Записки Разгундяя. Роман-эссэ. 1-13

                Моим родителям...


                1
     « К доске пойдёт…» - указательный палец учительницы по литературе Веры Ивановны заскользил по списку учеников нашего 10-а, сверху вниз.
 - «…Иванов.»- объявила она, споткнувшись о мою фамилию.
Весь класс облегчённо вздохнул, каждый подумал - «…слава Богу, не меня!»
Я встал и пошел к доске, спиной чувствуя любопытные взгляды всего класса - «…что-то он выдаст сегодня, этот всеобщий хохмач и штатный клоун всего 10- а!?»
А  «штатный клоун» шёл к доске и про себя думал - «…так, это сейчас будет четвёртая двойка по литературе.…Не многовато ли…??»
Даже для такого конченого двоечника,  как я, это был  бы явный, что называется, «перебор».
Я поворачиваюсь лицом к классу и начинаю невнятно бормотать что-то про характер Родиона Раскольникова  и выдавать обрывочные сведения о предосудительном поведении Сони Мармеладовой.
« Главное - тяни время! Звонок вот - вот прозвучит!»  - слышу я с задней парты тихий шепот моего закадычного дружка, такого же двоечника, Сашки Сидорова. Я продолжаю что-то невнятно «шелестеть»
«…и вообще, все герои этого романа Достоевского - твари дрожащие» - такой фразой я заканчиваю своё повествование. Дикий гогот в классе подсказывает мне, что я в чём-то явно не прав.
« Так. Садись. Всё понятно!» - говорит опытная Вера Ивановна.
Она давно привыкла к моим «экзерсисам», как она их называла. Одновременно со звонком в классном журнале напротив моей фамилии появляется жирная двойка. Четвёртая.
«Останься. …Поговорим» - говорит мне Вера Ивановна, захлопывая журнал.
 И вот, пока весь класс шумит и резвится на перемене, я стою перед кафедрой и выслушиваю длиннейшую тираду Веры Ивановны о том, что я «… разгуньдяй, каких мало; что моя мать не успевает высушивать заплаканные (конечно, по моей вине…!!!) носовые платки; что по-окончании школы мне «светит» одна дорога - на огнеупорный завод, где всё-таки  нужно использовать иногда серое вещество, которого у меня в голове меньше, чем в голове примата и т. д..»
 Я со скорбным  лицом стою напротив и делаю вид, что внимаю каждому её слову, а на самом деле мои мысли  витают далеко - далеко от нашей школы, где-то в районе городской танцплощадки, куда нас в качестве эстрадных артистов, пригласили играть этим летом.

                2

   
Из - за облачных высей вновь на грешную землю меня возвращает голос Веры Ивановны ,которая с ядовитого шипенья перешла на крик, и, уже брызжа слюной и, не особо стесняясь в выражениях,  обвиняет меня во всех смертных грехах.
 « Да скорей бы ты заткнулась!! - продолжаю думать я - А у Танюхи Кожевниковой груди-то - ничего себе стали! Даром, что небольшого расточка, а подросла за этот год девчонка, округлилась. Обабилась! Господи! Что ж вы меня «достали» своей учёбой! Что ты, бедная, визжишь-то так, будто это у тебя дневник  превратился в огромный сплошной пригласительный билет для моих родителей - так их хотят видеть все  учителя, которым я сорвал уроки.
 Нет, чтоб сказать - « Иванов! Ты, конечно, говнюк и двоечник, каких мало! Но ты классно играешь в баскетбол, а твои последние 2 очка, забитые на последних секундах и сделавшие нашу команду чемпионом города - это вообще что-то из области фантастики!»
 Так ведь нет, только и слышу - «позорник», «двоечник»», «разгундяй»….и т. п. Ну, пойду, пойду я слесарить на завод! Только не притворяйтесь, что вас очень волнует дальнейшая судьба Иванова Олега. Что вы все лишились сна и аппетита при одной мысли, что ваш ученик  вдруг пополнит ряды пролетариата. Что ж ты так визжишь то, родная, аж очки на бок съехали!
 Вот все пугают, и мама, и учителя - « …вот пойдёшь на огнеупорный слесарить, будешь всю жизнь молоточком по гайкам тюкать…». Ну и пойду, чего привязались? Моя жизнь, что хочу - то с ней и делаю! Оставьте вы меня в покое!»
 Наконец, Вера Ивановна наоралась вдоволь и отпустила меня. Но тут всем выпускным классам объявили - «экстренное собрание в актовом зале!» Делать нечего - поднимаемся на 4-ый этаж, в актовый зал. Тут  уже всё чин-чинарём - и пол помыт, и всегдашняя красная скатёрка, и цветочки в вазочках. Значит - опять уговаривать будут, агитировать, стало быть. Мол, кто в институты не поступит - вас ждёт таёжный край, романтика неведомого, одним словом - БАМ!
 На трибуну взобралась комсорг и вечная отличница  - Ленка Никитская.
 И давай руками размахивать, вещать и пророчить, как нам будет хорошо и что страна нас не забудет, что наши отцы возвели, то нам достраивать! В общем - все на БАМ!
 Позже,  семь лет спустя, мы случайно ехали в одной электричке. Она, уже дипломница престижного института, и я - учащийся художественного училища.
 И в беседе, полной взаимных воспоминаний о школьных  годах, кто кем стал, и кто на ком женился, я не утерпел и задал давно мучавший меня вопрос - неужели тогда, в начале 70 -ых, она на полном серьёзе верила в ту лабуду, что несла когда-то с трибуны?? Ответ просто поразил меня своей циничностью.
 «Для того «быдло», что мне поверило - это не такой уж плохой удел! И потом - мне обещали золотую медаль по - окончании школы, тут уж на всё пойдёшь!»
 Мне кажется, что именно в те годы, зарождалось и крепло сообщество людей, которых сейчас мы называем  олигархами, «новыми русскими»  - тех, для кого  «деньги не пахнут»,  для кого отсутствие морали и порядочности стали нормой  и мерилом  жизненного успеха. Именно тогда, на том рубеже, стали появляться комсомольские выкормыши, хамоватые и наглые, хорошо знающие, «…с какой стороны у бутерброда масло»  Не знаю, каким я стану через десяток лет, может быть, меня уже и не будет, но превратиться в таких, как  «ОНИ» - для меня, пятидесятилетнего старика, это худший из прогнозов на сегодняшний день.


