Середина цветка цикория

                Середина цветка цикория

                Ольга Журавлёва

    - Златака! – кричит мать на весь дом.
Злата молчит. Она третий день живёт у родителей, а выспаться ни как не может. Мать поднимает её рано, потому что рано встаёт отец, за которым надо следить,  мать устала этим заниматься, и дергает Злату ни свет, ни заря. Мать толстая, старая, уставшая от жизни, а Злата – молодая, чего же её не подергать? Но Злата делает вид, что ещё не проснулась. По дому распространяется запах жареной рыбы и лука. Мать с утра затопила печь, сейчас в бешеном темпе жарит рыбу, которую вчера принёс сосед Васька Широков.  Чтобы готовить на плите, надо иметь успешь, а мать с возрастом её лишилась. Поэтому по квартире распространяется  запах подгорающего лука. Хочется чихать, но вставать не хочется вовсе. А если она чихнёт, мать поймёт, что дочь проснулась и завалит её делами и обязанностями, как и все предыдущие дни. Злата не отказывается от дел, но она любит во всём порядок, а мать привыкла жить в хаосе, поэтому у них совершенно разная природа и организация нервной системы, и – разный подход к одной проблеме.
    Месяц назад с отцом Златы случилось несчастье -  инсульт. Мать это событие потрясло до глубины души. Она в один миг лишилась жизненной опоры, так как была человеком несамостоятельным. Сорок лет она была той самой шеей, которая крутила голову во все стороны. Вправо, влево, на 180 градусов! И вдруг этому пришёл конец. Крутить оказалось нечем, потому что отец лежал в сельской больнице, плохо ориентировался во времени и пространстве, говорил только две фразы: утвердительную «Дай Бог!» и вопросительную «Всё хорошо?» Иногда он начинал говорить на польском языке, который ни когда не изучал, но это был язык его предков. Мать тоже была из семьи ссыльных поляков, но у них говорили только по-русски, поэтому она не понимала отца. Как, впрочем, и всегда. Злате было не ясно, каким образом столь разные люди прожили вместе много лет? Видимо, единственным объединяющим моментом была их национальность. Злата очень гордилась тем, что её имя, отчество и фамилия соответствуют друг другу. Она была Злата Юзефовна Маньковская. А в их классе, например, учился мальчик Себастьян, по фамилии Козлов. Его милостиво ни кто не дразнил, но как сложилась его взрослая жизнь, Злата не знала. Говорили, он поменял в конце концов имя на Севастьян. Или фамилию на Козловский.  В их селе потомков поляков было не мало, хотя, с началом перестройки, уехала не одна семья. Но её мать и отец не думали трогаться с места. 
   Сейчас мать пребывала в жутком замешательстве и растерянности. Злата, приехавшая примерно через неделю после случившегося, посоветовала матери во всём с отцом соглашаться – так проще для него. Но это было не просто для матери, потому что она всегда была «против». А тут должна была быть «за». Она постоянно забывала, что отец болен и начинала наседать на него, как на здорового. А отец твердил одно и то же: «Всё хорошо?». Мать думала, что он издевается. Зажигалась, как спичка о коробок, Злата крутила пальцем у виска – дескать, и ты, мама, с приветом, лучше скажи ему, что всё хорошо.
   Когда Злата впервые зашла в мрачное здание кирпичной больницы, её поразило, что отец смотрит, как бы, мимо неё. Он не обрадовался, не удивился. Смотрел бледно-голубыми глазами перед собой, и при этом говорил: «Дай Бог!». И ещё было совершенно не понятно – узнаёт он дочку или нет.  Но в какие - то секунды наступало просветление,  и он оживлялся, однако, просветление было настолько мимолётным, что он не успевал его зафиксировать в мозгу, в котором неизвестно что произошло – либо тромб разорвал сосуд, либо высокое давление сыграло злую шутку и что-то сместилось у него в голове. В общем, мать была в панике, а Злата должна была вселять в неё надежду, что всё восстановится. Она этим и занималась  каждые выходные, на которые сейчас исправно приезжала из города домой. И действительно, прогресс был на лицо. Отца выписали из больницы и,  через месяц после случившегося,  он взял лопату и пошёл в огород. Окучил всю картошку, при чём он окучил даже то, что Злата и мать сделали раньше. Их работа не удовлетворила отца. Физически он всегда был силён настолько, что подвыпивших хулиганов останавливал один его вид. А если он показывал кулак или поднимал руку! Всех сдувало, как ветром! Сейчас он мог только копать, и обихаживать себя, что в сущности, было счастьем, но матери нужен был прежний Юзеф, а его не существовало. Он забыл, как держать в руках косу и как косить. А именно косьба была его любимым летним занятием. Мать сказала Злате, что у неё сердце оборвалось, когда она увидела, что отец не понимает, что делать с косой.
