Иностранцы

Француженка.
Эммануэль Шарон Дюрон родилась в окрестностях Парижа, смогла поступить в столичный университет на факультет киноискусства и даже устроить себе сносную комнатку, подрабатывая посудомойкой в кафе. Прирождённый шарм не давал ей чувствовать себя ниже любой другой, а приобретённая смелость толкала на разные приключения. Так в 2002-м году, мечтая увидеть замёрзшее море, она двинула учиться на год по обмену в Финляндию. Французские кроасаны сменились финскими корвапусти.
- Как, у вас закончились корвапуссти? О ла ла… Я летела к вам из самого Парижа, а вы не могли оставить какую никакую булочку? Ваня, пошли отсюда!
Мы познакомились незаметно. Если вообще можно сказать, что знакомились. Когда женщины выбирают тебя первыми, в этом всегда есть что-то интригующее и подозрительное. Выбор происходил не долго. Уже после третьего общего занятия на курсах финского языка, ко мне подошли в трамвае после уроков, с подругой чешкой. Спросили, не занят ли я сегодня вечером. И получив ответ, что занят, на ближайшей остановке подхватили под руки и вынесли из трамвая.
- А это, между прочим, киднепинг!
- А незачем было ломаться!
- А я буду кричать.
- О ла ла… Ты слышала? Голосящий мужик. Будет прикольно.
Меня двигали в сторону бараков, наверняка для каких-нибудь плотских услад. Даже не знал, что в Хельсинки существуют такие дворы, перемычки, тайные мостики и сходы. Доволочив свою жертву до огромной железной двери в подвал, возле которой курил в кожанке панк, девочки ослабили хватку.
- Эмма. Ты с кем? Что за прилизанный лох? Не ожидал.
- Молчи, Бродвей. Ну что стоишь? Входи!
Задний путь был отрезан. Что вообще происходит? Притон. Осторожно обойдя панка, просунулся внутрь. Толпа народу сновала во всех направлениях. Коридор напоминал коридор, только в зазеркалье. Вместо света – полутьма, вместо лестниц – сходни. Да и люди были все напрочь «под панк»! В своей строгой рубахе с галстуком, и чёрном длинном пальто, я выглядел, мягко говоря, странно. Наглаженные брюки стрелкой при виде порванной джинсы и фиолетовых лосин становились неуютными. Сбоку была ещё одна дверь, и похоже, единственная из возможных. Шум наподобие музыки, во всяком случае, шёл именно от неё.
- Та заходи ж ты уже!
Как только я нерешительно её приоткрыл, меня резко втолкнули внутрь. Обдало теплом, светом от дискотечных фонариков и цыганским рок-н-роллом. Справа стоял длинный стол с неофициальным вином. Один ряд – бутылки, второй ряд – пластиковые стаканчики. По центру зала, у колонны, лобали самые настоящие цыгане, на самых настоящих гитарах, скрипках и барабане. Вокруг танцевал народ. Ближе к стенам теснились аккуратные столики с неопрятными скатертями, свисающими до пола. Сводных мест, можно сказать, не было. Весь контингент, состоявший из более двухсот человек, казался мировым центром панковского движения. Цепи, хаеры, бритики, разукраски с пирсингом. И вот вся эта тусовка разом обратила внимание на моё резкое появление. Обернулись за столами, перестала играть музыка, остановились танцы. Бармен, который, скорее всего, отвечал за происходящее, застыл с поднятой бутылкой вина.
- Что за нафик? Ты кто?
- Я… это, простой украинец. Теолог, то есть. Финский учу, то есть… - перебирал я несвязно все возможные варианты, которые могли бы его удовлетворить.
Тишина становилась пронзительной. Но ненадолго. Мягкая улыбка бармена и людей стала радовать.
- Народ, - крикнул на английском бармен, - Это наш человек! Вина ему бесплатно! Ходи сюда, теолог!
Народ взорвался разными репликами и криками чуть ли не на всех языках мира. Здесь сидели, как оказалось, одни иностранцы. Немцы, японцы, португальцы, англичане…. Да зачем перечислять. Это были все люди искусства, приехавшие по обмену изучать язык, литературу, живопись…. Снова заиграла музыка и начались танцы. Не успел обернуться со своим стаканчиком вина, как сзади оказались немцы:
- Слышь, теолог, как зовут?