                3
                Р  О  З  А
             
 Вспоминая те дни далёких уже пятидесятых годов, я вдруг отчётливо стал понимать, что, то время, когда нас, орущую на все голоса, ораву ребятни в белых панамках посадили в автобусы и повезли на территорию совхоза им. Розы Люксембург  - это время-то и оказалось тем самым «счастливым детством», именем которого названы популярные шоколадные конфеты, то самое детство, о невозвратности которого слагают песни романтики и ностальжируют старики, вроде меня. Во всяком случае, эти понятия для меня нераздельны и равнозначны.
 Тогда же нам казалось, что нас, группу маленьких арестантов, везут в неизвестные края за какие-то домашние провинности, что родители от нас отказались и будущее наше неопределённо и ужасно. Мы горько плакали и почти ничего не ели.  Жизнь без  дорогих наших  пап и мам - что может быть ужаснее …?
 Но уже на другой день о родителях почти никто не вспоминал. Прогулки по сельской местности, кукольный театр, походы в лес и к сельскому пруду - всё это сделало  своё дело. Словом, о родителях мы вспомнили лишь тогда, когда они через неделю приехали навестить нас, обременённые грузом, состоящим из банок, кульков, бутылок и пакетов.
 О, счастливое время детства, с этими непременными родительскими днями, с нашей первой мальчишеской влюблённостью в какую-нибудь девочку из соседней группы (наверное, это были первые ростки нашей сексуальности!), с не дающими заснуть всю ночь ночными «страшилками», этим тогдашним прообразом будущих фильмов - ужасов. И как хорошо было, когда все вопросы за тебя решали поставленные на то взрослые - воспитатели, медработники, нянечки и т. п. И эти каждодневные  «дальние» (как нам казалось!) походы за черту лагеря, в лес, в поля, засеянные рожью в человеческий рост (куда подевались эти сорта?)
Ещё мне вспоминается наше шествие  непременно «по парам», отчего наш и без того длинный лопочущий караван вытягивался в некое подобие пожарной кишки, где в начале обязательно шла наша воспитательница Раиса Васильевна (Господи, я даже помню, как её звали!), а замыкала процессию какая-то тётя Клава из соседней группы.
Кормили нас (можно сказать - откармливали, как поросят) в то несытное послевоенное время, как на убой!
 Толи свежий воздух соседних лесов и полей влиял на это, толи мы быстро подрастали и потому испытывали постоянное  чувство голода - не знаю, но кормёжка была сытая и обильная.
 Я никогда не любил коммунистов.
 Но, должен сказать честно - кормили и развлекали нас   тогда  так, что я, как человек справедливый (как мне кажется), должен низко им поклониться и сказать - огромное вам человеческое  спасибо, товарищи!

