Впервые

Я знала, в какую дверь мне предстоит постучаться. С табличкой номер 26. Но что произойдет за этой дверью, представляла себе лишь в общих чертах, и то по рассказам знакомых. В реальности же все было совсем по-другому.

Его звали Виктор Игоревич. Аккуратная борода, обходительные манеры и большие сильные руки. Я пришла к нему рано утром. Мне не просто было заставить себя пойти, но я понимала: надо. Настал тот момент, когда тянуть больше было нельзя. И я пошла.

Он не был со мной ни ласков, ни обходителен. Наверное, посчитал это лишним, не знаю. Я же все приняла как должное, тем более что высказать что-либо возможности все равно не было.

Когда я занервничала, он сказал небрежно: я это сто раз делал. Думал, наверное, меня это успокоит. Но почему-то не успокоило.

Он положил меня на твердую кушетку и стал готовиться. Никогда раньше я не видела, как к этому готовятся, и у меня мурашки побежали по коже. Он подошел ко мне вплотную, и в последний момент я испугалась по-настоящему и сделала попытку приподняться. Он сильной рукой вернул меня в первоначальное положение.

Потом были судорожные конвульсии и не зависящие от меня слезы. «Ну ведь не больно же, не больно!» - уговаривал Виктор Игоревич, не отрываясь от основного занятия. А я могла только слабо постанывать и стараться дышать ровнее.

Все кончилось буквально через несколько минут. Он отвернулся, а я медленно поднялась с кушетки. Слезы все еще текли. «Надо все по инструкции делать! - назидательно бросил он через плечо, - Тогда и ощущений неприятных не будет». Я промолчала.

Вышла от него и сразу бросилась в туалет. Ну не идти же по коридору, а потом по улице с зареванным лицом и в соплях. Все растрепанная, всклоченная какая-то. Нашла женский, прикрыла дверь. Облокотилась о стену и заплакала уже в голос, не было сил сдерживаться. «Все, больше никогда, никогда!» - обещала самой себе. И понимала, что очень может быть, не получится выполнить это обещание.

Я привела себя в порядок и вышла из туалета. Глаза все еще были вспухшие, а слезы нет-нет да и начинали литься снова. Я вдруг ощутила дикое унижение, как будто мной воспользовались и выбросили, как ненужные перчатки после операции. Пока шла по коридору до выхода, казалось, все смотрят не меня и смеются. Ужасно.

Вышла. На улице солнышко светит, птички практически поют. Присела на лавочку. И подумала, что, наверное, это все-таки нужно было сделать, не смотря ни на что. Желтоватая бумажка в руке, которую он дал, подкрепляла мои мысли – после слова «диагноз» было написано: «Хр. гастрит. Обострение». Значит, не зря я пережила это жуткое исследование желудка толстенным шлангом с фонариком под кодовым названием «ФГС». Так что, спасибо вам, Виктор Игоревич. Я вас вспоминала еще несколько дней, пока не прошло ощущение изнасилованности в горле, а при виде любого предмета цилиндрической формы (ручка там или шнур какой-нибудь) не перестало слегка подташнивать.


май 2007