   На бездеятельного и удручённого отца Злата смотреть без слёз не могла. Приходилось слёзы сдерживать, чтобы мать не утратила веру в выздоровление. Злата уходила плакать в огород или в баню. В огороде она усердно полола грядки, поливая их слезами, а в бане подкладывала в печку дрова и смахивала слёзы ладошкой. Громко плакать было нельзя. Могли услышать соседи, а потом обсуждать это с её матерью.
   Злата с детства не любила, когда в её дела кто-то вмешивался. Она долго могла терпеть только общество отца, потому что он был молчалив и сдержан. Злата садилась к нему на колени, упиралась своим лбом в его переносицу и смотрела в голубые глаза близко-близко. Два глаза сливались в один, это было очень забавно. У них были глаза одного цвета – цвета нежно-голубого цикория. Потом Злата становилась перед зеркалом и придирчиво изучала своё лицо. Ей очень нравилось, что она похожа на отца. Хотя бы цветом глаз. Если дело было зимой, в воображении  Златы возникали цветки цикория, которые она любила за то, что они того же цвета, что и их с отцом глаза. И её всегда мучил вопрос – почему цикорий вянет в вазе с водой? А как было бы красиво иметь такой букет на столе!  Приходила мать, её отражение в зеркале было таким же недовольным, как и она сама. А Злате хотелось, чтобы было так – мама злая, а отражение – весёлое. И чтобы мать, увидев разницу, изменилась бы в сторону отражения…   
   А между тем на дворе стоял май. Такого мая ещё не бывало! Казалось, что уже средина лета, так было тепло и зелено. Однако цвела черёмуха, потом сирень, потом рябина, за ними – калина, что бывает только в мае. Злата нашла в сирени цветок не с пятью лепестками, а аш с шестью! Мать, глядя, как дочь поедает заветный цветок, и сгорая от любопытства, что же та загадала, жаловалась,  -  она ни когда в жизни не находила даже пятилистника… Злата была убеждена, что мамин пятилистник – это отец, но так как он достался ей без каких либо усилий, мать не поняла своей удачи.
   Днём и ночью пели соловьи, но почему-то не так заливисто, как в Златином детстве. И тогда и сейчас Злата считала, что красивее всех цветёт калина. Её соцветия похожи на искусственные украшения в причёске невесты. Поэтому, глядя на калину, Злата мечтала о любви. Она любила два раза -  в 1991 году и в 1996. Сейчас шёл 2004, Злата пребывала в возрасте тридцати семи лет, а мужчин около неё не было. Мужчины были  вдалеке. На них пока разрешалось только смотреть. Кем? Наверное, судьбой. А от чего же или от кого  всё зависит в этом мире? Кто распорядился именно так, что Злата, став первоклассной портнихой, имея прекрасный вкус, мастеря одежду для себя и для знакомых и незнакомых женщин, находилась в одиночестве? Вдобавок ко всему, Злата была непорочной девушкой. Мужчины, узнав об этом обстоятельстве, очень симпатично линяли от неё. Сама Злата о своей невинности мужчинам не сообщала. Об этом как бы мимолётом говорили знакомым мужчинам её клиентки, желавшие во что бы то ни стало выдать любимою портниху замуж. Мужчины делали испуганные глаза и исчезали с горизонта.  А все её увлечения были платонического свойства. Мать долгое время не придавала значения одиночеству дочери. Она думала, что у Златы существует какая-то тайная параллельная жизнь, где есть поклонники, любовники, подарки…. Но шли годы, а дочь не делилась ни чем личным. Тогда мать решила, что Златка-человек скрытный и хитрый. А надо-то было всего лишь проявить заинтересованность к жизни дочери, что мать делала крайне редко. Центром жизни и вселенной она считала себя, и сама себе была интересна. Всё остальное было фоном её жизни.  В том числе и дочкины любви, в которых мать не ориентировалась совершенно.