                4



Год назад я, по приезде в Воронеж, во что бы то ни стало, решил посетить  тот потаённый уголок, где Время хранит кусочки моего детства.
Благо, это место находится на полпути из Воронежа в Хохол. Сказано - сделано!
 Ещё издалека я, пятидесятилетний дядька, чуть не поперхнулся от восторга,  узнав знакомые контуры вековых  дубов, которые я видел  в последний раз 47 лет назад.
  Поспешив (если уместна такая фраза, когда мы говорим об инсультнике с парализованной правой стороной тела) в лесную чащу, я отыскал то место, где когда-то стоял наш лагерь.
 Боже правый! В каком он был состоянии…
  Сама площадка, на которой стояли корпуса, (тогда казавшаяся нам огромной) на самом деле оказалась небольшим заасфальтированным пятачком размером в половину футбольного поля. По нему в изобилии был разбросан строительный мусор, доски, битые стёкла. Довершали картину всеобщего разрушения, деревья и кусты, проросшие сквозь асфальт и превратившиеся в прекрасную  дубовую рощу. Вот здесь был наш корпус, здесь столовая, а там - душевая.  Но почему всё так сжалось в размерах, куда девался тот простор тех мест, на которых они стояли?  Господи, да это не они сжались! И тут я понимаю - это просто я вырос и превратился в почти двухметрового мужчину. И смотрю на всё это нынешними, повзрослевшими глазами
Грустно было наблюдать всё это…
 Особо поразила  моё воображение одна «находка» Углубившись в лес, я прошёл ещё несколько десятков метров, раздвигая рукой сучья и переползая через горы строительного мусора.
 Стоп!
 Что это? Я стоял, как вкопанный, соображая, что заставило меня остановиться и замереть. Это была калитка. Та самая калитка, через которую нас, тогдашних карапузов, выводили на прогулку. Это был какой-то сюрреализм  в действии - посреди всеобщего хаоса, в густом лесу стояла калитка, неизвестно что и от кого запирающая. Эдакие «ворота в никуда» ,  как я мысленно назвал их.
 Дорога, петляя, делала поворот. И тут я поймал себя на мысли. Вернее, память угодливо подбросила мне эту мысль, это воспоминание - …дорожная пыль! В этом месте была какая-то особая дорожная пыль - она была как прах, как тонко тертое покрытие на теннисных кортах. Как мы в детстве радовались, вступая на этот участок дороги, где от каждого нашего шажка пыль маленьким взрывом взметалась вверх, приятно щекоча наши босые ноги.
 Не долго думая, я здесь же  разулся, и погрузил свои ноги в дорожную пыль.
 Зачем я это делал? Что хотел испытать? Вызвать ТЕ ощущения прошедшего детства, вновь оказаться тем босоногим ребёнком, беспечно окунающим ноги в дорожную пыль? Не знаю! Не знаю…
 Увы!
 Фокус не удался.
 Я стоял босиком, по самые щиколотки в пыли. Ничего не происходило. Как я не пыжился, как не хотел ощутить хоть что-то, связанное с ощущениями детства, ничего не происходило.
 Ни - че - го!

                5


 Надевая носки и обуваясь, я опасливо огляделся вокруг -  «никто не видел?»
  Никто не подсматривал за моими жалкими потугами? Мне, почему-то, очень не хотелось, что бы именно сейчас на дороге кто-нибудь появился. Мне казалось, что всем сразу станет понятна нелепость моего поступка, что все сразу догадаются, зачем я здесь. Я испытывал  что-то вроде чувство стыда за свой поступок, какой-то неловкости, как будто меня застали за занятием чем-то скабрёзным, требующим осуждения. 

Но я зря волновался. Вокруг было пусто и пусто.
 Только заколоченные дачные домики вдоль дороги, световые пятна пробивающегося сквозь листву солнца на дороге, да пенье птиц - вот и  всё, что окружало меня на много километров вокруг.
 Я продолжил свой  «экскурс»
 Воспоминания из далёкого детства вели, даже - гнали, меня. Они не давали мне сбиться, я шел на каком-то эмоциональном автопилоте, который никогда не даст сбоев и не допустит ошибок.
 Я вышел на поляну.
 Вот оно, то самое поле перед воротами лагеря. Боже ты мой! Какое же это поле?   Оно на самом деле величиной с теннисный корт. А тогда, в детстве - оно казалось огромным, с целое футбольное поле.
 И старый дуб. Он тогда уже был старым. Рассказывали, что он был посажен ещё местным барином, задолго до революции (будь она неладна!)
Тот самый дуб, у которого нам разрешали стоять только по родительским дням и у которого мы выстаивали подолгу, ожидая, когда очередные родители покажутся на дальнем изгибе дороги. И если это случалось, то кто-нибудь из нас стартовал от этого дуба и с криками восторга бежал навстречу родителям. Он (или она) что-то сбивчиво рассказывали им - « как хорошо здесь, как их здорово кормят и т.д.» Заканчивалось всё это сакраментальной фразой - «…забери меня скорей отсюда!»
Если честно, я и сам не очень хорошо понимаю, зачем я совершил это странное путешествие « в детство «. Что я ожидал там увидеть? Не знаю…
 Но, вспоминая свой необычный «поход в Зазеркалье», сами собой приходят на ум строки Геннадия Шпаликова:

                «На несчастье - или к счастью
                Истина проста
                Никогда не посещайте
                Прошлого места
                Даже если пепелище
                Выглядит «вполне»
                Не найти того, что ищем
                Ни тебе, ни мне…
                …………………………»
 По - моему, здорово сказано!

