времена года

Времена года.
(новеллы)
Осень.

На платформе пусто. Жалобно скрежещет что-то в репродукторе. Ветер гоняет возле ног подсохшие листья: красные, желтые, сине-зеленые… Я уже не вижу вагонов только что ушедшего поезда, он скрылся за поворотом. На душе грустно и тоскливо. Будто, увез поезд что-то мое, сокровенное…
…По платформе пробежали мальчишки. Кто-то крикнул над самым моим ухом:
-Давай по шпалам!-
 И потопали, потопали…
Не хочу по шпалам. Уж слишком шаг размеренный и мал для меня. Хочу простора! Эх, и почему я не птица? Поднялась бы высоко-высоко и парила бы над землей долго-долго. А потом пролетела бы над полуобнаженными перелесками, одинокими колками. Опустилась бы в поле. Оно уже должно быть вспахано. Значит, черное, рыхлое и обязательно теплое, как молоко парное. Потому что натружено оно и не успело остыть.
Пойду полем. Любо смотреть на стожки соломы, что разбросаны по черной глади. Стоят они рыжие, с коричневым оттенком, круглые, словно булки, запеченные на поду. И запах над полем хлебный. Дышишь – не надышишься. Скоро свезут с полей и эти хлебные «караваи». Будет и здесь пусто и грустно.
-Будьте осторожны!..- хрипит голос из репродуктора.
За моей спиной мальчишки озорно гримасничают девчонке из окна вагона. Девчушка смотрит строго, должно быть, серьезная. Сама рыжая-рыжая, глаза огромные и голубые, щеки, словно сдобные булочки.
Застучали колеса. Мальчишки, осмелев, побежали рядом с вагоном. А девчонка?! Девчонка озорно разулыбалась и тоже состроила забавную гримасу. На секунду мальчишки растерялись. Лишь на секунду, а потом…
И этот поезд скрылся за поворотом. А мальчишки все бежали и бежали по шпалам. Должно быть, наперегонки. Счастливые!
Поезда все идут и идут мимо, отстукивая время, увеличивая расстояния.
Прощай, мое сокровенное! Мое босоногое детство, прощай!
                \ 1975 год\
Зима.

Первому снегу рады все. У нас в деревне по-первому снегу выбегают из домов не только детвора, но и взрослые. Смотришь, то тут, то там бой начинается. Вместо снарядов – снежные комки. Вместо крепости – спины и затылки. Вместо слез – смех и улыбки.
Люблю зиму! Люблю за лютые морозы, за белый пушистый снег, за сказочный иней! Часами готова ходить по улицам в рыхлый снежный буран… Сразу затихают все шумы. Тихо становится. Посмотришь в буранный день – ни машин, ни людей, ни домов не видно вокруг. Только ветер и снег. Забежишь на секунду домой, и твоя натруженная в борьбе с ветром грудь жаждет испить воды. Но, едва, глотнешь, снова тянет туда, в бурю.
А наутро обязательно мороз ударит. Все снежинки на веточках сказочным инеем становятся.
Спешат прохожие. Румянощекие! То не румяна на их щеках, а прямо-таки краска какая-то – густая и яркая. Ох, уж, этот Мороз! Умеет украсить и землю и все живое.
Идет навстречу девица – красавица. Сапожки по снегу скрип-скрип. Девица нет-нет, да, и пристукнет каблучками. Варежку об варежку ударит. В глазах озорство: не боюсь тебя, Мороз! Рада с тобой позаигрывать, рада тебя подзадорить своей молодостью да здоровьем! Лицо девицы все красивее становится. Румяные щеки, розовый носик, брови и ресницы игольчатым инеем покрылись. Кудряшки из-под шапки на минутку выбились и тут же обледенели, да так и остались белым курчавым контуром по надбровью. И не беда, что мороз под сорок градусов. Красавице и дела нет до шуток морозовских. Идет она веселая, задорная. А все потому, что Дед Мороз кровь бодрит в людях. Иной и ходить-то не умеет быстро, а тут нет-нет да и пробежится.
                \1975 год\
Весна.

Вы ее видели когда-нибудь? Нет!? А, я видела! А чувствовали ее приход? Да!? Я тоже!
В первое воскресенье марта весь люд собрался на самой большой улице. Здесь открывался массовый праздник по случаю проводов Зимы. Все было в русском духе. Пекли тут же блины. Ряженые ходили, леденцы продавали, петушки да рыбки сахарные. Русские тройки разукрашенные стояли рядком. А управляли тройками седоки расфуфыренные, напудренные. Шапки на них заломлены набекрень. Тулупы кожаными ремнями подтянуты. На ногах чесанки-самокатки. Рукавицы – шубейные.
- Эй, народ! - кричали они. – Не разевай рот! Занимай кошевку наперед, не то сосед заберет!
С гиканьем и хохотом сели в повозки первые смельчаки. И… понеслась вереница троек по улице.
А потом всем миром жгли соломенное чучело Зимы.
Вот тогда-то я и увидела ее – Весну-Красну. Я увидела ее в небе, на земле, среди народа. Я увидела ее рядом с собой. Она была всюду. Веселились все. И она тоже кружилась и танцевала. Пляски ее были зажигательными, дыхание ее было нежным и теплым. Приближаясь, она наполняла все мое существо живительной силой. Хотелось кричать, бегать до испарины, веселиться до немоготы.
Весна моя! Где ногой ступишь ты, там жизнь пробуждается. Кого дыханьем своим согреешь, словно силу вольешь: жить хочется!
И я танцую с тобой вальс, кадриль, калинку – все танцы, потому что ты – моя жизнь, ты – мечта моя, моя юность. И платье на тебе мое, девичье, голубое-голубое. И венок на голове из моих цветов, цветов моего детства.
Гори же красна девица! Вселяй в каждого горячее чувство любви! Любовь к Родине, к земле, солнцу, небу, людям! Ты можешь все!
И я люблю тебя, Весна, за это вдохновенье! 
                \1975 год\
Лето.