     Первым увлечением был сосед Виктор, старший брат Златиной подружки Беаты. У Беаты было ещё три сестры, и все они были красивы настолько, что глаз от их утончённых лиц было не отвести. Они и замуж повыходили рано. А их единственному брату Виктору красоты не досталось совсем, но он имел отличный рост и стать, а ещё – голубые глаза.  Злата каждый вечер выходила на крылечко, свистела тонко и призывно, и его лицо возникало в окошке дома напротив. Злата стояла на крылечке минут пять, неотрывно глядя на Виктора. И он точно так же смотрел на неё, как будто они играли в детскую игру «кто кого пересмотрит и не моргнёт». Кажется, они действительно старались не моргать. Но вот кто-то из них не выдерживал, и Злата, вздохнув, покидала свой пост. При этом в груди у неё что-то сладко щемило. Эта любовь вприглядку длилась месяц. Весь её отпуск. Но ни один из них не решился выйти на улицу со своей территории. А потом Виктор с семьёй уехал в Белоруссию, где обосновалась одна из сестёр. Он приехал через год с толстой круглолицей женой и месячным ребёнком. Злата по привычке свистнула, вызывая Виктора к окну, но он неожиданно вышел на улицу с младенцем на руках и поманил Злату к себе. Она подошла, не зная, к чему готовиться. Виктор откинул с лица ребёнка кружевной уголок, дал Злате полюбоваться на розовое личико маленького Вацлава и сказал, что они завтра продают дом и больше сюда ни когда не вернутся. Его глаза уже не были такими яркими, как прежде. Сейчас они походили на выцветшую серединку цветка цикория, который ни когда не соглашался существовать в вазе с водой. Он там погибал, потому что мог жить только на склоне горы или в поле.  Злата проглотила слёзы обиды и разочарования. К родителям она не приезжала поле этого целый год. Дом её возлюбленного купила женщина по имени Лида и поселилась здесь со своим взрослым разведенным сыном Васькой – заядлым рыбаком и пьяницей. Между выпивками и рыбалкой он работал на различных строительных объектах в райцентре. В селе говорили, что сделанное Васькой ни когда не нуждается в переделке или исправлении. Он был нарасхват, потому что добросовестных и умелых работников ценили во все времена. Заказчики терпеливо ждали, если Васька вдруг запивал или уезжал на рыбалку недели на две. Он говорил, что время, проведённое на рыбалке,  Богом не засчитывается, поэтому к работе и личной жизни возвращаться не спешил.  А личная жизнь Васьки бурлила.   К нему постоянно прибивались одинокие женщины, мечтающие о семье. Но его требования к ним оказывались слишком завышены. Они не справлялись с поставленными задачами. Им только денег подавай. Денег было не жаль, было обидно за несоответствие желаемого и действительного. Когда около возникала женщина, Васька поначалу проявлял интерес. Старался понять её. Интерес угасал быстро, потому что устремления женщин сводились к сексу и выпивке. Они были удивительно голодны до того и до другого Чувствуя, что Васька ускользает из рук, подруги не находили ничего лучшего, как заманивать его в постель при помощи бутылки. Им казалось, что это самый простой способ получить любовь. Пьяный кураж быстро улетучивался. Подруги одна за другой изгонялись из дома. Обида на Ваську долго не отпускала женщин, и они распускали по селу невероятные слухи о его жестокости, чем только подогревали интерес других одиночек. Васька при своём небольшом росте любил женщин высоких и упитанных, а такие все были при мужиках, и в его объятия идти не хотели. Он казался им маленьким и незначительным. Эх, знали бы они!.. В последнее время около него пребывала женщина в рваных кроссовках, сильно поношенной юбке и светлой вязаной кофте с  вытянутыми локтями. Она приходила каждый день ближе к обеду, садилась на траву около Васькиных ног и плела венки из одуванчиков. Потом водружала венок на кудлатую голову своего возлюбленного. Он венок скидывал, упрямо мотнув головой. В этот время ему мечталось о соседке Злате. Её пышные формы засели в Васькином мозгу, как вбитый намертво ржавый гвоздь. Его подруга каким-то образом догадывалась о мыслях Васьки. Она ругала его последними словами и грозилась выцарапать глаза ни в чём не повинной Злате. Васька в очередной раз поражался женской интуиции – чем он себя выдал?  Женщина время от времени приносила выпивку в каких-то подозрительных бутылочках с белыми отвинчивающимися  пробками. Васька пить отказывался, но та, видимо, знала нужные слова и через некоторое время они оба были веселы и адекватны хорошей погоде. Васька надевал на голову скинутый было жёлтый венок и увлекал свою подругу в дом. Злата наблюдала эти сцены со своего крыльца. Она слегка завидовала их отношениям и вспоминала своих возлюбленных – высоких голубоглазых мужчин. А Васька, завладев своей подругой в очередной раз ощущал ужасное послевкусие их секса, потому что, открыв зажмуренные глаза, видел рядом с собой совсем не ту женщину….
    Любовь, случившаяся в 1996 году ограничилась для Златы  и её нового мужчины только кивками головы, что заменяло слова «здравствуй» и «прощай». Они встречались  в столовой во время обеденного перерыва, и Злата не знала имени предмета своей любви. Каждый раз её пленяли беспечные голубые глаза высокого светловолосого мужчины.  Она смущалась, краснела, его это забавляло. И он даже не подозревал о чувствах девушки. А она всякий раз почти теряла сознание. Ей казалось, что она становится маленькой-маленькой и попадает в середину цветка цикория, утопая в мягкости его голубых лепестков.   