                6


Теперь же, по прошествию определённого времени, иногда сам себя спрашиваю - чего ты попёрся в такую даль?
 Ты же почти старик, да ещё после инсульта. Ведь от оживлённой трассы «Хохол - Воронеж» это место стоит в стороне, в 2-х километрах. Если бы что-то с тобой случилось - тебя бы просто не нашли бы. А если бы и нашли, то через месяцы, и то - по запаху. Какой смысл, польза от твоего поступка?
 А надо ли искать смысл, полезность в каждом нашем поступке? Не уверен…
Тут важно другое - что чувствовал, о чём думал, стоя посреди этого былого великолепия, обращённого временем  в пыль и тлен? Слова тут бессильны, описать тот или иной рой эмоций и воспоминаний - так человечество ещё не придумало таких слов, их просто не существует пока. Да и придумает ли?
 Неизвестно…

                « Б И Т Л З»
               
 В этой части своих записок я хочу рассказать о том явлении, которое когда-то бесцеремонно вторглось в мою  жизнь, изменив и обогатив её одновременно, сделав меня и тысячи моих сверстников «соединщиками» этого, я не побоюсь этого слова, таинства. Исторически, лишённые такого понятия, как «Бог», мы интуитивно искали ему замену - ведь надо же чем - то было заполнять вакуум в нашим душах и умах.
 Именно с каким-то мистическим чувством прикасались мы к ЭТОМУ. Мы подражали ИМ, нам казалось, что именно так ОНИ  ведут себя в той или иной ситуации. Мы также одевались, как они; двигались; нецензурно ругались; вели отношения с женским полом.
 Нам, «шестидесятникам» (а к этой категории я в данный момент нахально «примазываюсь»), очень повезло, что мы стали их современниками, нам повезло жить с ними в одно время и на одной планете.
 К моему стыду (а, может - к гордости) того юношеского максимализма во мне не убавилось, хотя со временем я стал понимать многое иначе, чем в юности. Даже сейчас, по прошествии 30 лет, мы стараемся  найти оправдания «ляпам» и ошибкам на их жизненном пути и как - то защитить их (хотя, они в этом, откровенно говоря, не очень-то и нуждаются…!)
 Я хочу рассказать о группе «Битлз», хотя, что я могу добавить к тем тысячам и тысячам томам с  информацией о них?? Что нового, о чём вы не знаете, я могу сообщить вам?? Новые факты? Какие «новые факты» могут быть 50-ят лет спустя? Да и кому они интересны. Кому нужны сейчас эти сведения …» времён очаковских и покоренья Крыма…»? Д а и в сведеньях ли тут дело?
 Что же по настоящему интересно, так это - сам дух, эмоции, переживания того времени, если хотите - «запах» той эпохи, для меня  же лично - «запах»  моего детства.



                7

 У меня в школьный период  была мечта (глупая, наверно!) - вот бы перевести всё преподавание английского языка на  обучение на базе песен «Битлз!»? Вы представляете - делать переводы не произведений Шекспира или Диккенса, а переводить стихи Леннона или песни Маккартни!? Что же касается раскованности и своеобразного молодёжного нигилизма (граничившего с хамством - это я только  теперь понимаю, когда сам стал педагогом!)  - тех качеств, которые они проповедовали, то мне вспоминается один случай.
 Помню, наш директор школы вызвал меня (тогдашнего девятиклассника) к себе в кабинет, вынул из кармана рубль и,  протягивая мне, сказал: - «Вот тебе рубль - немедленно постригись!»
 На что я имел нахальство не только возразить ему, но и, достав из кармана свои два рубля и,  швырнув их ему   на стол, сказать: - « Вот вам два, только оставьте меня в покое!»
 Последующий за этим вызов моих родителей в школу и домашняя выволочка от отца - ещё больше укрепили мою любовь к «длинноволосой четвёрке из Ливерпуля» и многократно усилили мою неприязнь к Советской школе и всему Советскому.
 Уже тогда мы стали ощущать душную атмосферу брежневских времён, уже тогда начали вечерами активно таскать везде и всюду свои «Океаны» и «Спидолы», рыпящие и исторгающие из себя полу брехню - полу правду различных «БиБиСи» и «Голос Америки». В повседневной же жизни разнообразие не поощрялось, мыслей и суждений - особенно! «Будь как все!», «инициатива наказуема», «сегодня ты играешь джаз, а завтра Родину продашь!» - вот образчики житейских лозунгов того времени. Система подгоняла и нивелировала всех без исключения под  один более - менее, но один средний уровень.
 И вдруг - «Битлз»!
 Это было - как прорыв в новое пространство. Оказалось - можно жить, думать,
. поступать иначе, чем учили отцы и благодетели из отряда представителей мирового пролетариата, иначе, чем написано в рецептах идеологических докторов
 В данных записках я могу говорить только от своего лица, говорить только о себе лично. Как лично меня увлекало всё с ними связанное. Это мои, и ни чьи больше, воспоминания. Наверное, они мало кого заинтересуют, но от этого не станут менее значимыми для меня лично.
 Впервые я услышал о «Битлз» от моего дяди Жени.
 Как услужлива память о детстве - до сих пор в мелочах помню этот день.
 Я стою перед дядей в трусах и в майке, с веником в руках и внимаю ему.
 Он за что-то ругал меня и, выговаривая мне, вскользь заметив, между прочим, что это я так недопустимо оброс и сколько уже недель не ходил в парикмахерскую?
 « Лохматый, как какой-то Битл!» - сказал в заключении мой дядя.
 « Битл? А кто такой  - этот Битл??» - с интересом отнесясь к новому оскорблению, спросил его я.
   Он объяснил, что «Битл» - это какой-то оборванец, о существовании которого месяц назад заговорила вся Европа.
  «Оборванец» и «вся Европа» - что ж тут общего? - подумал я. Что в нём такого интересного и необычного, чтоб о нём говорила вся Европа, он мне не объяснил? Да и не знал, наверное.          
 Но из обрывков фраз я понял, что это какое-то очередное чудачество западного мира, что он ходил оборванный, и главное - начесанный, как я.


