Аделаида

Вот и подошёл конец лета. Последние тёплые деньки уходили на крылах птиц, опадали вместе с золотом лип и берёз, смывались дождевой водой. Унылая пора открывала врата своих чертогов, откуда уже веяло грустью осенних дождей. Хотя, надо сказать, время это не столько грустное и унылое, сколько быстрое, ведь успеть сделать надо слишком многое. Нужно собрать скудный урожай слив, яблок и некоторых иных ягод. Вроде как они и не нужны, в магазинах и на рынках и то и другое имеется круглый год и не по очень уж большим ценам, но оставлять их обидно. Когда наступит зима, терпкий аромат осенних заготовок подскажет, сколь не бесполезно было урожайное мытарство. Ко всему порядочно прочих, мене заметных дел. Перед осенью надо проверить крышу на наличие дыр, и, коли таковые место имеют, незамедлительно ликвидировать. Кроме того, надо бы прибрать часть падающего листа, да прибраться в помещениях, чтобы уже после, весной, нечего необходимого для насущной работы не затерялось. Ну, и конечно же, нельзя не выбраться в лес за грибами. Конец августа, самое грибное время в году, в июле их ещё мало, а в сентябре-октябре уже неуютно и довольно холодно.

На дачу я поехал вечером в пятницу, после работы, прибыл на Курский Вокзал, со стороны станции “Чкаловская”. При себе имел вместительный рюкзак со снедью и некоторым брахлом, ко всему купил в дорогу бутылку кваса и пару пирожков, чтобы ехалось веселее. Прошёл через турникеты без билета, на последних ночных поездках контролёров, да и желания контролировать, ни у кого нет. Сел в электричку, рядом с окном, рюкзак положил по соседству на лавку, прислонился к стене. Было спокойно и хотелось спать, в вагоне кроме меня было человек пятьдесят. Все были либо сонные и голодные, либо наоборот весёлые и пьяные. Пятница это самый народный праздник и всякий его отмечает, как может, не у всех получается весело, но пытаются отметить все.

Пропустив минут десять, механический и рябой голос машиниста, объявил, что поезд выезжает, следующая остановка “Серп и Молот”, после прибавил “поезд проследует со всеми остановками, кроме “Карачарово”, ”Чухлинка”, ” Кусково”, ”Салтыковская” и ”Сорок Третий Километр”. Поезд тронулся. Сначала медленно, как бы раскачиваясь, а после усердно набирая ход. Чёрное окно, сверкало красными, белыми, жёлтыми, изредка синими и в большинстве рыжими огоньками, колеса мерно отстукивали вёрсты. Поезд затормозил, а после остановился. В вагон вошла большая компания из человек десяти, а то и пятнадцати, сели ребята рядом. Двери закрылись, машинист предупредил “… следующая остановка Новогиреево. До Новогирево без остановок…”. Ребята были весёлые и на хмеле, из одной лавочки они смастерили стол, на который поставили несколько бутылок водки, нарезанный хлеб, огурцы домашние, царицей стола была курица жаренная, которую для того, чтобы не остыла, держали в фольге. Судя по всему, праздновали день рождения.

Мысленно поздравив юбиляра, я сделал глоток кваса, откусил пирожок. Пирожок был с капустой, в целом вполне вкусный, но всё равно чувствовалось, что не домашний. Первый кусок пирожка я жевал медленно, как бы обдумывая его и наконец, проглотил, после вторично глотнул квас. За окном проносились всё те же огоньки, и одинокие машины, в которых сидели, должно быть, усталые люди. Говорят в Японии, железные дороги настолько качественные, а поезда быстрые, что если перенести их к нам, то расстояние от Москвы до Храпуново покроют за двадцать, а то и пятнадцать минут. Здорово конечно, удобно, но уж очень как-то быстро…

