Мой Сталинград

 Вначале Царицын, Сталинград, Волгоград меня не  трогал более, чем любой другой русский город. Меня  больше волновало то, что, дожив до пятнадцати, я еще  не был в Москве. Потом эти чудные мысли выветрились  из головы, особенно когда я начал летать в качестве  штурмана сначала в Архангельске, и возраст незаметно  перевалил через двадцатилетний рубеж. Я уже достаточно  много повидал, но… Начался 1982 год… (Из книги  «10600, или третий закон Ньютона в жизни»).   
 "Так незаметно прошел год моего пребывания в Архангельске.  Мне даже уже казалось, что я профессионал, но  это был фикция. Просто я был неплохим специалистом,  но до истинного профессионализма было еще далеко.  Мне было даже доверено открытие рейса Архангельск–  Котлас–Волгоград. Я открывал не потому, что был таким  хорошим штурманом, а потому, что один не мог, другой  боялся, вот я и полетел.    Нормально долетели. Первый заход был с Волги, как  раз над монументом Родина-мать. Обалдеть! Хоть и  зима, а зрелище неповторимое. На меня Волга-матушка  вообще гипнотически действует! Сели, а рядом старая  полоса, на которой выложено: «Слава сталинским соколам! » Я тогда подумал: «Были сталинские соколы, а стали  что… брежневские воробьи, что ли?»   
 В 1983-м я уже летаю на Ту-134, а в 88-м мы ночью полетели  в Казань–Волгоград. Вдоль Волги почти всегда стоят  сильные грозы. Ночь, звезды вокруг, гроз не видно. И вдруг  мощный всполох, как будто на дискотеке включается цветомузыка,  и эти кучевые облака уже видны, и видна вся  земля и широкая Волга с ее неспешными поворотами…  Все это длится одну-две секунды, но это очень красиво.   Мы уже в Волгограде, узнали погоду, приняли решение  на вылет, заправились, ждем пассажиров, а я сижу и  читаю. Вдруг от порывов ветра самолет даже содрогаться  начал и почти сразу пошел ливень. Я даже подумал,  что мы не полетим и я еще почитаю, но пассажиров посадили,  и мы запросили запуск. Пока не было наддува,  ливневая вода стекала мне на стол, и дождь барабанил  по обшивке. Когда мы по рулили, дождь усилился еще  больше, и дворники лобового стекла командира и второго  пилота забегали в бешеном темпе. Под руливаем к  полосе, и я включил локатор, чтобы оценить обстановку.  Километров на пятьдесят-шестьдесят я видел лишь  сплошную засветку, безо всяких лазеек.   — Николай Андреевич, я дырок не вижу, если взлетать,  то низом будем шлепать километров пятьдесят-семьдесят.  А в этот момент на посадку зашел и не очень уверенно  сел Як-40.   — Видишь же, сел! — Так ему ж деваться было некуда!  А мы зачем на рожон полезем? 
 …От взлета, до того, как я смог увидеть первую дырку,  прошло около восьми минут. Восемь минут болтанки,  стены воды и адреналина… Мы летели, как на Ан-2:  где сверкнет — туда и мы, а потом, найдя просвет в этой  грозовой облачности, мы устремились ввысь (это тоже  из «10600, или третий закон Ньютона в жизни»).   Примерно тогда я стал изучать Вторую Мировую. Узнал,  что такое Сталинградская битва… С тех пор я уже никогда  не называл Сталинград Волгоградом. Даже в воздухе, когда  я выходил на связь, говорил: «Сталинград, контроль…»  Сталинград стал святым для меня, и я даже долгое время  боялся посылать открытки моему другу из США с видами  Волгограда, потому что это было слишком свято.   Я уже перебрался в мой родной Питер. Мы часто летали  в Волгоград. Причем заход был в основном с курсом  293, с Волги, над Мамаевым Курганом. Далее из «10600…»:  «Придумали полет в Ереван с посадкой в Сталинграде.  Причем двумя экипажами. До этого летали туда и обратно  без посадок. Ереван — это уже заграница, и за этот полет  суточные дают. Всегда хотел в Сталинграде побывать.  Уж никак не думал, что в нашей 2-й эскадрилье только я  и могу в Ереван летать. Дело в том, что аэродром горный,  и нужно иметь 1-й класс и провозку, чтобы туда лететь.  Провозку в основном имели только те, кто за границу не  летал, а я за границу и не летал, а допуск к тем полетам на  все аэродромы ближнего зарубежья имел, поэтому полетел  из Сталинграда в Ереван, а наши парни в ожидании  нас, на Мамаев курган за меня съездили».   В 2003 году я поехал на 100-летие первого полета братьев  Райт в США, к своим друзьям. Я уже знал, что они не  только любят Россию, но и с огромным уважением относятся  к ее истории. Кстати, роль СССР во Второй Мировой  мои друзья не по их местным учебникам изучали.    «Обед, совмещенный с ужином, закончился затемно.  После этого Вилл демонстрировал свой суперкомпьютер  и его любимую игру “Сталинград”, и потом, уже когда  мы разошлись по комнатам и легли спать, Вилл продолжал  бить фашистских оккупантов до 4 часов утра!»  