                8

 
 Мне было тогда 9 лет, это был 1963 год. Я был ещё ребёнок. И всякие новые ругательства, сорвавшиеся с уст кого-нибудь из взрослых, очень меня интересовали!
Прошло какое-то время.
 Вновь незнакомое слово я услышал от диктора ТВ. Сообщали об  огромной давке на концерте и показывали куски небывалых истерик. Ещё показывали какие-то толпы беснующихся, горящие и перевёрнутые машины на улицах, кареты скорой помощи, пачками отвозившие потерявших сознание на концерте каких-то « Битлз»
 Из двухминутного репортажа я вынес понятие, что «Битлз» - это не один человек, а,  как минимум, группа.
 Что они поют и от их пения случаются истерики. Так, во всяком случае, была подана информация. Или мое извращенное воображение всё это так поняло - не помню уже. Но сам факт, как явление, заинтриговал меня.
 Дальше провал на 2 долгих года. И вот, на классном вечере танцев, мне в первый раз в жизни довелось услышать самому то, отчего толпы впадали в истерики, били витрины магазинов и сражались с полицией.
 Мне уже было 11 лет.
 Учителя, видя наш пробуждающийся интерес к особям противоположного пола, пошли нам навстречу и разрешили этот, так называемый, «вечер танцев», где нам впервые в жизни дозволялось официально, при всех, танцевать с девочками (!!!), дотрагиваться до них, впервые ощущать женское тело так близко. Помню только, что, танцуя, я  отчаянно дрожал,  до неприличия, буквально, вибрировал! И ещё помню - ладони от волнения были настолько мокрыми,  что  с них капало.
 Не лучше обстояли дела и у моих сверстников!
  Если выразить всё это в двух словах, то получится что-то вроде пароля - «влага и вибрация»
  Но нам всё очень понравилось!
  Не знаю, какие ощущения и эмоции испытывали девочки, танцуя с такими олухами, как мы. Но нам вечер очень понравился!!! А тут ещё  - чистые шеи девочек,  запах популярных тогда духов «Быть может» и музыка…
  До этого дня я спокойно относился к отечественной эстраде. « Ну, поют - и пусть поют!», думал я.
  В то время на нашей эстраде доминировали такие певцы, как Ваня Суржиков со своей «противопожарной» песней, начинающие тогда Иосиф Кобзон, Олег Ануфриев и всякие Эдиты Пьехи. Кстати, в связи с этим,  вспоминается один курьёзный случай. Где-то в 11 лет по советскому ТВ прошёл концерт, одним из номеров которого была песня, где были такие слова - «…портрет твой работы Пабло Пикассо…». Так вот, откуда нам, мальчишкам провинциальных Семилук, было знать, кто такой Пабло Пикассо и всё с ним связанное? Да и качество записи было «аховое». И, не разобрав слов в припеве, мы горланили «…портрет работы падлы и косой…»
   Вобщем, эстрада была, как говориться, « та ещё!»
   Кто-то поставил на диск проигрывателя очередную пластинку, и вдруг…

