Жизнеописание сквозь призму абсурда

Я всегда был неравнодушен к маразму разного рода. Всё началось с того, шести лет от роду я был вовлечён в религиозный конфликт, разыгравшийся в семье и не закончившийся совершенно и по сию пору.

Когда прадед, Иван Ильич, уходил на войну, его супруга, Феодосия Яковлевна, дала ему с собой Священное Евангелие, наказав, как будет совсем худо, читать Слово Божие. Прабабка моя уже к тому времени была штундисткой, вместе со своей старшей сестрой, чьего имени я так и не смог выяснить, знаю только, что все звали её Баба Мотя. От роду баба Мотя была тысяча восемьсот какого-то года, когда мой отец и мать женились, ей уже было девяносто с лишком. Иван Ильич попал в плен к немцам под Курском, и тогда, сидя за колючей проволокой, начал читать даденную ему книжку.

Надо сказать, прадед мой был человек огромный, росту около двух метров, а в обхвате так и вообще неизвестно. Сидели в окружении, есть было нечего, так что уже начинали есть умерших товарищей, чтобы не околеть с голоду. Тогда решили бежать. Иван Ильич и ещё двое с ним ночью бросили трупы на колючую проволоку и в образовавшуюся брешь выбрались на свободу. Убежали недалеко: товарищей убили, а деда водворили обратно. Когда-то тогда дедом был даден Богу обет, что если он, дед, останется жив, то будет служить Ему до конца дней. Решили ещё раз попытаться сбежать, на сей раз впятером. И снова набросали мёртвых тел на проволоку и вышли. Четверо других погибли, а он незнамо как, но добрался домой. Феодосия Яковлевна справедливо рассудила, что пересидеть войну в подвале не получится, с беглыми военнопленными у нас тогда не церемонились. Иван Ильич пошёл в военкомат и рассказал всё, как было, после чего его определили военным санитаром, и так он дошёл до Берлина и обратно, всю войну хранив Новый Завет.

Вернувшись, дед основал в деревне небольшой приход: в доме у них собирались верующие и читали Библию, дед был в деревне человеком уважаемым, поэтому о баптистах никто слова плохого не говорил. С его подачи стала верующей моя бабка, Любовь Ивановна, а потом и моя мать.

По отцовской линии моя бабка, Мария Фёдоровна, пошла в Свидетели Иеговы, куда потом вписала и отца. В результате лет с пяти меня водили попеременно то к одним, то к другим. Разницы в учении я тогда не понимал, видел только, что люди, которые с кафедры заливались о разнообразном добре и любви, на дух друг друга не переваривали, и при удобном случае не упускали возможности выставить оппонента в дурном свете. Все мои многочисленные двоюродные братья и сестры ходили к иеговистам, ну, и я за компанию таскался туда же. В силу определённых причин впоследствии я окончательно примкнул к баптистам, и в двухтысячном году принял крещение.

Жизнь баптиста — бесконечная борьба. Революционный фронт. Грозные полчища демонов окружают его со всех сторон, и он мужественно побеждает их пачками каждый Божий день, принося тушки на обозрение братьям по оружию. Брата, который приносит малочисленные и чахлые тушки, обычно жалеют и прописывают ему наставления из боевого устава китайского спецназа, которые он смиренно и с рвением принимает наружно и даже иногда внутренно. А принесшие жирные и многочисленные тушки, вызывают восторг и бурную коллективную аллилую. Поэтому среди братии так много таксидермистов. Но, возвращаясь к прерванной биографии, если вы пылкий шестнадцатилетний баптист, вы всегда надёте, где загасить легион-другой, чем я упоённо занимался каждодневно, без перерывов и выходных. Впрочем, нет, вру. Перерывы были.

Продолжение следует...