Это опять из «10600…»   В общем, после их гостеприимного приема и реализации  моей мечты побывать на 100-летии первого полета  братьев Райт, где я был, возможно, единственным гражданином  России, мне просто очень хотелось показать им  что-нибудь особенное. Нет, конечно, Скотт и Вилл обожали  Питер и всегда рады были побывать у нас, но мне  очень хотелось показать им Сталинград.   Наступил тяжелый 2004 год, когда меня списали. Обнаружили  у меня страшную болезнь. Уже списанным, я  в своем экипаже простился с самолетом, выполнив рейс  Санкт-Петербург–Архангельск и обратно точно в тот самый  день, когда меня приняли на работу в Пулково.   Я приглашал своих друзей в Сталинград из года в год,  но они были очень заняты и никак не могли приехать.  Время шло, и у меня не было никакой уверенности, что  смогу поехать в Сталинград самостоятельно. Болезнь  продолжала свое шествие по моему некогда здоровому  организму. Откладывать я уже не мог. Был уже 2007 год.  Мой коллега на работе меня тогда и спросил: «Как же ты  выдержишь?». А я тогда ему и ответил: «Они выдержали,  и я тоже должен».   Жару я не переносил и полетел на три дня. Два последних  дня августа и один день сентября, как оказалось,  были не жаркими и не холодными. Они были то  что надо. Я летел на родном моем Ту-134, да и вообще  первый раз с тех пор, как простился с ним. Экипаж оказался  новым, и я тех парней не знал. Правда, стюардессы   были знакомыми, но я жадно смотрел в иллюминатор. Я  специально сел по правому борту, чтобы видеть тот Любаньский  аэроклубовский аэродром, где я еще четыре  года назад летал на спортивном «яке». Пару скупых слез  омочили мою физиономию.   Как и в большинстве случаев, мы заходили с курсом  293, с Волги, над Мамаевым Курганом. Мой план был  таков: переспать в гостинице, что в аэропорту, узнав побольше,  а утром ехать на Мамаев курган. Причем спать  в той самой гостинице, в которой мы ночевали еще в 82м.  Но плану не суждено было сбыться. Лишь только я  вышел за пределы ограды аэропорта, как ко мне подошел  водитель и предложил отвести в город всего за 600  рублей, но, узнав, что я вовсе не из Москвы, а из Питера,  цена упала на 100 рублей.   Я выдвинул условие, что за те деньги он довезет меня  до гостиницы, которая близко находится к Мамаеву  кургану, и только определив меня, может уехать. Что  было и сделано.
 Гостиница «Турист» была недорогой и  находилась у самого Мамаева кургана. А монумент Родины- мать был виден из окна гостиницы. Окна моего номера  выходили прямо на Волгу. Красота!   Утром, забросив в себя легкий гостиничный завтрак, я  наконец отправился на Мамаев курган. Светило солнце  и дул легкий ветер с Волги.   Было тепло, но не жарко.  Минут через пятнадцать я  достиг подножья начала восхождения  на Мамаев курган,  на вершине которого и была  установлена знаменитая  скульптура Родина-мать.  По краям лестницы стояли    красные флаги, развевавшиеся на ветру. Я осмотрел все. И  Вечный огонь, и почетный караул, и церковь, и могилы, и  мемориал...
 Спускаться вниз из-за болезни было тяжело:  перил не было. Обед, отдых, купание в Волге.   На следующий день я был на Панораме Сталинградской  битвы. Я задал вопрос девушке-гиду: как население  города относится к названию Волгоград, когда даже в Париже  есть Сталинградский бульвар. Ее ответ мне понравился:  Сталинград для нас, сказала она, это война и горе,  Волгоград — это мир. Она же мне и сообщила, где искать  могилу Героя Советского Союза Рубена Ибаррури, сына  Долорес Ибаррури, погибшего 3 сентября 1942 года. Там  же знаменитое место — мельница и дом Павлова, который  являлся одновременно и памятником той войны, и  памятником трудовому подвигу народа, который ту разрушенную  постройку восстановил и превратил в жилой  дом.
 Вечером я снова был на Мамаевом кургане. На следующий  день я побывал на Аллее Героев и посетил могилу  Рубена Ибаррури.
 Так здорово я побывал в Сталинграде.   Назавтра я поехал в аэропорт. Забавно, что я добирался  на двух маршрутных такси и потратил меньше пятидесяти  рублей, т. е. в десять раз меньше, чем когда ехал  сюда. Обед был в той самой гостинице в аэропорту, где  мы обычно завтракали в 1982-м.   …Ту-134 уже набирал высоту. Стюардессы меня признали,  и новость, что я на борту, стала известна экипажу. Меня  пригласили в кабину. Я сказал соседу, что это моя остановка,  и пошел в кабину. В кабине находились все, с кем  я летал. Штурман вообще был моим стажером. Он мне и  сказал: летите сами. И я летел как наблюдающий, хотя все  помнил. И это тоже был мой еще один Сталинград.