                9


  ( Как часто это самое «вдруг» меняет судьбу человека, меняет его взгляды и пристрастия, учит по - другому думать и чувствовать!)
  Я стоял около проигрывателя и удивлённо смотрел на вращающийся  диск, слушая песню.
  Надо заметить, что к тому времени я уже проучился четыре года в музыкальной школе. И был неплохо (для своих лет, естественно!) музыкально развит и эрудирован. Во всяком случае, отличил бы Робертинно Лоретти от Фёдора Шаляпина.
   Но то, что я услышал, было ни на что ранее слышанное, не похоже. Почему-то сладко всё заныло внутри, а по коже побежали мурашки - до чего красиво и необычно пел голос. Я подошёл поближе и посмотрел на «пятачок» пластинки - "Гёрл»,  Группа «Битлз»
  И всё!
  А больше ничего и не надо было!
  Я два-три раза подряд ставил  одну и ту же песню «Битлз», пока возмущённые одноклассники не загалдели -  «Какого чёрта я в третий раз ставлю «медляк», тем более одну и ту же песню?» С этого и началось.…
Помню, в десятом классе постоянно выслушивал замечания от своих сверстников: - « Чего ты, как дурак, ходишь с постоянно открытым ртом и опущенной нижней челюстью?»
 Дураки, я же так хоть отдалённо похож на Пола Маккартни! А мои разорванные внизу брюки, выглядящие, как вызывающие лохмотья - это же в точности повторенный имидж Джона Леннона на последнем марше Мира, что я увидел по ТВ.
 И таких примеров была масса.  И первая зарплата, вся ушедшая на покупку  кассет с 16-ю альбомами «Битлз». И пение в стиле «а ля Битлз» комсомольских гимнов того времени, за что мне часто влетало от нашего музыкального руководителя Володьки Великородных, говорившего:  - «…петь таким голосом о партии и комсомоле - это что-то вроде плевка на партийном знамени!»
Вы знаете, я только сейчас понял природу моей нелюбви к большевикам, коммунистам и всему «красному»
Я вдруг понял, что меня, по большому счету, просто «обворовали» Мне и нам, почти всю жизнь просто навязывали идеалы и образ жизни, которые мы, русские (советские) уже на генном уровне не принимали  и ненавидели за их бессмысленность и тупость. Эти «жирные коты», как мы называли партийных чиновников,  в серых пиджаках и с серыми лицами, лишили меня возможности в свое время прочесть «Один день Ивана Денисовича», они  лишили меня возможности любоваться и думать над полотнами Сальвадора Дали, они  лишили меня музыки «Битлз»…
Да, я конечно был на концерте Пола Маккартни, когда этот пожилой, уже почти семидесятилетний старик, пел на Красной площади, но ничего, кроме горечи и сожаления о прошлом, я не испытал.
Сейчас, когда прошло много времени, слушая пластинки «Битлз», вдруг поймал себя на мысли -  «а ведь если бы не Харрисон, самый молодой и скромный, может быть «Битлз» и не были теми «Битлз», которые мы знаем и любим. Ни Маккартни с его «верхами», ни Леннон с сочным баритоном, по-моему, не являлись настолько «визитной карточкой» группы настолько, насколько ею был Джордж, с его вокалом, вибрирующим и с придыханием »


                10




  Как это у Маяковского - «…делать жизнь с товарища Орджоникидзе!» Так вот, плевать мы хотели на товарища Орджоникидзе! Мы делали свою жизнь по лекалам «Битлз», мы были счастливы тогда, чего и вам желаем!
  И вот мне уже скоро 50 лет, борода вся седа, живот, взрослая дочь и всё такое прочее - и все эти годы, с того мгновения на школьном вечере, и до седых волос, - я отчаянный битломан со всеми вытекающими отсюда последствиями!
  О последствиях здесь,  в этих записках, я не буду рассказывать (дабы не надоесть Вам, строгий читатель).
  Скажу одно - пишущий эти строки СЧАСТЛИВ, что он битломан и благодарен 4-ём мальчишкам из далёкого Ливерпуля за то, что у него был повод хоть отдалённо помечтать  о встрече с ними и хотя бы «поиграть» в «Битлз»!
  Правда, «игра» эта затянулась на целую жизнь. Но как это здорово…!

                «ТЕРПИ  КАЗАК - АТАМАНОМ  СТАНЕШЬ»


Папашин ремень.
 До сих пор вспоминаю, как он «эластично» опускался на мои плечи, какой безотчётный ужас охватывал всё моё хрупкое детское существо, как выглядят сине-жёлтые рубцы на моей спине - следы от папашиного воспитания.
  Уже прошло полгода, как схоронил я на семилукском кладбище своего родителя, а до сих пор нет-нет, да вспомню, как я визжал и извивался от сыпавшихся на меня ударов. Только сейчас, сопоставив свои детские воспоминания, проанализировав некоторые факты из моего детства, прихожу к выводу - не зря, ох не зря, был строг и принципиален мой отец в моём шальном детстве! Не было у него другого выхода!
  Сам - то я себе казался в этом возрасте эдаким тихим, худым и застенчивым «мальчиком - колокольчиком из города Динь-Динь», в  беззащитных очках, который вызывал всеобщую жалость своим близоруким и невинным взглядом.
  Ну, так вот - у меня до сих пор хранятся школьные дневники той поры. Они все «красные»»! Не в смысле, что пролетарского красного цвета. Они «красные» от учительских записей красными чернилами, сигнализировавших моим родителям о моём гнусном поведении или ужасающей успеваемости. И вообще, трудно понять, зачем вообще существовали в то время дневники - для записи моих школьных заданий или чтоб в них с завидной регулярностью «отмечались» мои учителя?
Или, вспоминаю, как в седьмом классе крутился перед зеркалом, принимая те или иные воинственные позы. Как сейчас  вижу  себя - в майке, в трусах, с дедовым охотничьим ружьём в руках. Сам себе в ту минуту я казался чем-то вроде героев Фенимора Купера на тропе войны - цыплячья шея, дедовы фронтовые ордена, мамины клипсы в ушах (но я же был в своих мечтах  Венету, индейцем из племени гуронов, а индейцы все сплошь ходят в амулетах и маминых украшениях!)