Пока я рассуждал, уже съевшие первую курицу и выпившие первые бутылки водки, ребята несколько заскучали. В мою сторону обернулся юбиляр. Небольшой парень в не богатой кожаной куртке, кепке и с барсеткой. Уцепив меня мутным взглядом, он сел рядом с рюкзаком и спросил:
- Ты кто такой?
- В смысле? Ты о чём?
- О чём? Я спрашиваю кто такой, куда ты едешь, там… Ну так, просто, а чё спросить что ли нельзя?
- Можно конечно. Меня Никита зовут.
- О, ёп, а меня Вадик, - Вадик протянул мне руку, я её пожал.
- Никит, водку будешь? У меня сегодня день рождения. – Вадик не отпускал моей руки.
- Сколько?
- Двадцать восемь.
- Спасибо, но я не могу. Успенский Пост, нельзя пить.
- Да ты чё? Я ж тебе говорю, день рождения у меня, тебя чё уговаривать надо?
- Вадик, я тебе серьёзно говорю, что водку не буду. Хочешь, могу за твоё здоровье кваса хлебнуть.
- Какой квас? Я тебе говорю – день рождения у меня, выпить надо. Тебя чё, ёбнуть что ли?
- А вот тебе не похуй, а? Чё ты до меня доебался, как муха до стекла. Сказал нет, значит нет…

Что ответил бы мне Вадик, я примерно знаю. Шансов против - у меня не было никаких, но на моё счастье в вагон вошли милиционеры. Ночью по электричкам они ходят, чтобы отлавливать эмигрантов из бывшего СССР, ну и по мере возможностей пресекать противозаконные действия. Милиционеры нахмурились, развязанная походка, с которой они ходят обычно, сменилась моментально, шаг в шаг они приближались к нам. Вадика я перестал интересовать совершенно. Он и его товарищи смотрели на приближающихся милиционеров. Не доходя трёх-четырёх шагов, милиционеры встали, за стуком колёс я расслышал лишь начало разговора:
- Вы нарушаете общественный порядок, проводите распитие крепких спиртосодержащих напитков в общественном месте, предъявите, пожалуйста, ваши документы…

После завязался разговор, Вадик, очевидно, рассказывал про свой день рождения, милиционеры возражали, мол, даже в день рождения нельзя. Потом, судя по лицам, разговор перешёл в другое русло, люди уже улыбались, смеялись. У милиционеров в руках оказалось по стаканчику с водкой и куску хлеба с курицей, смеясь они выпили за юбиляра, потом ещё раз и пошли дальше. Электричка тем временем выезжала из города Железнодородного. Я вновь облегчённо отвернулся к стеклу.

Ребята сошли на Купавне, оставив после себя огрызки, пустые бутылки и разнообразный пластиковый мусор, я же бутылку из под кваса и пакетик в который завернули мои пирожки засунул в одно из отделений портфеля. Нехорошо это, когда после тебя скверно, да мусорно. Вскоре я тоже вышел из электрички и потопал до своего дома.

Перед моим участком, на котором стоит дом, растёт прекрасная липа, которая, как и многое прочее досталась нам от прежних хозяев. Липа, почти полностью загораживает своей листвой калитку, от чего, в тёмную ночь, прохожий человек её и не заметит. Что, разумеется, зело как здорово. Первым делом, зайдя в дом, я включил рубильник допускающий электричество до сетей в доме. На веранде рёвом откликнулся холодильник, который радостно затарахтел, начиная вырабатывать столь нужный для сохранности продуктов холод. Холодильник у меня готов шестидесятых, а то и пятидесятых, то есть понимай, как пол века на свете отмерил. При том, не в тёплой квартире или доме с постоянной температурой, нет. Холодильник раза три, а то и четыре менял прописку, последние лет тридцать жил на дачах, когда летом жарко, а зимой холодно. Разве сможет нынешний, корейский или пускай немецкий продукт вынести всё это? Не зря бабушка про него говорит – “советский – значит надёжный”. В него я благополучно засунул сыр и уже сваренную гречневую кашу с кусочками мяса, хлеб сложил в хлебницу, а лапшу “Ролтон” в шкаф с крупой.

Прибрав кое-какие мелочи, я отправился в другой дом, где я собственно и живу. Закрыв дверь на крючок, я разделся и лёг спать, поставив будильник на восемь.

