Девять билетов

Ну, вот зачем на телефоне есть возможность менять мелодию будильника? От такой приятной музыки никак не хотелось просыпаться. Впрочем, не стоит себе врать, музыка эта порядком надоела, а вставать не хотелось от окружающего холода, который чувствовался высунутым из под одеяла носом. Решил полежать еще немного. Через полчаса полудремы я был верующим человеком - искренне верил в свою удачу: троллейбус подойдет вовремя, пробок никаких не будет, а, даже если и будут, на работе обязательно отрубят электричество, и моё опоздание никто не заметит. Еще через десять минут пришлось себе признаться, что всякая истинная вера глупа, и пойти в ванную, проклиная нерадивых строителей, которые строят такие холодные дома.

На кухню зашел по привычке, понимая, что ни на какой кофе времени уже нет. Попытался рассмотреть градусник - бесполезно, все окно давно и безнадежно обледенело. Да и знание точной температуры мне ничего не дало бы, я и так, по амплитуде дрожания всего тела мог сказать, что на улице чертовски холодно, и что придется надеть самые-самые теплые вещи. Пока одевался, посетили две мысли. Первая, что нечем будет померяться на обеде, типа "А у нас утром, на Втузгородке, было -42! Самый холодный район!" Вторая, что надо будет у Деда Мороза попросить выносной температурный датчик с Bluetooth-коннектом, дабы получать точное значение температуры за окном прямо на комп. Чтобы было чем меряться - всё-таки мужской коллектив...

Быстро собрался, оделся и, как космонавт, выходящий в открытый космос, вышел в мороз. Энергично дотопал до остановки, где было больше, чем обычно, людей. Оказалось - многие давно ждут маршруток, которые, видимо, отказались заводиться. А я, хвала изобретателю электромотора, ждал свой троллейбус. Уже через 20 минут, искренне пообещал себе после работы пойти и купить валенки. Это, видимо, подействовало - с улицы Мира, наконец-то, выруливал троллейбус. Завтра буду обещать себе валенки и ватник еще на подходе к остановке.

Номера маршрута не было видно. Хорошо хоть со стороны водителя оставалось прозрачное стекло. Решил посмотреть номер на боку, но его загородили люди, которым, похоже, уже было без разницы во что садиться, лишь бы в тепло. Опасаясь, что вообще не влезу, решил, что выясню номер позднее и полез в заднюю дверь. Пожалуй, это одна из тех ситуаций, когда толкучка в транспорте почти не вызывает раздражения. Потому что тепло! Пришла запоздалая мысль, что надо было еще на остановке предложить всем прижаться друг к другу. Мысль пошла дальше, представил, как за пару недель холодов, обнимания на остановке Профессорская входят в привычку у тамошних завсегдатаев. И после холодов появляется ритуал утренней любви, единения и обнимания. Такие веселые мысли омрачило воспоминание о человеческой природе: крайние начали бы обижаться, что они с краю, стали бы организовывать группы крайних. Я начал придумывать, чем бы мог сам заинтересовать людей, чтобы прижимались именно ко мне. Потом решил, что политика не по мне, и забросил эту идею.

Тем временем, мы, в тесноте и тепле, как-то доехали до Гагарина. Новые окоченевшие тепла полностью укомплектовали салон, теперь можно было не хвататься за поручни, кладя локоть кому-нибудь на голову: падать было просто некуда. Кондуктор, поняв, что с задней площадки ей нет шансов выбраться, заняла свое возвышающееся место и начала призывать всех проявить благоразумие и передавать деньги за билеты, махать над головой проездными и пенсионными удостоверениями. Я кое-как передал свои 14 рублей, которые еще с вечера приготовил. Сказывается богатый опыт.

Разомлев в тепле, впал в дрёму. Через некоторое время пришлось вернуться в реальный мир, в котором начинались какие-то движения. Это были голоса. Где-то слева гоготала школота. Оказывается кондуктор начала угрожать передней площадке, что если та сейчас же не передаст ей много денег, она (кондуктор) двинется сама к ней, к этой наглой передней площадке. Угрозы эти имели реальное основание под собой в виде внушительного тела кондуктора, которое один взрослый мужчина вряд ли смог бы обхватить. Если она начнет движение по направлению к передней площадке, плющить начнет всех в троллейбусе. Поэтому призывать к благоразумию переднюю площадку начала и задняя площадка, и сама передняя площадка. В итоге с передней площадки прислали, ни много, ни мало - бумажку в 1000 рублей!

Бардак начался, когда кондуктор спросила, за скольких эта тысяча. Те, кто передавал, разошлись во мнениях. Кто-то говорил, за десятерых, кто-то говорил, за пятерых. Глухие телефончики, не иначе. Пришлось кондуктору обратиться к первоисточнику, громко крикнув: "Тыща за скольких!?" На передней площадке, как водится, нашелся весельчак, который ответил: "На все!". Троллейбус засмеялся. Приятно, когда по пути на работу развлекают. Конечно, в таком гомоне никто не слышал тонкий голосок скромной девушки, которая, по своей глупости, решила проявить сознательность и передать свою тысячу, собрав перед этим деньги с других передающих. Через некоторое время, почувствовав реальную угрозу своей тысяче, она разом заткнула весь троллейбус, издав нечеловеческий вопль: "ДЕВЯТЬ! Девять билетов! Девять билетов!" Наверное, она впервые в жизни так кричала. Мне показалось, что это был крик полного отчаяния, и что бедная девушка даже заплакала от обиды. Но за гоготом всего троллейбуса слышно этого не было.

