Ага-ага

                АГА-АГА…



            Хоть и живу я сейчас в городе, но в глубине души считаю себя настоящей деревенской. Думаю, что я ни одна такая. Если за горожанами понаблюдать, то у них тоже присутствует настольджи по земле, по полям, по деревенской тишине и деревенскому образу жизни. Наверное, поэтому пустеют улицы городские по суботам и восрессеньям, исчезают люди в загородние дома, сады-огороды, чтоб покопаться в землице, водицей чистейшей из озера или водоема скупнуться, а не из крана хлорированной.
            Вобщем не сломалась  в человеке жилка истинная, человечная, которая называется земным притяжением. Не выкорчуешь это притяжение, потому как заложено оно в человеке при его появлении сотни…тысячи… миллионы лет назад. А попросту притяженье это в душе любовью зовется, волей вольною, силой сильною.
            В городе мы себе не принадлежим. Все, что делаем, оправдываем одним понятием: «надо!» Надо одеться не хуже, чем моя подруга, чем сотрудница, чтоб не тебя, а ты улицу восхитила. Надо на работе быть официальной, деловой, соблюдать субординацию, говорить - потом, сначала - подумать. Надо говорить только тогда, когда твердо будешь уверен, что так же думает твой шеф, твои сослуживцы, подруги. Надо по улице идти так, чтоб тебя не обидели. Для этого надо ходить с видом, что кроме тебя вообще никого на улице нет. Как? Очень просто. Задрать голову, сделать второй подбородок, не смотреть по сторонам,  здороваться только с теми, кто с дальнего расстояния попадет в поле твоего зрения.
             В деревне все по-другому. Одеваешься, как душе угодно. Платье из ситца или сатина, пусть майка штопана, даже лучше, значит хорошая и рачительная хозяйка. Хочешь босиком пройтись до соседа? Пожалуйста, никто не возбраняет. Хочешь пройтись из казенной бани по всей деревне в банном полотенце на голове? Да, бога, ради, иди. Захотел свадьбу провести под гармошку от своего дома до тещиного, иди. Только, запасись боченком горячительного, чтоб на всех встречных хватило и иди. Деревенские рады таким событиям искренне.
                А когда по улице деревенской идешь, только поклоны успеваешь отвешивать. Даже когда на улице нет никого, тебя все равно из окон разглядывают, а потому идешь по улице с готовой улыбкой на лице. Да, в деревне даже собаки брешут, будто смеются. И камня за пазухой деревенские долго держать не умеют. Подержать, конечно могут, но недолго. При первой же встрече все и вывалят на голову обидчику хоть у магазина, хоть в клубе, хоть на улице… А, где придется!
               За волю вольную и любят деревню люди, не затухает к ней интерес и не угасает настольжи у самых состоятельных горожан, тех, которые съехали из деревни несколько веков назад.
               Я люблю свой отпуск проводить в деревне.  Прошлым летом даже гусей завела. Первый блин оказался комом. Вывели гуси всего тринадцать гусенят.
               -Это очень мало от трех-то гусынь,- сочувственно сказали деревенские знатоки-гусятники.
               Приняла  я от них слова эти и на другой год, как только вывела гусыня последнего гусенка,  тут же прикупила на птичьем базаре еще с десяток молодняка. Это во мне, точно, кровь городская сыграла: чтоб соседи завидовали, чтоб друзья восхищались, чтоб сослуживцам было чем похвалиться. Переусердствовала и взяла не суточных гусенят, а недельного возраста.
             -Сразу, чтоб крепче были,- сказала я дома.- В первую неделю жизни самый большой падеж молоняка.
               Привезли мы с базара гусенят. Собрали всех гусенят в одну коробку и понесли на поляну, следом выгнали гусака с гусынями. Малые пищат в коробке, а взрослые птицы прямо по пяткам бегут и криком страдальческим загагачиваются. Поляна за нашим домом возле первой полосы была отменной для выпаса. Тут же и мелкие заводи в траве с дождевой водой. Вывалила из коробки гусенят, сама в сторону отошла, на камень-валун села и решила понаблюдать, да попасти малость.
              Сижу, гляжу и глазам не верю. Не прошло и пяти минут, как гусыни не без помощи гусака-красавца голандской породы, поделили стадо и отогнали купленных на базаре  в сторонку, шипят не подпускают ближе чем на десять шагов.
             -Э-э-э! Так не пойдет. Жить все одно вместе будете,- заголосила я и, взяв прутик в руки, стала соединять стадо.