Проснулся ровно по будильнику. Глянул в окно, всюду докуда было видно небо, было серо и тускло. Но дождь вроде не собирался. От чего, всё ещё сонно оделся. Взял старые синие джинсы, майку, тельняшку, свитер и драный пиджак. Одежда у меня делиться на две категории. Новое, что не стыдно носить - в Москве, а вещи застиранные, затёртые, но всё ещё крепкие и добрые – их свожу на дачу, где и донашиваю до окончательной сноски. После я причесался и обул ноги в сапоги. Сапоги были крайне добротными, любое далёкое путешествие совершал в них, делались они в братской и тоталитарной Белоруссии, от чего были очень привлекательны на полке с китайскими и турецкими конкурентами. Хотя, наверное, я чем-то напоминал бомжа. Отличием было лишь то, что у меня одежда была чистая, но на всякий случай я положил во внутренний карман пиджака паспорт. На завтрак я съел пару бутербродов с сыром и выпил стакан крепкого чая, после подцепив корзинку, положил на дно гречку, привезенную с Москвы, и уже было собрался отправиться в лес. Но, Секунду поразмыслив, я кашу переложил в походный котелок шестидесятых годов. Есть кашу холодной конечно можно, но значительным образом не так интересно и уж конечно не так вкусно, котелок, кстати, мне достался от деда – видного партийного деятеля и заядлого рыбака. Так же на дно корзины положил банку тушёнки, а на пояс повесил немецкий штык-нож, от винтовки системы маузер. Умеют ведь немцы делать, этим ножом можно и нарубить хворост для огня и банку консервную вскрыть и есть ножом можно как ложкой, вот она Европа! Возвернуться я планировал часа в четыре, чтобы отобедать, до ночи прибраться в сараях и проведать крышу. А уж завтра и яблоками со сливами заняться.

В лес я шёл через первомайские дачи. Людей было почти не видно, либо ещё спали, ведь дача это не столько тяжкий крестьянский труд, сколько просто выходные, либо только просыпались. Довольно быстро пройдя дачи, я вошёл в лес, вышел на центральную дорожку и двинулся к потаённым местам. Пропустив пол версты дороги я свернул налево, ориентиром в этом месте мне служит старинный дуб. Дуб, на мой не профессиональный взгляд, живёт и дышит порядка трёх, а то и четырёх сотен лет. Раньше, ещё при Сталине, рядом с ним была сторожка лесника, до этого вроде был почтовый ям. Так, по крайней мере, решил мой приятель, старательно переползавший каждый локоть в этих местах с металлоискателем. От дуба я свернул на север, пройдя шагов двести, повернул обратно на восток. Грибов пока не было. Спустя ещё, наверное, треть версты они начали появляться. Сначала, робкие сыроежки – ими видные грибники, брезгуют, оставляя их лосям. Я грибник не видный от чего, старательно, чтобы не повредить корни стал срезать грибы.

За три часа я набрал половину корзины и вплотную вышел к болоту. Болото было велико, я стоял у его южного края, северная сторона была, вероятно, если по прямой то в двух, может в трёх верстах, но по прямой здесь не ходят. Нужно обходить. Раньше на месте болота была берёзовая роща, потом видимо что-то изменилось и теперь на месте рощи бурелом, осока и молодые ивы. Каждый год, всё это уходит вниз, покрываясь илом и водой, более того, болото продолжает всё так же медленно разрастаться. Пару лет назад, можно было спокойно пройти дальше вглубь, а сейчас уже нет. Видимо подземные воды нашли новый путь на волю - в советские годы многие земли осушили, обокрали выбрав так нужный в те годы торф, а теперь природа забирает своё, восстанавливая баланс. Это всё, что-то вроде одной большой грибницы, осушив озеро очень трудно подчистую истребить его корни. Лес вообще место странное, малопонятное, те места которые в былые времена слыли не проходимыми, топкими, вдруг перестали “путать” и “водить” людей, а известные и привычные тропки, неожиданно заводят в самые неподходящие дали или обрываются на середине пути, будто бы и не было пути до этого. Лес, это сложный, чуждый человеку организм, вести себя в котором надо кротко и смирно, лишнего не брать. Однако, так или иначе, но с северной стороны болота, в прошлом и позапрошлом году были большие пастбища подберёзовиков. В те края мало кто заходит, больно далеко, а дорога не очень жалует идущего, но всякий дошедший будет щедро вознаграждён, за свой путь. Я пошёл, поминутно озираясь, верно ли держу путь?