   Запах жареной рыбы распространяется по всему дому. Злата чихает, откидывает одеяло, смотрит на свои стройные длинные ноги и встаёт. Ночная рубашка сшита с большим вкусом. Злата любит исключительно ткани в мелкий цветочек, именно из таких ситцев у неё нашито рубашек шесть. И столько же пижам разных фасонов. Девушка накидывает халат и выходит во двор. Отца поблизости нет. Значит надо идти на улицу под взгляды соседей из дома напротив. Под взгляды Васьки и его полоумной подруги, которая плела новый венок и всегда смотрела в сторону Златы с каким-то остервенением. «Завидует моим нарядам», - думала девушка. Поправив на талии пышный бант, Злата открывает ворота и слышит звук пилы. Отец, как и три дня назад пилит. При чём он пилит всё, что попадается под руку – старые жерди, до этого мирно лежавшие в огороде годами, сломанные ветром деревья, которые тоже годами лежали в придорожной канаве. Он всё это приносит к козлам около бани и пилит, пилит, пока пот не польётся градом по лицу. Злата его останавливает и ведёт в дом завтракать. Он послушно проглатывает приготовленные матерью таблетки, чайной ложкой ест кашу и идёт отдыхать. А Злата и мать начинают ругаться. Тема ссор одна – неорганизованность матери. Таблетки надо приготовить с вечера, а не метаться в их поисках на глазах у отца, считает дочь. Точно так же, с вечера надо готовить и еду на следующий день. Но мать так жить не умеет. Она умеет делать всё только здесь и сейчас. Таково устройство её жизни. И она заставляет так жить и Злату, а та может делать всё лишь последовательно  - чтобы одно вытекало из другого, и никакой спонтанности. Как бы она кроила и шила одежду при таком подходе к жизни, как у матери? Она бы точно не стала одной из лучших портних города, и к ней не стояла бы очередь из первых модниц, которые время от времени плетут интриги только для того, чтобы уменьшить количество конкуренток на подходе к Злате. Переплачивают за готовые вещи, лишь бы быть в первых рядах. И она не заработала бы своими золотыми руками денег на квартиру и на дорогие лекарства отцу! Примерно с этих разговоров начинается утро. В общем – дочь умна, талантлива и богата, а мать – глупа, бездеятельна и жадна до всего чужого. И как у такой матери могла родиться такая дочь? Всё дело в отце. Злата -  вся в отца. И внешне на него похожа. Когда кто - либо заикался, что Злата – копия матери, она на такого человека очень обижалась и говорила, что похожа на папу! Но совершенно незнакомые ей люди, знавшие её бабушку – мать мамы, утверждают, что у Златы с ней портретное сходство.  Это девушке льстит, потому что бабушка была истинной красавицей, чего о матери не скажешь, та пошла в деда, в его породу – высокие скулы, узкие глаза. И Злата подозревает, что в ней много кровей намешано, кроме польской. Когда она задумывалась о своём происхождении, ей становилось страшно оттого, что кто-то в её цепочке, от кого зависело именно её рождение, мог погибнуть или умереть в юном возрасте. И тогда её бы не было. Не было вообще! В такие минуты ей становилось обидно за то, что до сих пор не замужем, ребёнка нет, цепочка не продолжена.
   В прошлые выходные мать затеяла с дочерью разговор о замужестве. Тема эта ею поднималась редко, потому что Злата начинала злиться и топать ногами – не сметь вмешиваться в мою жизнь! Но тут на удивление дочь была тиха и спокойна. Предметом разговора оказался бывший одноклассник Златы – Дима Якушевич. Он уехал из села давно, работал в администрации одного из райцентров, был не женат, имел квартиру, в общем, жених хоть куда! Почему не был женат? Учился, делал карьеру. Это ничего, что мы давно не виделись и никогда не интересовались друг другом? Ничего! Мать уже имела разговор с Димиными родителями, те сочли Злату подходящей партией. Вот, значит, откуда появляются мужчины в её жизни!
    Мать и дочь, принарядившись,  вечерком пошли  в гости на соседнюю улицу. Злату поразили Димкины габариты, его дорогой костюм и полное к ней безразличие. Посидев немного за накрытым для чая столом все разбрелись по своим интересам – матери пошли в огород любоваться рассадой цветов, а Димка повёл Злату в кино. Было забавно зайти в здание клуба, прохладное в жаркий майский вечер. Злата ощутила себя вдруг девчонкой восьмиклассницей, которая непременно хочет остаться после фильма на танцы. Но Димка к этой её фантазии отнёсся скептически. Фильм на него впечатления не произвёл и вообще он показал себя брюзгой и занудой. Хотя старательно держал руку Златы в своей. Но её это не возбуждало. Только ладошка вспотела, что было весьма неприятно. Проводив девушку до дома, Дима попытался её поцеловать в губы. Но, видимо, тоже совершенно не имел ни какого опыта на этот счёт, рассчитывал на Злату, не подозревая о её невинности. Вместо поцелуя получилось какое-то клацанье зубами. Что было неприятно и на вкус и на звук.  Нервы парня сдали, он убежал даже не попрощавшись, умоляюще крикнув из темноты, чтобы Злата не рассказывала ни кому о его позоре. На крыльце в доме напротив произошло какое-то движение. Мелькнула чья-то тень, послышался сдавленный смешок. Злате стало обидно, что за ней кто-то подглядывает, насмехается. Она постояла немного около своих ворот, послушала пение соловья, настроение не улучшилось.   Переступив порог дома,  она долго и неестественно  хохотала от нервного напряжения, которым заразил её Дима. Мать даже не стала ни о чём спрашивать. Но Злата сквозь смех вымолвила: «Два медведя в одной берлоге не уживутся! Откормили Димку родители на мою голову! Да и на его тоже!» Мать засмеялась, представив себе именно двух лохматых медведей, а не благополучных на первый взгляд Диму и Злату. Смех у матери был заразительный. Дочь залилась вслед за ней. Отец замахал на них руками – мешали смотреть футбол, заглушали голос комментатора. 
