук. Да где там? Я ж спортом занималась, в баскетбол играла, знаю как удержать в руках снаряд, если надо.
         -Ты наш, филимоновский?- более миролюбово заговорила кладовцица.- Ну, ладно пошутили и будет,- говорит она и дергает сумку, которую я уже не держу. Зато, мне в голову пришла мысль и желание «пококетничать» с Зоей Ивановной. И я начинаю трогать ее за плечи, гладить бедра, потянулась к пышной ее груди, при этом другой рукой крепко коленочки ее зажимаю.
         -Да, ты точно не наш,- испуганным голосом шепчет кладовщица и вдруг с криком:- Помогите! Люди добрые, помогите!- кладовщица бросает в разные стороны сумки, из которых валятся разные разности прямо на снег.
         -Ты че, Зоя, сбесилась, шуток не понимаешь,- нарисовалась из темноты Чекулаиха. Но кладовщице было уже не до шуток. Она  с криком побежала по улице и вскоре скрылась в темноте ночи, будто ее и не бывало.
         -Пойдем теперь ее навещать,- сказала Чекулаиха, когда было собрано все рассыпанное из сумки.
          Хоть и жила Зоя Ивановна недалеко, но без приключения в ночь перед Рождеством, когда вся деревня на ногах каледует и над домами  зазывно запахи гуляют, дойти не удалось.
          Прямо за углом навстречу  вышли несколько девчат. Они горланили частушки матерные. По всему видно, что эти либо калейдуют, либо поддатые идут. Не сговариваясь, бабы мои ряженые перегородили девчатам дорогу.
          -Вы че, тетки, славите по домам?- спросила одна из них и я тут же взяла веселушку за руку, к сердцу  своему ладонью прижала, держу крепко.
          -Ба! Да они с мальчиком,-сказала другая и веселые девчата захохотали. А мне, будто, бес в ребро, меня снова азарт взял. Руки мои так и зашастали по молодым, да крепким телам девиц. Туда-сюда двигаются быстрее мыслей и прямо с ног их до головы тискают, спереди и сзади так и щупают как есть все. Но девки даже с места не двигаются, не сопротивляются и не охают.
          -Постыдился бы, дед,- серьезно говорит самая маленькая росточком. А чего мне стыдиться, думаю, я ж такая как они, я ж не дед. И тут я самую маленькую беру на руки и давай с нее одежку, будто снимать. Пугавки на пальто расстегиваю, тороплюсь, делаю вид. Руки, будто, дрожжат, подыгрываю по ситуации, и лезут пальцами от щиколотки по ее дробной ножке до колен… выше…выше…уж, было…
           -Девчонки!- вдруг кричит самая маленькая у меня на руках,- это ж маньяки насильники! Бегите!
            И девчонки с визгом побежали врассыпную кто-куда по улице.  А следом за ними мои бабы-«телки» несколько метров пробежали и вернулись. Хохочут и такое про себя рассказывают, что лучше об этом не писать.
            -Генка, а ты молодец,- сделали вывод обе.- На улице-то еще веселей калядки получаются и в дом не надо заходить, тут нахохочешься до упаду.
            Хотя и в гостях побывали мы за эту ночь во многих домах. К моей радости, меня никто из деревенских не узнавал, а Чекулаиха уверенно ориентировала всех на веттехника Генку, которого я не знала. 
           Закончилась эта ночь в пять часов утра неожиданно и двусмысленно, в некотором роде, для нас всех. Мы возвращались усталые и опусташенные от перебора эмоций с другого конца деревни. Шли, а вернее плелись, молча. Берегли силы, ведь в восемь надо быть на работе.
            Уже над деревней пропели первые петухи. Уже, погасшие в домах  печи, разжигались вновь, а на улице все еще было полно народу. На горке возле общественной бани катались с уханьем друг на друге и на картонках те деревенские, которые родились в тельняшках. Пройти мимо этого было не в наших силах. Мы тоже русские и тоже в тельняшках ! Откуда что берется у человека, когда он очень захочет чего? Вот и бабы-«телки» мои ряженые через минуту катились вниз по горке тем местом, каким на табурет садимся. Я поверх их голов запрыгнула, качусь,как Емеля на печи к проруби:тепло и мягко от их сисек и брюха, набитого пуховыми подушками.
             Скатились быстрее, чем скатиться готовились. Сразу в кучу-мала попали, а из нее выбирается непоцарапанным тот, кто шустрее. Я шустрила локтями и коленками так, что выбралась без единой царапины. Смотрю, а моих подружек, другие ряженые, тоже бабы-«телки» к забору прижали и жмут и шупают и визжат мужскими голосами. Шустро бесятся, на расстоянии  и не поймешь, смеются они от удовольствия или сопротивляются.
             Устала я,однако, и направилась к дому своему. Ноги выпрямила, в росте себя подняла, парик и шиньон сняла, в карман положила, шапку-ушанку в руках несу. Не прошла и десяти шагов, как мимо меня пробежали мои давешние компаньонки и, неостанавливаясь, вытаскивая на ходу из-под одежды подушки-навороты, бросали их в  разные стороны к заборам в сугробы.
              -Потом соберем!-только и расслышала я.
              Оглянувшись, увидела, что сзади бегут по-женски ряженые мужики-«быки» , которые баб моих только что щупали. Э! Таким в момент разгула лучше не попадайся, думаю.  Как дала я жару в беге, как дала! Через пять минут всю улицу до дома пробежала, ворота открыла, в дом заскочила, разделась, на кровать легла, уснула, а уж в семь утра муж мой кое-как меня разбудил.
                -С Рождеством!- говорит он и улыбается. – С Рождеством Христовым!