Искусственное светило

Стол, вытянутый во весь банкетный зал, напоминал магистраль, где вместо машин рядами шли дорогие закуски и стояли бутылки с фужерами. Кент, поднявшись от стены, обвёл собравшихся прокурорским взглядом. По его лицу, как расфуфыренная дама, прошла улыбка. Последние за столом казались ему мелкими персонажами кукольного театра.

- Итак, братва, - начал Кент, пытаясь сохранить улыбчивое лицо, - я собрал вас для того, чтобы сообщить приятное известие: Цезарю сегодня шваркнуло бы пятьдесят. Наполним кружки!

При открывании бутылок раздались хлопки, напомнившие всем недавнюю разборку на центральной площади, где Цезарь имел неосторожность высунуть голову из бронированной машины. Несколько пробок угодили в салаты и изошли последним дымком, как отстрелянные гильзы.

Шампанское в бокале Кента отливало жёлтыми глазами погребённого Цезаря.

- Прошу всех взять в калган, - сказал Кент, выкинув указательный палец и держа бокал, как пистолет, - что тризна была позавчера, а сегодня у нас весёлый умат!

В глазах уркаганов отразилось тюремное желание побыстрее прослушать начальника. Кто-то пошутил – две распомаженных факушки хихикнули. Следом у кого-то вывалилась граната и оказалась в оливье, расколов тарелку. Все засмеялись добродушным смехом, похожим на дружное ржание вздыбленных коней.

- У Цезаря были с детства три мечты, - продолжал Кент гнать порожняк, - стать космонавтом, миллионером и всесторонне развитым крупняком. Не по порядку, но все мечты сбылись. Его массивная фигура говорила о том, что во все стороны он был развит дальше некуда. Благодаря нашему Цезарю сегодня процветает Швейцария, живущая на проценты с его счетов. И вы, конечно, держите в тыкве тот космический полёт, когда некоторые из вас на халяву сопровождали Цезаря в его собственном корабле. На Луне Цезарь вбил золотой колышек и сказал: «Здесь будет город заложён!» И через год там уже работали метро и канализация. По желанию Цезаря на Марсе заполнили каналы водой, перекачанной с земли через космический водопровод. И сейчас там цветут яблони. Единственное место, где в натуре хотел побывать и куда не мог ступить клешнёй Цезарь, - это Солнце! А попасть на Солнце – это вам не лабать на пьендросе. Он плакал, как младенец, и слёзы заполняли его скафандр. Тогда мы устроили ему искусственное светило на земле. Мы вырубили полтайги и сложили костёр, верхними брёвнами достававший до облаков. Когда он запылал, кайфу Цезаря не было предела! Мы все надели пионерские галстуки и под барабанную дробь обходили искусственное солнце в течение месяца. Пепел развозили железнодорожными вагонами. Потом был такой урожай, что нашей пшеницей давились даже американцы…

Кент замялся, готовясь к заключительной фразе. В зале стало так тихо, что все вздрогнули, когда кто-то из пистолета сбил на лету противно зажужжавшую муху.

- Так выпьем за то, что Цезарь, думая о себе, не забывал и про наши шкуры, лоснящиеся от плодов его титанического труда! Пить до дна!

Все запрокинули головы, и через мгновение бокалы полетели за спины, разбиваясь о стены и пол, о подносы и головы официантов.

Началась сходская трапеза. Под стуканье вилок и тарелок поднялся фраер по кличке Эскимос.

- А Цезарь был дурак, - сказал он так просто, как будто разбирал действия полководца на уроке истории.

- Почему же? – так же спокойно спросил Кент, отправляя в рот кусочек, оторванный от жареного рябчика.

- Потому что высунул свою дурную голову из машины…

В этот момент раздался выстрел, и Эскимос, заливая кровью скатерть, воткнулся лицом в тарелку с лангустами.

У входа в зал стоял Цезарь, опершись левой рукой о дверной косяк. В правой руке покачивался пистолет.

Все встали, как перед началом сходки.

- Я знал, - сказал Цезарь громоподобным голосом, - что в стаде есть паршивая овца. Пусть теперь Эскимос кормит червей на пару с моим двойником!

Все разом загоготали, приветственно кидая в воздух тарелки с едой и неоткупоренные бутылки.

На щербатом лице Цезаря застыла улыбка императора.