   На следующее утро Злата стояла посреди двора совершенно голая и поливала себя тёплой водой из ведра. Баню топить было рано, а освежиться хотелось. И в этот самый момент во двор вошёл сосед Васька Широков. Он увидел Злату, светящуюся в брызгах воды и солнца и потерял сознание. То есть темнота накрыла его с головой, он не мог шевелиться и говорить. А на самом деле, он просто очень сильно зажмурил глаза от неожиданности. Когда он их открыл, то увидел Злату, завёрнутую в простыню, в её глазах стоял дикий испуг: «Чего тебе?» Он начисто забыл, зачем до этого шёл к соседям.  И сейчас, стоило ему закрыть глаза, он видел Злату во всей красе, и земля уходила из - под ног. То есть, хотелось взлететь! Бросить пить! Стать необходимым именно ей! Васька опять и опять вспоминал свою непутёвую жизнь, бывшую жену и сына, для которых не смог стать самым главным человеком на земле. А ведь старался по началу. Водка проклятая подвела! Не стоило, конечно, всё списывать на зелёного змия, надо бы и на себя посмотреть со стороны. Он вставал перед зеркалом и смотрел. Ничего хорошего! Только Злата может помочь, почему-то решал он в очередной раз. Но в этот момент заходила в дом его подруга с венком из одуванчиков, сдирала с него одежду, царапала спину, норовила оставить засос на шее. Как не напиться после этого? «Злата», – стоном проносилось в мозгу. Потом он трезвел. А что Злата? У неё в городе мужиков миллион. А хочется быть единственным.
   Злата всё же идёт в баню, которая стоит через дорогу от дома, как раз рядом с Васькиным огородом. Она открывает крошечный замочек, висящий на дверях бани, таким же крошечным ключиком. Берёт вёдра, чтобы принести воды в котёл. Но подоспевший отец выхватывает вёдра из её рук и произносит вполне разумную фразу: «Что я, сам не сделаю?» Идёт к колонке и очень быстро котёл полон, так же полны и фляги для холодной воды. Вчера Злата занималась устройством предбанника. Застелила топчан старым персидским ковром, а сверху  - белоснежной простынёй, принесла под ноги плетёные круглые коврики. В довершении всего к стене прибила расписной войлочный ковёр, на котором была изображена жанровая картинка с поющими под гитару мужчинами и танцующими около них женщинами. Где вообще женщины берут себе мужчин? Неужели только по воле родителей происходит соединение?  Вопрос для тридцатисемилетней Златы звучит даже неприлично. Это положено знать, а она не знает. Может незнание происходит от её страстной любви к шитью? Сидит всю жизнь, уткнувшись в чужие ткани – кроит, смётывает. От её умения зависит чья-то судьба. Ведь хорошо сшитое платье или костюм показывают человека с выгодной стороны. Не зря же говорят – встречают по одёжке…. Не раз ходила к бабкам и гадалкам, все они в один голос утверждали, что Злата одна не будет. Вот - вот появится возле неё мужчина…. А может, и два одновременно. С неба, что ли свалятся? Девушка хочет развести в печке огонь, но то спичка ломается, то, береста, вспыхнув, гаснет, и всё дело идёт насмарку. Злата досадливо ругается и идёт в дом за старыми газетами для растопки. Дома видит отца, сидящего перед отключенным телевизором в ожидании очередного футбольного матча, в её душу вселяется смятение – вернётся ли к нему прежнее сознание? Отец замечает дочку, спрашивает: «Всё хорошо?» «Всё хорошо», - отзывается та и уходит. Слёзы душат Злату. Она не может сдержаться и рыдает в голос. Дверь предбанника бесшумно открывается,  и она сквозь слёзную пелену узнаёт соседа Ваську Широкова. Его имя очень к нему подходит, потому что и фигурой и лицом Васька похож на кота, но не на взрослого, а на этакого кота-подростка с непослушными чёрными кудрями на круглой голове. Васька давно в разводе со своей женой, которая живёт на другом конце села с их взрослым сыном, красивым, но всегда плохо одетым, парнем. Он зимой и летом ходит в одном и том же драном свитере.
- Чего ревёшь? – деловито интересуется Васька.
- Отца жалко.
- А себя? Себя не жалко?
- И себя жалко! – Злата захлёбывается в рыданиях.