                11


  Для большей правдоподобности, вложив в патронник дедова ружья два патрона (всё должно быть взаправду, как в ковбойских фильмах ) и, взведя курки (!!! ), я уже собирался заканчивать свои игры « в ковбойцев и индейцев «, как в дверь кто-то постучал. Пришёл друг Владя Воронков. Ну, и, естественно, мы заигрались, и я забыл про заряженную двустволку в кладовке и про взведённые курки.
 Вспомнил я о них весьма неожиданно, вдруг.
 Когда два выстрела потрясли нашу квартиру. Когда отец вышел из кладовки, весь бледный, с кровоточащими голыми плечами от попавшей в них дроби. В одной руке его было злосчастное дедово ружьё, в другой  - новое зимнее пальто мамы. Боже праведный, что от него осталось!!!
Чудом почти неповреждённым был воротник.
Больше ничего интересного в нём не нашлось, какие-то невразумительные лохмотья.  Так - хлястик…!
Господи, как я орал!
Как я орал, когда меня пороли. Пороли без передыху и «перерывов на обед». Перефразируя слова Высоцкого из его песни, « …меня папа порол - аж два раза устал!»
 Уже сейчас, будучи взрослым, я понимаю, что это был своеобразный «отходняк», что так родители избавлялись от стресса, что это был выход внезапно прорвавшихся отрицательных эмоций. Все эти мудрёные слова я узнал позже, а пока я орал. Орал что есть мочи, потому как по опыту знал -  «чем громче орёшь, тем скорее порка кончится» И какие я только обещания не давал! Клялся и одновременно крутился, чтобы ремень попадал по менее чувствительным  местам - кистям рук, локтям, лодыжкам и т. п.
Кончилась экзекуция неожиданно. В самый разгар  «веселья» моя младшая сестрёнка, крохотная Маринка, до того момента с ужасом наблюдавшая за всем происходящим, вдруг кинулась под хлещущий ремень и с криком и слезами стала закрывать меня своим хрупким тельцем. Марина, дай Бог тебе здоровья! Многое стёрлось в моей памяти за пятьдесят лет, но это я буду помнить до гробовой доски! «Спасибо, сестрёнка!» - говорю я сейчас, когда пишу эти строки.
Маринку в нашей семье никогда не били. Это было что-то вроде «табу» Так, пожурят немножко  - и все, обычно, на этой стадии для неё всё и заканчивалось.
Что касается меня, то, начиная с 7-го по 9-й класс - это были сплошные порки, подзатыльники и оплеухи, которые я «огребал» в неимоверном  количестве.
Наверное, было за что пороть. Сейчас, просматривая записи учителей в своих дневниках, я просто уверяюсь в этом всё больше и больше. Тогда же мне казалось, что я - что-то вроде ангелоподобного существа, непонятый родителями и ненавидимый учителями.
Возвращаясь к истории с ружьём, резюмирую - отца «посекло» дробью, срикошетившей от потолка; от нового маминого пальто осталось «нечто», отдалённо напоминавшее половик. Что касается меня, то я был наказан тем (как будто порка - уже не наказание!?), что все зимние каникулы должен был просидеть дома.
 И, тем не менее, в те школьные года я рос романтически-мечтательным мальчиком. Ярким воспоминанием детства была моя дружба с моими школьными товарищами - Валеркой Гузеевым и Вовкой Гайдуковым. Если первый был спокойный, рассудительный и честный, то Вовка был отчаянный шалопай и врун, каких мало.

                12
 
Все трое, мы были членами школьного географического кружка. Начитавшись книг Тура Хейердала, Рафаэля Сабатини и прочих приключенческих  опусов, мы, буквально, бредили морями и путешествиями. Само собой, мы собирались после 10-го класса отправиться в кругосветное плавание на плоту. Пусть другие мечтают о поступлении в институты и военные училища (« какая проза!»), мы же уготовили для себя другой удел!
А что тут сложного? Подумаешь, ерунда, какая! Ведь мы на географии учили, что Дон впадает в Черное море, а то в свою очередь соединяется со Средиземным морем, а там и до Атлантики рукой подать! Сейчас вспоминаю и думаю - « на кой дьявол сдалась нам эта Атлантика?» Тогда же, такие мелочи, как сама постройка, стройматериалы, наличие семей и отсутствие денег - ничего в расчёт не бралось! Нас даже не смущал тот факт, что Вовка Гайдуков вообще не умел плавать. Всё это  не бралось в расчёт и все сомнения с презрением отметались! Главное - желание плыть, а куда и как - разве это важно!?
И пока мои сверстники зубрили теорему Пифагора и падежи со склонениями, наша троица благополучно сбегала с уроков на Дон, где мы  самозабвенно ходили под парусом на Валеркиной плоскодонке, активно изучали противоположный берег Дона, заросший диким ивняком, угрюмый и неприветливый. Конечно, это были не дебри Амазонки и не кущи Борнэо, но нам (за неимением) нравилось и на донском берегу! Куда там всяким Питерам Бладам и Френсисам Дрейкам, с их грошовыми надуманными приключениями?! Да я бы ни за какие падежи,  дипломы и грамоты, не променял бы хоть день такой жизни!
Паруса нашей плоскодонки были сделаны из старых оконных занавесок, ничем не уступающим настоящим, из парусины. Занавески эти нам любезно отдала наша географичка и классный руководитель нашего 9-го «А», Лидия Ивановна Терехова, которая учила географии ещё моего папу  (Помяни Господь во Царствие твоем усопшую рабу твою Лидию Ивановну!) Одна она из всей банды учителей Семилукской школы № 1понимала, что мальчишки должны расти  с мечтой, что называется, « с искрой в глазах», быть в детстве  романтиками, что в этом возрасте, главное - мечта, что пусть мы пока двоечники и разгильдяи, зато люди честные и прямые. Но она же была с нами строга и принципиальна, если к тому был повод. Во всяком случае, половина записей и замечаний в моём дневнике, сделаны её рукой.
С грустной улыбкой листаю я школьные дневники той поры, поры 60-х годов, поры мальчишеского братства. Братства, со своими условностями, правилами и законами, очень напоминающими 10 Моисеевых  заповедей на скрижалях, с примесью воровских и тюремных правил. Сегодня я задаю себе вопрос - как тогда я избежал тюрьмы? Странно…
Например, воровство и кражи не считались у нас  чем-то зазорным.  Но попробуйте украсть что-нибудь детское, или «обмишурите» 80-летнюю старушку - можете считать, что всеобщее презрение вам обеспеченно на долгие годы.
Или, во время драки, когда двое выясняют отношения, упаси Боже влезать в драку кому-нибудь третьему - такому обязательно  «настучат в бубен».