             Села снова на валун-камень. Смотрю на желтопестреньких птенцов, у самой на душе тепло от созерцания этого чуда природного. И вдруг, одна серая молодая гусыня, которая не вывела ни одного детеныша, красуясь, горделиво задрав вверх свою почти лебединную шею, пошла в другую сторону от стада и что-то на своем гусинном языке бармочет. Вижу, гусак в ее сторону глаза крутит и тоже бармочет. А старая гусыня от стада не отходит, хлопает заботливо над птенцами своими большими крыльями и, как мне показалось, согласная гусенят объединить вместе, но она тоже бармочет по-гусинному что-то.
              -Ох! Га-га, га-га-ага-га?- тихо гагатнула серая гусыня с другой стороны от меня и мне показалось, что она сказала: - Не надоело, красавец, возиться?
              -У-гу-ага, га-га,- ответил гусак, а мне показалось, что он сказал: А что делать?
              Гусак, и в самом деле, поведением своим подчеркивал, что не знает что делать. Он стал, вдруг, метать круги на месте. Топ-топ лапками двинется в сторону серой гусыни. Тут же топ-топ и переместиться в сторону  к старой гусыне.
               -Ага-ага, гы-ы-га, ага, ага, это ж не твои  дети,- продолжает «мутить» ситуацию серая гусыня, явно проговаривая с иронией каждое «гага». Это задело за самое гордое гусинное мужское и гусак стал к ней приближаться. В начале медленно, а потом  почти бегом.
              -Гы-ыгы, гы-ыгы,- на ходу жалился гусак-отчим. Он уже почти приблизился к серой, как:
              -Ох-го-го, ого-га-га, отец! Отец! Спаси нас!- закричала старая гусыня и еще сильнее стала махать крыльями, будто отгоняет кого.
              Я  оглянулась туда-сюда, но рядом кроме меня и гусинного стада никого не было. Выходит, старая гусыня просигналила ложную тревогу и мне, как женщине, стало понятно, что она пытается задержать вожака стада- голандца красавца гусака-отца.
                Гусак отреагировал достойно Он принял вызов и влет с размахом на всю длину мощных своих крыльев мгновенно оказался рядом с птенцами. Он приготовился к схватке с невидимым врагом, которого так испугалась опытная старая гусыня. Гусак  буквально стоял на пяточках, выгнув грудь круто подковой, вытянув шею так высоко, что казался небывало огромным в этот миг. Он даже крылья не стал складывать, махал ими во всю ширь и чуть парил над землей, отрывая от нее свои лапки-ласты.
                -Га-га-га, -гагатал гусак.
                -Га-га-га,- вторила ему старая гусыня.
                Обман гусыни раскрылся мгновенно, потому что воевать защитнику-отцу ни с кем не пришлось. Врага просто не было. Его старая гусыня придумала. Это была ее хитрость.
                -Ег-ге-ге-ага, - упрекнул старую гусак.
                -Ага-ага-ага, я тебя предупреждала,- борматала серая гусыня со стороны.- Аг! Аг! Аг! Смотри какая глубокая лужа!
                Красавец голандец решительно пошел на зов молодой гусыни, которая призывно плескалась в воде.
                Я не верила своим ушам. Я слышала о чем говорят гуси. Я понимала их и, все что я слышала, подтверждали их действия.
                -Ого-ого, ах-га-га, ага! Нам без тебя плохо! Дети погибнут! Ого-ах-га-га!- кричала надрывно старая гусыня и махала крыльями.
                Гусак остановился в нескольких гусинных шажках от молодушки, купающейся в воде. Он поворачивал голову к старой и видел как та ласково прячет в перышках своих крыльев гусенят, а те высовывают головки сквозь материнскую пуховую одежду. Гусака тянуло по природному инстинкту в стадо. Он взглянул на серую молодуху, неизмученную долгим сидением в гнезде, непохудевшую от недоедания и недосыпания, которая с присущей сильному, молодому  телу ударяла крыльями по воде, взбивая каскад хрустальных брызг.
                -Ага! Ага! Ага! Здесь так хорошо,- звала она голандца-гусака.
                -Ога!Ого!Ога! Мы с тобой так хотели иметь много детей,- умоляла старая гусыня.
                Гусак стоял на распутье. Прямо пойдет –легкой жизнью на целый летний сезон обеспечен. Назад вернется – все лето трудиться придется, чтобы выкормить двадцать три гусенка, научить их послушанию и воспитать их достойными чести его отцовской. Ведь на следующее лето они должны будут свои семьи заводить.
                -Ога! Ага! Ога! Мы с тобой имеем много детей,- крикнул гусак и побежал к стаду своему, которое приняло отца, как подарок. Гусыня чистила ему перышки, а гусенята встали кругом и, вытянув шеи, попискивали.
                -Га-га-га,- вытянув в верх шею, протрубил позывной сигнал гусак и все стадо пошло в ту сторону, куда их повел вожак.