- Иван!
- А говоришь украинец….
- А у нас с русскими есть общие имена.
- И понимаешь по ихнему?
- Конечно!
- Пошли. Есть тут у нас один кадр. Тоже русский. И верующий, кстати. Ортодокс, по моему. Рональ, ты не видел Владимир?
Вскоре весь зал стал разыскивать Владимира. Начинало создаваться впечатление, что Небеса неумолимо вели меня на встречу к этому человеку. Кто-то выкрикнул, что под столами смотреть надо. Все стали задирать скатерти. Театр абсурда достиг своей кульминации, когда я увидел сидящего человека под собственным столом. Он сидел скрестив ноги и читал… Серафима Саровского!
- Володя, - нежно сказала немка, - А мы тебя ищем, между прочим, а ты сидишь тут.
Володя сделал знак рукой мол – ША!
- Сейчас выйду, Just wait a bit!
Интересно болтать с девушками немками на английском, когда у тебя под столом сидит русский, и читает православную литературу. Француженка не появлялась. Вскоре выполз Володя. Кинув книгу запазуху как в сумку, он достал от туда бутерброд, отряхнулся свободной рукой от пыли и протянул её мне – Володя.
В тот вечер мы ходили на чердак того же здания. Эдакая творческая мастерская с мансардой, где залёживался мусор и росли кусты. Он был скульптор. Комната на весь этаж казалось не кончится. Здесь моя работа, не законченная, двенадцать апостолов, а это, это чешка, твоя знакомая. Ловко они тебя привели, с них станется. На меня смотрела чешка с ненатурально большую величину, почему-то кося правым глазом.
- Это что, творческая задумка такая, косоглазие? Не замечал за ней.
- Понимаешь, работа должна быть живой. Ты должен передать душу человека, а не внешность.
Я задумался.
- А вот здесь я сплю.
Мы проходили ширму за печной трубой, за которой была раскладушка и одежды. Что ещё человеку нужно, кроме Бога, собственно? – думал я, возвращаясь вниз. А там танцевала на столах француженка под ритм-блюз. Бутылки для этого сместили по сторонам, и дружно хлопали.
- Эммануэль, может пойдём?
- Не называй меня Эммануэль! Ненавижу! Этот голый персонаж меня всю жизнь преследует!
- Хорошо, Эмм, пошли?
- Никогда! Not a chance!
Она танцевала. Она становилась королевой вечера. А я шёл домой один, понимая, что сегодня Бог подарил мне кусочек Себя во всех этих людях.

Американец.
Еду я как то из Финки в Питер. Тогда был какой то транспортный договор между автобусными компаниями двух стран, давать скидки русским на 50 процентов, в целях привлечения бедной прослойки туристов. Ну, договор и договор, шут с ним. Сажусь в автобус, плачу как хохол полную стоимость, и преспокойненько вжимаюсь с книгой в седуху. Рядом американец. Жутко недовольный:
- Is it possible? Is it ever possible? (возможно ли это, да как такое может быть?)
- What are you about? (ты о чём?)
- The price! Why do I pay more then you? (цена для людей разная, почему я плачу больше)
- Take it easy! I pay the same! (спокойно, я также плачу как и ты)
- All right, all right... You aren't russian... But thouse people did pay less, I've seen!   (но я видел…)
Ну и так далее. Я так этого не оставлю, я буду жаловаться! Мы в европейской стране, а тут такая дискриминация людей! Он подходил три раза к водителю, на каждой остановке совался в кассы. Наконец, закатил скандал на финской границе погранцу. Темперамент финнов выдержал натиск - обращайтесь в министерство транспорта и туризма. Приёмные дни по вторникам с 9 до 11. Всё!
- Хорошо, я вам ещё устрою! Я жалобу накатаю в русской таможне!
- А вы когда-нибудь были в России? Нет? Лучше не стоит...
Американец ещё что-то обдумывал, когда автобус неожиданно остановился и раздался крик:
- Всем оставаться на своих местах и не трогать вещи! Ищем наркотики!