                13

   
Да и « патриотизм « мы понимали по-особому, без модной тогда коммунистической трескотни и  «сюсюканья». И хотя к 50-тым годам почти все разбомблённые дома уже восстановили, мы, в своих частых вылазках на «Дачу», тихо и с почтительным  благоговением проходили мимо остатков нашего «ДОТа» или развалин времён войны, которые не успели отстроить. С замиранием сердца и восхищением разглядывали мы эти руины!
И лучше всяких официальных  «встреч с ветеранами» на нас, тогдашних мальцов 50-х, действовало частое по тем временам зрелище - по рыночной площади идёт дядька с оторванной нижней челюстью. Или в вагоне поезда  встречали мы обросших седых мужиков, без рук и ног - « самовары», как их тогда называли. И те из нас, у кого хватало глупости по молодости лет хохмить и зубоскалить над  увиденным, получали звонкую затрещину от нас, таких же пацанов.
Такие «весельчаки» рисковали прослыть  «пидорами и фашистами» на долгие годы, если отпускали шуточки, например, по поводу мужика, коряво играющего на гармошке оставшимися от войны культюшками вместо пальцев,  и побирающегося в вагонах. И не подавали мы  им милостыни не от жадности и равнодушия, а просто нам нечего было подать. Потрепанная, застиранная майка да трусы - вот и вся  летняя «амуниция» мальчишки того времени. Предметом гордости считалась фронтовая солдатская пилотка - в нашей компании они были только у двоих. 
Помню, как чуть не задохнулся от восхищения, когда в День Победы мой дед  надел на парадный пиджак все свои ордена и медали. Каких тут только не было!! И чехословацкие кресты с дубовыми листьями, и польская « За Одру и Нэйсе «, и наш « Орден Боевого Красного Знамени «, и ещё много других. Дед очень берёг их  и гордился ими. После смерти дедушки их также бережно хранил мой дядя Женя,  старший в семье мужчина. Теперь их храню я, так как старше меня Ивановых уже не осталось.  И когда меня не станет, надеюсь, мой племяш и крестник Костя понесёт эту традицию дальше.
Так что, мой патриотизм совсем другого свойства, чем у современных молодых людей, у которых он не поднимается выше простого мордобоя на стадионе во время футбола да квасного патриотизма, типа « …мы, русские…!»
Может, я тут, в своих записках, кого  обижу или «напрягу», но если быть до конца честным, то такое слово, как «немец» автоматически ассоциируется у нас, тогдашних пацанов, с понятием «враг, фашист»   Наверное, я рискую быть непонятым или даже «освистанным» нынешними молодыми людьми - ну что ж, рискну! Но, «как из песни не выкинешь слова», так и тут - я не собираюсь подыскивать «корректные формы», дабы смягчить свою мысль - лукавить и врать я не хочу и не буду!
И даже сейчас, в начале 21-го века, часто идя по многолюдным улицам Москвы, и, заслышав немецкую речь,  невольно ловлю себя на той, детской мысли - «…у, фашисты недобитые!»
Не ругайте нас, босоногих мальчишек далёких 50-ых! Время такое было, ещё многое тогда не было забыто, многое не зарубцевалось. И, упаси Бог, если вам показалось, что я призываю к «межнациональной розни»  и шовинизму. Просто мы были и остались такими. Да и немцы на нашей земле «похозяйничали», «добрую» память о себе оставили. Так что, наша неприязнь и неприятие всего немецкого - оно генетического свойства, его так просто не вытравишь. Да и надо ли…?