Через какое-то время я был в нужном месте. Остатки берёзовой рощи робко стояли в сырости. Ни одной маленькой берёзки, для неё здесь будет слишком сыро, только взрослые деревья, способные пока ещё противостоять подступающей воде. Да и эти, думаю, через лет пять-шесть сгниют, а после мёртвыми трухлявыми столбами, будут возвышаться над мутной и тинистой жидкостью болота. Где-то это даже жутко, не даром мои не столь далёкие предки считали, что именно в таких местах живёт Леший. Завораживающе красиво. Грязное серые, покрытые мхом стволы деревьев облачённые в подступающий туман, и всюду, куда хватает сил разглядеть лежит мох и болотные ягоды, черника, да клюква. Немного пройдя вперёд, я вновь начал собирать грибы.

Грибов и вправду было много, будто здесь они собирались спрятаться от назойливых людей. Я собирал и собирал, пока вдруг не осознал, что корзинка полна, да с горкой. Нужно уходить. Я посмотрел на небо, всё та же серая хмарь, которая, правда начала просеваться, судя по всему с южной стороны. Я пошёл обратно, старательно вспоминая приметные деревья, но всё было пусто, несколько раз я подходил к болоту, шёл по его краюшку и всё равно выходил в не нужном направлении. Уже начинало смеркаться, как вдруг до меня донёсся голос, от неожиданности я одёрнулся назад. За моей спиной стояла девушка, она грустно улыбнулась и спросила:
- Здравствуйте, вы не подскажите, как выйти из лесу в сторону “Фрязино”?
Девушка была любопытной. Розовая куртка, узкие джинсы, сапоги до колен и средней длинны до плеч волосы. С собой у девушки не было нечего, как она вообще в лес попала, такие ведь дальше дискотеки и не ходят. Я покачал головой, буркнул “как до Фрязино не знаю…”.
Девушка опять улыбнулась, уже смелее и моргнув глазами спросила:
- А до куда проводить можете?
- Честно говоря, сам несколько приблудился…
- Тогда можно пойти с вами? – одной чуть-чуть страшно.
- Страшно?
- Чуть-чуть.
- Да не вопрос, в общем-то, меня Никита зовут… пойдём.
- А меня Аделаида.
- Странное имя.
- Моему папе очень нравиться Аквариум и Борис Гребенщиков, вот он в честь песни и меня назвал.
- Оригинально…
Вдвоём, мы поплутали ещё минут тридцать, после чего стало уже темно настолько, что нужно было собираться на ночлег, а искать выход на следующее утро.

Довольно быстро мы нашли вполне приемлемое место у корней дуба и запалили костерок. Потом пока Ада, называть её Аделаидой я не мог, поддерживала пламя, п я собрал еловых и сосновых веток, выложил их топчаном и закидал листьями. Кровать конечно так себе, но на без рыбье и рак рыба. Было уже совсем темно, ночное небо освободилось от туч, хоть дождя не будет, уже во всю блестели звёзды, а месяц расказачил рога. Пламя огня, приятно трещало, я достал котелок с кашей:
- Погрей.
- А ты не будешь?
- Нет, не буду – кушай.
- Никит! Я так не могу, ну давай пополам!
- Хорошо… - я согласился.
Нож, всё-таки не важная замена ложке, но и им есть можно. Гречневую кашу я смешал с тушёнкой, получилось что-то не совсем похожее на привычную еду, но зато стало наваристей и жирнее. Мы сидели и кушали, по очереди, о чём-то говорили, что-то про музыку, про фильмы. Как выяснилось, вкусовые представления о прекрасном у нас разные, местами принципиально. Нечего удивительного, в общем-то - людей с похожими на мои взглядами на фильмы и музыку, я почти не встречал. В том смысле, чтобы всё вместе и сразу.