В автобус ворвалось три человека с автоматами через плечо и две громадные овчарки. Американец потянулся к рюкзаку спрятать от собак пакетик салями, как рядом гаркнули:
- Тебя чего, не касается? Мы сказали - не трогать вещи! Не ясно?
Американец абсолютно всё понял, и молча поднял руки с недогрызенным кусочком колбасы. Я тихо ржал.
Нас останавливали ещё раз пять, и каждый раз я спрашивал, не хочет ли он написать жалобу. Американец сердился, но пересаживаться было некуда...

Венесуэлец.
Он танцевал самбу, румбу… и ещё что-то. Судя по энергии, которая выливалась иногда прямо на улице, танцевал хорошо. Была своя школа в Париже. И теперь он прибыл в Финляндию к тёте. Тётя могла перенести приезд племянника с лёгкостью. Являясь послом Венесуэлы, могла отдавать распоряжения своим помощникам по различной помощи. Его звали Володя. Засев однажды в посольский бассейн, он редко оттуда вылазил, а однажды выйдя в мир по направлению к Санкт-Петербургу, наткнулся на меня.
- Какой ты странный финн, Айван! В тебе есть что-то южное, простое. А зачем в Россию?
- Я там живу пока, и учусь.
- Да ну? Так ты не финн? То-то я и смотрю, что не финн….
- То-то я и смотрю, что ты, Володя, тоже не русский!
- Ах, да… меня так назвали в честь русского великого танцора.
Разговорились. По прибытию я забрал его с отеля.
- Нечего тебе там делать. Будешь смотреть Россию глазами меня.
- Вот, что хочешь тебе сделаю теперь… да хоть скидку оформлю в Париже, на мой курс…
- Скидка в Париже – это замечательно! Денег нет. Бизнес надо придумать.
- Я знаю. Организовывай интернет кафе. Это в моде! Потекут деньги рекой – приезжай.
- Ну, это понятно… поехали в Пушкин.
- Да как скажешь, хозяин.
Наевшись России, Володя двинул назад.
- Ну что для тебя совершить, благодетель?
- Соверши передачу жене одежды! Будет рада.
Встретившись в Финляндии с моей первой женой Сари, Володя, видевший её только на моих фотографиях, неистово закричал за километр:
- Сари, САРИ !!! Сюда сюда!!! У меня твои платья! Ты красавица! – и бегом ринулся к ней с раскрытыми объятиями…
Позже мы получили красочную открытку, где в лучших тонах красовалась Венесуэла с подписью: Лучшим друзьям!

Немец.
Поздние хиппи, как осенние цветы. Мы увидели его на Эспланаде. Он курил гаш, был одет в разные цветные вретища. Никуда не спешил, стоял, и слушал музыку уличных музыкантов. Немного мёрз, но грелся от сигареты. Плотные светлые дрэды свисали до пояса, и были напичканы цветными бусинками.
- У тебя есть где жить?
- Нет.
- И как же ты?
- А никак. Я ведь не жить сюда приехал, а страну посмотреть. Бог позаботится.
Я дал ему свои ключи с адресом. Приезжай переночевать. Не на земле же спать. Только не опоздай на автобус. Последний в час. Меня долго не будет, кушай что найдёшь, и ложись! Сандерг долго на меня смотрел, как бы удивляясь, а удивлялся он сильно, и никак не решался их взять. Русский бы спросил, где лежат деньги. Он же пытался понять, с какого боку я голубой.
- Не, я не этот… просто нельзя ведь тебя оставить. Раз уж спросил про жильё, надо брать.
Он меня обнял, как настоящий хипарь брата, и исчез в толпе. На последнем автобусе мы встретились.  Я не рискнул, - говорит, - раньше приехать, чтобы не мешать. Даже курить не стал! Меня ведь впервые приглашают. Говорили с Юрой и ним о музыке, о хипарских шестидесятых…
Уехав, он вскоре прислал собственный альбом в стиле металл. Это был «не самый худший вариант», как сказал Юра, смягчаясь надписью сзади:
«Моим замечательным друзьям в Финляндии».
Больше он не приезжал.