Селянин

- Наше дело малое, кидай зерно в землю да молись, что бы оно не погибло и пошло в рост. Летом зазеленеют равнины, поднимутся и окрепнут росточки, ну, а осенью, когда заколосятся хлеба, позолоченные и подсушенные солнышком, зашелестят соломенные стебельки, да и окрепнет зерно, значит, время пришло собирать и хранить добро. Вот и все, хороший человек, - мужик поклонился, подтянул веревку на поясе, надел шапку, почесал бороду и пошел своей дорогой. Один лапоть на нем был более светлый, другой темнее и с большой незалатанной дырой на пятке.
- Постой, - окликнул я его.
- Чего хотел, барин, -  мужик остановился и развернулся назад.
- Значит, все-таки вы главные?
Мужик помолчал немного,  а затем заговорил своим неторопливым говором.
- Так оно конечно правильно, только Степан, мельник, берет себе треть за помол. Да мы на него не обижаемся, мужик то он хороший. Да вот, купцы, зразы,  обмануть на каждом шагу норовят. Вот давеча Василь в город ездил, так хлеб там аж целая копейка стоит. А разные кранделя сдобные и того дороже. Настранцы наприехали, да и пекут всяку всячину, и еще отраву разну сыпят туда для скусу. Во босурмани проклятые. А муку нашу покупают за гроши. Царь-батюшка того не знает, на каторгу бы всех свез.
Сорвал крестьянин шапку с седой головы и бросил с досадой на землю, сплюнул, посмотрел на свой старый, не раз штопаный головной убор, затем наклонился низко, и снова поднял его. Отряхнул шапку от дорожной пыли, надел на голову, как ни в чем не бывало, перекрестился, и пошел  с важной походкой хозяина земли.