Васька садится рядом,  гладит её по плечу, потом нежно обнимает и уверенно склоняет девушку на постель, на белоснежную простыню. И тут с удивлением Злата понимает, что они уже целуют друг друга в губы, а Васька нежен и силён в одно и то же время. Поцелуй сводит её с ума, мягкие губы его чутки и горячи.  При этом она осознаёт, что не любит этого человека и более того, он никогда ей не нравился, и почему он уже лежит на ней – совершенно не понятно. Но дело сделано. Вернее, оно только начато. Злата глаза не зажмурила, как это обычно показывают в кино,  и увидела удивление на плутовской Васькиной морде. Но не отступать же ему! Девушка смыкает руки у него на спине, чтобы не сбежал. При этом она вдруг понимает, что они каким-то образом оказались совершенно голыми. Васькино тело её удивляет гибкостью и подвижностью. В то же время оно крепкое, как орех фундук. И коричневым загаром этот самый фундук напоминает.   И, напряжённая до этого момента, Злата расслабляется, чтобы хорошо было не только Ваське, но и ей. А ей действительно вдруг становится хорошо. Она наполняется теплом, горят щёки, в висках стучат серебряные молоточки. От Васьки вкусно пахнет табачком и свежескошенной травой. Она поняла, что до сегодняшнего дня была натянута, как струна, и именно это мешало жить. А сейчас – хорошо! Очень, о-о-оочень хорошо! Злата видит Васькины глаза близко-близко. Они голубые, как у отца! Два глаза сливаются в один, она смеётся тихонько, Васька не понимает причины смеха, не знает, как себя вести. А Злата говорит совершенно непонятную для него фразу: «Ты – мой цикорий».  Через какое-то время он уже лежит рядом, дует на её локон на виске, который подскакивает от струи воздуха и щекочет щёку. Злата видит свою белизну и Васькину смуглость. Этот контраст ей нравится. Она несмело задевает  Васькино плечо и отдёргивает руку. Куда исчезла её решительность?
- Ты пахнешь яблоками и морозом, - говорит он хрипло.
Девушка подносит руку к лицу, принюхивается, но собственный запах оказывается совершенно неуловим. Она с удивлением смотрит на Ваську, каким образом он учуял яблочный мороз посреди майской жары?
- Спасибо, - Злата на время превращается в мурлыкающую кошку. Она проводит рукой по мягким чёрным кудрям своего голубоглазого кота.
- Да ладно, - бурчит Васька, если что – обращайся. Всё же я твой первый мужчина, как оказалось.
  Злата почему-то вспоминает про Васькиного деда Егора, который дожил,  чуть ли не до ста лет и до последнего имел любовниц вдвое и втрое моложе себя. Он учил соседских мальчишек: «Вы с девками не церемоньтесь. Раз – и на матрас!» Это самое проделал с ней Васька – раз – и на матрас!
   Злата, вытащив из-под Васьки простыню, зашла в баню, привела себя в порядок, тем самым совершенно сознательно давая Ваське уйти от ответственности и ненужных разговоров. Но, вернувшись в предбанник, она застаёт  там своего случайного соблазнителя. Он лежит на топчане и грызёт травинку. Злата отмечает, что Васька одет хотя и бедно, но чисто и аккуратно.
- И что дальше? – задаёт она вопрос.
- Что хочешь, - отвечает Васька.
- Замуж хочу за тебя, - Злата не верит, что именно она произносит эти слова.
- Здорово! – Васька ожидал слёз, скандала, а не как не предложения.
- Чего уж здоровей, - отзывается Злата, - вставай, надо с тебя мерки снять.
- Для гроба? – Васька смотрит испуганными круглыми глазами.
- Для костюма. Для гроба отец снимет, когда поправится.
- Тогда уже поздно будет, - Васька облегчённо вздыхает.
- Это почему?
- Потому что мы будем далеко отсюда.
- Я ещё не решила ничего.
- Врёшь, вруша. Вруша – завируша! – Васька щекочет её по шее травинкой. Потом ему становиться обидно, что травинка касается драгоценной Златкиной кожи, и он губами трогает её белизну. Злата не хочет прерывать чудесной ласки, но всё же подбирает с пола какую-то верёвочку, измеряет длину и ширину жениха, с запоздалой тоской отмечая, что он ниже её на десять сантиметров. А Васька – напротив, чувствует себя героем-любовником, как в кино! Он ласково отводит от себя Златкины руки, обнимает, целует, и всё  начинается сначала. Злата осознаёт, что счастлива с этим шибзиком, как никогда. Ни в одном сне ей такого и привидеться не могло. Они слишком беспечны. Они даже не накинули крючок на дверь предбанника. Но наслаждение, длящееся на этот раз бесконечно, не прерывает даже случайный скрип дерева, шорох ветра или крик соседского петуха. Во всём мире стоят тишина и покой. Улица утопает в майской зелени и солнце. Его лучи просачиваются сквозь тонкие дверные щели.  Васька  целует каждый пальчик на Златкиных ногах, гладит её розовые ступни…. И тут к ним возвращается слух, они слышат разговор Димы Якушевича и Златиной мамы, которые стоят напротив двери, загородив дорогу солнечным лучам.
- Тётя Лиза, я уезжаю сегодня, передайте Злате номер моего телефона.
- Хорошо, Дима.
- Тётя Лиза, у меня отпуск в июле, мы сможем поехать с ней куда-нибудь отдохнуть.
- Хорошо, Дима.