Где-то через час, как доели кашу, решили лечь спать. Чтобы сохранить тепло, ясное дело рядом. Я лёг лицом к костру, лицом ко мне и сильно прижавшись легла Ада, я накрыл нас пиджаком, как одеялом и закрыл глаза. Минут пять мы просто лежали обнявшись, после Ада чуть слышно сказала:
- Ты тёплый.
- Было бы очень странно обратное…
- Не язви, ты же понял о чем я… у тебя девушка есть?
- Да, есть.
- Ты её любишь?
- Угу.
- Ты готов за неё умереть?
- Ты о чём?
- Да так, - Ада улыбнулась, - а что она скажет, если узнает о случившемся?
- Понятья не имею, я с ней последний раз нормально разговаривал ещё в мае, потом ей всё некогда было.
- То есть ей всё равно?
- Не знаю, у неё своя жизнь, свои друзья, с которыми она отдыхает, у меня своя и свои. Даже не знаю пригласит ли она меня этом году на свой день рожденья или опять предложит нам с ней его отметить вдвоём где-нибудь…
- И это называется, есть девушка? – Аделаида ухмыльнулась, - у тебя какие-то странные представления о счастье.
- Наверное.
- А ты не пробовал, с ней поговорить, расставить все точки над “и”?
- Пробовал, несколько раз, потом плюнул, просто перестал как-либо сообщать о себе – теперь вот почти и не общаемся.
- Ты же вроде красивый, хоть и не бритый, почему она тебя так?
- Я очень сложный и неудобный. Я хмурый, смурной и одинокий, со мой очень тяжело общаться, я практически не умею мириться, ну и я крайне не модный, со мной неловко я не похож на паренька из гламурного журнала…
Ада положила мне руку на щёку, легонько провела ей – зато ты очень добрый и, наверное, нежный…
- Сейчас выгоню спать одной…
Аделаида улыбнулась, поцеловала меня в нос и мы уснули.

Я проснулся от холода. Один и посреди леса, только-только начинало светать. Я огляделся, моей ночной гостьи не было и в помине. Решив не предавать этому слишком серьёзное значение, так всё одно нечего ценного, что могло бы пропасть не пропало, я встал надел пиджак, взял котелок и корзину и отправился на север, благо восток был обозначен встающим солнцем. Примерно через минут сорок я вышел, к деревеньке. Стояли новые, кирпичные дома, двух и трёх этажей, старинная церковь века эдак восемнадцатого и большое количество людей. Если правильно понимаю, то вышел я к деревне Иванисово, что находится ниже города Электросталь. Люди же торопились освятить яблоки и воду, сегодня древний праздник “Яблочный Спас”, я же как всегда умудрился выделиться, есть во мне что-то чертовски забавное, когда все пришли с яблокам я притащил корзину грибов. Проходя мимо отдыхающих на лавочках бабушек, я пробирался к остановке автобуса – пешком идти больно долго, что-то вроде трёх часов, а автобус за десять минут докатит.

На остановке никого не было, кроме одинокого старичка. Когда-то жёлтая, а ныне не прилично ржавая, она одиноко стояла возле трассы, рядом не было никого. Я подошёл, посмотрел расписание, попутно поздоровался с дедушкой. Вроде выходило так, что минут через десять – двадцать, подъедет мой автобус. Дабы отманить время от бессмысленной скуки я принялся рассматривать объявления. Предлагались какие-то тренажёры, непонятные насосы для откачивания воды, цветы, новый магазин в городе. Ворох цветных бумажек был бесконечен, но под ним проглядывался белый фон листка для принтера. Интереса ради я подошёл и сорвал несколько объявлений, освободив белый листок. На нём было напечатано большими уже от времени размытыми буквами: “пропала Упрямова Аделаида Игоревна, дата рождения 21 августа 1986 года, была одета… последний раз видели 12 июля 2005 года возле церкви… имеющие информацию просим сообщить…“. Текст был порядочно размыт, под ним находилась фотография Ады. Я смутился, мой взгляд перехватил дедушка и тихо сказал:
- Нашли её.
- Всё нормально, стало быть? – я повернулся, к дедушке.
- Да как сказать, - дедушка на мгновение замолчал, - нашли её мёртвой. Приезжие ребята, убили. Изнасиловали и убили, а девочку этой весной нашли, когда снег ушёл, её возле болота нашли.
- Возле болота?
- Да, возле болота, видать тело утопить хотели, да видать не приняло её болото…
- Чего?
Дед усмехнулся, - говорю же, нашли эту девчушку, её эти, как их хачики строители поймали снасиловали и убили… страшно убили… глаза выкололи, кол в живот воткнули, да в болото выкинули, да только она и не утонула…
- Эка… а с ними что?
- Тоже нечего хорошего, их всего трое было… один как раз где-то в болоте и сам утоп, ну нашли вроде его ботинок, а вроде и не его, второй когда уже поймали в камере повесился, как повесился – неизвестно, повесился и всё… а третий, третий получил как и положено пятнадцать лет чин-чином…
- как всё у вас тут, интересно… - я не отрывал глаз от фотографии, делалось жутко.
- Грибочков-то много?

Я не ответил. Послышался шум, из Электростали подъезжал автобус.

Август-Сентябрь 2009