Солнечный лучик! Сквозь сон я чувствую твое нежное и теплое прикосновение к губам. Это так приятно, что я невольно улыбаюсь, еще не приоткрыв веки. Играешь? Ну, давай поиграем!
Еле себя сдерживаю, чтобы не подглядеть. Чтобы не встать и не прикрыть занавеску. Посмотрела бы на него тогда, когда в утренней комнате водрузился бы полумрак?!
Но я не делаю этого. Я подставляю его прикосновениям лицо, шею. Ах! Я знаю, еще мгновение и все это исчезнет, уйдет до завтра. Нет, только ни это!
Откидываю покрывало, подбегаю к окну, отбрасываю штору и сразу вся комната наполняется уже ни одним лучиком, а целым каскадом яркого света, в котором я теряю своего утреннего, солнечного зайчика.
-Здорово, Светило! – кричу я и протягиваю к солнцу ладони. – Я хочу с тобой дружить сегодня, завтра, всегда!
Наскоро позавтракав, объявляю всем домочадцам: идем в поход за гречишное поле по грибы. Берем всех желающих, дворняжку с шикарным именем Босс и соседских пацанов.
Через пятнадцать минут у калитки стояла деревенская рать из мальчишек и девчонок с сетками, рюкзаками и ведрами. Среди них еле узнаю своих девчонок.
До гречишного поля шли самой короткой тропинкой вдоль оврага. Шли молча, но быстро. А у леса всех словно прорвало: зашумели, заговорили, забегали.
Солнце еще не пекло, поэтому решили сразу собирать грибы. Местом встречи обозначили опушку леса. Отчаянные «шалопайчики» из деревенской рати собрали свитера, олимпийки и ветровки, залезли на старую сучковатую березу и привязали это обмундирование на ветки. Береза, и без того кудлатая, превратилась в обрямканное садовое чучело.
Это очень всех рассмешило. Кто-то начал изображать пляшущих мартышек. Другие, подхватив настроение, начали напевать «Чунгу-чангу». И никто уже, казалось, не остановит озорную детвору.
Вдруг у себя под ногой нахожу груздь… Еще… еще… и маленький груздочек. Я кричу всем об этом, останавливая веселье. Все бегут вглубь леса. Мне их хорошо видно сквозь стройные и редкие заросли берез и осин.
Господи! Какая красота!
На муравьиной кочке все ходы открыты, значит, дождя не будет. Значит, этот недождливый день лета – подарок моему отпуску.
Иду по траве босиком. Трава, еще не успевшая просохнуть от утренней росы, не колет, а нежно щекочет подошву. Шлепаю по полусгнившему валежнику, в который потянулась за краснокожим подосиновиком. Потянулась, да тут же и вскрикнула, увидев на плоском камне под листьями папоротника коротыша-ужонка.
И…О, чудо! Мой крик лесным эхом услышали ребятишки и зааукались. Это встревожило птиц. Они, взлетев, расселись по кустам невдалеке от своих гнездовий и тревожно, неистово защебетали, засвистели, зачирикали.
А я уже не слышу ничего, потому что в нескольких шагах от себя вижу аккуратненькую, всю в серебристых иголочках ежиху с пятью крохотульками-ежатами. Ножки из-под колючек, словно баянные кнопочки: то видно-то не видно, а коготочки по земле мелодию выстукивают: до-ре-ми-фа… Бегут, торопятся. Вдруг, где-то упала ветка и ежиное семейство, фыркнув, превратилось в «минные колючки». Лежат они, не шевелятся, время выжидают.
Должно быть, на присутствие ежей отреагировал уж и быстро пополз… Вай-вай! Почему в мою сторону?
Подхватила я свои босые ноги и дала такого деру, что смешно было всем, кто это видел.
Вернулась я на поляну, где стоит береза в ветровках да свитерках, где пацаны сидят с полными корзинами грибов, где озорно, по-детски изображают меня, дразнятся и смеются по-доброму над моим бегством. Когда же я сказала, что бежала от змеи, это не остановило смех, а добавило.
Милые, хорошие мои юные земляки из деревенской рати. Да я… с вами… хоть в разведку.., хоть на край света.., хоть…
По пути домой купались в омуте Старушке. Плескались до посинения. А потом счастливые завалились на траву прибрежную. И затихли от удовольствия, от истомы в теле. Зато сердце мое бьется тук-тук…тук-тук-тук… А потом все слилось в великую радость ощущения земного притяжения.
Лето! Ты имеешь надо мной большую власть, потому что я – земная! Да, да, я зем-на-я!
                \ 1980 год \