В голосе матери Злата не слышит радости или готовности помочь парню. Видимо, та не видит в нём жениха, а только толстого мужика, не интересного её дочери. Злата благодарна матери за понимание её настроения относительно Димки. А Ваську вдруг обуревает ревность, он грозит девушке кулаком и угрожающе шепчет: «Если ещё когда-нибудь он появится возле тебя…. Убью насмерть!» Злата едва сдерживает смех. Обвивает Васькину шею тонкими белоснежными руками, целует в обе щёки, в губы, в нос. Он лежит тихо-тихо, боится дышать, чтобы не спугнуть нежность, по которой тосковал много лет. И тут слух к ним обоим возвращается  окончательно – они слышат нежное шиканье косы, они даже слышат, как трава падает на землю!
- Отец косит! – Злата счастлива во второй раз за один день.
Такого, пожалуй, давно не было. Разве что в детстве.
    Дома Злата старается не смотреть матери в глаза, чтобы та раньше времени не поняла, что произошло.
-  Печку растопить не могла? – участливо спрашивает мать.
- Да.
- Значит, муж непослушный будет. Примета такая.
- Ни когда не слышала о такой примете, - если честно, она верила только в чёрную кошку. Всё остальное казалось ерундой. Если чёрна кошка перебегала ей дорогу, Злата старательно три раза плевала через левое плечо, бралась правой рукой за пуговицу на платье или пальто и, слегка зажмурив глаза, шла вперёд. Это всегда помогало.
- Верная примета, - настаивает мать.
Про Димкины просьбы – ни слова.
   Злата роется в комоде, она помнит, что там лежал когда-то отрез на костюм для отца. Отец наряжаться не любил, ходил исключительно в рабочей одежде и в сапогах. Зимой и летом.
    Злата – швея от Бога. Она родилась с умением кроить и шить. При чём она никогда не строила выкроек. У неё глаз – алмаз. Она посмотрит на человека, сделает в уме какие-то вычисления и тут же начинает вырезать из ткани нужную модель одежды. Человек, не знающий об этой её способности, пугается, когда впервые наблюдает этот «цирк». Потом он видит результат, его обуревает восторг – как можно  так запросто выкроить платье или костюм?! А вот можно! Она кроит на столе костюм для Васьки, время от времени отрывается от работы, выбегает подбросить дров в баню, где уже кипит в котле вода и становится довольно жарко. Васькина фигура маячит поблизости. Злате это нравится, она не может скрыть довольной улыбки.
   Наконец баня готова. Первой мыться идёт Злата. Она смотрит на своё тело по-новому. И оно ей очень нравится – длинные ноги с нежными ступнями, большая грудь, плоский живот, узкие плечи. Всё это готово, чтобы продолжить цепочку жизни. Злата вспоминает Васькиного сына, отмечает, что он очень симпатичный и мечтает о своём ребенке, который будет ещё краше и умнее.
   После в баню идёт отец, он не желает мыться под контролем матери, закрывает дверь перед её носом. Она терпеливо поджидает его на застеленном персидским ковром топчане. Потом подаёт ему полотенце, чистое бельё. «Всё хорошо?» - интересуется отец. «Всё хорошо,» - угрюмо отвечает мать и идёт мыться последней.
   За  время, пока нет ни кого, Злата сметала костюм для своего новоявленного жениха. Мать, придя домой красная и распаренная, тут же ложиться на кровать в своей комнате и не замечает дел дочери.
    На следующий день в предбаннике Злата делает примерку костюма. Васька сияет. Отблагодарить он может пока только хорошим сексом, который длится и длится, потому что уже появились уверенность и вкус не только у него, но и у Златы. Она понимает, что совершенно не смущается под Васькиным взглядом, ей нравится его обожание, которого тот не скрывает. Он ласкает девушку долго и страстно, а она отвечает неумело, но старательно. Они почти не разговаривают, им всё ясно на уровне интуиции, им не нужны слова, достаточно жестов и взглядов.
    Ни мать, ни отец, не замечают, что происходит и приготовлений дочери к отъезду не замечают, они заняты своими проблемами. Мать готовит еду.  Отец научился складывать слова из разрезной азбуки, которую привезла из города дочь. А перед этим она провела с ним несколько уроков, как с первоклассником, повторив алфавит, который отец вспомнил почти весь.
   Поздним вечером Злата стоит на крылечке и видит Васькину подругу, решительным шагом идущую к его дому. В руке, спрятанной за спину, она несёт бутылку портвейна «Три семёрки». Обида и ревность закипают в Златиной душе. Ей хочется пойти следом и устроить Ваське скандал, погрозить ему кулаком, как он грозил ей совсем недавно, предупреждая о Димке. Но она боится. Ведь скандал – это всегда громко и неприлично, зачем показывать себя с этой стороны?  Однако, проходит минут десять, ревность нарастает, Злата спускается с крыльца, открывает ворота.
- Куда? – спрашивает неизвестно откуда взявшийся отец.
- Посмотрю – закрыла ли баню.
- Всё хорошо?
- Всё хорошо.
