176

Рисунок 97г: Домики

***

У С. какой-то очень слепой взгляд. Б. играет в романтическую войнушку и любовь. Л. воображает себя покинутой царицей. Четвертый в их сборнике, С2, учит морали, спрятав грязные руки, но странно учит, странно спрятал: всё время тайком их показывает, мол, мы свойские, фиговские, у нас этих фиг целое фиговое дерево…

…Купил себе сон мертвец: «пока  вижу сон,  не мертв». «Пока в стене  окно, это не стена, а дом».
«Тень в кофейной темноте» - раз видит тень, значит, всё же пробивается свет в той тьме. Соответственно, и кофе жидок. Блещут фары, фонари, поэтому различает тени. Тени всюду – вовне и внутри; тени во всем – и звуки тенями, и запахи, и прикосновения. Мир теней – мир флагов; всюду темные, черные, огромные флаги  струятся как воздух… В такой атмосфере пишется легко, но и с ума сходится  запросто. Держись за кофе – кофе, говорят, как бог спасает…

Очень был хороший и сильный человек, но теперь болен и слаб от дурмана идеализма, недобр от  догм и жестких линий…

…Они тонут и ситуация безнадежна, я их не смогу удержать на поверхности моря, где хлещет волна, всё подряд выбивая из рук и мне неприятно даже касаться их, мокрых, скользких, холодных и судорожных….
  Они скорее хотят стать подводными лодками, рыбами (Христос, вытаскивая огромный улов: «людей, превратившихся в рыб, уйма»).
Тело -  скульптурным растением, дух – камнем – подходяще, да вот душа пускает постыдные пузыри, почему-то любит воду и воздух…

«Куда вы, рабы, скоты?» – «В рай. Мы нормально жили» – «Какой же рай Мне для вас придумать, рабы, скоты; как же он выглядит, нормальный рай…»

Стою на берегу, а море шумит, волнуется и диким кажется, что я должен по этой смеси Гималаев с сибирским болотом идти…

***

В Евангелии вместо Бога-Отца всюду можно поставить слово «природа»: «Счастье и Природа – одно. Тут мертвецы схватили каменья, чтобы побить Счастье». А на Природу они послали трактор. Природа, как и Счастье, много раз проходили сквозь них, но много раз Их всё же побивали камнями. А был случай, когда дерево заставили распять Счастье на себе. Сорвали с него всю листву и каждый листочек прибили гвоздями к стволу…

Не построишь дома, храма без зла, надо же бить молотком.

Великой истине нужен великий стимул: «Воскреси мертвеца»  - скажет Бог на Своем экзамене желающим поступить в рай «абитуриентам».

Сохраниться человеку нельзя, каждый день в этом убеждаюсь. Потому что начинаешь ощущать пустоту, чувствовать себя забытой вещью на неоткрытом складе, понимать, что такие чувства означают поражение, хотя по внешности всё еще и нормально…

Черная сковорода, на ней некое жаркое, малость подгорелое, всё в масле. Вокруг сидят двое, трое и едят («где двое или трое собраны во имя моё, там я, сковорода посреди них»). Я тоже сажусь и ем. Я еду очень ценю. Я ем много хлеба с жарким. Я насыщаюсь. Но, кажется, я продал своё первородство. А еда – вещь такая заурядная; ее даже готовят небрежно. И жрут – кто попало, как попало. А я, видно, испугался, что не будет еды, что равна еда первородству, вкусна как оно… Никто, главное, и не требовал никакой продажи, всем всё безразлично, у всех в мыслях своё. Это у меня такая честность: платить первородством…

***

Убирают сугробы из города, белые облака, сошедшие на землю. У нас во дворике есть один сугроб, так я на него не налюбуюсь. Снег белыми пирогами, белыми слонами, покрывалом, шалью и периной… - это же просто национальное богатство, которое нужно за деньги показывать. Большого удобства от уборки, кстати, не получается: вечно гололед и грязь. Зима же меняет свой снег, а они оставляют город  в вечно одном и том же грязном нижнем белье. «Нет сугроба – нет проблемы». Они и облака бы так же убирали. «Дети, не смотрите вниз, где урчат трактора, смотрите вверх, где еще вольно летают облака». Вперед тоже можно смотреть, но уже с большим разбором.