Кондуктор начала рыться в своей сумке, ища сдачу и причитая, что только недавно из парка выехали: денег для размена нет. Потом она начала просить всех разменять эту злосчастную тысячу. Если бы не одна добрая женщина, которая разменяла деньги, то бедной хозяйке тысяча бы вернулась, и ей, девушке, пришлось бы посылать те деньги, которая она собрала с восьми товарищей по передней площадке. Сдача и 9 билетов были засланы в обратный путь. Диких криков больше не было. Надеюсь, сдача дошла до бедной девушки без потерь. Зато вечером она непременно позаботится, чтобы назавтра было ровно 14 рублей, я в этом уверен.

Тем временем, троллейбус двигался какими-то рывками. Очевидно, застряли в пробке. Никакие морозы их не берут, эти отвратительные пробки. Где именно мы ехали, понять было решительно невозможно из-за толстого слоя наледи на стеклах. Трансагентство мы, вроде бы, проезжали. Значит - сейчас где-то перед кольцом на Малышева. Или даже на Розы Люксембург. Вспомнил, что так и не узнал номер троллейбуса. Если это 7 или 19, то у меня могут быть проблемы, потому что я и так уже опаздывал. Не хватало мне еще возвращаться на, хе-хе, путь истинный. Спросил соседа, где мы сейчас едем. Тот не знал, зато какая-то бабка сказал, что скоро Дом Кино. Ей ответили, что мы Дом Кино уже проезжали. Она начала спорить, на что отвечавший пассажир ответил, что он сам сел у Дома Кино. Появились альтернативные версии, что следующая остановка не то Центральная Гостиница, не то Федерация профсоюзов, не то Горького. Вариант про Горького меня напугал. Если это так, я сел не на тот троллейбус. И если не я, то те двое, кто голосовал за Горького, или те четверо, голосовавшие за Центральную гостиницу или Федерацию Профсоюзов.

Некоторое время я размышлял, стоит ли озвучивать свой настоящий вопрос, - а какого маршрута, собственно, этот троллейбус? Мои шансы были 50/50, потому что подходили два маршрута из четырех возможных, проходящих через Профессорскую, на которой я, уже не помню когда, сел: 6 и 20 - оба шли через Щорса, куда я мечтал поскорее добраться. Мои подозрения оправдались. Потому что, когда я все-таки спросил, результат превзошел все ожидания: в одном троллейбусе люди ехали по трем разным маршрутам. Были озвучены 6, 7 и 20 номера. (Вполне возможно, что на передней площадке были люди с 19 маршрута, но об этом история умалчивает.) Мне стало спокойней от осознания, что не один я, возможно, дурак. Но вот вокруг стало неспокойно, пока все-таки не разбудили заскучавшего кондуктора, как мирового всезнающего судью. Я снова поверил в свою удачу, потому что кондуктор сказала, что это 20-й маршрут.

Только я успокоился и собрался вернуться в негу дремоты, как передняя площадка напомнила о себе. Там кто-то стучался к водителю и громко просил открыть дверь, потому что пробка оказалась из серии небольшая авария, в которую включились еще пара блондинок на маздах, нервно пытаясь объехать. "Откройте дверь. Я на вас в суд подам, если опоздаю на работу!" - не унимался мужик, который уже чуть ли не головой долбился в водительскую кабину. Водитель видимо сначала просто отвечала, что не откроет, а потом в микрофон жестко обрезала: "Не долбись, не открою!" Кондуктор, в поддержку водителя, начала объяснять, перекрикивая весь троллейбус, что водителя могут сильно оштрафовать, если откроет двери не на остановке. Нашлись еще граждане, вставшие на сторону водителя и кондуктора, мол, не дай бог вас машина собьет. Но больше было тех, кто хотел выйти, а мужик-дятел продолжал стучать по кабине - точно, сильно опаздывал. В балаган вступил какой-то голосистый пьяный дед, кляня водителя за то, что надо было на предыдущей остановке предупредить о предстоящей пробке, чтобы опаздывающие люди могли спокойно выйти. Потом он вспомнил демократов, коммунистов и еще кого-то. Сам дед явно никуда не торопился, просто, видимо, хотелось помитинговать. В конце концов, нервы сдали у водителя, и она открыла двери. Все опаздуны срочно эвакуировались в мороз. Но я ошибся - нервы у водителя были железные. Она лишь ждала, когда приблизится к концу пробки, чтобы выпустить опаздунов, а потом обогнать их недовольные рожи. Потому что через три минуты мы подъехали к остановке, а дальше покатили быстро и весело.

Женщина в красной шапке ещё ругала торопыг, которые вечно куда-то спешат и подставляют бедных водителей троллейбусов. Она явно не поняла, что то была месть, а не жест отчаяния. Вскоре я вышел на Щорса и бегом-полукатом направился по направлению к работе. Бежал, скорее, не от того, что сильно опаздывал, а чтобы не замёрзнуть. На перекрестке с Машинной, гаишник, как обычно пропускал в город какой-то кортеж и громко матерился на автобус, высунувшийся слишком далеко и перегородивший дорогу. Но я уже не обращал ни на что внимания - все мысли были только о кружке чего-нибудь горячего, а на задворках памяти - о суровых женщинах, водителях троллейбусов.