В этот момент из дома напротив выбегает Васькина подруга. Она громко матерится и кричит на всю улицу, что приведёт сюда участкового. При этом Злата видит, что одежда на ней вся мокрая от вылитого на неё портвейна. На крыльце возникает мать, осуждающе качает головой:
- Видать, не получилось сегодня купить Васькину любовь за выпивку. Говорят, женщины, с которыми он когда-то спал, любят его до полусмерти.
- Почему до полусмерти?
- Потом что ещё ни одна не умерла, все живы.
К этим словам матери у Златы ревности не возникает, а появляется какое-то подобие гордости – мой-то лучше всех!
 - Лида говорит, он пить бросил, достал свой диплом об окончании техникума. Боится, как бы не уехал.
- Почему боится? – сердце Златы замирает.
- Да с ним-то ей лучше, чем без него.
- И я скоро уеду.
- Хотя на денёк ещё задержись.
- Мама, я в городе не в игрушки играю, я там работаю. Ясно?
- Ясно, - мать тяжело вздыхает, - Может, и замуж выйти повезёт наконец-то….
- Дай Бог, - произносит отец.
Злата, как в детстве, приближает свой лоб к переносице отца, видит голубизну его глаз и успокаивается. 
  Она уходит из дома рано утром, когда все спят. Василий в новом костюме и неизвестно где добытой белой рубашке похож на коммерсанта средней руки. Вещей у него нет ни каких. Он с серьёзным видом берёт Злату под руку, она даже не сопротивляется. Для неё  он  значителен и красив.
    Город встречает их пылью и чадом. Васька смотрит на него круглыми глазами и впадает в уныние – как жить дальше? Ему хочется сбежать в тишину и зелень своей улицы, но Злата придерживает его плечом, подталкивает вперёд.  «Мы будем жить хорошо», - заверяет она, поворачивая ключ в двери квартиры.  И он ей верит. А уже через полгода, когда превращение Васьки в Василия действительно произошло, Злата сообщила родителям, что ждёт ребёнка. Те были в курсе происходящего, но всё ещё находились в лёгком шоке от поступка дочери – выйти замуж за Ваську Широкова! Что за родню Златка приобрела на их голову! Особенно переживал отец, к которому вернулись память и способность говорить длинными предложениями. Хотя, всё его негодование укладывалось в короткие и смачные ругательства.  Однако, Васькина мать Лида – маленькая кривоногая глуховатая старушка с большим уважением стала здороваться с новыми родственниками каждое утро, и мать смирилась, тем более, что надо было готовиться к рождению внука или внучки. А Лида была превосходной нянькой. Не дышать же ребёнку загазованным городским воздухом! Надо будет его вести сюда, где чистые воздух и вода, и где даже большинство звуков, не считая приглушённого рёва проезжающих машин,  экологичны.                Полное примирение наступило, когда в обоих домах появились одинаковые фотографии – большая цветущая Злата с голубоглазой толстенькой дочкой на руках, а рядом – Василий в отличном костюме. Он стоял как бы в Златкиной тени. Так на самом деле и было. Он подчинялся жене беспрекословно, его это устраивало, так легче было жить и ему и ей. Васька устал бороться с жизнью, он решил сдаться. А так как борьба происходила при помощи водки, он бросил пить совсем. На дух не переносил даже вида бутылки. Но глаза его не поблёкли, они засияли новой городской голубизной. В хорошие минуты жена гладила его по голове, смотрела пристально в глаза, приговаривая: «Ты – мой цикорий». И Василий  независимо от настроения и совершенно неожиданно для себя погружался в атмосферу первой близости со Златой. И ей уже было не улизнуть от него. По этой причине срочно пришлось покупать двухкомнатную квартиру, чтобы маленькая Анюта пребывала в собственной детской.
   Злата быстро усвоила поговорку – муж – голова, жена – шея, куда хочу, туда верчу.
   Иногда Злата пристально смотрела в глаза дочери, и ей казалось, что она  постигает тайну цветка цикория – понимает, почему он не может жить в неволе. Но это знание быстро улетучивалось, потому что наваливались дела, не терпящие отлагательств. И самое интересное дело – шитьё новых нарядов для дочери. Анюта была красива и нарядна, как фарфоровая кукла.   
   Ещё до рождения дочери несколько раз появлялся у дверей их квартиры Дима Якушевич, на что он надеялся – не понятно. Он умолял беременную Злату бросить Ваську и уйти к нему. Злата недоумевала – найди себе свободную женщину и женись! Но Дима настаивал. Может, он думал, что Злата забеременела от их единственного неудачного поцелуя? Васька решил всё по-деревенски просто: изловчился и дал Диме в глаз, когда тот стоял посреди их кухни и нёс чушь несусветную.  При Васькином росте это было не просто. Но Дима покинул их территорию с синяком под глазом.               
   Сейчас, изредка приезжая домой и отправляясь в баню, Злата всегда брала много берёсты на растопку, чтобы огонь занимался с первой спички. Хотя с тех пор, как она стала замужней женщиной, перестала верить  в приметы, даже в чёрную кошку.